Сельский стражник

Глава 14

Глава четырнадцатая.

Неравные ставки.

Ноябрь 1994 года.

Территория завода. Помещение столовой.

Ну вот и все, основные организационные мероприятия по подготовке к приватизации Завода благополучно завершились, вместо Производственного объединения мы уже месяц, как числимся акционерным обществом, три недели назад закончилась двухдневная (небывалое событие!) конференция трудового коллектива, которая определила льготы для работников предприятия при приобретении акций новообразованного акционерного общества, а сейчас, по хорошей русской традиции, у нас пьянка…простите, фуршет, совмещенный с символической выдачей первых акций.

Сие действо проходило в заводской столовой, где, для придания торжественности мероприятию под потолок подвесили новые, более мощные лампочки, остальное оставили прежним. Наш новый-старый генеральный директор в смокинге, привезенном из Америки, выглядел, откровенно говоря, диковато в этих интерьерах… Но, что делать? Новые времена, новые песни.

К единственному столику, на котором не было бутылок в водкой, а лежали бумаги, под руки повели трясущегося седого старика, самого ветеранистого ветерана нашего Завода. Говорят, что еще год назад он был вполне себе ничего, в семьдесят лет продолжая варить сложные швы, и, будучи обладателем международного сертификата, выданного какой-то французской конторой в Москве, он был для предприятия весьма ценным работником. Инсульт подкосил бодрого работающего пенсионера, в эти дни мой директор выглядел, как будто потерял кого-то из близких родственников. И вот сейчас дедушку, который, похоже, плохо понимает, что происходит подводят в этому самому столику, за которым стоит директор в смокинге, владелец конторы, ведущей реестр акционеров завода, в малиновом пиджаке, и другие официальные лица, вроде главного бухгалтера и заместителя генерального по экономике.

Собравшийся трудовой коллектив дружно хлопает, некоторые смущенно вытирают повлажневшие глаза, когда ветерану вручают именные акции и вносят соответствующую запись в амбарную книгу, изображающую реестр акционеров. Провожают, уводимого под руки молодыми родственниками, ветерана еще более дружными аплодисментами, большинство присутствующих бросают вожделенные взгляды на бутылки с «беленькой», призывно поблескивающей со столов.

После начала фуршета, я, с наполненной рюмкой наперевес, покрутился по залу, «поторговал» лицом, после чего, не прощаясь, проскользнул на выход. Делать здесь мне было абсолютно нечего, тем более, что через сорок минут народ хорошо подопьет, начнутся всякие разговоры, а там и до махания кулачками недалеко…А я за последний месяц успел многим отдавить… Что там давят? Забыл совершенно.

Знаете, почему конференция трудового коллектива шла целых два дня? А это работники предприятия, большинство из которых десять минут назад смахивало скупую слезу, глядя на шатающегося деда сварщика, пытались, всякими правдами и неправдами, отодвинуть таких, как этот ветеран, от приватизационной кормушки.

Когда этот самый трудовой коллектив, пролетарии и прочие мастера и подмастерья, узнал, кто из бывших работников имеет право на приобретение акций завода по льготной цене, он натурально взвыл, так как, таких льготников оказалось чуть ли не больше, чем действующих работников…

И началось! Какая там пролетарская сознательность, какая рабочая солидарность? Каждый, включая принятого два дня назад, захудалого ученика электрослесаря, в мечтах сгонявший с семьей на Майорку на дивиденды от акций Завода, мгновенно пришел в совершеннейший гнев и заорал — Гнать в шею!

Какие акции пенсионерам? Им о вечном думать пора, а их акции захватят алчные родственники, которые к Заводу никакого отношения не имеют. Что? Еще и сокращенные работники на акции претендуют? Кто это сказал? Кто это сказал? Ах, юрист! Ты юрист, ходи да оглядывайся, иначе…

Ладно, Бог им судья, тем более лично меня это не коснулось. Я, не мытьем, так катаньем, успел заскочить в последний вагон отходившего поезда и втиснуть себя в число руководителей предприятия, которым по закону отходило пять процентов уставного капитала, правда, по номинальной цене. Ну, полного процента я конечно не получу, а вот половинка этого самого процента у меня в контракте затесалась, а генеральный наш, Григорий свет Андреевич, этот момент пропустил, потому что я прямо не написал, мол имеет право консультант- помощник директора на долю малую, а сослался на подпункт пункта части положения «О административно-управленческом персонале». Был у меня конечно, разговор непростой с остальными заместителями, так как я не директора, с незыблемыми двумя процентами подвинул, а их заставлю поделиться. Попытались на меня надавить дорогие заместители, соратники мои, но мягко, взывая к совести, так как нельзя было на меня давить, не те у нас с ними отношения. Я категорическим отказом людям настроение портить не стал, сделал вид, что вообще не понимаю. О чем речь, так что дело отложили. По закону выкупить акции по номиналу мы должны в течение года, ну я подожду, так как сегодня акция в десять тысяч рублей, на радостных ожиданиях и предвкушении наивных работников стоит те же самые десять тысяч рублей, а вот сколько она стоить будет через год никто не знает, правда я немного догадываюсь.

Тихий центр. Частный дом.

Я, не заходя в дом, подхватил встречавших меня во дворе собак и повел их гулять, на пустырь, напротив Центральной станции «Скорой медицинской помощи», где еще совсем недавно работала врачом Ирина Михайловна Кросовская, моя невеста, а ныне депутат Городского Собрания. Пока шла возня с довыборами, Совет депутатов не заседал и не работал, так как отсутствовал кворум, а без кворума депутаты не могли сами себя допустить к работе. Я Иринку пристроил по бумагам в одну автоколонну, которая существовала в основном по бумагам, сдаваемым в налоговую инспекцию, а пока наслаждался наличием хозяйки в доме. Вот и сегодня, отворачиваясь от порывов ледяного ветра, бросавшего мне в лицо горсти сухого, колючего снега, я мечтал о горячем и сытном ужине, который я получу, вернувшись в натопленный дом. Два бутерброда с копченой колбасой средней паршивости, что я стащил во время презентации, из моего желудка исчезли без следа…

Демон вынырнул из вечернего сумрака, сжимая в зубах здоровенный тополиный дрын, и ткнул меня им куда-то в пах, мол, хозяин, отнимай и кидай подальше, отнимай и кидай…

Несмотря на солидный возраст, пес, к моей радости, оставался живым и подвижным, приобретя лишь некоторую вальяжность в движении… Из-за спины возникла Грета, рыча, вцепилась в другой конец палки, и порыкивая, дергая деревяшку в разные стороны, эта сладкая парочка умчалась в темноту, успев лишь потоптаться когтистыми лапами по моим осенним туфлям. Ну и слава Богу. Кидать здоровую, мокрую от собачьей слюны палку, особенно зимой — удовольствие ниже среднего, признаюсь вам.

Через полчаса я старательно отбил туфли от налипшего снега на пороге нашего временного жилища, прошел через сени, открыл дверь и сразу почувствовал, что что-то не так.

— Привет, солнце…- я ухватил Ирину, которая при моем появлении вскочила с табуретки, на которой сидела в позе, собравшейся топиться Аленушки, и, старательно пряча лицо, попыталась уйти в спальню: — Что-то случилось?

— Все в порядке. — Ира сухо ткнулась в меня губами и снова попыталась вырваться из кольца моих рук, но я держал крепко.

— Ира, давай сделаем проще. — я вкусно поцеловал девушку в губы: — Я все равно буду тебя пытать, пока ты не признаешься, что у тебя произошло, и кто тебя обидел, а так мы сэкономим наше время…

— Садись есть. — отрезала подруга и поставила на деревянную подставку тяжелую чугунную сковородку, из-под плотно прилегающей крышки которой я чувствовал запах жаренного мяса… И не только я. В входную дверь заскребли, умильно поскуливая, в четыре лапы, наши собаки, уже пожалевшие, что не вошли в дом вместе со мной, а остались во дворе, догуливать.

Я вышел в сени, запустил в дом, метнувшихся на кухню серыми молниями, собак, нащупал в шкафу два стеклянных сосуда, что хранились на холоде по причине скромных размеров холодильника…

— Любимая, что будешь, водочку или рябину на коньяке? — я вернулся в теплое помещение, широко улыбаясь и зазывно помахивая бутылками.

— Водочки на пальчик мне плесни…

Хотя магазины и киоски были заполнены всевозможными сладкими ликерами всех мыслимых цветов и оттенков, суровая доктор Кросовская оставалась верна классическим напиткам.

— Ну что? — мы чокнулись маленькими стопочками с шведскими флагами на боку, и залпом выпили, после чего я, вывалив в тарелку из сковороды четную половину… ладно, честную треть картошки с мясом, подвинул подруге ее долю и набросился на еду. В углу, громко чавкая, поедали мясной кулеш из здоровых бачков наши псы, в печи гудел огонь… В общем, в нашем доме наступила идиллия.

— Ну, рассказывай. — посуда была вымыта, собаки спали вповалку под столом, шевеля лапами и тоненько поскуливая, мы с Ирой, обнявшись, лежали на широкой кровати, бездумно глядя на огонь, бушующий за заслонкой печи, и я решил, что уже можно.

Ира откатилась к стене, посмотрела на меня долгим, загадочным, в отсветах пламени, взглядом, и, видимо решив, что я заслуживаю доверия, произнесла:

— Мне отказали… И еще посмеялись. Сказали, что я должна быть счастлива, что меня в комиссию по социальной политике распределили, и вообще…

— Я так понимаю, что твои партайгеноссе отказались доверить тебе участие в распределении городского бюджета?

— Угу. — Ира ткнулась лицом в мое плечо.

— И кто от вашей партии более достоин этой роли?

— Чебриков. — Ирина замерла, тихонько дыша мне в подмышку. Она не любила проигрывать.

— Это который? — я закатил глаза к потолку, пытаясь среди извилистых трещин на нем найти ответы на свои вопросы: — Зять аптечной сети?

— Он, сволочь. — злобно прошипела Ира.

— Он тебя что… обидел? — я попытался повернуть лицо девушки к себе. Но она уперлась.

— Смеялся громче всех, клизмой назвал…- Ира засопела: — А сам то…

Ну да, я вспомнил этого персонажа. Из безусловных достоинств у этого «политика» присутствовала харизматичная, фактурная внешность и удачная женитьба. Антоша Чебриков был зятем владельца, небывалыми темпами растущей, сети аптек. По всему городу, в самых проходных местах, срочным образом меняли владельцев, выводились в нежилой фонд десятки квартир на первых этажах, где, после капитального ремонта, открывались небольшие аптеки, под общим брендом «Алтарь здоровья». Я не знаю, где тесть Чебрикова брал деньги, но, кроме всего прочего, Антон Алексеевич Чебриков являлся «якорным» спонсором Городского отделения Либеральной партии, чем заслужил самую искреннюю любовь со стороны партийного руководства. И хотя, как я помню. Антоша по образованию был выпускником Городского картографического института, видимо, в глазах партийных коллег, финансистом он был, как говорится, от Бога. Ну правильно, разве можно сравнить этого баловня судьбы с неограниченным кредитом и бывшую докторшу со «скорой помощи»?

— Сколько у нас времени?

До конца месяца. — Ирина отвернулась и начала преувеличенно пристально разглядывать аляпистый узор пушистого ковра, висящего на беленой стене.

Понятно, довыборы еще не прошли, но примерные позиции партий в раскладе городских сил уже предсказуемы, и сильные мира сего принялись азартно делить самые вкусные места в городской законодательной ветви власти.

— Ира. — моя рука скользнула по талии, лежащей рядом девушки: — Я ничего не обещаю, но постараюсь уложиться до декабря…

— Ты что собрался делать? — сразу забыла про рисунок ковра Ирина: — Даже не вздумай! Там знаешь, какие деньги? Там охранников не меньше десятка, и все с автоматами, из СОБРа! Я случайно слышала, как Чебриков мужикам рассказывал!

Поселок Клубничный.

Как вы понимаете, мой боевой мотоцикл, на котором я откатал не одну сотню километров, с октября месяца отправился на «зимние квартиры», и передвигался я по городу или на комфортабельном «Ниссане», «в полном фарше», ну, или, как сейчас, на «уставшей» «шохе», в девичестве «ВАЗ-2106». У этого автомобиля было только одно достоинство — их бегало по дорогам России бесчисленное множество и никому они были не интересны.

Крыльцо опорного пункта было занесено свежим снегом, и я облегченно вздохнул. Прекрасно понимаю, что ничего за мои безобразия мне не будет, но, как говорится, не буди лихо…

В помещении «опорника» было прохладно, но в воздухе висел густой дух стеклоочистителя и немытых годами тел. Я торопливо прошел к окну и распахнул форточку, после чего включил второй электрический ТЭН — мерзнуть целый день я не собирался.

В стоящей в углу, сваренной из толстых металлических прутьев, клетке размером два на два метра поднялась обряженная в засаленные лохмотья корявая фигура мужика, заросшего рыжевато-седыми волосьями, который, ухватившись черными руками за прутья, прохрипел:

— Начальник, выпить дай! Трубы горят, мочи нет!

Куча тряпья под его ногами зашевелилась, оттуда высунулась опухшая физиономия, когда-то принадлежавшая женщине, что обложив нас с мужиков сочным матом, обессиленно ткнулась в кусок черной от грязи ваты, торчащей из прорехи драной телогрейки.

В последние дни октября, пока стояли относительно теплые, плюсовые температуры, я взял в плен неуловимую банду БОМЖей, второй год терроризирующих окрестные дачные общества. Дни буквально шли на дни — в прошлом году бездомные, пытаясь зимовать, спалили теплый дом в одном из садовых кооперативов, причем в огне погибли двое их приятелей. Поняв, что протопка печей зимой — это не их, оставшиеся в живых БОМЖи ушли в Город, где благополучно перезимовали в теплотрассе, а по весне вернулись за город, на мой участок, так сказать, на пленэр.

Летом я уже передал «на раскрытие» с десяток краж из дачных домов, числящихся за этой командой, но из-за выборов и прочих проблем, не стал заморачиваться с водворением вшивых и туберкулезных жуликов в спецприемник или больницу, выставив их в «розыск» за собой, а вот сейчас настал час расплаты. Двоих из криминальной четверки я отправил в больницу, уж больно вид у них был нездоровый, а жизненные признаки организма явно давали сбой. К сожалению, родильный дом для БОМЖих в Городе уже появился, а вот спецбольницы для бродяг еще не было. Вот и пришлось мне «заряжать» врача в приемном отделении городской больницы, чтобы двух бездомных отмыли кипятком из пожарного шланга, после чего налысо обрили во всех местах и поместили в палату к обычным российским гражданам. Обошлось мне это не дешево, но другого выхода я не видел. Слава богам, оба пациента пока не могли убежать по причине гниения ног, да и зимой в больничной пижаме в Сибири не сильно и побегаешь. Бомжатское тряпье, против обыкновения, сожгли, и на ближайшие две недели я за их судьбу был спокоен, а вот остальные двое…

Бывшую женщину звали Таня, а мужчину, заросшего волосьями по самые глаза — Димой, и уже три дня мы с Таней и Димой плотно взаимодействовали.

Рабочее утро начиналось у меня практически одинаково. Утром я вручал незаконно удерживаемым лицам по паре пирожков, привычно «посылая» Диму в ответ на просьбу его опохмелить, после чего вел сладкую парочку в туалет, потом вновь запирал БОМЖей и начиналась у нас работа на тему «Как я провел лето». Постепенно стопка незарегистрированных заявлений под сейфом уменьшалась, как и куча металлического и деревянного хлама, что я выгреб в доме и вокруг дома БОМЖей. Только в моих руках этот хлам из дерьма, который бродяги не смогли сдать даже в пункт приема металлолома, волшебным образом превращался в вещественные доказательства по уголовному делу. Дежурные по Городскому Сельскому РУВД уже начинали прятаться при моем появлении, потому как каждый мой визит означал для этих уважаемых офицеров милиции несколько часов упорной писанины в книге учета преступлений и происшествий. Зато я мгновенно выбился в передовики по количеству раскрытых преступлений в службе участковых. Начальник отделения млел при встрече со мной, жал руку и хлопал по плечу. А что ему? Бумага у нас все стерпит, а БОМЖи кражи совершили, или не БОМЖи, для статистики это не важно, главное, что по краже с проникновением карточка раскрытия в Информационный центр выставлена, помятая кастрюля хозяйкой опознана и приобщена к делу, признательные показания получены, следователь вполне доволен. Вот так мы и живем.