Сельский стражник

Глава 21

Глава двадцать один.

С любимыми не расставайтесь.

Ноябрь 1994 года.

Поселок Клубничный

Войдя в сопровождении моей активистки в дом Соколовых я сразу даже не смог понять — окружающий меня бардак — следствие нападения на жильцов дома, или это их обычный образ жизни. Доски пола прогибались и скрипели, в сенцах была навалена куча обуви, от протертых валенок, до порванных босоножек. В зале, у обшарпанного стола, лицом вниз, в луже густеющей крови, лежал тщедушный мужичонка в застиранной майке –алкоголичке и приспущенных спортивных трико, которые при Советской власти продавались в спортивных магазинах за пять рублей, и уже через месяц носки отличались вытянутыми коленками. На посиневших ногах трупа (а это был именно труп, а сразу, как вошел, приложил два пальца к его шее и кроме холодной липкости, ничего не ощутил) были обуты в, столь любимые сельскими жителями, меховые галоши с налипшими на ребристой подошве кусочками навоза.

Женщина лежала на боку, на продавленном старом диване, скорчившись в позе эмбриона, прижав окровавленные ладони к животу и отрывисто стонала.

— Как ее зовут? — я повернулся к застывшим у большой русской печи пенсионеркам.

— А…- активистки переглянулись: — Да она недавно с Мишкой сошлась, лет пять всего, мы с ней и не общались почти. Любкой, кажись, ее звали.

Судя по, лежащему на столе, сапожному ножу с коротким окровавленным лезвием, а также телесам Любки, проникающих ранений у нее быть не должно, так что есть надежда, что выживет, в отличие от тщедушного хозяина дома.

Но на контакт потерпевшая не шла, попытки растормошить и опросить ее успехом не увенчались, поэтому я отступился. В конце концов, завтра очухается в больничке, там ее и опросят. В принципе, мое дело телячье, охранять место происшествия, а когда прибудет оперативно следственная группа, пробежаться по соседским домам, и оформить справочку, что никто ничего подозрительного не видел, но у меня маялся на крыльце Демон, а справка о применении служебно –розыскной собаки на месте происшествия тоже пойдет мне в зачет. Я оглядел комнату, пытаясь определится, от какого предмета пускать по следу пса. Стаканы на столе, советские еще, граненые, только какие-то корявые, с пузырьками воздуха в стекле, воняли какой-то ханжой, от смрада которой у пса бы точно отбило нюх, вернее, чем от перца. Не найдя, за что зацепиться на столе, с засохшими корками хлеба и заветренным соленым огурцом в блюдце с отбитым краешком, я принялся осматривать тумбы, осторожно открывая дверцы самым краешком ногтя, и сразу пошли интересные находки. Под столом, залетев за ножку, лежала мятая тысячная купюра, по нынешним временам — мелочь, но я не верю, что у Соколова на полу могли валяться деньги. Пенсию в нашем поселке давали дней десять назад, и вряд ли эта купюра из пенсии хозяина. Я встал на четвереньки, заглянул под диван, надеясь увидеть под ним еще купюры, но там, кроме комков серой пыли лежала только потускневшая латунная гильза от охотничьего ружья шестнадцатого калибра.

Я выдернул из поломанного веника ветку и подцепив, вытащил гильзу из-под дивана.

Гильза была латунная, пользованная, старая, без капсюля, но это был тревожный звоночек, так как Соколов у меня владельцем оружия не числился, и я его ни разу не проверял, что могли поставить мне в вину.

— Барышни…- повернулся я к пенсионеркам: — А не знаете, у хозяина ружье было?

И опять старушки заспорили. Одна уверяла. Что никогда ружья у пожилого алкаша не видела, а баба Вера стояла на том, что этим летом она заходила к Соколовым занять крысиного яду, и самолично видела висящее на стене ружье. Как доказательство правдивости своих слов, баба Вера тыкала в кривой гвоздь, торчащий из стены, на котором, якобы и висело оружие.

Исходя из всемирного закона подлости, можно было смело предполагать, что ружье у деда было и возможно, оно и стало причиной смерти хозяина. Допустим, неизвестные пока лица пришли с визитом к хозяевам, выставив на стол бутылку неведомой бурды.

Вот в процессе распития, уверен, и пошел разговор о продаже ружья, но, скорее всего, сумма была смехотворной, и хозяин покупателям отказал, за что его и убили, а Любку, ткнув пару раз коротким, но острым, и самым дешевым, сапожным ножом, ранили, но не добили.

Ничего не придумав лучше, я, за самый уголок, вытянул из-под стола купюру и сунул ее под нос Демону. Да, за ее жизнь, банкнота побывала в тысячах рук. Но, если мои выкладки верны, то одним из последних ее держал в своих руках убийца.

Демон понюхать купюру не отказался, сделал круг по дому, и выскочил во двор. Я кинул банкноту обратно под стол. Крикнул бабкам. Чтобы дожидались «скорую» и милицию, после чего бросился вслед за убежавшим псом.

Демон ждал меня за воротами, увидев, что я выскочил из калитки, нетерпеливо рявкнул и побежал вдоль бесконечных заборов, пригнув голову к протоптанной тропинке, волоча за собой длинный брезентовый поводок.

Мы с Демоном уже стали практически сельскими жителями, время, когда он вступал в свару с каждым цепным псом, что облаивал нас из-за забора во время «работы на территории» безвозвратно прошли, да и за несколько месяцев Демон «пометил» все заборы, за которыми рычали, выли и гавкали его конкуренты, поэтому сегодня пес не отвлекался на местных «кабыздохов», стремительно бежал вдоль улицы в противоположную часть поселка, пока внезапно не остановился и не начал царапать чью-то калитку.

Вернее, не чью-то, а Сереги Ермашева, малолетнего хулигана, у которого я бывал пару раз. Я вскочил на деревянную скамью, став выше глухого забора по грудь, и заколотил кулаком по калитке. Тут-же взвилась я яростном захлебывающемся лае мелкая собачонка Ермашевых, кинулась из своей будки и запрыгала по двору, опасаясь приблизиться к забору, из-за которого выглядывал я.

В одном из небольших окошек колыхнулась белая занавеска, но никто не спешил открывать участковому двери, дом старательно изображал, что он вымер.

— Демон, иди-ка сюда упрямого…- я подхватил пса под живот поднатужился, так, что затрещала скамья подо мной и перебросил собаку во двор семейства, на случай, если в это время пакостник Сережка вылезает через окно, выходящее в огород. Мохнатая мелось, увидев материализовавшегося в ее владениях Демона, нырнула в будку и затаилась там, а Демон, подняв ногу у чужой будки и выдав бодрую струю на обиталище конкурента, деловито убежал в огород, начинавшийся сразу за домом.

Дверь дома открылась, когда я, кряхтя, цепляясь за занозистые доски забора, полез в чужой двор.

— А я не разрешала на мою территорию никому входить! — крикнула Ермашева –мать, появившись на крыльце.

— Документы мне покажи, что это твоя территория, а потом выпендривайся. — я отряхнул форменный бушлат цвета маренго, вытянул из ноги занозу, которая умудрилась впиться под кожу. Проткнув шерстяную ткан ь галифе и двинулся к крыльцу, отодвинув в сторону невысокую плотную тетку в стеганом халате, драной фуфайке и вездесущих калошах на босу ногу.

— Пошел отсюда, мент, я на тебя жалобу напишу! — зачастила хозяйка, но как-то ненатурально, опасливо поглядывая в горницу: — Завтра к прокурору поеду.

— У тебя деньги то на автобус есть? Не смеши меня, поедет она. — я вошел в горницу и щелкнул электрическим выключателем, отчего комната осветилась мутным светом от голой лампочки, висящей под потолком, что была никак не мощнее сорока свечей.

— Мужики где? — я подошел к входу в темную спальню, из которой доносился густой мужской храп.

— Сережка пьяный спит, а муж на подработки уехал, в город.

— Серёжка давно домой вернулся?

— Так он дома был весь вечер, никуда не выходил. Я ему стакан самогонки налила, потом он спать лег. — тут же соврала мне женщина.

— И кто к нему заходил сегодня? — задал я вопрос, на который, был уверен, правдивый ответ я не получу, но за спрос денег не берут.

В раковине была навалена грязная посуда, но стакан и чайная чашка самогоном не пахли, значит самогон в этом доме сегодня не пили. А вот мужской ботинок из чертовой кожи, подошва которого была еще влажной, не успевшей высохнуть после того, как владелец вернулся домой, сбоку имел пару темных мазков, как пишут эксперты, «вещества бурого цвета, похожего на кровь».

— Пойдем, покажешь, где сынуля спит. — подхватил хозяйку под локоть (вот забыл, как ее зовут, хотя в доме этом бывал, составлял протокол на Сергея за появление в пьяном виде в общественном месте.

Хозяйку, сломив недолгое сопротивление, я втолкнул в спальню, откуда раздавался богатырский храп, после чего, прикрывшись телом тетки, шагнул через порог, нащупав на стене выключатель.

Серега Ермашев спал, раскинувшись на спине, оглушительно храпя на весь дом и не реагируя на вспыхнувшую под потолком лампочку, но меня эта картина не умилила. Я, с силой, сжал плечо хозяйки и зловеще зашептал ей в ухо:

— А теперь слушай сюда. Твой Серега замарался по самое не могу. И теперь или он пойдет на зону лет на десять, или ты мне скажешь, с кем он сегодня уходил, тогда возможны варианты.

Женщина попыталась вырваться, но я сгреб в жменю ткань фуфайки и не выпустил свою жертву.

— Ну так что, будешь рассказывать, тогда я Сереже помогу, чем смогу.

На опухшем лице матери, в уголках глаз набухли слезы. Тюрьма в этой части ойкумены была неразрывной частью существования местного социума, и ничего сверхъестественного я матери Сережи не сообщил, но, безусловно, сыночка было жалко…

— Да говорю вам, гражданин участковый, дома он сидел весь вечер, потом я ему картошечки пожарила…

Недослушав очередную ложь, я ухватил женщину за кисть и ловко защелкнул на ее руке наручники. Вот когда надо — не получается одним движением застегнуть, а сегодня раз-два, и тетка только ойкнула. Пока женщина сообразила, что я делая, пока… Через пару секунд к трубе отопления была пристегнута вся семь — спящий Сережа за щиколотку, а его мама — за правую руку.

Поняв, что дело серьезное, женщина попыталась отыграть «заднюю»:

— Да не знаю я, с кем он уходил. Я пока скотине давала, он из дома и убежал, а вечером кто-то в калитку начал стучать, я открыла. А там нет никого, только Сережка пьяный на столб держится. Я его раздела да спать уложила. Куда вы, гражданин участковый, а как же я?

— Сиди здесь, никуда не уходи…- бросил я с порога и шагнув на улицу, позвал Демона, который через несколько секунд прибежал с огорода, смешно фыркая, пытаясь очистить заснеженный нос.

Я сейчас нарушал требования закона о применении спецсредств, проникновении в жилище против воли проживающих там лиц, и еще целый букет нормативных актов и норм, но мне было все равно. В том, что Серега Ермашев был в доме Соколовых у меня никаких сомнений не было, все поведение Демона «на следе» на это указывало. Просто хозяева и гости пили немыслимый шмурдяк, который смешивали из первых попавшихся спиртов и иных спиртосодержащих материалов, добавляли димедрол и прочую химическую дрянь, так, что здоровенный дядя мог с одной стопки или свалится под стол, или прийти в полнейшие безумие, выплеснув из себя всю скопившуюся ненависть к окружающему миру. А если бы я не пристегнул маму и сыночка к толстой трубе отопления, сыночек либо сбежал бы, либо мама затерла бы кровавые брызги на ботинках кровиночки, а так сидят ладком, готовятся к встрече со следователем. А мне надо, кровь из носу, найти сообщника или сообщников Сереги Ермашева и постараться изъять похищенное ружье, если, конечно, это не плод моей фантазии. И тогда мне простят все, даже, если я пристегну наручниками к трубам половину населения поселка.

Поселок Клубничный.

У калитки дома Ермашевых, кроме моих следов, я обнаружил еще несколько отпечатков обуви, без особой надежды сделал приглашающий жест перед Демоном, душевно, как друга, попросил «Ищи»

На этот раз пес шел не так бодро, несколько раз терял след, крутился, снова вставал на след преступников, гоняя меня по окраинам поселка, пока я не понял, что сделав круг, мы возвращаемся в сторону «опорника».

— Ладно братан. Все понимаю, возраст, стресс, с каждым может случиться…- я потрепал Демона по уху и двинулся к своему расположению, посмотреть, как там Ирина да спокойно написать рапорт и справку о применении служебно-розыскной собаки.

Возле ворот Соколовых стояли два одинаковых «УАЗика» — «таблетки» с синими, проблесковыми маячками на крышах. Только у одного на борту цвета «хаки» был нарисован красный крест, а у второго –синяя полоса. Из-за забора раздавался чей-то начальственный рык, не иначе. Приехал ответственный по РУВД и сейчас показывал свою значимость членам следственно –оперативной группы. Я поежился под, промерзшим от долгой прогулки, форменным бушлатом. Меня-то начальство точно встретит неласково, вспомнит, как говорится, все мои прегрешения. Поэтому надо на «высочайший доклад» идти уже с оформленными бумажками. Утвердившись в этой мыслью, я трусцой припустил к опорному пункту милиции.

Поселок Клубничный.

Опорный пункт милиции.

На скрипучее крыльцо «опорника» я поднимался крадучись, взяв Демона на «короткий» поводом и медленно ставя ступни ступени. Хотелось сделать сюрприз Ирине, да и проверить, как ребенка, насколько точно она выполнит мое требование — ни открывать никому дверь.

А дверь итак отказалась открытой — необычно широкой была полоска света, падающая на крыльцо от электрической лампочки, висящей в тамбуре.

Я подкрался ко второй двери и осторожно потянул её на себя.

А Иринка, то, была не одна. Даже здесь, в ночном, вымершем поселке. Она умудрилась найти парочку кавалеров. Которые сейчас за ней активно «ухаживали». Ну как «ухаживали»? Скорее, играли в какую-то странную ролевую игру. Моя девушка оказалась внутри металлической клетки, в которой я раньше держал бомжей, что сделали меня признанным лидером по раскрытию краж в нашем околотке. И сейчас Ирина, вмертвую вцепившись руками в металлические прутья, не давала какому-то потрепанному парню в короткий резиновых сапогах на ногах, открыть решетчатую дверь, причем игра уже зашла слишком далеко — кавалер просто ломал длинные тонкие пальцы, ломая сопротивление девушки. А чтобы «братану» было удобнее, второй парнишка, одетый по нашему, по-поселковски, вцепился двумя руками в Иринкин «конский хвостик», натягивая его двумя руками, как какую-то репку. Очевидно, так пытаясь оттащить упорную девку от дверцы в ее убежище…

Я не люблю, когда чужие руки трогают моих женщин, я этого совсем не переношу. Что я крикнул, врываясь в «опорник», я даже сам не понял, но Демон все разобрал совершенно верно — двумя прыжками обогнул клетку и вцепился в зад того ублюдка, что драл Ирине волосы. Уродец же, запутавшись в густых волосах своей жертвы, не смог ни защититься, ни отскочить в сторону, и теперь он рвался, воя белугой, пока Демон сосредоточено пережевывал его филейную часть. Второй урод был побыстрее напарника. Он за это время успел обернуться, крикнуть «Атас! Участковый!» и даже сделать шаг к столу, на котором, пролетая мимо стола и сбивая ненавистного аборигена с ног, я успел заметить, лежащую на моих служебных бумагах, потертую, с «рыжиками» на стволе, старую одностволку.

Тихий центр.

Частный дом. Следующий день.

— Я не знаю, почему я открыла дверь… — в пятый раз начала мне рассказывать свою историю, изрядно захмелевшая и очень возбужденная, Ирина: — Просто мне показалось, что это ты за дверью дышишь. Я подкралась тихонечко к двери, отодвинула бесшумно щеколду и толкнула дверь от себя, хотела тебя напугать…А потом гляжу, что тебя нет, а под дверью стоят два каких-то гопника, а у одного из них ружье в руках. Я то, получается, этому с ружьем по рукам дверью попала, и он стоит, рукой трясет и материться. Я хотела дверь захлопнуть, а второй, какой-то очень быстрый, он успел своего дружка оттолкнуть и попытался меня схватить. Я испугалась, заорала, наверное, на весь поселок, и в клетку забежала. А она, оказывается, изнутри не запирается! Паша. Сделай что-нибудь, чтобы в клетке можно было изнутри закрыться…

Ирина лихо влила в себя стопку водки, которая понемногу начала действовать, хрупнула маленьким корнишоном из банки с польскими буковками на этикетке, задумалась на несколько секунд, подняв вверх палец со сломанным ногтем, после чего продолжила свой рассказ.

— Они забежали в с эту комнату, а потом стали ржать надо мной, и жали очень долго, мне вообще показалось, что вечность. Во всяком случае. Если бы они не смеялись и не потеряли время, наверное, ты бы не успел. Потом они попробовали дверь открыть, но я руки сцепила в замок вокруг прутьев, и у них не получилось. Ты же знаешь, что я сильная, а они какие-то тупые были. Пока один мои руки отрывал, второй попробовал меня к решетке прижать и кофту сорвать, а я его за руку укусила, очень сильно… Он тогда завизжал, как девка, и меня за волосы схватил… Сильно много волос на голове вырвал? Я просто боюсь смотреть, что у меня с головой. Паша, скажи честно, я теперь лысая? А зачем они приходили? Они же тебя искали? Только не ври мне, пожалуйста.

— Да, солнышко…- я аккуратно вынул из руки девушки стопку и прижал ее к себе: — Эти дебилы за два часа до этого зарезали в доме пенсионера и тяжело ранили его жену, потому, что дед отказался из-за десять тысяч свое ружьё продавать. А ружье им было нужно, чтобы выстрелить в меня и забрать пистолет с патронами. Они с этим пистолетом собирались стать киллерами. Для этого уже глушитель себе собрали, им осталось только у моего пистолета затвор обточить, а на стволе резьбу, соответствующую нарезать, и можно было бы заказы брать, с оплатой исключительно в свободно-конвертируемой валюте. Так-что, можно сказать, ты меня спасла. Я тоже гостей из РУВД ждал, что на осмотра приехать были должны, и, уверен, не спрашивая «Кто там?», дверь бы им и открыл. А я не такой красивый, как ты, меня бы они сразу пристрелили…

Я взглянул в лицо затихшей Иры — слава Богу, она наконец-то уснула, повиснув на моем плече.