Сельский стражник

Глава 20

Глава двадцатая.

Длинная ночь.

Ноябрь 1994 года.

Слежку за собой я засек, возвращаясь вечером в Клубничный. Зимой поселок пустел, как и дорога к нему. Серая, неприметная «копейка» болталась за мной на приличной дистанции, а перед самым поселком ее сменил оранжевый «Москвич».

Плохо было то, что я не видел, сколько человек сидит в преследующей меня машине. Не доезжая поселка, я свернул к одной из баз отдыха, что сейчас находилась в стадии активного превращения в коттеджный поселок. Под предлогом модернизации, новые, «эффективные» арендаторы бросились сносить хозяйственные постройки с дальнего края базы, в спешном порядке возводя там экологические избушки, стилизованные под старорусские терема. Домики возводили очень быстро и очень плохо, из непросушенного лесоматериала, да и с фундаментом были какие-то проблемы. Я не знаю, какие планы были у организаторов, но, то, что они не смогли поменять категорию земель я знал точно, поэтому, никакого разрешения на дробления единого участка базы отдыха на десятки частных землевладений им не светил, значит будут в следующем году лепить чудовищное нагромождение из полуправды и откровенной лжи, дабы вытянуть деньги из лоховатых «инвесторов», чтобы потом оставить из наедине с проблемами непонятного статуса их домов.

Я бросил машину у административного корпуса базы, в котором, тусклым светом, горело единственно оконце, и двинулся по расчищенной дорожке к двум теремкам, стоящим на отшибе, зашел за них, после чего, прячась за сугробами, метнулся к выезду с базы, где, за трансформаторной будкой мигнул сполох электрического света.

Оранжевый «москвич» приткнулся за снежным валом, потрескивая остывающим на морозе, корпусом, а из-за угла будки в сторону домиков выглядывал, сняв с головы рыжую, собачью шапку, какой-то парень.

Судя по всему, в «Москвиче» никого не было, следовательно, за мной следят не «наружка» ГУВД, а чья-то добровольная дружина. А это неправильно и не хорошо. Не должны какие-то «партизаны» безнаказанно следить за офицером МВД.

Парень так сосредоточился на домиках, к которым я ушел, что мои осторожные шаги услышал лишь с пары метров.

— Обернешься — стреляю! Ноги шире плеч, руки назад, головой уперся….

— Громов, не быкуй…- наблюдатель попытался обернуться, но грохот выстрела и визг пули, оставившей большую выбоину в сером силикатном кирпиче и унесшейся неизвестно куда, заставило его замереть.

— Паша, ты что творишь⁈ Это же я, Володя Муромцев. Ты что, не помнишь меня? Меня же Ирина…

Я пригляделся. Ну да, действительно, Володя, который получил неприятное ранение в ногу, когда вместе с Максимом Поспеловым решали мои вопросы с азиатами и прокуратурой. И домой я Володю раненого притащил, и Ирина оказывала ему неотложную помощь. Вот только с этих дней слишком много времени и событий произошло, и я уверен, что Володя следил за мной не с добрыми намерениями.

— И что? И что, что ты Володя? Ты за мной с какой целью следишь?

— Я оперуполномоченный уголовного розыска Городского управления Муромцев, служебное удостоверение во внутреннем кармане куртки! — заорал Володя, в надежде вертя головой, в надежде, что кто-то его крик услышит.

— Ты что орешь, дурашка? — заржал я: — Тут вам не Город, тут зимой нет никого и тебя никто не услышит. Сторож базы пьяный спит, а в тех домах люди весь вечер «видики» на полную громкость гоняют, им от местной тишины просто жутко здесь жить. Поэтому они или музыку, или телевизор на полную катушку по вечерам гоняют. Слышишь?

Я поднял вверх палец, призывая к тишине.

Кроме скрипа сосен в соседнем бору и далекого, на грани слышимости, лая собаки, ничего не было слышно.

— Мне тебя завалить здесь — как два пальца обоссать. А спуск к берегу вон, в километре отсюда. Лед еще рыхлый, тебя притопить — дело пяти минут, а там ты или здесь, на корм ракам в местных ямах пойдешь, или в районе Полярного круга всплывешь, в таком виде, что тебя никто никогда не опознает. Поэтому, Володя, чтобы у нас с тобой все было ровно, мне надо услышать от тебя правдивую историю, почему ты за мной следишь.

— Так меня Макс попросил. — тут же начал вешать мне «лапшу» на уши Володя: — Сказал, что тебя какие-то «бандосы» завалить собрались, вот я тебя и прикрываю.

Наверное, я сейчас должен был распахнуть объятия и кинуться к Володе, орошая его мужественную грудь слезами благодарности, вот только не верил я ему ни на грош, потому что самым логичным в такой ситуации было предупредить меня, а не устраивать дурацкую слежку. Да и сомнения меня берут, что после того, как Максим Поспелов неудачно попробовал меня согнуть, он решил меня охранять.

— Спасибо, Володя. — я не убирая пистолет, начал осторожно отступать назад: — Я догадывался, я чувствовал, что меня пасут. Вот только больше так не делайте. У меня итак нервы на пределе, а тут тебя еще засек, хотел уже стрелять, в последний момент передумал…

— В каком смысле — стрелять? — Володю проняло: — Ты что, Громов, больной что ли? Мало ли зачем за тобой машина едет, мало ли что тебе показалось…

— Вова, ты тупой? — я махнул рукой с зажатым пистолетом: — Тут зимой нет ни хрена, тут чужие не ходят, а свои все по домам вечерами сидят. Тут летняя дача детской туберкулезной больницы и пустые дачные поселки. Кто тут будет по сугробам бродить? Поэтому передай Максиму, что если кого увижу, просто завалю, а потом разбираться буду. Все понял?

— Да пошел ты, Громов! — Володя показал мне средний палец и, не оглядываясь, зашагал к своему «москвичу», что-то гневно бормоча под нос. Я дождался, пока оранжевая малолитражка, тарахтя, как трактор, развернулась и выскочила на дорогу, после чего бросился к своему «Ниссану».

Машину Володи я перехватил у Заречного кладбища, проскочив напрямки через, известную только местным, лесную дорогу. Конечно, был риск завязнуть на плохо прочищенном участке, но я рискнул и успел подскочить вовремя. Двигаясь в плотном потоке серых от снега машин за оранжевом «Москвичом», я ничем не рисковал. Засечь слежку в этой какофонии слепящих световых пятен было невозможно. Так, держа дистанцию, я и добрался до одноподъездной «свечки», в самом центре Города, где жили совсем непростые люди. Володя припарковал машину у обочины и бросился к подъезду. Было непохоже, что молодой человек приехал к себе домой. Через несколько минут я похвалил себя за прозорливость — из подъезда вышли Максим, в накинутой на плечи «кожанке» и Володя, которые, встав у оранжевого «Москвича», закурили, после чего начали непростой разговор.

Я, стоя в двух десятков метров, загнав машину в плотный рад припаркованной автотехники, парней не слышал, но судя по жестикуляции и выражению лиц собеседников, примерно представлял содержание разговора.

Володя: — Этот… нехороший человек меня чуть не убил, он, в натуре, конченый.

Максим: — Ну не убил же…

Володя: — Знаешь, что Макс? Иди ты, иди ты, иди ты! Я постоянно, как связался с тобой, в полной…попе оказываюсь!

Максим: — Вован, но ту же сам просил взять тебя в бригаду, тебя предупреждали, что разумный риск есть, кроме того…

Володя: — Вот только не надо меня деньгами попрекать! Ты тоже не на одну зарплату живешь! Только, почему-то, всякое гавно достается только мне…

Разговор коллег завершился тем, что Володя, не прощаясь, влез в свою таратайку и газанув, умчался в серую мглу городских улиц, а Максим. Зябко передернув руками, двинулся в сторону Дворца обслуживания, где нырнул под козырек телефонной будки…

Судя по всему, наш мажор живет с папой и мамой, что не стал разговаривать с Володей дома или в подъезде, и видимо папа и мама держат Максимку под плотным контролем, во всяком случае, дома, что он вынужден, пряча голову в воротник, разговаривать с кем-то с уличного таксофона.

Подходить ближе и пытаться подслушать разговор было безумием, хотя на этом пятачке толпились группы шумной молодежи, и Макс вынужден был орать, заткнув второе ухо пальцем. Единственное, что я смог сделать — скользнуть под уютный телефонный грибок сразу, осле того, как Максим, закончив разговор, двинулся к дому, взять в руки еще теплую после руки недруга-приятеля, телефонную трубку, воткнуть в цель карточку и нажать кнопку «R». Таксофон был богатым, импортным, с большим набором функций, вероятно, частично излишних. В трубочке раздался мелодичный звук колокольчика, и таксофон принялся послушно повторять последний набранный номер, любезно высвечивая набранные циферки на небольшом голубом экранчике.

— Слушаю! — после пары гудков в трубке раздался энергичный мужской голос, который я постарался запомнить. Цифры городского телефона, светившиеся на экране я, не надеясь на свою память, записал в блокнот. Если меня не подводит логика, сегодня я получил очень ценную информацию, установив домашний адрес Максима и домашний телефон его куратора. Я дважды дунул в микрофон, изображая помехи на линии, после чего повесил трубку на рычаг. Надеюсь, завтра неизвестный мужчина не станет выяснять у Макса, зачем тот ему перезванивал. Я, на всякий случай, отдавшись паранойе, протер обрывком бумаги телефонную трубку и кнопку «R», а бумажку сжег. Шучу, выбросил в сугроб. Очень хотелось поделится своей радостью с кем-нибудь… и я не заметил, как оказался у ворот дома, в котором еще несколько дней назад я жил вместе с Ириной.

Через щели забора пробивался теплый желтый свет окон, над кирпичной трубой клубился дымок, а я сидел, под мягкое шуршание японского двигателя, бездумно глядя на приборную доску, не имея сил ни войти в дом, ни уехать в свое неуютное казенное пристанище, где меня ждало, любящее меня, мохнатое существо.

Сбоку, за стеклом хлопнула калитка, я испуганно оглянулся и утонул в огромных, полных боли, глазах Ирины, как будто писаных с какой-то иконы.

Я не смог нажать на педаль газа, спасаясь бегством от этой женщины, покорно заглушил двигатель и закрыв машину, двинулся к калитке, боясь поднять глаза.

Тихий центр. Частный дом.

До четырех утра мне удалось избежать разговора. Сначала мы дико и исступлённо целовались, потом оказались в кровати, через какое-то время, одновременно, уснули. А в четыре часа я, как трусливая крыса Чучунра, выбрался из-под одеяла и принялся искать трусы среди вороха одежды, разбросанной на полу.

— Ты же не был ни в какой командировке? — Глаза Ирины выглядели в темноте, как черные провалы в бесконечность.

— Нет. — я нашел трусы и торопливо натянул их, хотел продолжать одеваться, но, под гневным взглядом женщины, сел на кровать, зябко поджав ноги над остывшим полом.

— Ты обещал никуда не влезать…- Слова падали, как карающая речь богини возмездия Немезиды.

— Обещал, но я никуда не влезал… — немножко соврал я.

— Так почему я здесь живу одна, а мой мужчина шляется неизвестно где?

— А я твой мужчина? — я нашел в себе силы посмотреть в глаза Ирине: — У тебя сейчас новая жизнь. Ты вышла, не в высшую, но первую лигу. Вокруг тебя вертятся очень богатые люди. Если ты сделаешь все правильно, ты сама станешь очень богатой, а главное, приближенной к власти, человеком. У тебя не будет больше проблем, вообще не будет.

— Я сейчас для тебя — слабое звено. Обычный мент радом с тобой тебя ком…компрометирует. — с второго раза я справился с трудным словом.

— Господи, Громов, какой ты дурак! — Ирина в отчаянье закрыла лицо ладонями: — Ну ты же сам пихал и пихал меня в депутаты. Я тебя ни о чем подобном не просила. И что в итоге? Ты же меня запихал в этот гадюшник, а теперь бросил одну и убежал. Ну очень по-мужски поступил.

— Можно подумать у вас, на вашей подстанции «скорой помощи» нет гадюшника. — огрызнулся я: — Кроме того, я ясно видел, что у тебя с Краснобаевым –старшим очень все миленько получилось…

— Что? — Ирина от изумления даже уронила одеяло, которым она старательно прикрывала от меня грудь: — Громов, ты меня что, приревновал? Ты что там, в своем Клубничном, молочка от бешенной коровки попил?

— Знаешь, моим глазам свидетелей не надо! — рявкнул я, почему-то чувствуя себя очень глупо: — Я видел, как он к тебе ручонки тянул…

— Бля! — выругалась доктор Красовская: — Какой ты осел, Павел, исключительно тупой осел. К твоему сведенью, ко мне многие ручонки тянут, только живу я с тобой, несмотря на твой дурацкий характер и феерические закидоны. Короче, слушая меня очень внимательно — ты перестаешь дурить, возвращаешься домой, привозишь бедолагу Демона. Я хочу нормальную семью, нормального мужа. Детей хочу, в конце концов. Не завтра. Но через год-два, и хочу их не от Краснобаева –старшего, а от тебя, хотя это и удивительно. И, если ты, в ближайшее время, не выполнишь мои требования, я сдаю депутатский мандат, и уезжаю куда-нибудь, очень далеко отсюда. С моим опытом я работу найду без проблем. Но, после этого, если ты вынудишь меня так поступить, я тебя знать не захочу, чтобы ты не делал. Ты меня знаешь! Если я это решила, я так и поступлю. Все! Если хочешь, можешь бежать дальше и прятаться, не знаю, где ты там прячешься. Я заскрипел зубами, одновременно видя перед глазами всех этих холеных мужиков, в хороших костюмах, с золотыми часами и зажимами для галстуков с мелкими бриллиантами, каким взглядом смотре на Ирину владелец аптечной сети и, в тоже время, понимая, что сил отказаться от этой женщины у меня нет.

— У меня Демон там один…- прохрипел я, вмиг пересохшим ртом.

— Значит, сейчас выпьем кофе и поедем за Демоном…- мимо меня проскользнула гибкая фигурка молодой женщины, накидывающей халат, который она безошибочно нашла в темноте и, одновременно, разжигающей печь: — Ты же помнишь, как я обожаю кататься по ночному Городу. А ты, Громов, когда последний раз меня катал по ночному Городу? Видишь, даже не помнишь.

— Да, помню я… — я уходя от неприятного разговора, начал одеваться: — Просто, ты же не говорила…

— Громов…- стройная фигурка вытянулась напротив печной топки, где уже, на сухих полешках. Заплясали языки пламени: — Я вообще-то девочка и не должна все тебе говорить. Ты должен был сам догадаться. Ты же опер, ты мои желания должен по моему дыханию угадывать.

— А вот сейчас обидно было. Я может быть и опер, но для меня проще десяток мужиков допросить, чем с одной ба… женщиной разговаривать, потому что с вами, как с кобрами, никогда не знаешь, что она в следующий миг совершит и когда нападет. И я тебе всегда говорил — если что-то хочешь, скажи прямо, без этих ваших…- я повертел в воздухе кистью: — Загадок. У нас жизнь, а не шоу «Интуиция».

Поселок Клубничный. Опорный пункт.

Демон чуть не выбил дверь могучим ударом, стоило мне повернуть ключ в скважине, и главное, гад, бросился лизаться не ко мне, а к весело повизгивающей и слабо отбивающейся Ирине. Пока я торопливо осматривал свое пристанище на предмет какого компромата, эти двое перестали возится на крыльце и ввалились в комнату.

— А что у тебя тут так пахнет? — Ирина брезгливо сморщила носик, а подлиза Демон дважды чихнул: — У тебя что, пожар был?

— А! — я облегченно вздохнул — опасался, что Ирина учует остаточные миазмы от моих временных пленников, которые жили у меня к клетке: — Нет, просто я бумаги сжигал. У меня скоро командировка здесь заканчивается, вот я за собой мусор и подбирал.

— А что так холодно? — девушка зябко передернула плечами и принялась ласкать, сунувшегося к ней, четвероногого предателя: — Демончик, бедненький! Совсем тебя здесь хозяин твой непутевый заморозил. Но, ничего, сейчас мы поедем домой…

Тишину зимнего утра разорвали тяжелые шаги на крыльце, и через минуту дверь «опорника» распахнулась, впуская в стылое помещение волну уличного холода и темную, бесформенную фигуру.

Демон с утробным рыком попытался прыгнуть вперед. Но Ирина умудрилась удержать пса за холку, а через несколько секунд Демон успокоился и даже пару раз махнул хвостом, узнавая в непрошенном госте одну из моих активисток- пенсионерок.

— Роза Викентьевна, вы зачем здесь?

— Так это, Николаевич, беда у нас…- бабка, еле отдышавшись, не сводила взгляда с Ирины: — Мишку Соколова и бабу егойную кто-то порезал. Мишка то все, сдох, паразит, а Клавка дышит еще.

— Это точно, Роза Викентьевна? — я поднял трубку телефона.

— Да точно, точно. Я сам не видела, мне Верка сказала.

Ладно. Я уточнил у бабки адрес места жительства Соколовых, вызвал дежурную часть Городского Сельского РВД, наказав истребовать на этот адрес «скорую», достал из сейфа вторую обойму и сунул ее в карман, подцепил ошейник на пса, выгнал любопытную бабку на улицу к машине и повернулся к нервно кусающей губы Ирине.

— Иди, я тебя здесь буду ждать, сколько надо.

— Ладно. Запрись хорошенько на щеколду и никому не открывай. Я, когда вернусь, к окошку подойду, чтобы ты меня рассмотрела. — я включил один из обогревателей и шагнул к порогу.

— Громов…- Ирина кинулась ко мне и больно поцеловала в губы: — Будь очень осторожным, пообещай?

Всю недолгую дорогу до дома Соколовых я чувствовал на губах соленый вкус крови и горький привкус Ирининой помады.