Сара Фогбрайт в академии иллюзий

Глава 20. План спасения

Мы сидели на чердаке, продуваемом сквозняками, на пыльном диване без ножек, укутавшись всем, что нашли в мешках с тряпьём. В единственное окно лился голубой лунный свет, падая косым лучом на дощатый пол, и время от времени что-то само собой поскрипывало под балками.

Сэм не выдумал ничего лучше, чем истратить своё желание на историю, и Персиваль рассказал нам о даме, сошедшей с ума, о Безумной Бриде. Её заперли в мансарде и держали там, пока она не превратилась в седую старуху с длинными когтями, которыми скребла стены в тщетных попытках выбраться. Она боялась света, но иногда в лунные ночи глядела в окно и выла. Кончилось тем, что её сын, владелец дома, куда-то пропал, но об этом долго никто не знал, и старуха умерла от голода.

— А знаете, кто был её сын? — спросил Персиваль. — Это был граф Камлингтон, первый хозяин этого особняка. И он держал свою мать прямо тут, на чердаке!

— Умолкни, — посоветовал ему Сэм.

Но Персиваля было не так-то просто остановить.

— И сейчас в лунные ночи она всё бродит, — продолжил он зловещим голосом. — Слышите, скрипнуло? Она появится в лунном луче, в белой истлевшей рубахе, и завопит, да так, что отвалится её прогнившая челюсть, а если хоть пикнешь, она как вцепится в тебя когтями и разорвёт!..

Тут он схватил нас за бока, и мы заорали так, что наверняка было слышно во всём доме. Но никто не пришёл и не спросил, всё ли у нас в порядке.

— Ну ты и осёл! — сердито проворчал Сэм, когда мы отдышались.

— Ты сам пожелал историю, — весело ответил Персиваль и, посерьёзнев, добавил: — А первый граф Камлингтон действительно исчез, и его так и не нашли.

— Я знаю, а теперь умолкни, — сказал Сэм.

Я тоже знала. Но это случилось давно, ещё при Вильгельме Третьем, в тёмные времена, когда человека могли убить ради золота. Кажется, тогда вместе с ним пропали все ценности, все королевские награды, все сбережения — наследникам достался лишь особняк и земли.

Впрочем, хотя проходят столетия, разве люди меняются? Разве мы не сидели взаперти, потому что граф хотел вернуть документы и чертежи, сулящие ему богатство? Мы не знали, как далеко он готов зайти ради этого, и не хотели знать.

— Ничего, комиссар нас вытащит, — бодро сказал Персиваль. — Ведь он обещал.

— Ага, — ответил Сэм. — Вот только он не сказал господину Хардену, что бумаги уже у него. Знал, что тот полезет за ними, рискуя собой, и ни словечком не обмолвился. И о нас промолчал. Так что поди догадайся, что там в голове у комиссара!

— Мистер Харден откроет сейф и найдёт наш чертёж, а тогда явится нам на выручку, — сказала я с надеждой.

— Ага, и ему велят всё вернуть, а ему нечего возвращать, — мрачно сказал Сэм. — Верно сказал комиссар, зря мы влезли, только всё испортили.

— Мой друг склонен впадать в уныние при первых же трудностях, — громким шёпотом пояснил мне Персиваль.

Разумеется, Сэм услышал. Может, Персиваль хотел его взбодрить, но стало только хуже: Сэм ещё с полчаса нудил, что теперь-то мы уж точно не выкрутимся, и вряд ли нас вытащат без шума, а ещё у нас проблемы из-за практики. Вероятнее всего, нас исключат, и что скажут родители?

Наконец я не выдержала и сказала, что обо всём этом нужно было думать раньше, и лучше пусть Персиваль рассказывает про Безумную Бриду — и то не так страшно, как это нытьё. Сэм натянул на голову старый пиджак, съёжился и обиженно умолк.

Ночь прошла ужасно. Мы замёрзли, а вдобавок Персиваль, когда вставал размяться, заметил на косых балках какие-то царапины и принялся нас уверять, что это следы когтей Безумной Бриды.

— Какие ещё когти? Небось древоточцы проели, — возразил Сэм.

Но вставать и смотреть на балку он почему-то не захотел, да и я отказалась. Персиваль торчал там, восклицая: «Да когти же! От жуков вообще не такие следы! Подойдите, гляньте!», пока совсем не продрог, а тогда вернулся к нам.

Утром навесной замок на двери лязгнул, в нём заскрежетал ключ, и дверь со скрипом открылась. К нам пришёл Виктор, принёс кувшин воды и нарезанный хлеб. Всё это он поставил на пол.

Я взглянула на него с осуждением. Я хотела сказать, что нас непременно вызволят, а то, что они творят — подсудное дело, но Виктор меня опередил. Он достал из-за пояса молоток и негромко и задумчиво произнёс, будто говорил сам с собой:

— Я отнёс им еду, запер и ушёл. Здесь довольно темно, и я не заметил, что одна скоба едва держится. Она сорвётся, если хорошенько толкнуть дверь.

С этими словами он поддел гвоздь и с заметным усилием вытащил его из косяка, а потом взялся за второй. Мы глядели во все глаза.

— Они ждали, — сказал Виктор и выдернул второй гвоздь, а затем вставил его обратно так, чтобы тот едва держался. — В одиннадцать граф куда-то отбыл вместе с миссис Харден. Миссис Колин осталась дома и должна была следить, но знала, что граф вернётся нескоро, а потому ушла на соседнюю улицу, к сестре. Она никогда не прочь её навестить и пропустить по стаканчику. Они видели в окно, как миссис Колин уходит.

Тут Виктор положил мне на колени мои часы.

— Они толкнули дверь, вырвали скобу и спустились вниз, — сообщил он, оглядывая нас. — И нашли запасной ключ слева от двери, в подставке для зонтов. Они взяли свои вещи в гардеробной у входа и ушли, заперев за собой. Ключ они оставили под камнем слева от ворот. Куда же они направились дальше? Им есть куда идти?

Он поднял бровь.

— Может быть, к Лафайету Пинчеру, — неуверенно сказал Персиваль. У него пересохло в горле, и он прокашлялся.

— Они взяли наёмный экипаж и отправились к Лафайету Пинчеру, живущему по адресу: Кленовый сквер, Длинный переулок, дом двадцать один, — кивнул Виктор. — Кто-то был так неосторожен, что уронил деньги в одну из их сумок. Денег хватило на эту поездку, и осталось ещё немного на всякий случай. Туда же упала и открытка с адресом одной милой пожилой дамы, которая рада будет их приютить, если по какой-то причине господин Пинчер не сможет этого сделать. Я не знаю, как так вышло. Я не говорил с ними, не отвечал на их вопросы, оставил еду и ушёл, как мне было велено. Как я мог догадаться, что он сбегут?

И, пожав плечами, он вышел и закрыл за собой. Мы слышали, как он осторожно запирает замок. Что-то негромко стукнуло о ступеньку — должно быть, выпал гвоздь. Виктор ещё повозился, вставляя его на место, а потом всё затихло.

— Зачем бы ему это? Совесть замучила? — спросил Персиваль.

— Ты бы раньше поинтересовался, — ответил Сэм. — Так что дальше-то? Они поверили этому старику с ужасными бакенбардами, сделали, как он велел, и сбежали?

— Ещё и как сбежали! — блеснув глазами, воскликнул Персиваль и толкнул меня в плечо, отчего я толкнула Сэма. — Ещё как сбежали! А ты сомневаешься?

Мы приободрились и принялись ждать.

Между тем я вспомнила, что говорил Персиваль о царапинах на балках, и решила поглядеть — больше для того, чтобы убедиться, что это ходы древоточцев, и высмеять его за испуг. Я уже улыбалась и прикидывала, что скажу, и тут заметила их.

Это были вовсе никакие не жучьи ходы! Четыре когтя пробороздили дерево так, что оно разлохматилось. Отметина от пятого угадывалась чуть в стороне. Вся балка была исцарапана, и на ней, внизу опоясанной ржавым железом, ещё сохранился обрывок цепи.

— Персиваль! — ахнула я. — Здесь и правда следы когтей! Почему ты не сказал?

— Как это — не сказал? — возмутился он. — Я битый час твердил!

— Ты должен был сказать, что не шутишь!

— И я ещё виноват, — проворчал он.

Подошёл и Сэм. Он долго молчал, оглядывая пыльное и потемневшее от времени дерево с явственными метинами когтей. Они тянулись вдоль и поперёк, наслаивались и пересекались.

— Так что ж, её приковывали, эту безумную даму? — спросил Сэм, поддев цепь носком ботинка, и выжидающе поглядел на Персиваля.

Тот развёл руками.

— Откуда мне знать? Если по правде, я её выдумал, эту Бриду. Клянусь чем хотите!

Пусть это была и выдумка, и ночь давно прошла, нам всё-таки стало не по себе. В прежние времена, и верно, сошедших с ума людей нередко держали где-нибудь в доме, причём с благой целью, ведь больницы для них походили на тюрьмы. Конечно, укрывательство запрещалось, и немудрено: безумец, владеющий магией, мог наворотить таких дел!

И здесь, на чердаке, кто-то действительно жил, сидел на цепи. И кто, будучи в здравом уме, стал бы скрести всё вокруг?

— Может, какой-то зверь? — неуверенно сказал Персиваль.

— И много ты зверей знаешь, умник, у которых лапа на человечью руку похожа? — не согласился Сэм. — И чего бы не в клетке на дворе держать?

Персиваль только поёжился и огляделся с подозрением и опаской.

— Из безумцев-то, если они искрой владели, призраки выходят отменные, — сообщил он. — Самые опасные!

— Пустые суеверия, — не согласилась я. — Ведь мы пробыли здесь ночь, и ничего. Подумаешь! Вообще не страшно.

— Точно, — поддакнул Сэм. — Да и ежели б тут был призрак, он бы и графу покоя не давал, а по тому не похоже, что его что-то тревожит. Так что нету здесь никаких дурацких призраков, и только распоследний осёл станет в них верить.

И мы, не сговариваясь, потянулись к часам, чтобы узнать, как долго ещё нам тут сидеть.

Всё случилось так, как обещал Виктор: в одиннадцать он подогнал экипаж к воротам, и граф Камлингтон и миссис Харден вышли из дома. Мы видели из чердачного окна, как они уезжают, а вскоре ушла и миссис Колин. Как медленно она брела по парку! Могла бы и поторопиться.

Сэм налёг на дверь, толкнул, и она распахнулась. Замок повис на одной скобе, а вторая сорвалась и покатилась по ступеням. Мы сбежали вниз, топоча. Нам так хотелось поскорее убраться отсюда!

У меня колотилось сердце. Я боялась, что граф зачем-нибудь вернётся. Я бы не пережила, если бы нас опять схватили! Если бы не Сэм и Персиваль, я выскочила бы наружу без накидки, позабыв сумку. Мои ноги порывались бежать, бежать, бежать — только бы не стоять!

Кажется, мы заперли за собой, и Сэм положил ключ под камень, как и просил Виктор. Парк тревожно шумел, и деревья, скрипя, тянули к нам корявые ветви. Мокрый снег всхлипывал под ногами. Мы бежали, тяжело дыша.

Сэм и Персиваль были в длинных женских пальто. Они нашли их на чердаке среди хлама — выцветшие, с полысевшими меховыми воротниками — и решили надеть, чтобы скрыть ботинки и брюки. Сэм подвернул своё и поддерживал низ, и всё равно оно волочилось за ним. Персивалю, напротив, рукава доставали только до локтя, и он нацепил ещё какую-то юбку, чтобы спрятать ноги. В другое время я бы умерла от смеха, а сейчас даже не улыбнулась.

— Экипаж! — воскликнул Персиваль и, сорвав с головы шляпку, принялся ею размахивать.

Наёмный экипаж с жёлтым фургончиком стоял на другой стороне дороги, у банка. Неясно, зачем Персиваль подавал сигналы: водитель не собирался уезжать. Мы полетели через дорогу, не глядя по сторонам. Сэм кричал: «Постойте!» и, кажется, пытался схватить меня за руку, но едва не наступил на своё пальто и отстал. Раздались два громких гудка, мимо пронёсся экипаж, совсем близко — нас толкнул порыв ветра и донеслись обрывки ругательств.

Мне было плевать. Я хотела уехать отсюда как можно дальше и как можно скорее. Я только обернулась и убедилась, что с Сэмом всё в порядке, и мы с Персивалем застучали в окошечко. Оно распахнулось.

— Что за спешка, мисс! — воскликнул водитель, глядя на нас с удивлением и лёгким неодобрением. — Будь там что, я превышать скорость не стану, так и знайте. Вам куда?

— Долгий сквер, — выпалила я.

— Клетчатый переулок, — добавил Персиваль.

Водитель поднял брови. Тут прозвучал недовольный запыхавшийся голос Сэма:

— Кленовый сквер, Длинный переулок, дом двадцать один!

Водитель поворчал, что это неудачный адрес, и там он не найдёт других пассажиров: ясно, набивал цену. Сэм яростно торговался. На его месте я отдала бы всё, что у нас есть, лишь бы уехать.

В конце концов они договорились, и мы сели в жёлтый фургончик. Он только снаружи казался милым, а внутри пахло рыбой, и сиденья были деревянными и жёсткими. Я всю дорогу возилась, пытаясь устроиться поудобнее, а когда у меня наконец это вышло, мы приехали. До чего обидно — первый раз в столице, и даже не успела полюбоваться ею в окно!

Мы стояли у нужного дома. У входа висела вывеска: «Техно-магическая контора, инженер Пинчер». Лицо на дверном кольце так недружелюбно глядело на нас, что Персиваль никак не решался постучать.

Я осмотрелась. Похоже, господин Пинчер жил не в гномьем, а в самом обычном квартале, где кирпичные дома соседствовали с другими, обшитыми досками. Над неширокой улицей кое-где нависали дощатые галереи. Крыши здесь строили кто во что горазд — и плоские, и остроконечные, и с башенками, и не найти было двух одинаковых фонарей. Они висели на стенах на разной высоте, круглые и гранёные.

Неподалёку стоял экипаж, до смешного похожий на папин: такой же удлинённый, бронзовый с патиной, даже и с коммутатором — он виднелся сквозь стекло. Такие же бархатные сиденья оттенка тёмного золота, и даже подвеска в виде летящего дракона один в один — тоже бирюзовая, надо же!

Сэм устал ждать, подтянул рукава, взялся за кольцо и стукнул от души.

Господин Пинчер не запирал двери. Он почти сразу вышел, оглядел нас большими глазами сквозь выпуклые линзы, а затем радостно сказал, уставившись на меня:

— Какая приятная встреча! Ведь мы с вами где-то уже встречались, мисс, не так ли?

За его плечом стояла Дита, с которой мы сейчас должны были быть похожи как две капли воды. Она всплеснула руками.

— Чё они, уже туточки? — раздался знакомый голос, и Хильди пробралась вперёд. — До чего быстро!

И она присвистнула, заметив, в каком мы виде.

Дита потянула меня к себе и порывисто обняла.

— Ах, Сара, я так рада, что вы в порядке! — восклицала она, оглядывая нас с явным весельем. — Ох, но на кого вы похожи! Зачем вам пришлось опять накладывать иллюзию? Персиваль, Сэм, простите, не могу удержаться от смеха — ах, до чего вы нелепые! Ох, не могу! Мне не терпится поглядеть на лица ваших матерей…

— Вы ж не хотите сказать, что они здесь? — с подозрением спросил Сэм, но Дита его не расслышала.

— А где папа? Разве папа не с вами? — спросила она, окинув быстрым взглядом улицу позади нас. — И Оливер?

— И мой батя, — добавила Хильди. — Вы чё, разминулись?

— Оливер? — переспросила я, покрываясь холодным потом.

Лишь теперь я вспомнила, что так и не позвонила родителям на день Благодарения. Ох, нет! Нет! Только не это! Как повернуть время вспять?

Слишком быстро — я и спросить ничего не успела! — мы оказались в прихожей, и меня подтолкнули дальше. Я вошла на нетвёрдых ногах. В крошечной гостиной сидело столько народу, что негде яблоку было упасть. При виде нас раздались изумлённые восклицания и смех.

Боясь увидеть маму и папу, я почти сразу же уставилась в ковёр, но перед моими глазами, как моментальный снимок, всё стояла тесная комнатка, полная людей, освещённая светом камина, с зелёными шторами и настенными портретами в круглых и овальных рамах. Мысленным усилием я пыталась разглядеть лица на этом снимке, но они размывались.

Наверное, мама и папа всё же не приехали. Они бы уже отчитывали меня, а не смеялись. Осмелившись, я подняла глаза.

На ковре у горки деталей, в которых угадывался разобранный будильник, на животах лежали Джейси, Джаспер и Джок. Рядом, на краю низенького зелёного дивана примостилась их мать с чашкой в руках. Чуть дальше устроилась Шарлотта с толстым альбомом на коленях, а рядом с нею мисс Брок… Что делала здесь мисс Брок?

У камина сидела незнакомая мне пожилая дама, худощавая, с добрыми карими глазами и милой улыбкой. Её колени покрывал клетчатый плед. Она сделала движение, будто хотела подняться, но так и не встала, а потом я заметила, что ножки её креслу заменяют колёса.

Рядом, уперев руки в бока, стояла краснолицая гномка, тоже немолодая. Её пышные каштановые волосы были сколоты в небрежный пучок.

— Это чё? — воскликнула она, устремив на Сэма грозный взгляд. — Явилися, да ишшо в этаком виде! Думали, я не признаю? Погляди, Филиппа: помнишь, мы говорили, вот бы у нас были дочери, а не эти хулиганы? Ну чё, сбылися мечты! Да ишшо какие страшные обе, погляди, таким вовек жанихов не сыскать. Чё, надолго вы такие, а?

Сэм засопел и потупился. Он сердито расстёгивал пальто, чтобы скорее его сбросить, но пуговицы не хотели выходить из петелек, как это всегда бывает, когда спешишь. Персиваль тоже выглядел крайне виноватым и смущённым.

— Мама… — сказал он и отвёл взгляд. — Я… Ну, я могу всё объяснить…

Оказалось, когда я не позвонила в день Благодарения, Оливер солгал моим родителям, что я передала им поздравления, но чувствовала себя неважно, а потому сразу поднялась и легла. Они удовольствовались этим. Они веселились, и им было не до того, чтобы мне перезванивать, да и к чему? Ведь приличия соблюдены.

— Ишь, веселилися! Нет бы к дочери поехать, ежели она болеет! — возмущённо сказала мать Сэма, и госпожа Сторм согласно закивала.

Найдя удобный предлог, Оливер поспешил в Беллвуд, чтобы убедиться, что у меня всё в порядке, и убедился, что у меня не всё в порядке. В Беллвуде все пребывали в расстроенных чувствах: какая-то рыжая гномка явилась в гостиницу, позвала Сару Фогбрайт и Персиваля Оукли, и больше их троих никто не видел.

Оливер чудом упросил ничего не сообщать родителям, сказав, что возьмёт это на себя, нашёл в адресной книге, где живёт упомянутый Персиваль, и поехал туда в надежде что-то узнать, но вместо этого лишь всполошил миссис Оукли и госпожу Кларк. Ему пришлось взять их с собой. Они и думать не хотели о том, чтобы остаться дома.

Но куда было ехать? Они направились в академию, чтобы спросить, не вернулись ли мы в общежитие, и заодно понять, кем могла быть эта рыжая гномка. Оливер догадывался, что это Хильди — слышал о ней от меня, но не помнил её фамилию.

— Там, по счастью, им встретилась я, — сказала мисс Брок. — Ведь почти все разъехались на праздники, а я ненадолго заглянула, чтобы кое-что взять в кабинете. Ах, Сара, как вы могли до такого додуматься и никому не сказать!

— Разве мы знали, куда всё повернёт! — сказала я.

Мисс Брок, разумеется, после таких новостей тоже присоединилась к поискам. В сырной лавке господина Сторма они узнали о части наших приключений, а также о том, что меня отвезли в Беллвуд, но раз меня там не было, что-то пошло не так.

— Ух я и всполошилася! — вставила госпожа Сторм. — Они ж говорили, мол, оставим девочку, а сами в столицу, выручать Лейфа Пинчера. Да как жа так, думаю? Куды ж ты задевалася? Сердце не на месте, я этих неслухов в охапку…

Она указала на сыновей. Джейси, Джаспер и Джок в это время покатывались со смеху, разглядывая Сэма и Персиваля, и корчили им рожи.

— Лавку заперла, — докончила госпожа Сторм, — да и тоже сюды!

Здесь-то, в доме Лафайета Пинчера, все и встретились. Мистер Харден был далеко не в восторге, когда узнал, что я не осталась в Беллвуде. О, он был далеко не в восторге, потому что как раз вскрыл сейф и увидел, что за чертежи там лежат, и в тот самый момент испытывал нехорошие подозрения. И они подтвердились.

— Ну чё, — сказала госпожа Сторм. — Побёгли они в городской архив, запросили план графского особняка, стали высчитывать, где эта комната, в которой вас держат, и будто высчитали. Вот, полетели вас выручать.

— Комната? — спросила я в недоумении. — Что высчитывать, зачем?

— Ну дык, — объяснила мне она, указывая на стол в углу. — Вы ж чё намалевали?

На столе я увидела бумагу со знакомыми жирными пятнами и подошла ближе, чтобы лучше её рассмотреть.

Эти умники вправду нарисовали то, о чём я шутила: круглую комнату со скелетами и крысами, напоминающую колодец. В ней сидели трое, подозрительно похожие на нас. Надпись над рисунком гласила: «Комната для гостей». Рядом — девиз с фронтона в виде надписи на ленте: «Справедливо и честно». И ниже, крупными буквами: «Спасите!».

— А чё, — осторожно сказал Сэм, почёсывая в затылке, — было никак не догадаться, что мы не заперты, ежели смогли подложить эту бумагу в тайник?

— Да откудова ж мы знали, чё там у вас как! — завопила его мать. — Это вот чё, ты читать умеешь? Сы, пы…

Она яростно ткнула в лист.

— «Спасите!» А когда люди пишут «спасите»? Уж наверное, тогда, когда их надобно выручать! Или нам и дальше стоило ждать и ничё не делать?

Она разошлась, и Сэму влетело, и Персивалю тоже. Похоже, госпожа Кларк не делала различий между ними и воспитывала обоих, когда это было необходимо.

— Будет тебе, Тамми, — мягко сказала миссис Оукли. — Я думаю, они уже достаточно наказаны. Но что с настоящими бумагами, дети? Они у вас?

— Комиссар явился и всё отнял, — с досадой ответила я. — И даже не сообщил мистеру Хардену!

— Не всё, — возразил Сэм и неожиданно извлёк из-за пазухи мятый лист. — Договор-то я припрятал у себя. Сам не знаю, отчего. Показалось, будто этак надёжнее. Он ведь важней всего, договор этот…

— Сэм, ты молодец! — воскликнула я, и все захлопали в ладоши. Сэм что-то проворчал и потупился.

Мы прочли договор — нужно признать, совершенно ужасный. По нему господин Пинчер обязывался передавать права на все свои изобретения графу Камлингтону, да ещё и клялся держать это в тайне. Он даже вынужден был отчислять графу процент от ремонтных работ, которыми занимался!

— Чистой воды грабёж, — возмущённо сказала госпожа Сторм, и все её поддержали

Мы торжественно сожгли договор в камине, проследив, чтобы ни клочка не осталось. Он был заверен магией, но всё-таки не мог противостоять огню.

— Да как жа вы попали к графу-то? — спросила Хильди.

Мы рассказали (точнее, это пришлось делать мне, поскольку Сэм и Персиваль только и могли, что сопеть и съёживаться под укоряющими взглядами своих матерей). Когда я дошла до чердака, госпожа Сторм всплеснула руками и ахнула:

— Да они ж изголодались, продрогли, чё мы их мучаем? Хильди, ягодка, устрой их где-нить у камина, а я соображу чё пожувать!

И она торопливо ушла на кухню, и госпожа Кларк с ней, а Хильди живо притащила нам подушки и пледы. Вокруг нас поднялась возня — мигом появились огромные кружки с крепким и сладким чаем и сэндвичи с ветчиной, а не успели мы разделаться с ними, госпожа Сторм подала яичницу с колбасками и свежий хлеб. Мы ели прямо на ковре у камина, будто это пикник. Джейси, Джаспер и Джок выковыривали колбаски, когда мать на них не глядела, и лепили фигурки из жёваного хлеба.

Господин Пинчер вовсе не возражал, что в его доме хозяйничают. Он отошёл к окну, где у него стояло небольшое кресло и доска с прикреплённой к ней бумагой, и увлёкся работой, что-то отмеряя и вычерчивая. Потом он забормотал, пошевелил рукой, и в воздухе перед ним начали возникать призрачные детали с рисунка, одна за другой. Они вставали на нужные места, повинуясь движению рук.

Господин Пинчер покрутил в воздухе пальцем, нахмурился и пробормотал:

— Не работает… А! Цепляет! Вот тут чуть убавим…

И взялся поправлять чертёж, а иллюзия медленно растаяла.

Сэм глядел во все глаза, даже забыл жевать. Так и застыл с куском за щекой. Я вспомнила, как он говорил, что хотел бы стать инженером и тоже изобретать всякое.

— А что это будет? — спросил он, решившись. — П-похоже на кресло.

Он ужасно разволновался и раскрошил хлеб. Я в последний раз видела его таким, когда он осмелился заговорить со мной в библиотеке. По счастью, господин Пинчер не рассердился, что ему мешают, а с готовностью взялся объяснять, и Сэм подошёл к нему, и они погрузились в расчёты и рассуждения. Сэм прямо-таки сиял, это было видно даже сквозь иллюзию.

Персиваль мрачно хрустел огурцом, уставившись в огонь. Дита сидела рядом, то и дело поглядывая на него и улыбаясь, и его это явно не радовало. А меня терзало любопытство: поговорила ли она с мистером Харденом? Должно быть, поговорила…

— Прости меня, Сара, — сказала она, заметив мой взгляд. — Тебе столько всего пришлось перенести, и всё это моя вина. Если бы я только знала, в жизни бы не стала меняться!

— Никакая это не твоя вина, — возразила я. — Кто бы угадал, что миссис Тинкер окажется такой подлой?

— Я не могла вас предупредить, — угрюмо произнесла Шарлотта, глядя перед собой. — Если бы открылось, что я болтаю, сами понимаете, что бы со мной сделали. Я лишь надеялась, что поедет Дита — ей бы потом приказали молчать, и всё. От Сары они хотели большего…

Мисс Брок сжала её руку.

— Ты и так сделала что могла, — твёрдо сказала она. — Не вини себя!

Все загалдели, поддакивая и призывая всяческие кары на голову миссис Тинкер. Когда они умолкли, я сказала Дите:

— Мне только жаль, что тебя не было с нами, когда твой отец говорил, как много ты для него значишь. Он действительно любит тебя и сам ужасно скучал и мучился. Я надеюсь, он нашёл в себе силы откровенно с тобой поговорить? Он вовсе не собирался тебя бросать!

— Ах, Сара, я теперь всё знаю, — ответила Дита. — Всё-всё знаю. Всё равно он мой отец. Никакой другой мне не нужен! Мне только жаль, что он не открылся сразу. Неужели он так плохо знал меня, что мог подумать, будто я от него откажусь? Или он думал, я решу, что быть дочерью графа куда соблазнительнее, чем дочерью торгового представителя?

— О, так он не всё тебе рассказал, — неосмотрительно сказала я.

В этот самый момент на меня шикнули с нескольких сторон, и Персиваль толкнул меня локтем. Я умолкла, но поздно.

— О чём он не сказал? — непонимающе спросила Дита.

— Да не бери в голову, — махнула рукой Хильди.

Дита с подозрением на неё поглядела.

— Ты тоже что-то об этом знаешь, — сказала она, прищурившись. — Что? Что ещё?

— Ты тоже вот кушай, детка, — встряла госпожа Сторм, вручая Дите сэндвич. — Чё-то я многовато сготовила, ишшо заветрятся. Бери, бери!

— Ты сегодня почти не ела, милая, — мягко сказала миссис Оукли и погладила Диту по голове. Это не составило ей труда, потому что мы сидели совсем рядом с её креслом. Потом миссис Оукли сложила руки на коленях — изящные руки, и такие белые.

Видно, чтобы не огорчать её, Дита принялась за еду, но при этом так и прожигала меня взглядом.

— Скажи честно, — спросила она, — у него есть другая семья и дети? Об этом он не решился сказать? Он, и верно, часто бывал в разъездах…

Голос её дрогнул. В гостиной стало тихо, только огонь потрескивал.

— У него есть родные дети, да?

Все тут же зашумели:

— Да что ты, детка!

— Вовсе нет!

— Ну, может, и есть, ведь мы его о таком не спрашивали…

— Да нет же! Ничего особенного, просто он безопасник.

И опять стало тихо.

— Что? — воскликнула Дита, недоверчиво улыбаясь, и вернула сэндвич на тарелку. — В это уж я не поверю! Вы знаете, сколько раз он говорил о своей работе? Каждый раз, возвращаясь, он описывал всё до мелочей, весь свой день, все эти скучные сделки, беседы, заверенные документы…

Мы хранили молчание.

— Вы ошиблись, — сказала Дита жалобно. — Он не мог… Да как же… Ну, пусть только вернётся, я всё ему выскажу! Безопасник, подумать только! А вы уверены? Нет, не может быть!

Она разволновалась, припоминая и сопоставляя разные известные ей события: поимку ледяного мага-грабителя, останавливающего экипажи, и отъезд мистера Хардена по делу горнодобывающей компании.

— Я ведь тогда за него так беспокоилась! — воскликнула Дита, заламывая пальцы. — Боялась, ему встретится на пути этот маг… Потому, конечно, я хорошо запомнила, что мага поймали тогда же.

Следом ей на ум пришёл владелец ресторана, который при помощи зеркал и магии отражений вытягивал из посетителей жизненные силы, чтобы поддерживать смертельно больную жену.

— Мне было так его жаль, но ведь он не имел права, — сказала Дита. — Многим людям стало нехорошо. Не у всех было крепкое здоровье. Папа ездил тогда в Дамплок по делу кожевенного завода и упоминал, что обедал в «Хрустальном яблоке», а после в газетах написали о том, что этот ресторан закрылся. Помню, я всё приставала к папе и спрашивала, не чувствует ли он себя хуже обычного, и читала ему новости. А он, выходит, знал о случившемся лучше меня? Да как же так!

Она примолкла, глядя в огонь и хмурясь.

— А Эрхейвенский душитель, убийца женщин? Сколько шума было, когда его поймали, и папа именно тогда уехал на неделю. Я помню, что страшно боялась спать, мне всё мерещилось, что этот страшный человек влезает в дом, и я так сердилась на папу, что он надолго нас оставил, потому что ему, видите ли, нужно было сопровождать груз! Неужели он связан и с этим делом? А я так на него сердилась, даже когда он вернулся!

Миссис Оукли и госпожа Кларк тут же припомнили душителя и сообщили, что и они в те дни боялись нос из дома казать.

— Мэтью меня тож одну не выпускал, — кивнула госпожа Сторм. — Да ток чё сделаешь, ежели этот издали душит? Ух, помню, все тады осторожничали! Ни тебе бусы надеть, ни даже и цепку. Уж и платков не повязывали, и воротники поотпороли, так он одну волосьями-то удушил! Намагичил, что у ей шпильки вылетели, да и…

И она изобразила удушенную даму, закатив глаза и вывалив язык, и созналась, перейдя на громкий шёпот:

— Недалёко от нас это было, так мы бегали поглядеть. Ох она и страшная была, что глядеть тошно! Я там два часа проторчала, пока её не увезли.

Госпожа Кларк и миссис Оукли ахнули, прикрывая рты ладонями.

— Ну, пусть он только вернётся, — сказала Дита, — пусть только вернётся, и я всё ему выскажу!

Мы принялись ждать.

Теперь я узнала, куда поутру отбыл граф Камлингтон: оказалось, маркиз Слопмонт назначил ему встречу. Вот только граф не знал, что на самом деле ему звонил мистер Харден, а вовсе не маркиз.

— Папа всегда смешил меня, повторяя чужие голоса, — сказала Дита. — Он так ловко это делал! Наверное, это пригождалось ему по работе, а я и подумать не могла…

Мы ждали и ждали, а их всё не было. Сперва мы смеялись, представляя, как удивится граф, узнав, что его никто не звал в гости, и с каким лицом он вернётся домой и поймёт, что мы сбежали. Мы только надеялись, что наши спасители не станут разносить весь особняк, а догадаются, что мы сумели уйти.

Но время шло, а они всё не возвращались. Миссис Оукли пристроила доску на подлокотники своего кресла и трижды разложила пасьянс, и каждый раз он сходился и сулил благополучный исход, но где же тогда были Оливер, мистер Харден и господин Сторм? Дита не отходила от окна, неотрывно глядя на улицу, и я тоже прислушивалась к любому шуму, надеясь, что это они приехали и сейчас войдут. Даже и господин Пинчер, которого не особенно волновала реальность, теперь встревожился.

Мы разожгли лампы. Смеркалось, и стало уже очевидно: что-то случилось.

Дита обернулась от окна, прямая и суровая.

— Мы должны ехать за ними, — сказала она. — Я чувствую сердцем, они в беде.