Сара Фогбрайт в академии иллюзий

Глава 2. Серый порошок

Две недели пролетели быстро. Даже не верилось, что занятия начнутся уже завтра.

Я сидела на подоконнике в комнате общежития и смотрела на хмурый вечер за окном. Подоконник мне сразу понравился: широкий, не то что дома. Удобно сидеть на таком, подложив под спину подушку, и пить горячий шоколад.

Шоколад в местной столовой варили отвратительный: несладкий, с какими-то частичками, которые не растворялись и хрустели на зубах. И то, что хрустело, было совсем не похоже на сахар. Да и подушка сбилась. Плотная и комковатая, вдобавок она казалась сырой.

Одна радость, что мы с Дитой соседки. В тот же день, как мы поступили, Оливер сходил с нами сюда, чтобы мы записались, ведь мы обе жили не в городе, и нам полагалось место в общежитии.

Родители сразу предупредили, что не имеют возможности снять мне квартиру — они уже делают это для Розали. А сестра сказала, что её квартирка крошечная, места для меня не хватит, к тому же она располагается рядом с её академией, так что мне пришлось бы ездить через весь город. В общежитии удобнее.

Я не возражала. Я подумала, что мне и самой будет приятнее жить отдельно от Розали.

Так вышло, что когда мы приехали регистрироваться, свободных мест оставалось много — видимо, все остальные ещё праздновали поступление, и мы успели одними из первых. Нас без труда поселили вдвоём. Даже позволили выбрать комнату, и мы взяли ту, окна которой выходили на академию художеств и её тренировочную площадку, обсаженную яблонями.

Дита сказала, что ей нравится старинная архитектура, а кирпичные корпусы академии — просто услада для глаз. Я сказала, что без ума от природы, и когда яблони зацветут, буду смотреть на них каждую свободную минутку.

Я думаю, мы обе солгали, а правда заключалась в том, что в Дамплокской академии художеств обучались только юноши. Жаль, что сегодня моросящий дождь разогнал их с площадки. Там не было магического защитного купола, да и над нашим главным корпусом его ставили, как я теперь поняла, только в день экзамена. А потом сняли.

Стекло дребезжало от порывов ветра. Оно неплотно держалось в раме, и ветер задувал в щель. Я поёжилась, отхлебнула ещё глоток, подумав, выплюнула его обратно в чашку и пошла её мыть.

Когда родители узнали, куда я поступила, разразилась буря.

— Ты даже с этим не справилась! — восклицал папа, меряя шагами комнату. — Как ты могла перепутать факультеты?

— Я не путала, — упрямо повторяла я. — Я туда и хотела.

— Она сведёт меня с ума, — простонала мама с дивана. Она лежала там, то прикладывая ко лбу компресс, то тряся над стаканом успокоительными каплями. Розали, моя идеальная сестра, подливала ей воды из графина.

Наконец папа связался с ректором. Увы, перевести меня на факультет бытовой магии не вышло — не было свободных мест, но ректор утешил папу, сказав, что я получу примерно те же знания. Может, чуть более полные.

— Мистер Даркморроу сказал, что бытовым заклинаниям их тоже будут учить, — проворчал папа, вернувшись из кабинета. Он плюхнулся на диван и потёр виски. — Маскировать пятна пота на театральных платьях или то, что у актёров не все передние зубы на месте…

Моё лицо вытянулось. О таком не говорили во время презентации.

— Что? — взвизгнула мама. — Какая пошлость!

— Создавать иллюзию другого лица, если актёр запил и его заменяют…

— Запи-ил?

Голос мамы взлетел и трагически дрогнул. Отточенным движением она опрокинула стакан и опять натрясла в него капель, а Розали подлила воды.

— Какая пошлость, какая мерзость! Как она могла этого хотеть, что с ней не так?.. Или ты поступила так назло нам, Сара?

— Не тревожься, дорогая. Конечно, Сара не будет работать ни в каком театре! Отучится два года, выйдет замуж, а там пусть у мужа голова болит.

Они были так огорчены моим поступком, что сослали меня в общежитие на неделю раньше, чем требовалось. Почти целую неделю я жила на этаже одна, вздрагивая от скрипов и шорохов и на ночь придвигая к двери тумбу.

Все начали съезжаться только вчера. Приехала и Дита, и вот уже второй день тумба стояла на положенном ей месте. На неё мы поставили снимок в рамке: мы смеёмся, обнимаясь, испачканные мороженым, а за спиной у нас танцуют фонтаны. Это Оливер сделал в кафе на память.

Такие снимки не вешают над камином. Если бы родители увидели, то первым делом отчитали бы меня («Как не стыдно! Только посмотри на свой неряшливый вид, Сара!» — «Что подумают люди? Ты бросаешь тень на семью!» — «Ох, она и подругу такую же нашла»). Снимок они, конечно, уничтожили бы, потому дома я его прятала. Мне так хотелось иметь хоть что-то на память о дне поступления!

Пол в комнате ужасно скрипел. Иногда он делал это сам собой, и когда я жила одна, каждый раз мне казалось, что это крадётся убийца, или ведьма, или вампир. Ковёр на полу истёрся, потерял цвет, и во многих местах от него остались только нити основы. Кроватей было три. Одну, у стены, заняла я, вторую — Дита. Кто будет спать на третьей, на сквозняке под окном, мы не знали.

Я вымыла чашку в общем умывальнике и не спеша направилась в комнату, размышляя, вернулась ли Дита с прогулки или ещё нет. Она любила бродить в одиночестве, а когда я предложила составить ей компанию, Дита отказалась вежливо, но твёрдо. И сейчас, пока я глядела на бегущую воду, кто-то прошёл мимо, но я не успела понять, кто.

Дверь, плотно запертая перед уходом, теперь была приоткрыта, и из комнаты доносился грохот. Войдя, я увидела знакомые рыжие косы. Хильди, водрузив на тумбочку стул, заколачивала окно ковром, стоя ко мне спиной.

Я думала, гномок поселят отдельно! Как вышло, что её разместили с нами? Даже в городе гномы живут в отдельных кварталах. Наверное, какая-то ошибка…

— Что ты делаешь! — воскликнула я. — Весь вид испортила!

— Так дует жа, — пробормотала Хильди сквозь плотно сжатые зубы, которыми держала гвозди. — Придержи-ка тубаретку!

И взмахнула молотком.

Я придержала, а что ещё оставалось. Покончив с делом, Хильди, пыхтя, слезла и уложила молоток и оставшиеся гвозди в потёртый кожаный саквояж, по виду мужской. Затем потянула оттуда же вязаный плед, подушку, носки, ночной колпак и халат и принялась устраиваться.

Дита вернулась и, вскинув бровь, молча села на свою кровать. Мы сидели и смотрели, как Хильди наводит уют. Гномка застелила постель, прибавила к нашему снимку на тумбочке три своих (с отцом, с матерью и с рыжими тройняшками по виду лет пяти — видимо, младшими братьями), вынула из саквояжа огромные пушистые тапки и переобулась. Затем прошлась по комнате, нашла пару незакреплённых досок и исправила это при помощи молотка и гвоздей.

Повесив в шкаф к нашим форменным платьям своё, такое же коричневое, с белым воротничком, Хильди извлекла из саквояжа потрёпанный томик, на обложке которого значилось: «Запретная любовь», и, устроившись на кровати, принялась за чтение.

— Интересная книга? — полюбопытствовала Дита.

— А как жа! Значит, оборотница повстречала вампыра, и така у них любовь, така любовь! Она мясо с часноком любит страшно, а он серебряными цацками обвешивается для красоты. Страдают оба, бедолашные.

— И чем же кончится?

— Откудова ж я знаю? В этот раз ишшо не дочитала. В прошлые разы они женилися и народили оборотнёнка, как волчонка с крыльями.

Дита фыркнула.

Скоро мы завели будильник, выключили лампу и легли. Тут мы узнали, что Хильди страшно храпит. Я ещё долго слышала, как Дита ворочается на своей постели. Наконец, накрывшись подушкой и натянув сверху одеяло, я уснула.

Будильник мы не услышали. Я — из-за подушки, Дита, наверное, тоже, а Хильди просто спала так, что разбудить её было невозможно.

Свет пробивался сквозь потёртости ковра, но в комнате было сумрачно. По стеклу постукивал дождь. Мы вскочили, встрёпанные, зажгли свет: девять часов! Занятия начались в восемь.

Дита завопила, и я тоже, но Хильди лишь почмокала губами и повернулась на другой бок.

Мы полетели к общим умывальникам, прихватив полотенца и щётки. Дита в спешке почистила зубы мылом, а я умылась чьей-то зубной пастой, от волнения не понимая, что делаю, и кляня себя, что не собрала сумку с вечера. Думала, утром хватит времени.

Вернувшись, мы натянули платья. Я принялась бросать в сумку всё, что могло пригодиться на учёбе, а Дита попыталась растормошить Хильди, но гномка только что-то бормотала, не спеша просыпаться.

— Пусть спит! — с досадой бросила Дита. — Побежали!

— Нельзя её так бросать, — возразила я. — Давай, помоги мне!

Мы вместе взялись за одеяло, потянули и победили. Оставшись без одеяла, Хильди свернулась в комок, но тут же недовольно раскрыла один глаз.

— Опаздываем! — воскликнула Дита.

— И вам доброго утреца, — проворчала гномка. — Чё, ужа к завтраку кличут?

— Какой завтрак, учёба началась!

— Пустое брюхо к ученью глухо, — возразила Хильди, садясь на постели, и протёрла глаза. — Пожувать бы чаво… Ух, ладно.

Спрыгнув на пол, она промаршировала к шкафу, надела форменное платье и причесалась, пока мы нервно топтались у двери. Затем, вытащив саквояж из-под кровати, гномка достала промасленный свёрток с пирожками, протянула нам по одному и взяла себе три.

— Пожуваем на ходу, — сосредоточенно сказала она, взяв саквояж под мышку. — Ну, чаво встали, двигайте-топайте!

У академии было три корпуса. В новом и самом большом, трёхэтажном, мы сдавали экзамены, и там же занимались старшекурсники, лучшие из лучших. Позади него, рядом с нашим общежитием стояло ровненькое, приглаженное и скучное здание бытовиков. Его украшала разве что оранжерея. Бытовики жили обособленно, их общежитие, столовая и кабинеты располагались в одном здании.

Корпус, где учились театралы, нравился мне больше остальных: он выглядел как настоящий замок с башенками, серый, каменный и местами замшелый. Путь к нему лежал через дубовую аллею — приятный путь, если никуда не спешишь.

Мы опаздывали на полтора часа.

Мы бежали под мелким дождём, жуя пирожки с грибами и картошкой. Хильди даже умудрилась на ходу достать термос, и каждая из нас успела хлебнуть чая, едва тёплого и до того крепкого, что слёзы выступали на глазах.

Наконец мы взлетели на крыльцо. Арочная дверь, высокая, окованная металлом, не хотела поддаваться. Даже гномка едва-едва сумела её сдвинуть.

— Заедает чаво-то! — пропыхтела она, вцепившись в кольцо, и сделала ещё рывок. Дверь приоткрылась ещё немного.

За дверью кто-то ахнул, всплеснул руками, раздалось: «Не тяните! Apari la porti!», и что-то щёлкнуло. Дверь со свистом распахнулась. Хильди, не ожидавшая этого, наступила Дите на ногу, Дита толкнула меня, и мы полетели с крыльца. По счастью, мы устояли, схватившись друг за друга, но и мне оттоптали ноги. Я тут же почувствовала, что чулок сделался мокрым.

На пороге, скрестив пухлые руки на груди, стояла придверница и осуждающе смотрела на нас.

— В первый же день опоздали! — сказала она, качая головой и глядя поверх круглых очков в роговой оправе. — И дверь чуть не сломали. Она ведь магией заперта, как только открыли?

— Плоховатая у вас магия, — сообщила Хильди, отряхивая платье. — Ну, где тут учат? Куды ступать-то?

— Первый курс? — спросила придверница, и, когда мы с Дитой кивнули, закачала головой пуще прежнего. — Ох, ох! Ведь первой по расписанию у вас алхимия, а миссис Зилч не терпит опозданий. Идёмте, провожу.

Она заперла дверь и повела нас по лестнице на второй этаж, кутаясь в серый пуховый платок. Сперва она шла решительно, но уверенность её таяла с каждым шагом. Наконец, постучавшись в кабинет, придверница бросила: «Что ж, дальше сами справитесь!» и исчезла так быстро, будто шагнула в портал.

— У тебя зубная паста… — прошипела Дита, бросив взгляд на моё лицо, и указала на свою бровь.

Я и так нервничала из-за опоздания, а ещё из-за того, что на туфле и на чулке остался грязный отпечаток — спасибо Дите, потопталась и даже не извинилась! Слова о зубной пасте на лице не успокоили меня. Но утереться я не успела.

Дверь кабинета распахнулась. На пороге возникла дама, до того высокая, что я ощутила себя гномкой, и до того худая, что платья ей наверняка шили по специальному заказу. На лице её, имевшем нездоровый, какой-то серый цвет, выделялся длинный хрящеватый нос. Губы, тонкие и бесцветные, кривились, маленькие острые глазки смотрели недобро. Свои волосы, тоже серые и тусклые, миссис Зилч стягивала надо лбом в нелепый пучок, похожий на плохо закреплённую луковицу.

— Ну? — спросила она, прищурившись, отчего её глаза превратились в два лезвия, и уставилась на нас. Луковица качнулась.

Я оглянулась на Диту, Дита отступила на шаг и покосилась на Хильди, а та решительно шагнула вперёд.

— Припозднились мы, нешто не ясно. Можно уж войти?

— Ах, припозднились, — медовым голосом сказала миссис Зилч. — Должно быть, вы заблудились, бедные деточки? Дорогу так нелегко найти, особенно если мамочка не ведёт за ручку…

— Да не, — махнула рукой Хильди, — дорогу-то мы отыскали легко. Эт звонильник поломатый нас подвёл, чё-то мы его не слыха-али…

Она не особенно удачно скрыла зевок и почесала в ухе.

Я стояла ни жива ни мертва. Конечно, говорят, что воспитание гномов оставляет желать лучшего. И если кто-нибудь слишком груб, он может услышать в свой адрес пренебрежительное: «Ты что, из Подгорного Рока?». Но я не ожидала, что Хильди начнёт дерзить преподавательнице, когда мы и без того провинились!

Судя по лицу Диты, не ожидала и она. Девочки за столами перестали дышать, и я отчётливо услышала тихий звук, похожий на шёпот, когда миссис Зилч потёрла друг о друга кончики длинных пальцев, покрытые мелом.

— Бедняжки, — вкрадчиво и зловеще сказала она, нависая над нами. — Так вас подвёл будильник?

И вдруг как рявкнула:

— Что за бестолочи! Как вы сюда поступили, если даже с будильником не можете справиться? Опоздали в первый же день! Вы хоть осознаёте, насколько это позорно, или вашего ума не хватает даже на это?

Её нос покраснел. Ужасно стыдно, но я могла смотреть только на этот нос, тонкий и длинный, кривящийся вправо. Я прямо-таки не могла отвести от него взгляда. Миссис Зилч, видимо, это поняла, и ей не понравилось.

— Смотрите мне в глаза, юная мисс! — воскликнула она. — Вы пропустили почти весь урок, а теперь мешаете другим! Войдите! Встаньте у доски!

Мы переглянулись — что было делать, не убегать же? — и несмело переступили порог. Шесть пар глаз уставились на нас — не разобрать, со злорадством или с сочувствием. Как бы то ни было, знакомство с одногруппницами я представляла не так.

С промокшей ногой и с зубной пастой на брови я вошла из сумрачного коридора в светлый кабинет, жалея, что не успела хотя бы взглянуть в зеркальце. Может, пятнышко на брови было маленьким, но мне теперь представлялась огромная белая бровь. Я потёрла её, надеясь, что это хоть чуть помогло.

Воздух в кабинете был сухим и кислым. На подоконнике чахли цветы, о поливе которых явно никто не заботился, и рамы из-за горшков, должно быть, не открывались никогда. Столы видали виды. Всё здесь покрылось пылью и засохло, и сама миссис Зилч тоже.

Я ждала всякого. Что нас отчитают или что так и оставят у доски до конца занятия, например. Но совсем не ожидала, что придётся стоять в позорных колпаках. Лицом к классу. В первый же день учёбы. А ведь я с таким предвкушением ждала начала занятий, так хотела скорее прикоснуться к волшебству, я знала, что буду учиться прилежно — и вот чем всё обернулось!

Всё из-за Хильди. Почему её вообще поселили с нами, какое имели право? Папа всегда говорит, что гномам следует держаться подальше от людей, а лучше бы они и вовсе вернулись к себе в Подгорный Рок. А я ещё за неё вступилась, когда Дита предложила её не будить — совершенно справедливо предложила! Нужно было её оставить там!

Хильди невозмутимо стояла, скрывшись под колпаком (он был в половину её роста) и не обращая внимания на сдавленные смешки и перешёптывание. Дита вскинула голову, как будто на ней надета корона. А я…

Я плохо слышала, что говорит миссис Зилч. Что-то о том, что о подобной выходке сообщат родителям. А ведь я собиралась обрадовать их и удивить! Вот так обрадую… И уж точно не удивлю.

Слёзы потекли сами собой. В новом форменном платье имелся карман, но положить туда платок я, конечно же, забыла. Шмыгнув носом, я полезла в сумку — замок щёлкнул на весь кабинет, плотная кожа скрипнула. Ещё и платка не оказалось в кармашке, где я рассчитывала его найти.

— Вам мало того, что вы устроили, мисс Фогбрайт? — тут же обернулась ко мне миссис Зилч. — Теперь вы собираетесь греметь? Может, вам лучше постоять за дверью и подумать о том, как следует себя вести на уроках?

Я выдернула руку из сумки, так и не найдя платка. Следовало извиниться за шум, но я чувствовала, что позорно разревусь, едва открою рот. И я уверена, что миссис Зилч прекрасно это понимала, а ещё видела, что у меня течёт из носа. Но если у неё и было сердце, то, наверное, такое же высохшее, как она сама!

Тут я ощутила, что в руку что-то толкнулось. Это Хильди передала платок. Большой, мужской, синий в клетку, но как же я сейчас была ему рада! Я тут же им воспользовалась. Губы миссис Зилч искривились, как будто она хотела и дальше наблюдать за моим унижением, а ей испортили всё удовольствие. Вот старая ведьма! Я решила, что не стану просить прощения ни за шум, ни за что. Пусть доносит родителям, если хочет.

Она вернулась к объяснению урока. Похоже, сегодня нам читали вступительную лекцию — общие сведения о том, как творить сложные и устойчивые иллюзии, используя кристаллы преобразования, или их порошок, или пыль. Сделать так, чтобы ситцевое платье казалось бархатным, железная корона — золотой, стекляшки — драгоценными камнями. То есть, не создавать что-то из пустоты, а улучшать то, что уже имеется. Я немного об этом знала благодаря домашним учителям и книгам из нашей библиотеки.

Но сейчас я не понимала совершенно ничего из того, о чём говорила миссис Зилч. Видимо, серый позорный колпак отнял мою способность думать. Что ж, он хотя бы прикрывал бровь.

На первой парте виднелась затёртая надпись. Что же там было написано? «Кры…» — вероятно, «крыса», и ещё я отчётливо видела большую букву «З».

— …вот почему эти порошки и кристаллы не достать так просто. Недобросовестные личности могут использовать их для мошенничества! — сообщила миссис Зилч, блеснув глазами в нашу сторону, как будто подозревала в дурных намерениях. — Везде, где ими пользуются, ведётся строгий учёт.

Её голос, высокий и скрипучий, напоминал тонкую проволоку. Казалось, она проникает в ухо и ползёт дальше, внутрь, царапая какие-то стенки. Мой желудок сжался от этого голоса, как будто проволока достала и до него.

— Само собой, мы берём для практических занятий не кристаллы и даже не порошки, а только пыль. В театрах достаточно и грубой иллюзии, — продолжала между тем миссис Зилч, демонстрируя в вытянутой руке пузырёк из тонкого стекла, до половины наполненный серым. — Но даже и количество этой пыли подсчитано самым тщательным образом. Личный помощник мистера Даркморроу всё перепроверил, и только после этого ректор подписал бумаги. В лавке нам отмерили именно столько преобразующих веществ, ни больше ни меньше, и они хранятся в отдельном кабинете под магической защитой…

Миссис Зилч перевела дыхание и окинула взглядом класс.

— Вы спросите, к чему я об этом рассказываю? — с лёгкой улыбкой спросила она и вдруг ни с того ни с сего сорвалась на крик: — Да потому, что не было года, чтобы кто-то не сунул туда свой любопытный нос или цепкие ручонки! Ни года! Бестолочи! За такое полагается исключение, уясните это. Позорное исключение, и ни одна приличная академия вас после такого не возьмёт!

Последние слова она буквально проорала нам в лицо, брызгая слюной, как будто застала за кражей. Пучок на её макушке трясся в такт движениям головы. Мне было так стыдно — я с радостью провалилась бы сквозь землю! А ведь я ни разу в жизни не взяла чужого.

И ещё я думала, что, как только смогу, пойду и умоюсь, чтобы избавиться от ощущения мерзких брызг на своём лице. Сотру лицо до костей, если придётся. Фу!

— Впрочем, вы и так не в приличной академии, а здесь, — так же мгновенно остыв, пробормотала миссис Зилч и облизнула тонкие губы. — Ниже падать попросту некуда. И если у вас нет надежды на удачное замужество, не совершайте опрометчивых поступков! Вы уяснили? Все мастера иллюзий работают только в государственных организациях, и если запятнаете себя, вас никогда никуда не возьмут. Пойдёте поломойками, или куда там берут без дара!

Допустим, личными помощниками. Мой отец, например, ценил Оливера! Есть множество дел, которые можно выполнять, не имея дара.

— Да вас ещё и не возьмут, — добавила миссис Зилч, будто услышав мои мысли. — Одно дело — не иметь дара от рождения, и другое — показать, что у вас есть дар, но нет принципов. Это клеймо на всю жизнь!

Девушки, сидящие за столами, внимали ей с такими серьёзными лицами, как будто и правда собирались что-то красть, и лишь это мудрое предостережение остановило их и спасло. Лицемерки! Я не знала, сумею ли подружиться хоть с одной.

В любом случае, даже возможность поговорить с ними представилась не сразу. Когда урок закончился, всех отпустили, и только нам велели стоять в колпаках весь перерыв. Миссис Зилч вышла, и Хильди взялась доедать свои пироги. Предложила и нам, но мы не осмелились.

— Ух, тока бы батя не прознал про колпак, — вздохнула гномка, убедившись, что в саквояже осталась только промасленная бумага и крошки. — Озвереет жа.

Дита хмыкнула, неясно что имея в виду.

— Мой отец тоже рассердится, — сказала я с намёком. Хильди не помешало бы вспомнить, что это её вина.

Но такую, как она, трудно было прошибить намёками.

— И как же он тебя накажет? — настойчиво продолжила я. — Твой отец, что он сделает? Отменит поездку, которую ты ждала, или сожжёт твоих кукол, или прикажет всей семье тебя игнорировать, будто тебя не существует? А может, переселит тебя на чердак, и ты будешь жить, запертая там, пока не встанешь на колени и не попросишь прощения?

— Это мой батя-то? — ошарашено спросила гномка, хлопая глазами. — Да он этой вобле сушёной сам колпак на голову натянет, и чё тады? Исключат, не иначе, а я учиться желаю!

Дита опять хмыкнула, а я не нашла, что сказать. Мы помолчали.

Мой отец в подобной ситуации ни за что не встал бы на мою сторону, а уж натягивать колпак на голову миссис Зилч? Такого я и вообразить не могла! Мистер Фогбрайт, всегда тщательно выбритый, с гладко уложенными светлыми, почти бесцветными волосами, не был способен на такие выходки. Даже если сердился, он становился всё холоднее и холоднее.

Я вдруг позавидовала Хильди и ощутила к ней неприязнь.

— А моему отцу наплевать! — воскликнула Дита насмешливо — пожалуй, слишком уж торопливо и весело, — и голос её дрогнул. Видно, она тоже завидовала.

— Да как жа? — невозмутимо и рассудительно сказала гномка. — Всё ж таки родная кровь. Можа, осердится, а можа, и нет, но уж не всё одно…

— Не суди о том, чего не знаешь, — прервала её Дита. Она уже овладела собой, и голос её стал холодным и ровным. — Лучше расскажи, зачем ты поступила сюда. Мне всегда казалось, что гномы слишком… практичны, чтобы работать в театрах.

— Да на кой мне театры, скажешь тожа! У бати сырная лавка, там и буду трудиться.

— Но для этого не нужна иллюзия, — почти хором сказали мы с Дитой.

— Да как жа? Вона, всем теперь подавай сыры из Южного Трегунда, те, которые с плесенью. А их пока довезёшь, да ишшо не любой способ сгодится, порталами тока. Согласуй, туда пойди, сюда пойди, бумаг цельную гору подпиши, — объяснила Хильди, энергично показывая руками, куда идти и каков размер этой горы. — Ну, и у нас лавка-то маленькая, невыгодно порталами, шибко много дерут…

Тут гномка взглянула на меня, прищурясь. Наверняка уже поняла, что я из тех самых Фогбрайтов, и смотрела так, будто именно я их обдираю.

Разве моя вина, что они с отцом не могут оплатить нужную им услугу? Я вздёрнула нос и понадеялась, что в моём взгляде достаточно холода. Нелегко ставить наглецов на место, если сам при этом стоишь в дурацком сером колпаке из грубой бумаги.

— У тя чё-то белое присохло вот туточки, — сказала Хильди.

Она вынула платок из моих пальцев, плюнула на него и, приподнявшись на носки, как следует потёрла мою бровь. Я и сделать ничего не успела. Какое унижение!

Само собой, благодарить её я не стала.

По лицу Диты было ясно, что и ей весьма неловко. Она кашлянула и напомнила:

— Так что же там с сырами из Южного Трегунда?

— Да чё, — ответила Хильди. — Батя мой наловчился варить такие, что по вкусу не отличишь — ну, а я наведу иллюзию, будто голубая плесень, вот и ладненько.

— Но ведь это же обман! — опять сказали мы с Дитой в один голос.

— Да какой обман? — возмутилась гномка. — Уж будто те, кто станет покупать наши сыры, не дотумкают, отчего они в три раза дешевле. Драть за порталы — вот обман! А эта иллюзия слабоватая, для неё даже пыли не надобно, нулевая ступень, нарушениев нет. Ну, можа, инспектору чё и заплатим, но уж всяко дешевле, чем порталами!

Я возмутилась. Легко рассуждать, не зная всех тонкостей! А ведь порталы требуют тщательного расчёта координат входа и выхода, учитывается масса груза, его вид, габариты, состав… Любая ошибка критична. Ох, как сердился папа, когда партия свежих яиц для королевского двора прибыла в точку назначения без скорлупы! Каждый такой просчёт — пятно на репутации, а уж если речь о короле… По счастью, контракт с папой тогда не расторгли, но это было неприятное время. Вспомнить хотя бы газетчиков.

Но я не успела ничего сказать. Миссис Зилч вернулась и наконец отпустила нас. О, с каким удовольствием мы сгрузили ненавистные колпаки в угол! На том, который надевала Хильди, остались масляные отпечатки пальцев. Мы спрятали его под остальными, и миссис Зилч ничего не заметила.

Следующим занятием была физическая подготовка. Если начнём работать по специальности, нам придётся ходить по узким мосткам на высоте, балансировать на нестойких лестницах и спускаться по канату. Если же мы проявим особые таланты, что позволит нам окончить пять курсов и попасть на должность безопасниц, физическая подготовка тем более важна.

Ещё вчера я прекрасно помнила об этом, поскольку смутно надеялась, что занятие пройдёт на тренировочной площадке академии художеств, где занимаются юноши. Увы, проснувшись утром, я напрочь обо всём забыла и оставила форму в комнате!

— Беги! — посоветовала Дита, узнав причину моего растерянного вида. — Мы постараемся тебя прикрыть.

— Но перерыв кончился, — сказала я, заламывая пальцы. — Кто-нибудь спросит, почему я…

— Скажешь правду. Ох, да ничего страшного не случится, беги уже!

И я побежала.

По счастью, придверница ни о чём не спросила меня и не упрекнула, лишь проводила взглядом поверх очков. Должно быть, первокурсницы, носящиеся сломя голову (вместо того, чтобы находиться на занятиях) были для неё обычным делом.

На второй этаж я взлетела за три вдоха и по пути к комнате решила свернуть к общим умывальникам. Всего на минуточку, умыться и пригладить волосы. Я вбежала туда и с размаху едва не наткнулась на высокую худую девушку.

Я никого не ждала увидеть здесь в этот час. Судя по её испуганному лицу, она тоже. Мы обе вскрикнули.

А после я заметила в её руке круглый пузырёк с серым порошком. Точь-в-точь такой же, как показывала нам миссис Зилч.