Рыжий: спасти СССР – 2

Глава 15

— А хорошо бы, если б не было у нас попутчиков, правда? — спросила Маргарита, попрыгав на мягкой обивке нижней купейной полки.

— Ну как тебе Володя, понравился? — проигнорировав ее намек, спросил я.

Она отмахнулась.

— А, мальчонка еще сопливый… Я юбку задрала, он заплакал.

Сдвижная дверь с шумом отъехала в сторону.

— Добрый вечер! — поздоровался Илья Никитич, закидывая объемистый чемодан на багажную полку.

Я показал королеве Марго язык. То же, конечно, мальчишечий поступок, ну так я теперь и есть мальчишка. Правда, бедовый.

— Что, опять «Жигуленок» твой заглох? — спросил я.

— «Жигуль» в гараже. А задержался я потому, что обычная волокита в отеле кадров и бухгалтерии.

— Так вы с нами насовсем? — спросила Рита.

— С Анатолием Аркадьевичем, — дипломатично уточнил гэбэшник.

— А что же вы один? — не унималась она. — Где жена, дети?

— Я в разводе. Дочь уже самостоятельно живет.

В глазах любовницы товарища Трошкина забегали чертенята. Она демонстративно поправила юбку. Не ту ли, что задирала перед Фокиным? Впрочем, меня это уже не волновало. Марго, конечно, девочка в высшей степени призывная, но не в моем вкусе такие, которые направо и налево. Непорочные мне больше нравятся… Таня, Лида, Маша… Я был у них первым. Может и глупо бахвалиться этим, да ведь я только перед собой.

— Мальчики выйдите, мне переодеться надо, — проговорила Марго.

Мы с Ильей встали. Вышли. За нашими спинами с грохотом захлопнулась дверь. Дрогнул и поплыл за окнами перрон с провожающими и освободившимися носильщиками. «Красная стрела» тронулась в путь. Я почувствовал, что меня клонит в сон. Прошлую ночь не спал толком. А день был суматошным. После с разговора с Романовым, в котором определилось мое ближайшее будущее, я посетил две редакции «Молодой гвардии» и «Комсомольской правды».

В молодежном издательстве я сразу двинул к директору. И с ходу задал вопрос — доколь будете задерживать выпуск книги любимых народом Стругацких. Директор в такой конторе должность номенклатурная, как никак член ЦК, и посему был обо мне наслышан. Выпендриваться не стал. Тут же снял трубку и поинтересовался у редактора отдела приключений и научной фантастики или как он там называется, как продвигается дело со сборником Стругацких? Тот, видать, что-то начал лепетать и директор рявкнул:

— Ничего не знаю! Заплатите сколько положено и книгу сразу на подпись в печать!

Я еще посидел у него немного, пожурил, что мало, мало печатаете развлекательной литературы и ушел от него с толстой стопкой новеньких, еще пахнущих типографской краской, экземпляров разных книжек. А вот в «Комсомолке» меня встречали как Гагарина. Показали гранки статьи «РЕСУРСНО-ПРОИЗВОДСТВЕННЫЕ ЦЕНТРЫ — ЗАБОТА ПАРТИИ О МОЛОДЕЖИ». Излагала статья в основном мой доклад на комсомольской конференции, журналюги добавили только цитаты из Маркса, Энгельса, Ленина и Брежнева, которые к теме касательства не имели.

После редакции газеты, я мотался по разным там ГУМам и ЦУМам. Надо было шмоток прикупить. Себе. Отцу. Матери. Они хоть не мои, но все же надо уважить. Благо меня всюду сопровождал Воронин, как охранник, и референт Романова, как гарантия того, что все двери передо мною будут открыты. Потом Илья передал меня своему сослуживцу, а сам помчался на Лубянку, оформлять перевод в Ленинград. Теперь он будет моей тенью. Хорошая мне предстоит жизнь, ничего не скажешь. Ну так я не ради того, чтобы кайф ловить возродился.

— Гвишиани взяли, — сказал вполголоса Воронин и добавил: — Эти трое были людьми его школьного дружка Тенгиза — валютчика и спекулянта ворованными с Якутских приисков алмазами.

Я кивнул. Арест директора ВНИИСИ меня не удивил. А вот явное отклонение от известного мне хода истории — порадовало. В первом варианте Джермен Михайлович Гвишиани благополучно стал академиком, пережил Советский Союз, занимал разные высокие должности и умер в полном почете. Интересно, что будет теперь с «экономическими» кружками? Ну, ленинградский, если доведется, я и сам разгоню. Да и за московский, думаю, теперь возьмутся. Особенно, если выяснится, что директора ВНИИСИ все-таки вербанули в Австрии. А я почти уверен в этом.

— Слушай, Илья! — спохватился я. — А ты что, со мною в одной комнате в общаге пэтэушной ютиться будешь?

— Начальство позаботится, — откликнулся он.

Ну да. Позаботилось уже. Выделило три билета в купейном вагоне «Красной стрелы», что сейчас всё бодрее постукивала по рельсовым стыкам. Надеюсь, Романов расщедриться на квартирку. Да не где-нибудь на многоэтажном отшибе, а в центре. И тачка мне нужна. И офис. И разная оргтехника. И секретарша, чтобы умела с ней обращаться. И не только — с ней. И вообще — умела.

Кстати, мне же еще пацанов надо разместить — Фокина, Васильева, Гафурина, Гольдштейна — сотрудников моего собственного Аналитического Центра. Девиц я не взял. Толку от них. Пацаны, похоже, Соню и Машу только ради их женских прелестей в свою компанию взяли. Ничего, питерские девчонки, не хуже. Главное, чтобы парни дело не забывали. У Гвишиани они кумекали да считали, как им быстрее страну развалить в угоду западным глобалистам, а у меня они будут думать, как ее сохранить и приумножить.

— Мальчики, уже можно, — пропела в щелочку Ритуля. — Вы бы там чайку попросили бы, а!

— Я схожу, — откликнулся Илья.

— Сами понимаете, гражданин Гвишиани, что сотрудничество со следствием — верный путь к облегчению участи.

Джермен Михайлович, сидевший перед следователем Комитета Государственной Безопасности, кивнул. Он понимал. Лучше утопить других, чем утонуть самому. Ничего у комитетчиков против него нет. Ну кроме — связи с Тенгизом, который подвел его, сука. Если этого грязного спекулянта возьмут, тот может проболтаться, что это он, Гвишиани, попросил его разобраться с Чубайсовым. Да только вряд ли органы заинтересовала бы чистая уголовка… Это же не покушение на государственного деятеля… Или?..

Бывшего директора ВНИИСИ охватил ужас, которого он давно не испытывал. Если он все еще здесь, на этом унизительном допросе, значит тесть не счел нужным заступиться. Неужто этот рыжий выскочка из Ленинграда стал такой важной шишкой? А ведь он его видел в числе тех, кто поможет развалить эту проклятую систему! Теперь ясно, с самого начала это была подстава… А как же — Широнин? Ведь Вячеслав Сергеевич назначен самим Андроповым, чтобы курировать этот проект с экономическими кружками… Неужели это все-таки ловушка КГБ⁈

— Пишите, гражданин следователь, — поспешно заговорил Гвишиани. — Егор Тимурович Гайдар, Петр Олегович Авен, Олег Игоревич Ананьин. Это все Москва. Теперь… Сергей Анатольевич Васильев, Борис Михайлович Львин, Михаил Эгонович Дмитриев из Ленинградского финансово-экономического института, Сергей Михайлович Игнатьев из Торгового института. Добавьте сюда — Петра Сергеевича Филиппова и Григория Юрьевича Глазкова.

— А теперь подробнее, гражданин Гвишиани, кто эти люди и каковы их функции в созданной вами антисоветской организации?

Джермен Михайлович хотел было ответить, что никакой антисоветской организации он не создавал, но скрипнула дверь и следователь в штатском вскочил, вытянув руки по швам.

— Товарищ Первый, следователь по особо важным делам, старший лейтенант государственной безопасно…

— Оставьте меня с подозреваемым один на один, — послышался властный голос.

Следователь кивнул стенографистке и обоих как ветром сдуло. Гвишиани не оборачивался. Он и так знал, кто пришел с ним побеседовать, только еще сильнее вжал голову в плечи. Уж лучше любой допрос, чем задушевный разговор с главным чекистом страны. Конечно, можно было подумать, что Косыгин все-таки похлопотал за мужа своей дочери, но куда вероятнее другое. Андропов пришел, чтобы расставить все точки над «i». После такой беседы дальнейшее следствие превратится в пустую формальность. Надо признаваться во всем. Может, тогда суд вынесет более мягкий приговор. Только бы жить.

Председатель КГБ СССР уселся напротив и швырнул через стол стопку фотоснимков. Подозреваемый взял только один. И сразу все понял. Кто бы сомневался. Контрразведка у них работает отлично, еще со времен СМЕРШа. Американцы сами могли подкинуть эти проклятые фотографии в советскую резидентуру в Вашингтоне. Вот только для чего? Для того, чтобы утопить Гвишиани и подорвать доверие к созданному им институту? Скорее — для того, чтобы пустить гэбистов по другому следу и отвести подозрения от кого-то более нужного Лэнгли, чем он, скромный член корреспондент.

— Я не спрашиваю у тебя, Джермен, чем, кроме своих естественных отверстий, прельстила тебя Кэтрин Курц, она же Мария Шансен, она же Гермиона Валевски, она же Присцилла Олбрайт — двойной агент нескольких разведок сразу, я не спрашиваю, о чем с тобой говорил советник американского посольства в Вене, сотрудник ЦРУ Николас Кларк. Мне даже неинтересно, чем ты у себя в институте на самом деле занимался. Мне это все известно. Мне интересно лишь одно — почему ты так не любишь свою Родину? Страну, которой так преданно служил твой отец.

— Он-то служил, — проворчал Джермен Михайлович, — а его выбросили из органов с волчьим билетом только за то, что он остался верен Берии.

— Служба Родине — это не посиделки в финской бане с девками… — вздохнул председатель Комитета. — Помнишь гостиницу «Суоми» в Финляндии?.. Наказание нужно принимать, как часть своего долга перед народом. Твой отец так и делал… Нет, Джермен, не обида за его отставку тобою движет. Тебя прельстил Запад своим фальшивым блеском, вот ты и продал и страну и отца, который верно служил ей, и своего второго отца, Алексея Николаевича, ты тоже предал… Как ты посмел поднять руку на Чубайсова?.. А главное — за что⁈ За то, что этот сопливый пацан лучше тебя, профессора, директора института, разбирается в том, где правда, а где ложь?..

Андропов помолчал. Гвишиани попытался разглядеть в его спокойных глазах свою участь, но они были непроницаемы. Отчаяние захлестывало рассудок косыгинского зятя. Ему хотелось выкрикнуть: а не вы ли, Юрий Владимирович, через своего ставленника Калугина затеяли эту возню с экономическими кружками?.. В Генсеки метите!.. Хотите предстать перед народом мудрым реформатором!.. Да вы же, как только до власти дорветесь, всех же и раздавите, как асфальтовый каток!..

Главный чекист взял чистый листок и авторучку и положил перед подозреваемым, который был уже изобличен.

— Пиши!

— Чт-то п-писать?.. Чист-тосердечное приз-знание?

— Признание ты сделаешь официально, под протокол. А сейчас напишешь предсмертное письмо. Я лично передам его Люсе…

— Н-но в-ведь б-будет еще с-суд… П-приговор м-может еще смяг-гчат…

— Неужели ты думаешь, что я допущу, чтобы сына Михаила Максимовича, моего товарища по службе, судили по позорной статье за шпионаж?

На «Московском» нас встречали. Не с оркестром, правда, но все же. Солидный такой дяденька с дипломатом, в плаще и с зонтиком. Ленинград оказался в своем репертуаре. Мелкий моросящий дождь. Встречающий всё норовил держать зонт строго надо мною, но королева Марго тут же нырнула под защиту этого черного, явно импортного купола.

— Здравствуйте, Анатолий Аркадьевич! Моя фамилия Свиридов, — представился встречающий. — Я первый заместитель Григория Васильевича. Пройдемте к автомобилю.

Илья отнял у меня мою поклажу и мы засеменили под дождичком к выходу с перрона. Автомобиль — старый добрый «ЗИМ» он же «ГАЗ-12». Бежево-красный шестиместный седан. Водителя при нем не было. Побёг отлить? Свиридов вынул из кармана связку ключей, отпер все дверцы, потом повернулся ко мне.

— Кто будет вашим водителем, Анатолий Аркадьевич?

Ого! Это, оказывается, моя персональная тачка!

— Передайте ключи товарищу Воронину.

— Вы город знаете? — осведомился у гэбэшника первый зам Романова.

— Знаю. Я ленинградец. Первые двадцать лет жизни прожил на Васильевском, — ответил Илья, взял у него связку и полез за руль.

Я уселся рядом с ним, а Свиридов с Марго позади.

— Кировский проспект дом двадцать шесть-двадцать восемь, — сказал встречающий.

Капитан кивнул и завел движок. По меркам XXI века мотор этого ретроавтомобиля ревел, будь здоров, но ход у него оказался мягким. Да и приятно было сидеть в салоне этого исторического рыдвана. Все-таки авто представительского класса, не чета всем этим малолитражками, что сновали по улицам культурной столицы. Ну что ж, судя по началу, первый секретарь областного комитета партии Ленинграда относится к моим идеям со всей серьезностью. Поглядим, что будет дальше.

«ЗИМ» пересек мост через Фонтанку, свернул на Садовую, перемахнул через Троицкий мост и оказался на Петроградской стороне. Вскоре он уже въезжал во двор знаменитого Дома Трех Бенуа, где когда-то жил Сергей Миронович Киров. Когда мы вышли из автомобиля, Свиридов повел нас в роскошное парадное, где у входа сидела не обычная консьержка, а сотрудник вневедомственной охраны. Он вскочил. Вытянулся, приложив руку к козырьку фуражки, пожирая взглядом начальство.

Первый зам первого секретаря самолично открыл решетчатую дверь старинного лифта, кабина которого была обшита изнутри дубом и встроенными зеркалами. Лифт поднял нас на четвертый этаж, а по меркам эпохи панельной застройки — на седьмой. Отворил высокую двустворчатую дверь и вся компания очутилась в просторной прихожей. В квартире было тихо, пахло старым деревом и свежим ремонтом. В прихожей имелся громадный шкаф-гардероб, зеркало во весь рост, тумбочка для обуви и стойка для зонтов и тростей.

— Вот ваши апартаменты, Анатолий Аркадьевич, — сказал Свиридов, протягивая мне ключи. — Здесь вы будете жить и работать. Ваши вещи из общежития перевезены. Располагайтесь, товарищи. До новых встреч!

Он кивнул и вышел.

— Вот это хоромы! — ахнула Маргарита. — Толик, а можно я здесь поживу?

— С какой стати, — хмыкнул я, скидывая раскисшие кроссовки. — Товарищ Трошкин не простит.

— Да плевать я на него хотела, — отмахнулась она. — Он трус! Всякий раз, когда лез ко мне под юбку, трясся, как припадочный.

— С твоего позволения, Толя, я осмотрю квартиру, — смущенный такой откровенностью проговорил Воронин.

— Да, Илья, действуй, как сочтешь нужным, — сказал я.

Он разулся и шмыгнул в ближайшую дверь.

— Ну так что скажешь, милый? — нарочито медленно облизнув губы, томно проговорила королева Марго.

— Оставайся, — пожал я плечами. — Все равно пришлось бы нанимать домработницу для таких хоромин.

— Дурак! — крикнула она и выскочила из квартиры.

Так то лучше. Я скинул отсыревшую джинсовку, швырнул ее на стойку для зонтов и дернул одну из дверей. Удачно. За нею оказался сортир. Рядом ванная. Вымыв руки, я пошел осматривать свое новое обиталище. Хоромы — не то слово. Я насчитал семь комнат. Судя по интерьеру — одна гостиная, другая кабинет с примыкающей к нему библиотекой, четыре спальни. И это не считая кухни, такой просторной, что в нее могла бы поместиться стандартная однушка в хрущевке.

Мебель, конечно, казенная, годов пятидесятых, но это лишь добавляло этим апартаментам солидности. Зато в гостиной имел современный явно цветной телевизор и музыкальный центр. На кухне — громадный импортный холодильник. Полюбопытствовал — весь набит снедью, да не с ближайшего продмага. Выдернув из отделения для напитков, бутылочку «Байкала» и отыскав в выдвижном ящике для столовых приборов открывалку, я откупорил бутылочку и присосался к горлышку.

Подошел к окну. Оно выходило во двор. Дождь прекратился. Возле «ЗИМа», на красной крыше которого блестели капли, топталась, нахохлившись, Ритуля. Вот же прилипла! Ну и что с ней делать? Сказать Илье, чтобы гнал взашей?.. А с другой стороны… Мне же понадобится секретарша. А любовница товарища Трошкина, надо полагать, уже бывшая, вполне подходит для этой роли. По всем параметрам. Пусть переезжает. Я отворил створку окна. Высунулся.

— Эй, ваше величество! — крикнул я, и эхо отразилось от стен, вспугнув голубей. — Поднимайся! Я пошутил!

— Мы пригласили вас для проведения профилактической беседы, — сказал человек в форме майора. — Надеюсь, услышанное здесь послужит вам уроком.

— А в чем, собственно дело? — завертелся низкорослый, с ранними залысинами, склонный к полноте юнец. — Я никаких законов не нарушал!

— Вас никто ни в чем не обвиняет, Егор Тимурович. Вы сын заведующего военным отделом газеты «Правда», Тимура Аркадьевича Гайдара. Внук двух наших знаменитых писателей Аркадия Петровича Гайдара и Павла Петровича Бажова. В университете на хорошем счету. Знаю, идете на красный диплом. Было бы жаль сломать жизнь такого молодого перспективного человека на самом взлете.

Гайдар вспотел, но старался не показать, что ему страшно. Вспомнились разговорчики в узком кругу друзей о том, что надо сделать переворот, как в пятьдесят шестом, в Венгрии. Привести к власти собственного Яноша Кадора, чтобы создать в Союзе свой гуляш-социализм. Неужели кто-то из парней настучал? Кто? Петька Авен?.. Ананьин? А может не настучали, а просто — проболтались?.. Трепачи…

— В таком случае, я не понимаю, товарищ майор, почему я вызван…

— Как я уже сказал — для проведения профилактической беседы, — повторил тот. — Это такой способ предотвращения преступлений. Когда преступление совершено, тогда и беседы ведутся другие. И называются они «допросами». Вам понятно, Егор Тимурович?

Гайдар обреченно кивнул.

— Советская власть дала таким как вы — все. Самое главное — образование, которое следует использовать во благо своему народу. Вы будущий экономист, следовательно, можете внести свой вклад в процветание страны. Партия не скрывает, что есть еще некоторые отдельно взятые недостатки в деле снабжения населения продовольственными и промышленными товарами. Не хватает жилья. Существуют проблемы с энергоснабжением отдаленных районов. Дорожно-транспортная сеть порой оставляет желать лучшего. Однако взгляните, Егор Тимурович, на все эти трудности с другой стороны. Глазами, так сказать, профессионального экономиста! Какой простор для творчества! Если вас действительно волнует жизнь советского многонационального народа, так приложите усилия, чтобы сделать ее лучше, не разрушая того, что созидалось десятилетиями! Ваш дед, Аркадий Петрович, будучи еще совсем юным, отправился воевать за советскую власть. А когда отгремела Гражданская, стал писать замечательные книги, на которых выросло уже несколько поколений. Началась Великая Отечественная война и ваш дед не стал прикрываться своей писательской славой и отсиживаться в тылу. Ушел воевать и погиб! И хотя его нет с нами, написанные им книги продолжают сражаться. Я ничего не перепутал?

Гайдар понуро помотал головой.

— И заметьте! — продолжал майор. — Аркадий Петрович вряд ли сомневался в истинности марксистско-ленинского учения, а ведь он был человеком образованным! Так почему же его внук предпочитает Марксу и Энгельсу буржуазного философа Адама Смита, а Ленину и товарищу Брежневу — ставленника американского империализма Пола Самуэльсона?

Стуканули все-таки, — угрюмо подумал Гайдар. — Ананьин, падла…

— Мне хотелось бы услышать ваш ответ, Егор Тимурович.

— Адам Смит — это основатель классической политэкономии, — начал бормотать тот. — Его идеи пронизаны буржуазным идеализмом, но Карл Маркс ссылается на его труды… А что касается Самуэльсона… Для борьбы с его враждебным учением, необходимо знать его основы…

— Рад слышать столь разумные речи, Егор Тимурович, — удовлетворенно покивал головой майор. — Для того советская власть и дала вам высшее образование, чтобы вы могли поставить крепкий заслон попыткам протащить в нашу страну враждебные ее народу учения. СССР уже неоднократно выигрывал экономическое соревнование с загнивающим Западом. Вспомните эту их «великую депрессию»… Чудовищный уровень безработицы. Закрывались предприятия. Людей выбрасывали на улицу, питаться благотворительной похлебкой. В то время как в нашей стране семимильными шагами шла индустриализация, укреплялось колхозное строительство, ширилось стахановское движение. За считанные десятилетия мы стали вровень с крупнейшими промышленными державами мира и выиграли самую кровопролитную войну в истории! Так скажите, Егор Тимурович, чему нас может научить буржуазный экономист Самуэльсон, который только о том и талдычит, как ловчее обмишуливать да объегоривать ближнего, называя это свободной конкуренцией и рыночной экономикой?

Гайдар только обреченно кивал. Он понимал, что спорить с этим чекистом бесполезно. А если попытаешься приводить факты и цифры, то профилактическая беседа сможет запросто перерасти в допрос. После которого он не в Дунино поедет, как собирался, а в Бутырку. Лучше со всем соглашаться. И уверять, что и в мыслях не было превозносить учение Самуэльсона, что он, сын правдинского журналиста и внук двух советских литературных классиков, на самом деле — преданный делу коммунизма борец с тлетворным влиянием Запада.

— Я… осознал свои заблуждения и готов исправиться, — пробормотал он. — Действительно, давно пора дать бой буржуазным экономическим учениям.

— Вот и замечательно, Егор Тимурович! — обрадовался майор. — Вам осталось только подписать это и вы можете быть свободны.

Перед Гайдаром лег листок, на котором было что-то напечатано.

— Что это?

— Согласие на добровольное сотрудничество с органами государственной безопасности.