Рыцарь Слова

Глава 6

Понедельник, 29 октября

Он взглянул на часы на своем столе: уже три. Он здесь с утра. Пора сделать перерыв.

Джон отодвинул кресло и встал. Ему уже сорок три, но после отдыха он чувствует себя так, словно скинул десяток лет. Худой, стройный, загорелый, выглядит по-спортивному. На лице уже морщины, но все равно вид мальчишеский. Длинные каштановые волосы связаны банданой, отчего он выглядит человеком, которому никогда не стать взрослым. Бледно-зеленые глаза глядят на мир, словно пытаясь решить, что с этим миром делать.

И действительно, Джон Росс уже давно пробует расшифровать тайну смысла жизни.

Он стоял, опираясь на рукоятку из полированного грецкого ореха, думая о том, что произойдет, если он останется глух к последнему предупреждению, последовавшему после отъезда в приют, и разрыва связующих нитей со Словом. Он уже несколько месяцев постоянно думал: наверное, нет причины откладывать, нужно принять решение и следовать ему. Но не мог заставить себя, пусть он даже перестал быть Рыцарем Слова, и магия посоха ему более не служит.

Он медленно провел пальцами по гладкому дереву, пытаясь понять, почему он все еще к нему привязан. Но посох молчал. Джон даже не знал, подчиняется ли ему магия посоха, ибо ни тепла, ни свечения не замечал. Посох словно не ощущал его присутствия.

Джон закрыл глаза. Он хотел бы вернуть свою прежнюю жизнь — ту, от которой отказался, став Рыцарем Слова. Лучше бы рискнуть всем, что есть — лишь бы вновь обрести ее. И, пожалуй, он уже это сделал, мрачно подумал Джон. Ведь Слово было Творцом. Что чувствует Создатель, когда заявляешь Ему, что решил аннулировать соглашение? Может быть, Россу и не суждено этого постичь. Сейчас он знал одно: жизнь снова принадлежит ему, и он так легко от нее не отступится. А посох просто служил напоминанием о том, что ушло и больше не греет душу.

До Джона донесся пронзительный голос, звуки рыданий. Это Делла Дженкинс внизу в холле. Вот она прошла мимо двери кабинета, что-то бормоча, разочарованно качая головой. Потом вернулась с охапкой документов. Он с любопытством прошел следом за ней, опираясь на посох, в вестибюль в передней части старого здания. Делла сегодня работала за администратора на входе, а понедельник — день тяжелый. Похоже, что по выходным случается больше всяких происшествий, конфликтов, взрывов эмоций, мирно варившихся в собственном соку всю неделю, а то и месяцы или даже годы. Он никогда не понимал, отчего так происходит. Почему такие моменты вечно выпадают на выходные? Загадка какая-то. Джон всегда считал, что для разборок больше годится пятница, но, может быть, уикэнды символизируют разрушенные мосты между неделями, а понедельникам предстоит эти мосты восстанавливать?

К тому времени, как Росс добрался до вестибюля, голоса замерли. Гнев и ярость Дженкинс оставила за дверью, а сюда вошла спокойной и деловитой. Делла склонилась над девушкой-подростком, забившейся в кресло возле стойки и громко рыдающей. Еще одна девчушка, помладше, плакала, вцепившись в ее руку, и слезы катились по лицу. Делла положила ладонь на плечо старшей девушки и что-то тихонько говорила ей на ухо. Делла была крупной женщиной. С длинными волосами, кожей цвета кофе с молоком и платьями исключительно ярких тонов. Еще она обладала низким мягким голосом и грозным взглядом и умела разрешить любую ситуацию. Сейчас она с успехом применяла этот талант, и вот уже рыдания старшей девушки затихли.

Несколько женщин и детей занимали кресла в разных частях комнаты. Некоторые выражали взглядом симпатию и любопытство. Недавно прибывшие, которые нуждаются в крове. Она улыбалась им, и одна маленькая девочка улыбнулась в ответ. Увидев Росса, женщины вновь начали заполнять анкеты, а дети перевели внимание на него.

— Ну, давайте же, не тяните время, просмотрите все вопросы. Заполните, что сможете. С остальным я помогу, — закончила Делла, выпрямилась и убрала руку с плеча девушки. — Вот и хорошо! Я сяду вон там, подойдете, когда будете готовы.

Она вернулась за стойку, взглянув на Росса и пожав плечами. Подобно всем администраторам, она была опытным профессионалом в области работы с людьми. Делла находится во «Фреш Старте» уже около пяти лет, почти с самого основания, и, если верить Рэю Хэпгуду, она всякого тут навидалась и наслышалась.

Росс подошел, и Делла окинула его подозрительным взглядом.

— Развязались с делами, мистер Речеписец? Нуждаетесь в работе?

— У меня депрессия, нужна ваша улыбка, — ответил он в такт.

— Тьфу ты! Вы куда сейчас идете? — Она заглянула ему в глаза и мотнула головой. — Вон та маленькая леди, ей семнадцать, и она беременна, говорит, отец не хочет знать ни ее, ни малыша, просто бросил их. Бандит или что-то вроде, самому всего восемнадцать. Вторая девчушка — ее сестра. Жить им обеим негде. Беглянки, дети улиц, сами уже делают детей. Сказала им, мы можем предоставить им койки, но она должна сходить к доктору. И, если есть родители, их следует известить. Конечно, она не хочет к доктору, родителей ненавидит, как и все они. Боже Всемогущий!

Росс кивнул.

— Вы объяснили, зачем все это нужно?

Делла окинула его презрительным взглядом.

— Объяснила ли я? Ну, разумеется! Как вы думаете, чем я тут занята день-деньской — просто так сижу, в потолок плюю, что ли? Кто тут дольше служит, вы или я?

— Простите за вопрос, — сказал Росс.

Она легонько ущипнула его за руку.

— Нечего извиняться.

Он оглядел вестибюль.

— Сколько новеньких сегодня?

— Семь. Не считая этих, — Делла сурово нахмурилась. — Если так пойдет, придется пускать их в ваш кабинет, пусть спят на полу. Как вам понравится перешагивать через мамашек с детьми, когда будете обдумывать очередную речь?

— Бездомные на полу штабелями. — Он пожал плечами. — Может, приспособлю кого-нибудь из них помогать мне в работе. Иногда у них появляются лучшие идеи, чем у меня.

— И в самом деле, — Делла не давала ему передышки. — Так вы идете куда-то или просто вышли размяться?

— Иду выпить кофе. Хотите присоединиться?

— Не хочу. Слишком много работы. — Она потрясла пачкой бумаг на столике. Потом добавила: — Но если принесете мне чашечку — со сливками и сахаром, — пожалуй, выпью, так уж и быть.

Он вернулся в холл, подошел к лифту и нажал на кнопку. Кофе для персонала варил автомат в подвале рядом с кухней, складом продуктов и вещей, мастерской, а также котельной. Пространства не хватало. «Фреш Старт» в любое время служил убежищем для ста пятидесяти-двухсот женщин с детьми. Все они были бездомными, некоторые — пострадали от жестокого обращения. Офисы администраторов и комната первой помощи занимали первый этаж шестиэтажного здания, а следующие пять отводились под спальни и дортуары. На втором этаже размещалась еще и столовая на сотню мест, работавшая посменно. В соседнем здании находился «Пасс-Гоу», альтернативная школа для живущих во «Фреш Старте». В ней учились от шестидесяти до семидесяти детей. В «Пасс-Гоу» работало двенадцать человек. Во «Фреш Старте» — пятнадцать. Остальные должности исполняли добровольцы.

Не было никаких знаков, отмечающих расположение зданий или природу проводимой там работы. Дома тускло-коричневого цвета, ничем не примечательные, занимают место прямо возле Оксидентал-Парка на Пионер-сквер в Сиэтле. Интернешнл-дистрикт лежит прямо к югу от Кингдома. Центр города с его отелями и небоскребами, а также магазинами — в нескольких кварталах севернее. Эллиотт-бэй и побережье — на западе. Клиентов море, их можно найти прямо на улицах, если пройтись туда-сюда и посмотреть хорошенько.

«Фреш Старт» и «Пасс-Гоу» были неприбыльными корпорациями, учрежденными Системой Публичных Школ Сиэтла, благотворительными организациями, существующими на пожертвования частных лиц. И обе являлись детищами одного отца — Саймона Лоуренса.

Джон Росс посмотрел вниз, на ноги. Саймон Лоуренс. Волшебник Страны Оз. Человек, которого, судя по снам, через два дня убьют.

Двери лифта открылись, он вошел. Есть лестницы, но он ходит по ним с трудом — последствия службы Слову. Видимо, так будет всегда. Казалось несправедливым, что он все еще калека, несмотря на увольнение, ведь он стал таковым, приняв пост. Но какое дело до этого Слову — ведь жизнь вообще несправедливая штука.

Он улыбнулся. Теперь можно и пошутить на эту тему. Новая жизнь способствует шуткам. Он больше не сражается против порождений Пустоты, не пытается в одиночку предотвратить гибель человечества. Все в прошлом, в том времени, когда он едва мог улыбаться, ибо страх преследовал его по пятам. Он служил Слову чуть ли не пятнадцать лет — воин, бывший одновременно и охотником, и дичью, игравший со смертью. Джон провел каждый день из первых двенадцати лет, пытаясь изменить ужас, посещавший его во снах предыдущей ночи. Сан-Собел стал переломным моментом, и вначале Росс считал, что никогда не сможет оправиться. А теперь он вернулся к прежней жизни, и будущее более не диктуется снами.

Снами? Да просто кошмарами! Теперь ему редко снились сны, они постепенно уходили из его жизни с тех пор, как он отказался быть Рыцарем Слова. Одно это указывало, что он успешно освободился. Когда Росс служил Слову, сны приходили каждую ночь, ведь они служили указаниями, почти приказами, чем предстоит заняться. А теперь — почти никогда. А если и снятся, то невнятные — сплошные тени, а не картины, и никакой угрозы в них нет.

Кроме того сна о Саймоне Лоуренсе, в котором старик из прошлого узнал Джона, а он понял, что старик говорит правду и он действительно убил Волшебника Страны Оз. Этот сон приходил уже трижды, и каждый раз Росс видел немного больше прежнего. Но никогда еще один и тот же сон не снился три раза, даже во времена его активной деятельности как Рыцаря Слова. Всегда один раз. Вначале повторения напугали его. Он даже решил убежать, уйти далеко, чтобы исчезла возможность осуществить сюжет сна.

Но именно Стеф убедила его: остаться лицом к лицу со страхом значит победить его. Джон решил остаться — и это был правильный выбор. Он больше не боялся сна. Знал, что ничего не произойдет, он просто не сумеет убить Саймона. С Саймоном Лоуренсом и его невероятной работой во «Фреш Старте» и «Пасс-Гоу» связано будущее Джона Росса.

Джон вышел из лифта и направился в кафе. Помещение было большим, но пустым, если не считать пары столов многоцелевого назначения и складных стульев вокруг них, кофейного автомата и шкафчика рядом, где хранилось все необходимое для приготовления кофе, маленького холодильника, микроволновки, а также старых полочек с чашечками китайского фарфора, серебряными ложками и стаканами.

Рэй Хэпгуд сидел за столиком, читая «Пост-Интеллидженсер».

— Какая встреча, Джон! — воскликнул он, вскакивая. — Как движется составление речей? Что, наш Оз устроит всем Второе пришествие?

Росс рассмеялся.

— Он с этим справится и без моей помощи. Его и так уже считают Христом.

Хэпгуд захихикал. Рэй был директором по образованию в «Пасс-Гоу», выпускником Университета Вашингтона, получившим степень в области английской литературы и опыт работы в системе публичных школ Сиэтла до того, как пришел к Саймону. Это был высокий, худощавый чернокожий мужчина с короткими волосами, далеко отступавшими со лба, с блестящими дружелюбными глазами и постоянной улыбкой на лице. Он был «черным», потому что название «афроамериканец» казалось ему глупым. Но, впрочем, он обычно не обращал внимания на формальности, апеллируя к существу дела. Неважно, как его называли, гораздо важнее, как он относился к тому, кто называет, считал ли его своим другом. В общем, это был открытый, порой резковатый человек, настоящий трудяга, всегда готовый пойти навстречу. Россу он очень нравился.

— Делла посылает тебе свою любовь, — проговорил Росс и двинулся к кофейному автомату. Он предпочитал кофе с молоком, но это означало два подхода к автомату, а он не был к этому готов.

— Ага, Делла влюблена в меня по уши, это уж точно, — серьезно согласился Рэй. — Но разве это ее вина, а?

Росс почесал в затылке, налил себе чашку кофе и осторожно добавил немного сливок.

— Но ты тоже хорош: зачем расшевелил ее и оставил как есть? Либо лови рыбку, либо перерезай леску.

— Ловить рыбу или резать леску? — Рэй уставился на него. — Это что, среднезападная поговорка, типа того, как парни в Огайо друг дружку поучают?

— Ну, — Росс прошел и сел напротив него, прислонив трость к стулу. Сделал глоток. — А как вы, парни из Сиэтла, обычно говорите?

— Мы говорим: «Или гадь, или слезай с толчка!» — но я щажу твои чувства и обычно не выражаюсь в твоем присутствии, — Рэй пожал плечами и уткнулся в свою газету. Спустя минуту он воскликнул: — Проклятье! И почему я должен читать эту вонючую газетенку? У меня от нее одно расстройство!

Вошла Кэрол Прайс, улыбнулась Россу и направилась к автомату.

— От чего у тебя расстройство, Рэй?

— Да от этой гребаной газеты! От людей! От жизни вообще! — Рэй Хэпгуд откинулся назад и начал трясти газетой, словно в ней сидели пауки. — Вот, слушайте. Здесь три истории, все они реальны. История номер один. Женщина, живущая в Рентоне, в депрессии из-за потери работы. Бывший муж не платит алиментов за своего ребенка. Бой-френд регулярно ее бьет и не обращает внимания на соседей, которые постоянно вызывают полицию, а еще он пьет и разбивает ее машину. И что в результате? Она идет домой, приставляет пистолет к виску и убивает себя. Но вначале убивает троих детей, потому что — как она пишет в записке, которую догадалась оставить, — не может представить, видишь ли, что они захотят жить без нее!

Кэрол кивнула. Стройная блондинка средних лет, ветеран войны за права угнетаемых женщин и детей, она занималась поиском клиентов для «Фреш Старта».

— Я про это читала.

— История номер два, — продолжал Хэпгуд с удовлетворенным видом. — Охладевший к жене муж решает, что получил от жизни все, что хотел. Идет домой навестить жену и детей, двоих от его предыдущего брака, двоих — от ее предыдущего брака. Убивает ее, «потому что она его жена», и своих детей, «потому что они его дети». Ее детей отпускает, «потому что они не его дети, и он за них не несет ответственности».

Кэрол вздохнула и поднесла чашку к губам.

— История номер три, — Хэпгуд драматически завращал глазами. — Бывший муж не может себе представить свою жену с другим мужчиной. Сама мысль об этом ему невыносима. Он идет в трейлер с ружьем, убивает обоих, потом убивает себя. Оставляет троих детишек сиротами и без крыши над головой. Как это скверно для них!

Он швырнул газету.

— Мы должны были помочь этим людям, черт побери! Мы могли им помочь, если бы могли добраться до них! Если бы они пришли к нам, эти женщины, просто пришли и рассказали, что им угрожают, и…

Он ломал руки.

— Я не знаю, что это такое, все зря!

— Да, верно, — согласилась Кэрол. Росс потягивал кофе и кивал, ничего не говоря.

— И тут же, на следующей странице, как будто они сами не понимают, какая тут злая ирония, — статья про скандал, произведенный в Диснейленде «Пиратами Карибского моря»!

Рэй выглядел разъяренным.

— Слушайте, эти пираты умыкали официанток и продавали их с аукциона, и это оскорбило многих людей. Ну да, я понимаю. Но эта история, шум вокруг нее, заняла так много места, привлекла внимание общественности. А то, что случилось с этими женщинами и детьми? Но я уверен, Дисней отдаст пиратам больше времени и денег, чем бездомным. Кто вообще печется о бездомных? Если не мы с вами, то кто еще?

— Ты одержим, Рэй, — сказал Джип Уинг, молодой волонтер, появившийся в разгар беседы. Хэпгуд метнул в него сердитый взгляд.

— Как насчет статьи на следующей странице про девочку, которая отказывалась участвовать в соревнованиях по дзюдо, если ее будут заставлять кланяться перед татами? — хищно усмехнулась Кэрол. — Она заявила, мол, кланяться перед татами есть часть религиозного ритуала, значит, ей нельзя этого делать. Поклонение татами или что-то вроде этого. Мать, конечно, отправила ее назад. Эта история заняла полстраницы, больше, чем материал о детях или о пиратах.

— Да уж, все ценности искажены, — покачал головой Рэй.

— Когда газетчики начинают думать, будто происходящее в мире Диснея или на соревнованиях по дзюдо заслуживает больше внимания, нежели бездомные женщины и дети, — мы в беде.

— Что уж говорить о количестве материалов, посвященных спорту, — вмешался Джип Уинг.

— Все верно, политически некорректных пиратов и поклонение татами, не считая спорта, проще обсуждать, чем бездомных, — проворчала Кэрол. — Таков мир, Рэй. Люди берутся за то, что они в силах сделать. То, что слишком трудно или неразрешимо, оставляют за бортом. Это для меня слишком, заявляют они. Слишком много для одного человека. Нам нужны комитеты, эксперты, организации, целые правительства, чтобы решать эту проблему. Но слушайте, поклонение татами? Пираты, похищающие официанток? Это выше моих сил!

Росс хранил молчание. Он думал о собственном выборе в жизни. Он оставил попытки сражаться на более обширном и кровавом поле битвы, чем то, о котором сейчас шла речь. Убежал с поля боя, который захватывает весь мир, все его уголки. Устранился от демонов, пожирателей и мэнтрогов, существ магии и тьмы, творений Пустоты. Потому что после Сан-Собела почувствовал, что не может больше участвовать в разрушении их планов, не может контролировать результаты, и ему просто везло, что раньше вместо людей погибали демоны.

Несмотря ни на что, казалось, что Рэй обращается непосредственно к нему, а в гневных и разочарованных репликах окружающих об уходе от ответственности и нежелании людей решать проблемы бездомных женщин и детей Джону слышались обвинения в свой адрес.

Он глубоко вздохнул, прислушиваясь к дискуссии между Рэем и Кэрол. Как вы думаете, сколько хорошего мы делаем? — хотелось спросить ему. Помогая бездомным, работая не покладая рук, — насколько много в действительности совершаем мы добрых дел?

Но он не стал ничего спрашивать. Не смог. Просто сидел, перебирая в голове собственные поражения и победы, задавая себе вопросы о жизни. Факт оставался фактом — ему нравилось то, чем он тут занимался, и он верил, что приносит пользу, и больше, чем тогда, когда был Рыцарем Слова. Здесь ему видны результаты. Не все его и их общие попытки были успешны, но поражения легче переживались, цена потерь оказывалась значительно меньшей. Улучшение достигалось за один шаг, и люди, участвующие в программах «Фреш Старт» и «Пасс-Гоу», шли в правильном направлении.

Он снова вернулся к своим обязательствам. Прошлое позади, пусть оно там и останется. Он не считает себя Рыцарем Слова. Он никогда не был столь инициативен, столь удовлетворен жизнью. Для той службы годятся более сильные и жизнеспособные люди, те, чья преданность и разум превышают его собственные. Он сделал все, что мог. Все кончилось после Сан-Собела. Конец.

— Пора пойти поработать, — произнес он, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Когда Росс поднялся, разговор все еще продолжался. Показались еще двое штатных сотрудников, каждый пытался вставить слово. Кивнув Рэю, который поднял на него глаза, Джон подошел к лифту, нажал на кнопку и вошел в пустую кабину.

Он молча поднимался на главный этаж, закрыв глаза, чтобы отдаться воспоминаниям, погрузившись в темноту.

Когда лифт открылся и Джон сделал шаг наружу, мимо как раз проходила Стефани Уинслоу с двумя контейнерами, салфетками, соломинками и пластиковыми ложечками на картонном подносе.

— Чай, кофе или меня? — озорно спросила она, поведя плечами и встряхнув черными курчавыми волосами. Выглядела она совсем по-девчоночьи.

— Еще спрашиваешь, — Джон прикусил губу, чтобы не рассмеяться. — Что у тебя там?

— Два больших кофе с обезжиренным ванильным молоком, приятель.

— Один для меня?

Она хихикнула.

— Как хочешь. Как там речь?

— Все готово, осталось навести последний блеск. Оз потрясет весь Хэллоуин, — Джон указал на поднос. — А кому это?

— Саймон в своем кабинете, дает интервью Эндрю Рэну из «Нью-Йорк Таймс». Тот самый Эндрю Рэн, репортер, мастер расследований.

— Да? И что же он расследует?

— Ну, миленький, тот самый вопрос с шестьюдесятью четырьмя тысячами долларов, разве не понятно? — Она сделала движение головой. — Прочь с дороги, я спешу.

Он послушно отступил в сторону, пропуская ее. Она взглянула через плечо.

— Я заказала обед у Умберто на шесть. Встретимся в твоем кабинете ровно в пять-тридцать, — она кивнула ему.

Он наблюдал, как она идет к кабинету Саймона. И больше не думал ни о бездомных и страдающих, ни о Рэй и Кэрол, ни о своем прошлом — только о ней. Со Стеф так всегда. С того самого момента, как они встретились. Она — лучшее, что было и есть в его жизни. Он любил ее так, что это причиняло боль. Но это была сладкая боль. Как будто она была загадкой, которую ему ни за что не решить.

— Буду на месте, — тихо ответил он.

И признался себе, что его новая жизнь чертовски хороша. Джон вернулся в кабинет с улыбкой.