Сегодня победа осталась бы за противниками, если бы у них было, кому победить.
Гай Юлий Цезарь
Глава
Очаков.
29 марта 1736 года.
Половину города все же пришлось сдать. Но и площадь по центру Очакова не будет гостеприимной для захватчиков. Ведь в то время, как Кашин и другие стрелки истребляли, казалось, что нескончаемый поток турок, команда подрывников уже ожидала отхода русских стрелков на новые позиции, чтобы взорвать заложенные на площади фугасы.
Кашин выбежал на площадь и увидел, как убегают, показывая невероятные способности к атлетике, стрелки. А ведь они должны были ещё держаться на похожей узкой улице, но севернее. Иван решил, что потом будет разбираться с тем, была ли это трусость, или же неправильный расчёт и преждевременный приказ на отход.
— Ракету! — выкрикнул Иван Кашин, убегая, но при этом умудрившись ударить себя по лбу.
Забыл… Он забыл…
Да, в ходе сражения и притворного бегства Кашин забыл о том, что и других стрелков нужно предупредить о начале отхода на вторую линию городских укреплений. Но так оказалось, что отряд, которым непосредственно командовал Иван Кашин, был последним, кто ещё сопротивлялся на первой линии обороны.
Остервенелые, злые, растерянные турки, превратившиеся частью в зверей, одурманенные запахами крови и вони человеческих внутренностей, толпой выбегали на площадь. Мало у кого из них были заряжены ружья, но иногда выстрелы всё-таки звучали в спину убегающим русским солдатам.
— Ба-ба-бах-бах-бах! — последовала череда взрывов фугасов.
Кашин посмотрел за спину. Там был туман из дыма от сгоревшего пороха. И в дым уже летели подарки в виде пуль. Русские солдаты не видели, куда именно стреляли. Но они умели распределять цели и сектора обстрела, так что по всей площади, в метре друг от друга или даже ближе, летали русские пули.
Туман постепенно рассеивался. Кашин боялся увидеть, что начался пожар. На самом деле, деревянные здания возле тех мест, где должны были прозвучать выстрелы и взрывы, разобрали загодя. Да и крайне мало в Очакове было чего-то деревянного, в основном строили из камня. И пожаров пока не случилось.
— Они отходят! — выкрикивали в разных местах те стрелки, кому что-то удавалось рассмотреть. — Они не идут к нам.
Казалось, что воины, так же ставшие рабами своих эмоций, искренне сожалеют, что турки приостановили свой бег и постепенно стараются отойти, может и занять какие-то позиции, переждать.
Кашин хотел было отдать приказ, чтобы русские стрелки выдвигались вперёд и занимали только недавно оставленные позиции первой линии, как новая волна — свежих, испуганных огромными потерями, но ещё не прочувствовавших весь ужас уличных боёв, турков бежала в сторону готовых к бою русских стрелков. И этих бойцов сложно будет отпугнуть. В бой пошел полк янычаров.
— Бить по готовности! — прокричал Кашин.
Сам он повесил на плечо свой штуцер, но достал сразу два револьвера. Раньше Иван учился стрелять из пистолета с двух рук. Сейчас посчитал, что прицельная стрельба не столь важна, если впереди плотная толпа врага. Роль играет только лишь плотность огня, в меньшей степени — точность. Промахнуться сложно.
В его личном плутонге все были с такими револьверами и поспешили сделать ровным счётом то, что и их командир.
— Гранатомёты! — прокричал Кашин, когда не менее трёх сотен янычар трусцой пробежали площадь и стали входить в узкие улочки.
Два десятка гранатомётчиков, опирая свое оружие на крыши домов, стали закидывать небольшие гранаты в сторону янычар.
— Бах-бах-бах! — гранаты попадали в скопление турецких элитных войск, взрывались там, разрывая тела, так как порой прилетали рядом и две и три гранаты, погибали некогда лучшие воины мира.
Похоже, что прямо сейчас ставилась точка в споре, какой воин лучше, сильнее, профессиональнее: русский или турецкий. Ответ был однозначным, причём, уже не только для русских бойцов, которые и так считали, что они сильнее, — теперь такое же мнение появится и у турок. Ну а кто боится — тот чаще смельчака проигрывает.
— Доклад с крыши! — прокричал Кашин. — Много их ещё? Дым, не видно ни зги!
Кашин и сам убил или ранил не менее пятнадцати турок, может, чуть меньше, но также много убивали врагов его солдаты. Казалось, что враги уже должны закончиться, а они всё прут и прут.
— В крепость заходят, разгребают нынче заторы из мертвяков. Вперёд не идут! — доложил солдат с крыши. — Янычары откатываются, закрепляются в первых домах у площади.
— Примкнуть штыки! — приказал Кашин. — За веру! Царя! И Отечества! Ура!
Выставив вперёд два револьвера, Иван первым пошёл в атаку, увлекая за собой не менее двух сотен русских стрелков.
— Бах-бах-бах! — удивительно быстро Кашин расстрелял все двенадцать зарядов.
Солдаты его плутонга сделали то же самое. Но такая плотность огня, да ещё от малого количества русских солдат, повергла в ужас даже мотивированных и сильных турецких воинов. Янычары выбегали с ятаганами, остервенело кричали, но тут же получали пулю, и не одну.
Уже меньше чем через минуту турецкая военная элита стала откатываться. А когда русские бойцы с пригнутыми штыками обрушились на остатки батальона янычар, бежали уже все: только русские шли вперёд и гнали, кололи в спину штыками турок, а турки улепётывали назад.
— Труби отступление! — на разрыв голосовых связок орал Кашин.
Тут же начали реветь трубы, звук которых привёл увлекавшихся русских солдат в чувства. Они разворачивались, и, может быть, менее быстро и нехотя, но бежали на позиции второй линии обороны. Посматривали с сожалением за спину, мало турецкой крови, не насытились.
— Часа два мы выиграли! — выдыхая, и скорее всего, сам себе сказал Кашин. — Залижут раны, попрут вновь, может и артиллерию подтащат. Но уже скоро генерал-лейтенант Норов, наш Командир, начнет бить турку.
— Командир, а турки начинают по стене в нашу сторону тянуть пушки, — еще через полчаса сообщили поручику Кашину.
Устало, с некоторой ленцой Кашин посмотрел на стену. Отсюда было не видно, что пушки тащат по крепостной стене. Две, еще три пробуют втащить на стену. Однако это был тревожный звоночек. Турки решили по стене расставить артиллерию, чтобы просто закидать бомбами и ядрами русских, пройти которых турки оказались не способны.
А в это время основные русские силы — в трёх верстах от Очакова.
— Вы мне можете объяснить, что происходит? — наблюдая за тем, как приближаются русские войска, заявил Ахмед-паша.
Обращался он к Мишелю де Костеллану. Француз неизменно был тем, на кого турецкий полководец перекладывал всю ответственность пока что за большие потери, но возможно, что скоро и за поражение. Вера в то, что победа ещё не упущена, теплилась в душе турка, или вернее сказать египтянина. Оттуда был родом военачальник.
— Я вас предупреждал. Я говорил, что входить в город опасно, — жёстко отвечал француз.
Ахмед-паша сжал кулаки, закрыл глаза и сделал несколько вдохов-выдохов. Постарался взять себя в руки и успокоиться. Да, говорил француз, но не сказал же, почему нельзя заходить в город. И когда турок предложил сперва уничтожить русскую армию, что подошла к Очакову, француз и на это нашел аргумент не в пользу предложения. Мол, тогда гарнизон Очакова пойдет на вылазку.
— Так что предлагаете? — уже спокойным голосом спросил турецкий военачальник.
— Я готов послать свою роту лучших стрелков, — принял непростое решение Костеллан. — Они исход боя не решат, но выбьют русских офицеров. С передней линии.
— Так посылайте же! — выкрикнул турок.
Французский подполковник тут же отдал указания. Ему не хотелось до последнего раскрывать возможности всего лишь одной единственной роты французских метких стрелков. Нельзя было русским знать, что здесь, в Османской империи, французам удалось найти причины русских побед.
В битве у Перекопа нашлись французские офицеры, которые заметили, как русские метко и эффективно работают из штуцеров с большого расстояния. Хватило ума и профессионализма, чтобы понять: русские используют не просто штуцеры, которые, действительно, могут бить далеко, но заряжаются крайне долго, — русские изобрели новое оружие.
Были найдены пули, которые после некоторого анализа, опытов, признаны простым и необычайно эффективным способом решения проблемы поражения противника издали. Конечно, бумаги с выводами и даже с чертежом пули были отправлены во Францию. Но там могут и не поверить, и не заморачиваться. Нужны прямо сейчас военно-полевые испытания, а лучше так и громкая, пусть и очень локальная, победа.
Мишель де Кастеллан, находясь в Константинополе, смог наладить небольшое производство таких пуль, конусных, с расширяющейся юбкой. Правда, на нужды французов работала лишь одна мастерская. Подполковник не хотел делиться секретом нового оружия со своими союзниками.
Потому-то и получилось вооружить лишь только одну роту стрелков, в надежде, что во Франции сейчас вовсю производят штуцеры и новые пули к ним.
Уже скоро рота французских стрелков заняла позиции. Предполагалось, что они будут стрелять не дальше, чем триста шагов от наступающих русских. Однако всё равно не укладывалось в голове французского подполковника, как можно воевать в абсолютно рассыпном строе, когда между стрелками могут быть и десять, и двадцать шагов. Так что французы стояли скученно, выдвинувшись сильно вперёд изготавливающейся к бою турецкой артиллерии грудью встречали русских.
— Бах! Бах! Бах! — неожиданно первыми стали стрелять по французам русские.
— Шестьсот шагов… — пробормотал себе под нос подполковник.
Он хотел было начать поедать себя, корить за то, что не поверил в сказки, что русские стреляют чуть ли не с полверсты. Испытаний нового оружия было немного, но зашоренность восприятия военной науки не позволяла думать о том, что стрелять можно настолько издали.
Но не попадали французы с пятисот шагов. А дойти до того, чтобы целиться не во врага или мишень, а сильно ниже, в землю, или вовсе в место в пяти шагах от цели, — до этого французский гений не додумался. А ведь пуля не летит по прямой, знал об этом Кастеллан.
— И зачем было мучиться и выводить роту солдат, чтобы так бесславно умирать? Попросили бы меня, и я бы с почестями и под барабанный бой расстрелял бы ваших несчастных, — съязвил Ахмед-паша.
Даже в звуках нарастающего боя можно было услышать, как скрипят плотно сжатые зубы француза. Что-то он не учёл, есть какой-то секрет у русских, особая выучка стрелков. Иначе, кроме как ещё и колдовством, француз не мог объяснить, почему его стрелки сейчас массово умирают.
Между тем, французские штуцерники за просто так погибать не желали, открыли почти что беспорядочную пальбу в сторону русских.
— Так есть же! — воскликнул французский инструктор.
Может быть, одна из десяти французских пуль, выполненных по русским образцам, достигали целей и поражали противника.
— Целиться нужно иначе, — пробурчал француз.
Турок был занят другими делами и наблюдал за тем, как конная лавина, составленная в основном из подчинённых России степных народов, заходит на атаку сильно западнее, где расположились турецкие обозы. Так что Ахмед-паша не придавал никакого значения, что там себе под нос бормочет этот француз.
А вот подполковнику его королевского величества было уже абсолютно наплевать на то, чем же закончится сегодняшнее сражение. Задачи, которые перед ним были поставлены главным маршалом Франции, скорее, касались приобретения опыта и изучения тактик ведения войны русских. А уже потом, в меньшей степени, помощи османам. И уж в последнюю очередь — непосредственного участия в сражениях.
— Бах! Бах! Бах! — приглушённый грохот от пушечных выстрелов донёсся до наблюдательного пункта турецкого военачальника.
Малая артиллерия, фальконеты, стреляла в сторону степной лавины, которая обрушилась на турецкие обозы. Там же продолжала отстреливаться немногочисленная обозная охрана.
— Приказываю начать атаку конными силами! Уберите этих степных дикарей от наших обозов! — заорал Ахмед-паша.
Тут же был отправлен вестовой, чтобы сообщить приказ командующего. Вот только это займёт время. Пусть даже пятнадцать минут потребуется вестовому, потом ещё пятнадцать минут на то, чтобы выстроиться в боевые порядки и отправиться в бой, а там ещё нужно дойти до русских степных воинов… Не меньше понадобится, чтобы ударить по русской коннице.
— Что они делают? — выкрикнул Ахмед-паша, и его голос дал петуха, он надорвал голосовые связки и уже мог только шептать.
— Русские выдвигают свои пушки вперёд, сразу за первой атакующей линией, — удивлённым голосом, всматриваясь в подзорную трубу, раньше, чем нашлись с ответом турецкие офицеры, сказал французский подполковник.
Впрочем, вопрос весь был задан не потому, что турецкий военачальник не увидел. Как раз-таки он увидел, но не мог понять, как такое возможно. Как, по сути, можно наступать пушками? Русские настолько не боятся, что турки, атакуя, заберут пушки? Ведь потеря орудия — это позор!
В турецкую армию только недавно стали поступать лёгкие полевые орудия, французского образца, хотя уже и турецкие мастера пробовали делать похожие. И турецкие военачальники до конца так и не поняли, что если орудие и называется «полевым», то должно отрабатывать именно в поле, а не стоять в одном месте стационарно, без возможности менее, чем за час убраться с поля боя.
Я наблюдал за разворачивающимися событиями, и сердце моё стало стучать вдвое быстрее. И нет, мы не проигрывали, напротив, я уже был уверен в победе. Проблема заключалась в том, что я уверен ещё в одном: французы попробовали применить против нас наше же оружие.
Когда примерно рота явно французских солдат, пусть они и были укутаны в плащи, пряча свои мундиры, вышла вперёд, я ломал голову, зачем они это сделали. Может быть, просто решили постращать, рассмотреть в подробностях, что происходит, как выдвигаются русские полки?
Но когда они сперва встали не то, чтобы в плотное построение, но и не рассыпным строем, уже тревога поселилась в моём сердце. А когда они открыли огонь метров за четыреста до ближайших моих стрелков, я понял — французы разгадали секрет дальности стрельбы.
— Господин бригадир, — обратился я к стоящему рядом Миргородскому, — ни один француз не должен спастись сегодня.
— Они разгадали секрет русских стрелков? — догадался далеко не глупый офицер.
— Да! — сказал я.
В моём окружении уже не было никого, кто бы не понимал, в чём состоит боевая задача стрелков, и в чём превосходство их оружия. Скрывать от офицеров очевидное было просто невозможно.
Однако я всё ещё надеялся, что хотя бы в ближайшие пару лет в европейских армиях не появится сразу же большое количество штуцеров и ещё большее количество новых конусных пуль для них. Сегодня мои надежды рухнули.
— Продолжайте действовать! — сказал я бригадиру, беря себя в руки.
Пока что мне оставалось только наблюдать, как разворачивается сражение. Это очень даже хорошо, когда уверен в своих офицерах, когда неоднократно видел, как они действуют и в бою, и на учениях, обсуждал с ними возможные ошибки.
Так что приходилось только наблюдать, как работает слаженный механизм моего корпуса.
Смитов выжидал. Три десятка демидовок были выдвинуты почти что на переднюю линию атаки. Впереди лишь выстроенная в два ряда линия пехоты. Турки выдвигали свои линии.
А вот моим бойцам приходилось находиться пока ещё под огнём французских штуцерников. Ведь я не сразу дал приказ своим стрелкам, которые залегали по всей площади поля боя, стрелять. Но ещё минута-другая — и французских стрелков не станет.
А, нет, они уже получили приказ и драпают так, что их французские пятки сверкают. Ничего, мы обязательно изловим каждого.
— Доклад по западному направлению! — потребовал я.
Наблюдать за всем и сразу, когда я находился не менее чем в трёх верстах от главных событий, просто невозможно. Поэтому у меня был офицер, который должен был постоянно смотреть, как развивается конная атака на обозы.
— Есть у нас потери. Французы выставили фальконеты и в упор ударили из них, — докладывал офицер. — Степняки преодолели препятствие, потеряв не менее двух сотен.
Две сотни — цифра впечатляющая, но если они преодолели уже выставленный перед обозами заслон, то горе тем, кто пробовал стрелять по моим башкирам и калмыкам.
— Отсчитывайте время, через полчаса башкиры и калмыки должны отойти к нашему лагерю, — приказал я.
Захватить обоз осман всегда успеем, а вот раздёргать всё ещё превосходящие силы противника и не позволить ему собраться в ударный кулак — вот одна из первостепенных задач.
С одной стороны, с ней уже удачно справляются стрелки в городе, которые сдерживают немалое количество турок, при этом ещё и истребляют их сотнями. С другой стороны, степные союзники вынуждают противника реагировать на угрозу потери обозов, следовательно, туда сейчас должны выдвинуться как минимум соразмерные силы, а, скорее, и превосходящие.
Только турки должны будут увидеть не грудь башкир и калмыков, а их спины, ну или хвосты степных коней. И таким образом мы не должны получать удары по своим флангам, а, скорее всего, выключаем полностью из боя турецкую тяжёлую кавалерию. Ведь их кони устанут передвигаться, догонять. И обоз находится в пяти верстах от Очакова. Так что для возвращения в бой нужно время.
— Бах! Бах! Бах! — Смитов отдал приказ на начало обстрела вражеских построений из демидовских гаубиц.
Снаряды летели навесом, наша первая линия пехоты присела. Всё верно сделал капитан Смитов.
Какая же всё-таки нелепица творится в моём корпусе с чинами и званиями. Капитан командует всей артиллерией. Как минимум, это должность для подполковника. Но ничего не попишешь, если я доверяю Смитову, то я даже подвигаю некоторых майоров, которые номинально остаются командующими, но при этом смотрят и учатся у молодого, может, даже слишком молодого, ну, примерно, как я, капитана Смитова.
Вражеская артиллерия молчала. Противопоставить она ничего не могла, так как находилась более чем в полутора верстах от самых ближайших русских батальонов. А вот демидовки вполне кучно били на пятьсот метров, аккурат укладывая снаряды в турецкие линии. А еще турки рисковали больше побить своих же, чем нас.
Вражеские две линии по два ряда стали стремительно терять солдат. И тут у турок случилась заминка, стоящая им не менее чем трех сотен воинов. А после они побежали в атаку. Именно бежали, ломая строй. И я понимал турецких офицеров. Ведь если идти линией, да на пушки…
— Ба-ба-бах! — последовал один, следом и другой, залпы русской линии.
— Ура! Ура! — закричали православные и устремились в штыковую.
Турки побежали еще до того, как случилось соприкосновение с русскими штыками. Демидовки же продолжали бить навесом в глубину турецких войск.
— Господин, Бисмарк, входите в город с Востока. И выгоняйте остатки врага из Очакова, — приказал я.
Понятно было, что мы выиграли сражение. Турки бегут, вслед им я уже отправлял резервы. И возле Очакова, не в городе, а рядом, оставалось не более десяти тысяч турок. И часть из них уже бежит с поля боя.
— Драгуны! Ваш выход! — выкрикнул я, уже поймав эмоцию.
Конные стрелки устремились вперед, нагоняя убегающих турок, стреляя в них, уничтожая любого замешкавшегося. Уже были и те, кто бросал оружие и становился на колени. И таких драгуны, как и пехотинцы обходили стороной. Нужно спешить и на плечах убегавших ворваться в порядки турок у крепости. И потом уже с двух сторон, когда начнется контратака в Очакове, завершить разгром и направить штыки на остатки вражеской кавалерии.
— Господин Миргородский, завершайте разгром сами, — отдал я командование бригадиру.
Пусть… Хотелось бы больше опытных военачальников, которые пропитываются моим видением ведения войны.
Что ж… первая победа. Пора смотреть трофеи и думать, как и куда идти дальше.
От автора:
Майор ОБХСС погиб при исполнении и попал наше время. Очнулся в теле мэра-взяточника. Всю жизнь майор боролся с коррупцией, а теперь сам в шкуре коррупционера. Враги хотели избавиться от молодого мэра, но им не повезло: теперь по их следу идет майор, посвятивший всю жизнь борьбе с ворьем и взяточниками.
https://author.today/reader/511140