Фаворит-9: Русский диктат

Глава 19

Нельзя выиграть войну под лозунгом «Осторожность превыше всего».

У. Черчилль

Окрестности крепости Бендеры.

1 мая 1736 года.

Две великие армии стояли друг напротив друга. И нет, отнюдь не бездействовали. Столкновения отдельных отрядов кавалерии случались каждый день. Пушки стреляли не реже, чем по несколько залпов в час, артиллеристы делали перерыв только на обед и короткий ночной сон.

А еще работали отдельные группы метких стрелков. У двоих были даже зрительные трубы прикреплены с штуцерам. Вот они залегали ночью, подлавливали турок, стреляли и уходили. Так что на передовую уже давно никто старше турецкого капитана не выезжал.

Русский генерал-фельдмаршал Христофор Антонович Миних ожидал, когда уже, наконец, у османов закончится терпение, и они пойдут в атаку. Но турецкий визирь, тщательно проанализировав действия своего предшественника, который был разбит под Перекопом, осторожничал. Хотя большинство окружения османского военачальника считали, что он откровенно струсил.

Они так считали. С другой же стороны, не находилось того отважного и решительного офицера, который сказал бы, что готов повести свои отряды в бой и добиться решительной победы над неверными. Мало того, когда была необходимость провести рекогносцировку и отследить изменения позиций русских подразделений, это сделали лишь номинально, с большого расстояния, чтобы быть уверенными — даже шайтан-пуля русских не достанет.

Но время шло. Из Стамбула, впрочем, и из Петербурга также, шли распоряжения начать, наконец, более активные действия. Приказы султана так и вовсе словно бы передавали злость и угрозу через бумагу, на которой они были написаны. Когда визирь брал в свои руки эти документы, казалось, что обжигался.

Из Петербурга шли, скорее, намёки, чем упреки и требования. Тут свои резоны были. Елизавета Петровна желала поскорее уже быть правительницей, при которой разобьют турку. У нее даже платье готово по случаю. И Миних прекрасно понимал, что если не будет эффектной победы, да ещё и в ближайшее время, то его позиции, соответственно, могут пошатнуться.

Так что русский главнокомандующий, пытавшийся добиться сражения от обороны, воюя от своих фортификационных сооружений в русском лагере, практически был вынужден наступать.

Он шёл на риск. Но нет, не думал, что обязательно проиграет это сражение. Скорее по-другому рисковал. Опасность была получить значительные потери, которых вполне возможно избежать, если бы сражение происходило от обороны. Потери можно занизить в реляции. Но только когда рядом не будет Норова. С этим дельцом такие манипуляции не пройдут.

Так что срочно и обязательно победить!

Сняли же за что-то в Петербурге Остермана. Что вообще происходит? Кто этот Норов такой? Вот так запросто человек может поехать в Петербург и буквально через меньше, чем три недели, после, европейцы, бывшие при русской армии, начали задавать вопросы, нервничать, переживать. И, по сути, второй человек в империи, а некоторые считали, что и вовсе первый, слетел со своего пьедестала.

— И кто? Андрей Иванович Остерман? А я ведь знал его. Я ведь видел те хитроумные интриги, которые плёл этот человек при русском престоле. Он не проигрывал, — сокрушался Христофор Антонович Миних в ночь перед генеральным сражением.

Рядом с ним сидел Юрий Фёдорович Лесли, впитывал эмоции главнокомандующего. Фельдмаршал Миних не столько спрашивал мнение у генерал-майора, прибывшего в расположение Бендер по приказу главнокомандующего с двумя полками стрелков. Христофор Антонович стремился выговориться хоть кому-нибудь, вылить свои переживания, чтобы на утро, когда начнётся сражение, в голову не лезли никакие другие мысли, кроме как об управлении боем.

— Так к лучшему, ваше сиятельство, — старался поддерживать разговор генерал-майор. — Интригана скинули. Я офицер, мне никогда не были понятны все эти игры.

— А каково ваше отношение к генерал-лейтенанту Норову? Если раньше я думал, что он только лишь смышлён и баловень судьбы, то сейчас практически убеждён, что мы наблюдаем нового, молодого и голодного до власти фаворита, — говорил граф Миних.

— Я не заметил в Норове черноты души, ваше сиятельство, — задумчиво, ещё раз окунувшись в собственное восприятие, отвечал Лесли. — Не буду скрывать, что подобный его взлёт обескураживает, я ещё не выработал своё отношение к военной реформе, которая, судя по всему, будет только набирать ход. Но что для меня ценно — это то, что этот молодой человек бьёт врага, где бы ни появился он со своими полками. Бьет так, как никто ранее.

— Это сильно отличает его от герцога Бирона, — не менее задумчиво отвечал Миних. — Будь иначе, моё отношение к Норову было бы, скорее, как к врагу России.

Миних был далёк и от промышленности, и от осознания важности преобразования системы управления в Российской империи. Две вещи были главными для этого человека. Первое — это строительство и грандиозные проекты по созданию там, где нужно, каналов; второе же — война.

Если в первом пока ещё Александр Лукич Норов никак не отличился, хотя намекал на то, что было бы неплохо построить Волго-Донский канал, завершить строительство дамбы в Петербурге, то воевал генерал-лейтенант Норов отменно.

— Всё, мой друг, пора спать. Боевая позиция на завтрашний бой разложена, штабные игры, как изволил эту забаву называть наш с вами общий знакомый, о котором мы только что и разговаривали, случились… Пора нам бить турку, — сказал фельдмаршал, вставая со своего кресла, показывая тем самым, что разговор закончен.

Генерал-майор Лесли отставил недопитую чашку чая, резко поднялся, залихватски щёлкнул каблуками, резко поклонился, а после практически строевым шагом вышел из деревянного дома, скорее, терема, построенного специально для главнокомандующего в русском лагере.

Юрий Фёдорович выходил от главнокомандующего с тяжёлым грузом. Казалось, что Христофор Антонович Миних переложил свои тревоги на генерал-майора. И сейчас Лесли переживал, сам не понимая, по какой причине. Уж точно не из-за предстоящего сражения.

Миних же почувствовал лёгкость и был откровенно рад тому, что вновь пришёл в своё обычное состояние душевного спокойствия. Именно с такими эмоциями он и предпочитал начинать сражение.

— Бах-бах-бах! — звучали выстрелы русских стрелков.

Ночью, почти в предрассветный час, русские стрелки скрытно выдвинулись к турецким позициям. Вновь совершался манёвр, которого никогда ранее не было ни в каком-нибудь сражении. И о котором враг может пока только догадываться. Наука по европейскому образцу достаточно консервативна. Для тех, кто её использует, множество манёвров не совершить. Действия противника почти всегда предугадываются и чаще всего на эти маневры придумано противодействие.

Так что любая выдумка одной из воюющих сторон имеет шанс ошеломить противника.

Когда прибывшие недавно из Хаджибея русские стрелки, числом почти в две тысячи, начали массированный обстрел турецких позиций из своих винтовок, османы подобного не ожидали.

Секреты и посты османской армии стояли в двухстах, реже в трехстах шагах от передовых позиций их войска. Так что любую линейную атаку османы увидели бы загодя и, конечно, приняли бы все необходимые меры для её отражения. То же самое было бы и с атакой кавалерии.

Но стрелкам, особенно в предрассветной дымке, которая быстро рассеивалась поднявшимся ветром, удалось почти беззвучно подойти на триста шагов к турецким позициям. И когда почти восемь тысяч пуль летят в сторону османов за одну минуту, а большая часть турок ещё спит, сложно что-то придумать, как можно противодействовать этому избиению.

Турки стали разворачивать свои пушки, ведь именно при помощи них, как говорит европейская военная наука, можно рассеять любое наступление врага. Можно, и даже стрелкам изрядно досталось бы, если бы пушки были готовы открыть огонь картечью.

Вот только в этот раз стрелки, скорее, выбивали не османских офицеров, а также французских, которые здесь же находились. Прежде всего, уничтожалась артиллерийская прислуга турецкой и французской артиллерии.

Как правило, на один плутонг русских стрелков приходилось одно орудие турецкой армии. Если хоть кто-то пытался подходить к пушкам, то почти сразу раздавались выстрелы, и, может быть, не все пули поражали цель, но, когда офицеры гнали топчу-артиллеристов к орудиям, прислуги становилось всё меньше.

Миних стоял на смотровой площадке, наблюдая за тем, как облака дыма от сгоревшего пороха покрывают далеко не везде примятую траву рядом с турецкими позициями. Он был доволен своим решением.

— Норов… — довольно себе под нос пробурчал русский главнокомандующий.

И в сказанном, в последующей ухмылке, был смысл того, что фельдмаршал восхитился изобретением молодого русского генерала, становящегося истинным фаворитом российского престола. Эти русские винтовки…

— Ваше высокопревосходительство, — минут через двадцать после начала сражения, когда русские стрелки выпустили по туркам не менее пятидесяти тысяч пуль, один из офицеров обратился к главнокомандующему. — Турецкие сипахи готовятся атаковать по левому флангу от стрелков.

Чего и требовалось ожидать. Офицеры, принимавшие участие в штабных играх, раскладывая солдатиков на огромном столе, где были в миниатюре сооружены местная география и расположение турецких войск, все они дружно усмехнулись.

Подобный манёвр турок на каждой из проведённых десяти игр был признан наиболее вероятным.

— Господин бригадир Миргородский, — обратился Миних к одному из ближних офицеров, который воевал рядом с Норовым. — Справятся ваши подопечные?

— Не извольте беспокоиться, ваше высокопревосходительство! — чётко ответил Миргородский. — Подобные маневры отрабатывались ранее.

Миних с невозмутимым лицом вернулся к наблюдению за боем.

— Сигнал стрелкам к отступлению! Готовьте две линии в два ряда. Кавалерии также оставаться готовой, — отдавал приказы главнокомандующий.

Русские стрелки, наделав шороху на передовых позициях турок, истребив немало французов и османов, а также умудрившись попасть и взорвать два небольших склада с порохом, стали организованно отходить назад.

Сперва одна тысяча стрелков удалилась на двести метров, перезарядилась, встала на колено и направила свои винтовки в сторону прикрывавших их отход товарищей. Конечно, никто не хотел стрелять в побратимов, но вот в тех, кто может их преследовать, — определённо да.

И вот такими перебежками русские стрелки уходили на исходные позиции. Точнее, они должны были оставаться немного выдвинутыми вперёд, так как призваны в дальнейшем поддерживать наступление русских пехотных линий.

И как же не оставить для столь отвратных сердцу врагов подарки? Обязательно нужно. Никто не может считать русских скупыми на смертоносные презенты для врагов. Около сотни фугасов были заложены в тех местах, где ещё недавно состязались в меткости русские стрелки.

И это были уже не простые бочонки с порохом, внутри которых также находились и камни, и железные шарики. Теперь фугасы выглядели как огромные коровьи лепёшки, приплюснутые, изготовленные из не слишком толстого чугуна. И подобные мины, как показали не так давно проведённые испытания, были более эффективны, чем предыдущие способы минирования.

Земля задрожала. Сипахи — гроза врагов Османской империи, гордость османского падишаха и султана, славные воины, наводившие ужас на государей Европы и Азии. Эти воины набирали разбег, чтобы сокрушить насекомых. Таких, кусачих, стреляющих издали, коварных, русских стрелков.

Не менее резво турецкая кавалерия заходила на атаку. Наиболее зоркие сипахи видели уже спины уходящих, а в их восприятии — так и бегущих трусов в русских мундирах. Каждый всадник, особенно в передних линиях, ощущал себя хищником-охотником, что его добыча показала спину, а значит, будет удобно рубить саблей или колоть копьём.

Сипахи-лучники даже не стали надевать тетиву на луки, понимая, что в их задачи входит быстрый налёт и уничтожение наглых и коварных русских, которые обескровили турецкую артиллерию, выбили великое множество прислуги и артиллерийских офицеров.

— Стоим! — приказал подполковник Шамшурин, командир Первого Гатчинского стрелкового полка.

Тут же по всем подразделениям полка полетел приказ, и воины встали, как вкопанные. А потом последовали следующие приказы русских офицеров, и стрелки стали изготавливать свои винтовки к новым выстрелам.

Казалось, что полк обезумел. Какое бы чудесное оружие ни было, оно не может противостоять многочисленной лавине лучших турецких кавалеристов. Тем более, не в каре.

А у турецких конных глаза кровью наливались. Они видели добычу, им было обидно наблюдать за тем, какой ужас и сколько смертей русские принесли на передовые позиции османского войска. Они жаждали отомстить неверным, покарать их именем Аллаха.

Сипахи ускорились, следом за ними вдогонку устремились разноплеменные отряды, в том числе и остатки татар Буджакской орды, той, которая после исчезновения Крымского ханства стала сиротой. И той, которой придется лишиться своих кочевий в Бессарабии и во всем Северо-Западном Причерноморье.

Илья Петрович Шамшурин тяжело дышал, его сердце готово было выпрыгнуть из груди. Но его лицо, его движения не выдавали ни грамма волнения офицера. Он, один из тех «молодых да ранних», которых вокруг себя собирает генерал-лейтенант Норов, ещё не доказал, что право имеет быть подполковником. Ведь чин этот он получил всего лишь две недели назад.

И теперь всё то чему он учился, как горячий песок впитывает воду, так впитывал в себя офицер знания, всё это теперь нужно было продемонстрировать на поле боя.

— Бах-бах-бах-бах! — земля задрожала, и даже некоторые русские солдаты не смогли устоять на ногах и на одном колене, упали в траву.

Множество взрывов прогремело настолько мощно, что, даже находясь от эпицентра этого апокалипсиса более чем в четырехстах шагах, всё равно закладывало уши и начинала кружиться голова. Что же должны чувствовать те турки, сипахи, которые попали под воздействие самого ужасного на данный момент оружия?

Столб дыма и пыли поднимался всё выше и выше, взрывы гремели, земля увесистыми клочьями вырывалась вверх и не сразу осыпалась на головы лучших кавалеристов Османской империи.

Наступление турецкой конницы было остановлено. Ещё предстояло оценить тот ущерб, который нанесли взрывы заложенных фугасов, но по всему было видно, что не одна сотня сипахов нашла свою смерть. А может, это уже и тысячи. В той непроглядной тьме, которая нависла над османскими кавалеристами, было ничего не разобрать.

— Пали! — хотел сказать не громко, но спокойно, однако с нотками истерики прокричал Шамшурин.

Его поглощало сражение, он наслаждался им, он чувствовал себя вершителем судеб. Он видел, насколько сейчас становится эффективным, как он отдаёт приказ на тотальное уничтожение всех тех конных отрядов, которые выдвинули османы в сторону русских стрелков.

Тысяча конусных пуль с расширяющимися юбками устремились во всё ещё непроглядную тьму из песка и дыма. Казалось, что это какой-то иной мир, что приоткрылись врата ада. И часть царства Сатаны вырвалось в мир людей. Везде, в четырехстах шагах, было относительно ясно, но там…

Там начинался другой мир, в котором раздавались крики, откуда, казалось, распространяются волны боли, страданий. Чем не ад? Ведь там мучаются грешники.

Быстрая перезарядка заняла менее двадцати секунд — и вновь послышались выстрелы. И всё-таки немалое облако пыли и дыма начинало рассеиваться, и большинство русских стрелков стали стрелять просто в ту сторону, как это делали раньше, когда использовали фузеи, отворачиваясь, чтобы не видеть те ужасы, которые открывались их глазам.

Кровавое месиво из человеческих тел, лошадей, грязи, замешанной на крови. Кого-то прижало изрешечённой тушей коня, кто-то стоит и безумным взглядом смотрит в сторону русских стрелков, орёт и при этом без руки. Смотреть на это было тяжело.

— Смотреть, куда стреляете! — кричал Шамшурин. — Офицеры! Наведите порядок!

Кто-то из русских стрелков стрелял, словно бы не человек, а механизм, перезаряжал винтовку, снова стрелял. Иные делали тоже самое, но рыдали. И нет, бойцам не жалко врага, им, скорее, жалко себя. Вот такой ужас они способны сотворить. Оказывается, человеку по силам создать свой локальный ад. Так, может быть, никаких демонов как физических существ и нет? Может, демоны — это одна из сущностей человека?

Продолжая делать свою работу, над такими вопросами задумывались и некоторые из офицеров, особенно из младших чинов, молодых парней.

— Отходим! — насилу, откашлявшись, так как не мог говорить, будучи сам под впечатлением от увиденного, приказал подполковник Шамшурин.

Ещё ни разу так быстро и слаженно его солдаты не исполнялся приказ на отход. Ещё ни разу приказ так быстро не доносился до ушей бойцов. И это несмотря на разрывы фугасов, плач, крики, общую тягостную атмосферу всего происходящего.

Стрелки сделали свою работу, теперь откатываются, чтобы хоть как-то привести чувства в порядок.

А между тем русские пехотные линии уже были выстроены. Выдвинутые вперёд «демидовки», как и другие пушки, способные стрелять дальше прочих орудий, продолжали отрабатывать по передовым позициям турок.

Турецкие войска уже проснулись, уже открылись ворота Бендер, и оттуда колоннами выходили солдаты, чтобы строиться в линии и встречать русские полки. Сжав зубы до скрежета, в нетерпении драки и мести готовились вступить в бой янычары.

Они верили в свою храбрость и решимость, а ко всем этим европейским линейным ухищрениям относились с презрением. Оттого по большей части нервничали, что не их отправляют в бой, а османские полки нового строя.

Первый этап сражения был в ноль проигран турками. Но это лишь уравняло две враждующих армии по численности. Вот только туркам никак не получалось заставить стрелять хотя бы половину из тех орудий, которые были выдвинуты вперёд и должны были встречать русские линии. И большинство пушек вынуждено будет молчать, когда русские солдаты станут приближаться к турецким позициям. Прислуги не хватит. А новых топчу быстро найти не получится.

Предрассветная дымка рассеялась, ветер постепенно нагонял облака. И над большим полем возле крепости Бендеры вот-вот повиснет новая грозовая туча. Впереди был тяжёлый день, в ходе которого многое решится в вековом противостоянии Русской державы и Османской империи.

От авторов:

Попаданец в Горбачёва в 1985 году. История свернула в другое русло.

Великая красная Империя! Мечта ставшая явью!

https://author.today/reader/388498/3585418