Фаворит-9: Русский диктат

Глава 2

Глава

Veni. Vedi. Vici. (Пришел. Увидел. Победил)

Гай Юлий Цезарь

Балта-Очаков

19–28 марта 1736 года

Проснулся рано, сегодня считай и не спал вовсе. Еще в Петербурге, потом когда из столицы переправлялся в Винницу, высыпался словно бы впрок. А сейчас и четырех часов сна хватает. Надолго ли?

Мог еще спать. Мне не обязательно рано просыпаться и контролировать все то, что сейчас происходило. Когда существует возможность переложить работу на других, без страха, что она будет сделана не как следует, я предпочитаю довериться своим же подчиненным, или даже ученикам.

А все готовились к штурму маленького городишки, Балты. По какому-то недоразумению, османы его не эвакуировали. Ведь понятно, что и укрепления тут слабые и гарнизон. А туркам не помешали бы воины в их основной армии. Ведь все равно судьба противостояния империй будет решаться в генеральных сражениях.

На рассвете громко заговорили, я бы даже сказал, что закричали, демидовки. Нет, относительно даже такой маленькой крепостицы эти пушки практически бесполезны. Вражеские ядра имели только незначительный недолёт — метров в двадцать. И придвигать пушки мы не могли.

Нам же приходилось насыпать чуть больше пороха, чтобы ядра всё-таки перелетали через стены и наносили хоть какой-то урон. Снаряды ложились рядом со стеной, пусть и внутри периметра. Так что центр и такого маленького поселения абсолютно не страдал. Мы не могли подтянуть пушки ближе, чтобы не получить ответный огонь. Да, неприятель имел намного меньше артиллерии, чем у нас, но даже потеря хоть какого-то количества пушек или большого количества солдат — это для нас неприемлемо.

— Стрелки готовы? — спрашивал я офицеров связи.

Посредством сигналов, подаваемых флажками, была получена информация, что стрелки уже заняли свои позиции и готовы открывать огонь.

Наверняка враг увидел, что какие-то кочки, похожие на кусты или на земляные холмики, передвигаются вперёд, но располагаются примерно в трёхстах метрах от крепости или в двухстах пятидесяти метрах от рва. Ну что в данном случае могут сделать защитники? Послать бомбу, выстрелить ядром? Так стрелки настолько рассредоточены, что это просто потеря боеприпаса, ну или при удаче двоих воинов может задеть. А сколько потратится пороха?

— Начали! — приказал я.

Тут же все эти «кустики», «кочки», «камушки» стали приподниматься, стрелять в сторону стены, быстро перезаряжаться и снова заряжать винтовки. Плотность стрельбы была велика. На одном участке, где и планировался генеральный штурм, отрабатывали более тысячи стрелков. Вряд ли защитники могли показать голову и прицельно выстрелить в набегающих к крепости русских солдат.

Быстро, практически моментально, часть рва была закидана мешками с песком и землей, фашинами. Перекидывались помосты, по которым передвигались, стекались ручьями, к крепостным стенам бойцы. Тут же часть из них брали на контроль стену: если противник умудрялся высунуть голову, то туда сразу же прилетала одна, а то и три пули.

Лестниц было немного — смастерили всего лишь меньше двух десятков, но, этого должно было хватить. И я видел, как Иван Тарасович прямо под стеной командует своими бойцами. Показывает, что не трус, но хорошо, что хоть хватает ума, чтобы не лезть первым на стену.

Да и сложно назвать это стеной: метров пять в высоту, без бойниц, большая часть крепости — это земляное укрепление.

Скоро замолчали вражеские пушки, потому как под массированным винтовочным огнём прислуга не могла отрабатывать. И уже первые русские солдаты были на стене.

— Белый флаг. Они сдаются! — сообщил мне офицер то, что я и сам уже видел.

— Продолжать штурм! — решительно приказал я.

Сейчас было очевидно, что уже первая волна была способна взять крепость штурмом. А ведь вперёд выдвигалась вторая волна. Мало того, часть нашей артиллерии теперь придвинулась максимально близко и могла закидывать бомбы через стены уже дальше, чем прежде.

Ещё два часа понадобилось на то, чтобы окончательно зачистить крепость. Поступали предложения сжечь всё здесь.

— Господа, но кто же жжёт свои, русские города? — деланно возмутился я.

Почему мы не приняли сдачу? Так с ней волокиты полно. Принимать крепость, в то время, как нам необходимо спешить к Очакову? Нет. Пусть это и жестоко.

Меня е столько радовало взятие маленькой крепости, сколько настроение Ивана Тарасовича Подобайлова. Он почувствовал, что всё-таки офицер, а не бабский угодник. Да и другие сослуживцы, как было видно, несколько прониклись уважением к бригадиру Подобайлову и теперь уже не смотрели на него косо. И не слышал я, чтобы шептались, как именно Иван Тарасович заработал свой чин.

Но я, похоже, начал свою войну. Первые трофеи добыты. И приходится оставлять сотню бойцов, чтобы они сидели в крепости и охраняли те пожитки, что были взяты в бою.

— Ну, господа офицеры, — с усмешкой говорил я на спешно собранном военном совете, — отдохнули при взятии крепости. Теперь мы два дня исключаем утренний отдых, будем идти еще быстрее. И выход у нас через час. Поспешите!

Офицеры, видимо, хотели возмутиться; порадоваться же нужно первой победе. Но взятие Балты я не считал победой. Было бы неплохо получить заслуженный отпуск после взятия Константинополя. Мечты ли это, или всё же реальность? Нынешняя военная кампания покажет.

Ведь всё, к чему я и Россия готовились, только начинается. Но мы сильнее, чем могли бы быть.

Такого похода и переходов у меня ещё не было. Мы точно знали, что нас окружают не менее чем восемь тысяч недружественных кочевников. Знали, но даже не отвлекались на их провокации, шли вперёд, стремясь успеть, если не раньше чем турки подойти к Очакову, то как минимум сильно не опоздать. Нельзя допускать, пока наши враги возьмут эту крепость, недавно у них же отбитую.

Судя по всему, сильно не тратились ни средства, ни усилия, чтобы восстановить крепость. Успехи окрыляют и в русской армии уже мыслями на Дунае, а не у Очакова.

— Есть что-то, мой друг, что ты приметил? — спрашивал я старшину Алкалина, во время очередного перехода.

Да, опять он рядом со мной, и это уже становится даже не традицией, а правилом. Что же касается самого башкирского старшины, есть четкое убеждение, что у Алкалин имеет немало шансов настолько выделиться из башкирского сообщества, чтобы стать вождём всего народа.

Кстати, в рамках реформы административного устройства Российской империи заложена одна норма, которая может очень даже пригодиться при сношениях с иными народами. Так, если какой-то народ признаёт подданство русского государя, то император должен утвердить наместника, лично ответственного за то, как этот народ взаимодействует с центральной властью.

Признаться, я так до конца и не понял: доброе ли это начинание, или же ошибка и путь к сепаратизму. С одной стороны, не хотелось бы полностью уничтожать самостоятельность народов, которые добровольно входят в состав империи. Ведь если есть добровольное начало при принятии решения, то и другие будут смотреть и не бояться, также думать, а не влиться ли в большую семью под названием «Россия».

Когда только силой оружия заставлять народы становиться верноподданными русского императора, то Россия становится «тюрьмой народов». А если есть кто-то, кого уважают те же башкиры, одновременно он же, кто проливал кровь за Россию… кто уже экономически завязан с империей, а мой друг наладил поставки шерсти в Самару к Йохану Берге. То как Алкалину не стать этим самым наместником и лично отвечать за всё то, что происходит на башкирских землях.

Ведь если разобраться, то у генерал-губернаторов очень немало власти для того, чтобы решать региональные вопросы. Так почему же наместникам не иметь хотя бы такую же власть, как и генерал-губернаторы. Условие: лично преданный престолу и отличившийся на благо русскому Отечеству.

— Так что ты заметил, мой друг? — наблюдая за тем, как нахмурил брови Алкалин и задумался, ещё раз спросил я.

— Первое, те, кто нас преследует, боятся. Поверь, имя Искандер-бея, твоё имя, Александр, гремит по всей Степи. Доходят даже слухи, что ты заставил кланяться хивинского хана. А то, что забрал у него самую красивую наложницу…

— Только не говори, что с хана сейчас насмехаются, — озадаченно сказал я.

Если это так, то хивинский хан может вспылить и наделать много глупостей, чтобы показать, что он не прогнулся под Россию окончательно.

— А ты можешь пустить слух по степи? — задумчиво спросил я.

— Хочешь кому-то что-то передать? — догадался Алкалин.

— Все же нет… Только лишь если горцем, а со степняками как-нибудь уже разберёмся, — подумав, сказал я. — Пустить слух нужно только с призывом, чтобы степняки не противились, а признавали подданство России. И тогда их вера, их жизнь мало изменятся.

Нет, все же хивинский хан не станет совершать никаких глупостей по отношению к русским, в том числе и к военным инструкторам. По крайней мере, пока его люди не будут обучены управлению артиллерийскими системами, линейным строю и всему тому, что необходимо для современной войны.

Кроме того, насколько я уже понимаю степь… Кстати, действительно, если много ездить по степи, да ещё и, наверное, какие-то гены у меня в крови, то словно бы начинаю слушать Степь и понимать её. Надеюсь, что Лес на эти мои эмоции и ощущения сильно не обидится. Все равно же я считаю себя «лесным» человеком.

Тем не менее, я, по крайней мере, начинаю понимать, как в степи оцениваются люди. И тот факт, что я вернулся и выполнил за своего брата то, что он обещал перед хивинским ханом, это может быть даже в большей степени играет в мою пользу, чем грубая сила и хитрость, которыми я захватил Крым. То, что не допустил войны с башкирами, что рядом со мной, если на войне, есть добыча и я ею щедро делюсь.

Восток, в частности Степь, сильно ценит поступок. Впрочем, и в Европе поступки оцениваются, только несколько иначе. Запад — это технология и карман с деньгами; Восток — это духовность. Так я думаю, так я чувствую.

— Искандер, ещё о том я думаю, что нет, или очень мало молодых воинов среди тех, кто нас провожает и кто пробует нас задержать своими атаками. Воины, которые сейчас нас по пятам преследуют, — часто даже седые старики, — выдавал свои измышления Алкалин. — В Крыму и на Диком Поле больше нет силы, которая могла бы сплотиться и бросить вызов. Россия уже победила Западную Степь.

Я понимаю, на что именно он намекал. Действительно, частью в Крыму, а частью и на Перекопе было выбито огромное количество молодых, сильных, здоровых воинов Крымского ханства. Потом частью их уничтожали под Очаковым, частью — под Азовом. Были и некоторые репрессии и дед мой постарался, когда развязал почти что и гражданскую войну. Умирают всегда сильнейшие, смелые, активные люди, способные дать здоровое потомство.

А в один момент, когда стало уже понятно, насколько Дикое Поле перестало быть диким для русских людей, казаки устроили такую охоту даже на малочисленные отряды крымских татар, что и степь опустела.

И сколько может быть молодёжи, той самой, сильной, здоровой, от которой должно рождаться новое сильное поколение? Пусть в Крыму таких было двести тысяч, хотя, скорее всего, меньше. И по моим подсчётам, в боях в Крыму и рядом с полуостровом было уничтожено не менее чем половины от этой цифры.

Так что, если бы мы сейчас оставим Крым в покое, то никаких набегов не будет. И Крыму пришлось бы полностью идти под руку турецкого султана. Они не способны себя защитить. И теперь настало время, и многие татары на то смотрят, способны ли защищать своих союзников османы.

Так что, как и о чем не договаривайся в Крыму, чем бы не соблазняй, хоть золотом осыпай. Решает только то, кто победит в этой войне и нынешняя компания решающая.

Так что и выходит, что нас сопровождают по большей степени уже не молодые воины, а старики и те, кто по каким-то причинам, может быть и из-за личной профессиональной непригодности, не участвовал сражениях в прошлом году.

— Друг мой, устрой на них засаду. Как сообщила разведка, впереди несколько небольших пролесков, где можно укрыть до тысячи воинов. Там временные стойбища тех, кто нас преследует. И на первой стоянке я покажу тебе по картам и немного прогуляемся, как можно к этим местам незаметно пробраться, — сказал я.

Конечно же, я собирал все возможные сведения о рельефе местности, географии тех мест, по которым нам ходить и где побеждать. На постоянной основе при моём штабе работали пятнадцать картографов.

Каждый из них имел своё направление и район: например, один собирал сведения о Дунае, южной Бессарабии, другой — о степи рядом с будущей Одессой, а ныне Хаджибеем, и так далее.

Сведения собирались откуда только можно. Вплоть до того, что проводилась работа с различными торговцами, засылались отдельные отряды, тройками на хороших конях, ещё прошлым летом отрабатывали люди Фролова.

Конечно же, все эти сведения я предоставил и генерал-фельдмаршалу Миниху. В его Главном квартирмейстерстве были свои картографы, что позволило сделать карты достаточно точными.

Нужно развеять, частью уничтожить, тех, кто нас сопровождал и делал пакости. Это необходимо ещё и потому, что потребность отправить дальнюю разведку, узнать, где же находятся сейчас турки.

Алкалин справился со своим поручением. Да и немудрено. Они подошли на рассвете к одному из крупных стоянок-баз наших преследователей, значительно превосходящими силами обрушились на отдыхающих вражеских кочевников, разбили их.

А потом я отдал приказ, чтобы все наши силы охранения, все конные, разом, на отдохнувших лошадях, да ещё и с заводными, обрушились на остатки преследователей.

Так что уже скоро можно было отправлять разведчиков и на сто вёрст вперёд. А рядом с нами не было никого.

— Докладывай, Семён, — приказал я командиру отдельного диверсионно-разведывательного взвода.

Правда, называлось подразделение, конечно, иначе — «особые стрелки». Но никак не могу я отказаться от формулировок будущего. Они более емкие.

— Турки находятся от Очакова в одном дневном переходе, в тридцати вёрстах, — начал доклад Семён, но был тут же мною перебит.

— Для турок это больше, чем один переход. Не меряй нашими возможностями, — поправил я. — Что у них по силам?

— Не менее сорока тысяч пехоты; сколько регулярной кавалерии, уточнить не могу, но не меньше десяти тысяч. Иррегулярных конных больше двадцати тысяч. Там и татары и кто-то, кого я не знаю, одетыя странно. Пушек не менее шестидесяти, по большей части, пушки превеликие. Скорее больше, так как к самим обозам подобраться было сложно, имеют большое охранение, — сказал разведчик, молчал, поедая меня глазами.

Миних оказался несколько неправ. Силы, которые выдвинулись в сторону Очакова, были больше, чем предполагалось. По всему выходило, что у нас войск в два раза меньше. Скорее всего, будет более весело, чем заявлено на афише.

Учитывая то, что русский гарнизон Очакова сейчас состоял менее чем из двух тысяч солдат и офицеров, турки явно не станут долго изготавливаться, а начнут быстрый штурм.

— Иноземцев среди них видел? Французов или ещё кого? — спросил я.

— Видел людей в чёрных плащах с капюшонами. Завёрнутые были так, что мундиров не рассмотреть, — сообщал Семён.

Конечно же, это должны быть европейцы. И не удивлюсь, что кроме французов там будет ещё кто-то. Как бы не союзники-австрийцы, решили помочь нашим врагам. Хотя это всё-таки вряд ли. Вот если бы вся Европа не ожидала момента смерти нынешнего австрийского императора, чтобы развязать войну, то тогда австрийцы могли бы более активно действовать против нас.

Все же мы собираемся вторгнуться, при успехе в Молдавии, в Валахию. В будущую Румынию, на которую австрийцы активно выделяют слюну. Это я не говорю про Сербию, которую полностью австрияки отдали османам. Но которую уже во своих влажных снах видят.

Семён стоял по стойке «смирно», пожирал меня глазами, ожидая новых вопросов или приказов, я же думал. Нужен нелинейный ход. Важно придумать что-то, чего враг не ожидает. Если противника много, нужно сделать все, чтобы враг не смог использовать свое преимущество.

Те же французы, а если они присутствуют, то среди них немало консультантов, должны прекрасно понимать, как я могу действовать. Более того, я исхожу из того, что наши враги уже поняли, что в российской армии есть новое оружие, способное стрелять издали и метко. Нужно готовиться, что в ходе этой войны мы можем получить неприятный сюрприз в виде конусных пуль. Точно у врага такого оружия будет сильно меньше, но будет.

— Бригадиров Миргородского и Подобайлова ко мне срочно! — принял я решение.

Идея, как это часто со мной бывает, пришла мгновенно. Вот могу днями думать без результата, но чаще… молния в голове и рожается мысль, взрослеющая до идеи.

Семён пулей выскочил из походного шатра, и уже через пять минут оба бригадира предстали пред светлые очи мои. Что-то даже очень быстро, наверняка уже поняли, что если я разговариваю с разведчиками, то могут последовать приказы.

А не становлюсь ли я для своих подчинённых сильно предсказуемым? Главное — чтобы не для врагов. Впрочем, то решение, которое я сейчас собираюсь воплощать, будет неожиданным для всех…

— Господа, я с малым отрядом срочно направляюсь в Очаков. Отправляемся тайно, ночью; в моём сопровождении — рота поручика Кашина, а также две сотни башкир. Об этом вам следует молчать и никому не говорить о том, что командующего нет на месте. Продолжайте движение в сторону Очакова, учитывая полученные разведывательные данные. Останавливаетесь на подходе к турецкой армии и начинаете массово окапываться. Не жалейте колючей проволоки! — решительным тоном, не предусматривающим обсуждения, говорил я.

— Господин генерал-лейтенант, кто на время вашего отсутствия командующий? — спросил бригадир Миргородский.

— Вы; бригадир Подобайлов — ваш заместитель, — сказал я.

И уже через час мчался на всех парах, периодически нагружая то одну лошадь, то другую, в сторону Очакова. Весь отряд из трехсот человек шёл одвуконь. Наверняка могло показаться, особенно в ночи, что это не меньше чем тысяча всадников куда-то сильно спешит.

Куда именно идти, я понимал чётко. Нет, не потому, что Степь шептала мне направление. Хотя, по мере того как я всё больше уставал от дороги, мне начинало мерещиться, что Степь что-то нашёптывает.

Однако всё банально — я шёл по компасу. И только поэтому мы не заблудились. Раньше, в прошлой жизни, считал, что это в лесу можно заблудиться, а степь — что она? Взял направление да иди. Нет, и месяцами можно не выбраться к нужному месту, пусть и видеть за горизон степных просторов.

Только за ночь и вечер мы прошли большую половину пути. А вот утром пришлось остановиться. И нет, не потому что люди устали, — потому что кони… Они сильные, выносливые, но идти часть пути на рысях — очень тяжело для животных. Да и другая причина была. Похоже, что наше беззаботное путешествие закончилось и мы рискуем выйти на отряд противника.

— Что там, Иван? — спросил я у Кашина, когда мы ели кашу…

На самом деле, не кашу, а сублимированный гороховый супчик. То есть почти что приготовленный суп, который потом подсушили, прессом сжали, упаковали в бумагу. Остаётся только вскипятить воду, закинуть — и получается очень даже хорошо.

Обязательно подобное начну распространять для всей армии. А ещё пора бы мне делать тушёнку. Ранее думал, что в своём поместье разведу как можно больше бычков на мясо, теперь же уверен, что ждать так долго не следует.

Удивительно, но здесь, в степи, есть одичавшие быки и коровы. И их очень немало. Хорошему консервному заводу на лет пять бесперебойной работы. Как говорят, это еще наследие больших набегов татар на русские и польские земли. Тогда могли многие захваченные животные теряться. Если караван из десятков тысяч пленных и рабов, тысяч голов скота… Не мудрено. И теперь можно и поохотиться на коров и быков, как на тех бизонов в Америке.

Вот повоюем и поставлю консервный завод в Старобельске, который пока мелкое поселение, но выгодно расположенное. Будем кормить пахарей, прибывающих на черноземы Донбасса тушенкой.

— Впереди заметили конные разъезды, именно что турецкие эти… сапаи… сиплые… супые…

— Сипахи это. Огнестрельные пистолеты у них есть или с луками? И сколько их? — спросил я.

— Луки были, пистолетов не увидел, — сказал Кашин. — Сотня их, не более.

— Так чего ты ещё здесь делаешь? Выводи своих стрелков, начинай обстреливать сипахов издали, а башкиры пускай обходят по флангам и ударят, — сказал я. — Ваня, не расслабляйся, это предложение должно было последовать от тебя. Если дальше будет такое, то отправлю командовать плутонгом где-нибудь в арьергарде.

— Виноват, ваше превосходительство! — Кашин тут же подобрался.

— Вот иди исправляй вину свою! — отмахнулся я.

И всё-таки, разведчик — это профессия и даже призвание. Кашин ни разу не разведчик, хотя при этом воин отменный. Вот только, как мне кажется, слегка он расслабился, ну или решил, что не стоит проявлять инициативу, когда я рядом.

Я сидел и жевал сухарь, смоченный в воде. Поднявшийся ветер был неприятен. Казалось бы — мы на юге, но что-то от этого сильно не теплее, как себя не убеждай. Так что я чуть плотнее укутался в плащ и периодически прикладывался к зрительной трубе, как в театре, наблюдал за действием актеров.

— Бах-бах-бах! — стрелки Кашина издали расстреливали сипахов.

— Вж-жиу! — свистели стрелы, пущенные турецкими элитными кавалеристами.

Не причиняли вреда, но стреляли исправно, явно натренированные воины-лучники.

Вот так вся Османская империя. Ведь на этих сипахов наверняка потрачено немало и денег, и времени, чтобы их обучить воинскому искусству. Среди них немало мотивированных воинов, которые чтут традиции, готовы умереть за своего султана и свою веру. Готовы — и умирают.

Нельзя называть турков трусами и слабаками. Может быть, только в рамках пропаганды, и то это будет вредно. Османский воин — сильный воин. Сильный индивидуально, традициями и воинским искусством, которое было актуально лет сто назад.

А вот переобучаться, как показывают последние события, турки не желают. Нет на них своего Петра Великого, ну да и слава Богу. А то турки дали бы жару всей Европе.

Потому мы и готовы их бить. Сражаться России один на один с Османской империей в начале XVII века было бы самоубийством. А сейчас мы искренне рассчитываем на победу.

Стрелки Кашина получили лишь только два ранения, не существенных. Мало того, что стрелки выбирали места, где можно было бы укрыться за каким-нибудь либо деревом, либо камнем, либо в ложбине залечь, почти не оставляя шанса турецким стрелам, но и рассеянный строй не позволял точно стрелять нашим врагам.

Кроме того, пусть турецкие луки и отправляли стрелы на четыреста метров, но стрелки могли бить и с этого же расстояния, и даже чуть больше, если цель кучная.

Так что сипахов расстреляли, а потом с двух сторон на них обрушились башкиры.

— Трофеи оставляем здесь, — приказал я.

А когда башкирам перевели мои слова, я думал, что как бы и бунт не произошёл.

— У нас нет времени, мы должны спешить! — я был твёрд в своих намерениях.

Конечно, что-то очень ценное башкирам разрешили взять, но не так, чтобы обвешиваться тремя-четырьмя саблями, луками, вести на привязи ещё по нескольку коней. Серебрушку — за пазуху, и вперёд, на Очаков.

Удивительно, но до самого Очакова нас больше никто и не встретил. А комендант крепости развил достаточно бурную деятельность. Сильные отряды гарнизона пока ещё справлялись и отгоняли любопытствующих османов.

Основное войско османов действительно находилось в одном дне пути, в вёрстах пятнадцати отсюда. И можно было предполагать, что мы опередили османов только лишь на десяток часов, а к вечеру они подойдут к стенам — к изрядно потрёпанным стенам крепости.

— Сообщите коменданту крепости, что прибыл генерал-лейтенант Норов и что у меня есть план нашей будущей победы! — кричал я у стен, не понимая, почему же мне не открывают ворота.

И только когда подальше от города отошли две сотни моих башкир, немало похожих на любых татар, я зашёл в крепость.

Что ж, впереди тот самый нелинейный ход и очень интересный сюрприз для наших врагов.

От автора:

Попаданец в СССР, неожиданно получивший паранормальный дар. История адаптации и приключений человека из будущего в «эпохе застоя» с элементами детектива. https://author.today/work/510791