Фаворит-9: Русский диктат

Глава 13

Можно ли простить своих врагов? Бог простит! Наша задача организовать им встречу.

Аль Капоне

Петербург.

9 апреля 1736 года

Елизавета Петровна нервничала. После того разговора с Остерманом, пусть больше вопрос о государственном перевороте и не подымался, престолоблюстительница была сама не своя. Дочь Петра Великого много думала о том: не потеряет ли она то, что уже имеет, в погоне за тем, чего может и не заполучить.

Ведь не все так плохо. Она назначает людей на должности, она распоряжается финансами империи и уже готовит большой бал. Ей кланяются и ее взгляда боятся. А после того, как начнется череда балов, и вовсе петербургское дворянство полюбит всем сердцем свою правительницу. Елизавета только ждет реляций с войны, чтобы был повод собрать придворных, знатных дворян, и отпраздновать победы. А так и деньги на большое мероприятие подготовлены, и салюты с фейерверками ждут своего часа и собраны.

А еще… Ведь ее правление только начинается. Можно себя показать хорошей правительницей, и тогда общество будет на ее стороне. Более того… Шестнадцать лет предстоит Елизавете Петровне править и оставаться престолоблюстительницей. И к тому моменту, как войдет в совершеннолетие Иван Антонович многое измениться. Дожить бы вовсе.

Так зачем все это? Из-за мести к Норову, отвергшему ее? Отвечать на эти вопросы Елизавета Петровна не собиралась. Она и вовсе собиралась отказаться от разговора с Остерманом, мол, не было такого, старик надумал себе что-то.

И ведь ранее Лиза ненавидела Андрея Ивановича, который немало критики, порой и откровенной грязи, выдал в отношении дочери Петра. Так что Елизавета и своей красивой бровью не поведет, когда будет отстраняться от канцлера.

— Мавра, пришел ли твой жених с братом своим? — спросила Елизавета, красуясь обнаженной перед большим зеркалом, в золотой оправе, украшенной по углам сапфирами.

— Пришел, Лиза. Но ты не могла бы… — замялась Мавра Егорьевна.

Елизавета обернулась и посмотрела на смущающуюся свою подругу.

— Что? Одеться? — рассмеялась Лиза. — Да не нужен мне твой дружочек-кружочек. Разве же ты не знаешь, какие мужи мне по нраву?

— Прости, Лиза… — повинилась Мавра.

— Давай рубаху. Уж нагой точно привечать не стану. Но и одеваться не желаю. Все мужи теряются в разговоре со мной, когда узрят красоты мои. Мне то на пользу великую. Так я с ними говорю с высока, как и должно императри… престолоблюстительнице, — сказала Елизавета.

Уже через десять минут два чиновника, два брата, стояли согнувшись в поклоне. Они успели впечатлиться видом лишь чуть просвечивающейся сорочки. Но ангел, какой могла показаться Елизавета, как только выслушала с чем пришли Шуваловы, когда все же смогла взять себя в руки не показать волнения и тревоги, продолжила аудиенцию нападением, а не защитой.

— Вы поставлены по прошению генерал-лейтенанта Александра Лукича Норова товарищем Тайной канцелярии розыскных дел. Могу предположить, что он ошибся в вас, — отчитывала Александра Ивановича Шувалова престолоблюстительница Елизавета Петровна.

Два брата были одновременно на аудиенции у Её Великого Высочества. И несмотря на то, что государыня отчитывала одного брата, а на второго практически даже не обращала внимания, было очевидно, что Елизавета больше озабочена мнением Петра Ивановича, своего давнего соратника и друга. А теперь еще Шувалов стал и важным человеком. Это же он изыскивает немалые средства из государственной казны, чтобы Елизавета начинала блистать на троне, строить дворцы, завозить музыкантов и театры.

Елизавета Петровна прекрасно была осведомлена о том, что Пётр Иванович Шувалов в неё безнадёжно влюблён. Ну и о том, что старший из братьев имеет подавляющее влияние на младшего брата. Так что Елизавета решила при том, чтобы отчитывать и откровенно обвинять в халатности Александра Ивановича Шувалова, хвалить и взывать о помощи к Петру Ивановичу.

— И следственных действий не надо, чтобы понять — это был поджог. И нынче Андрей Иванович Остерман после отравления дымом пребывает в болезненном состоянии. Кто мог поджечь дом канцлера Российской империи, где хранятся многие документы? — продолжала давить на присутствующих мужей Елизавета Петровна, но казалось, что только на Александра.

Еще имя у него было такое… Неприятное для Лизы.

И все же она боялась. Настолько, что готова была совершить какой-нибудь очень смелый поступок. Так бывает, когда трус сильно стесняется своих малодушных эмоций и стремится сделать что-нибудь такое, чтобы обязательно скрыть свою трусость. И зачастую это настолько безрассудные поступки, что из труса человек превращается в глупца.

Елизавета была готова на поступок. Но она растерялась и не понимала, а что именно решительного и неожиданного для всех ей сделать. Ответы она хотела найти в нынешней беседе.

— Александр Иванович, — уже более спокойным тоном обратилась Елизавета Петровна к заместителю главы Тайной канцелярии розыскных дел, — насколько вы владеете обстановкой в своём ведомстве?

Александр Иванович, и без того волнующийся на высокой аудиенции, то и дело посматривающий на чуть просвечивающиеся телеса Елизаветы Петровны и сглатывающий слюну, далеко не сразу нашёлся, что ответить.

— Я только начинаю вникать в дела, Ваше Великое Высочество, — вынужден был признаться младший Шувалов.

Ему очень хотелось перед этой женщиной выглядеть более героическим и мужественным. Именно сейчас, хотя до этого Елизавета Петровна, не сказать, чтобы дурманила голову Александру Ивановичу, у него появилось острое желание помочь государыне, служить ей и умереть за неё.

По сути, когда Елизавета Петровна предстаёт в таком полуобнажённом виде, давая возможность мужчине дофантазировать, когда она тщательно подбирает ночные сорочки по мере их просвечиваемости, она продаёт себя и не так чтобы сильно отличается от продажных девок. Ну если только не высочайшим своим статусом и не тем, что каждого допускает к своему телу.

Впрочем, могло показаться, что каждого. Елизавета недавно и вдруг вспомнила о своей одной из первого десятка увлечённостей и не так давно пригласила Батурина в свою кровать. Она ждет, когда доставят с Камчатки ее первую любовь, правда не первого любовника, Шубина. Когда-то Анна Иоанновна сослала того, небезосновательно опасаясь, что Лиза с этим гвардейцем готовила переворот.

Ну а что? Сколько же можно ждать возвращения Ивана Тарасовича Подобайлова? Впрочем, Елизавета разочаровалась. Всё-таки Иван был на уверенном втором месте в иерархии умелых любовников Елизаветы.

— Значит, опять Норов… Только он и контролирует Тайную канцелярию и смог бы предоставить мне хоть какие-то сведения о том, кто же покушался на канцлера. Но это, поджечь канцлера, не могут быть ваши люди из Тайной канцелярии? — спросила Елизавета.

— Никак нет, Ваше Великое Высочество, — не задумываясь, отчеканил Александр Шувалов.

Ещё не хватало, чтобы он признался в том, что абсолютно не контролирует своих сотрудников. Да и преступление это таково, что и сам может пойти на плаху.

— Пётр Иванович, а вы для чего так настойчиво стучались в мои двери? Просили аудиенцию, в том числе и через Марфу Егорьевну? Разве же дело касается вас? Это только недосмотр Тайной канцелярии, — спросила Елизавета, поворачиваясь к старшему Шувалову.

И сделала это так, чтобы обязательно её груди заколыхались. Подобные манёвры Елизавета делала уже неосознанно, выработав за долгие годы своего непростого существования при дворе ряд тактических приёмов, используя тот арсенал женского оружия, который был доступен Елизавете.

Пётр сглотнул слюну. Но при этом абсолютного эффекта, как это было раньше, Елизавета не добилась. Отчего она растерялась и даже не знала, как вести себя дальше. Ведь была готова разговаривать исключительно с человеком, у которого подавлена воля.

— Ваше Великое Высочество, — начал говорить Пётр Иванович, всё же слегка отвернув взгляд, чтобы не растеряться при виде таких красот, на которые он и сейчас облизывается, как кот на сметану, но которые не абсолютно уничтожили его возможность здраво мыслить.

Получив большие чины и очень прочное место в правительстве, Пётр Иванович Шувалов стал ценить это. Тем более, что немало его жизненных сил уходило на то, чтобы продвигать многие прогрессивные идеи. Слепое вожделение тела государыни уступало место возросшему самолюбию. Пётр Иванович хотел прослыть реформатором и тем человеком, который принесёт в этот мир прогресс и процветание.

— Ваше Великое Высочество, — после продолжительной паузы, в ходе которой Пётр Иванович всё-таки решался начать сложный разговор, повторил Шувалов. — О вашем сговоре с Андреем Ивановичем Остерманом стало известно.

Елизавета не повела и бровью. И пусть внутри неё сейчас бушевал ураган, она лишь одёрнула сорочку, пряча под неё начинающие подрагивать коленки.

— Я не понимаю, о чём вы, Пётр Иванович, сейчас говорите, — пошла «в несознанку» государыня.

— Елизавета Петровна, я так предполагаю, что не только мы об этом знаем. Некий человек услышал ваш разговор с канцлером, — несмело говорил Пётр Шувалов.

— Да как он смеет? Как смеете вы, господа, подслушивать и подсматривать за мной? Напомнить ли вам, что я имею все возможности, чтобы отправить вас на плаху? — взбеленилось престолоблюстительница.

Оба брата поникли головой. Всё они прекрасно понимали, в том числе и то, что Елизавета не пошлёт никого на казнь. Но немногим меньшим наказанием будет то, что она отстранит от себя братьев Шуваловых.

Неожиданно и для себя, и для приглашённых чиновников Елизавета резко успокоилась.

— Что вам известно? — спросила она.

Без лишних подробностей Александр Иванович рассказал. Естественно умолчав о том, что тот слухач, что подслушал разговор Елизаветы и канцлера, был им убит и что тело не нашли. Не нашли, но намеки, да и логические умозаключения на счет того, как это могло случиться, были. Это люди Норова.

Елизавета же поняла, что знают они всё.

Ведь, кроме того разговора с Андреем Ивановичем Остерманом, она больше канцлера и не видела, и не слышала. Но при этом прекрасно догадывалась, что он начал действовать. Так что Лиза просто ждала результата, продумывая стратегию на тот случай, если Остерману всё-таки не удастся ликвидировать Норова. Ждала и неоднократно плакала, так как влюбленная женщина, обитавшая внутри Елизаветы, в крайней степени протестовала против того, чтобы Александра Лукича лишали жизни. Но императрица, которая стремилась вырваться наружу, требовала решительных действий.

— Петруша, что ты предлагаешь? — ласковым елейным голоском спросила Елизавета. — Я ведь знаю тебя, Пётр Иванович, у тебя всегда есть какие-то идеи и проекты.

Петр покраснел, но не стушевался полностью, дар речи не потерял.

— Посредством Тайной канцелярии розыскных дел необходимо арестовать Андрея Ивановича Остермана. Его нужно обвинить в государственной измене… Только так, государыня, — сказал Пётр Иванович Шувалов.

Подобное предложение не вызвало ни толики протеста внутри Елизаветы-женщины. А вот Елизавета-императрица задумалась. Не все так однозначно: пойти на поводу старых обид и все-таки наказать Остермана, или нет, а воспользоваться им, и свернуть голову наглецу после. Но престолоблюстительница уже нашла на кого делать ставки.

— Так действуйте, господа, — с улыбкой, разведя руки в стороны, сказала Елизавета Петровна.

Братья переглянулись. Чего-то они не знали.

А не знали они того, что у Елизаветы Петровны состоялся уже разговор с Алексеем Петровичем Бестужевым. И этот разговор престолоблюстительнице понравился намного больше, чем с Остерманом.

Находясь уже достаточно долгое время при дворе и занимая немалые позиции, Бестужев, всё-таки не ворвавшийся в элиту русского правящего класса, он был похож на Елизавету Петровну… Нет, он не имел большую грудь или красивые золотистые волосы. Отнюдь, Алексей Петрович выглядел хоть и привлекательно, но явным стариком и абсолютно не интересовал Елизавету как мужчина. Впрочем, если бы он имел грудь и женские волосы, то Елизавету он бы не интересовал бы ещё в большей степени.

А вот размышления и ум этого человека Лизе понравились. Алексей Петрович сумел убедить Елизавету Петровну, что Остерману нужно дать возможность ликвидировать Норова, но сделать так, чтобы в этом не прослеживался след и влияние Елизаветы Петровны.

Не будет Норова — дорога к полноценному трону у Елизаветы открыта. Но если оставлять Остермана при дворе, то тогда Елизавета может получить не власть, а полный и тотальный контроль от канцлера. И тогда ситуация может стать только хуже, чем она есть сейчас.

Елизавета решила обязательно сегодня всю вторую половину дня посвятить тому, что будет молить Бога. Ведь такое совпадение без божественного вмешательства было просто невозможно. Этот пожар… болезнь и слабость канцлера. При том, что он уже отправил кого-то решить вопрос с Норовым.

Были у Лизы в союзниках и те, кто открыто выступит против Остермана, но при этом она не должна была показывать своей инициативы. Даже болезненный канцлер — это человек серьёзный, и у него всегда могут быть дополнительные ходы в любой игре.

— Правильно ли я понял, Ваше Великое Высочество, что я могу арестовать Остермана, подвергнуть его допросу… — начал говорить Александр Иванович Шувалов, но был перебит Елизаветой Петровной.

— Вы всё правильно поняли, но не ждите от меня каких-то уточнений. Вы — государственный муж, вы — мой подданный, поэтому будьте благоразумны, но слушайте то, что вам говорит ваша правительница, — нагнала тумана Елизавета.

Лучше знавший Елизавету Петровну Пётр дёрнул за камзол своего брата. Ему было все предельно ясно.

Уже скоро они поклонились престолоблюстительнице и покинули её спальню. Выйдя, Пётр Иванович по-мужицки вытер рукавом пот со лба. Как же ему всё-таки сложно разговаривать с Елизаветой Петровной, особенно когда она его принимает в таком виде.

— Жениться. Нужно ускорить свадьбу, — сказал Пётр Иванович, решив сразу после того, как они с братом определятся по дальнейшему ходу событий, отправиться к Мавре Егоровне.

Тем более, что далеко ходить не надо, она здесь. Пётр Иванович решил, что пора бы немного и помять телеса своей будущей жены и первейшей подруги престолоблюстительницы.

— Мне арестовывать Остермана? — испуганно спросил у своего старшего брата Александр Иванович.

— Да. И в наших интересах, чтобы он как можно быстрее сказал, что именно он придумал в отношении Норова. С Александром Лукичом ничего не должно случиться, — резко сказал Пётр. — Он — то благо для Российской империи, которого заменить будет неким и нечем.

— Как скажешь, брат, — сказал Александр Иванович.

И всё-таки он был не готов к таким бурным событиям и к тому, что придётся решать вопрос с, казалось, всесильным канцлером. А тут ещё и Фролов уехал, прикрывшись какими-то нелепицами. Впрочем, Фролов оставил своих людей, которые арестуют любого и сделают то, что попросит Александр Иванович. Тем более, что здесь ещё был и Степан, который будет только рад аресту канцлера.

И по всему выходило, что в выигрыше остаётся Елизавета Петровна, которая только и делает, что зачастую неистово молится Господу Богу. Словно какая-то сверхсила охраняет её.

Не дала эта сила полностью опуститься Лизе или быть уничтоженной во время продолжительной опалы. Поставило же Провидение Елизавету во главе Русского государства. И сейчас бережёт, предоставляя не столько ума, сколько какой-то женской интуиции. Обыграть Остермана можно было только глупостью и божественным провидением, ну и женской нелогичностью поведения.

Воронеж.

10 апреля 1736 года.

Я летел домой. Изнурённый, донельзя уставший, но я стремился как можно быстрее попасть в Петербург. В какой-то момент даже подумал о том, что готов пересечь часть Речи Посполитой, чтобы быстрее добраться до столицы Российской империи. Через Литву было напрямик.

Однако, вопреки расхожему мнению, плохие дороги не только в России, но в Литве в наличии. Кроме того, пусть в бывшем Великом княжестве Литовском и было большое количество местечек и городов, где можно было отдохнуть, но там не было ямских станций. Никакой возможности не представлялось, чтобы быстро сменить коней и дальше отправиться в путь.

Так что быстрее всё-таки было ехать через Брянск на Смоленск и дальше на север, к Петербургу.

Но передвигался я не бездумно. Подозрения о том, что меня играют, все больше укоренялись в голове. Они и логичны, а еще позволяли не верить в трагедию, о которой мне сообщили. Поэтому, как на войне, не теряли бдительность. Впереди ехали мои посыльные, которые готовили места отдыха и лошадей, далее следовали люди Кашина. В их задачи было выявление чего-то, выходящего за рамки.

— Ваше превосходительство, замечены подозрительные люди, которые едут чуть впереди нас. Лихие они, но благородные, — сообщил мне Иван Кашин, когда мы подъезжали к Воронежу.

Ворон ворону глаз не выколет. А ещё лучше — охотник на шпионов — это всегда действующий или бывший шпион. Так что прислушаться к мнению Ивана Кашина стоило. Он-то уже прочно встает на стезю шпионажа. И в Гольштинии отработал без провалов.

— Как определил? — спросил я.

— По повадкам, по тому, что они движутся ровно на одну версту впереди нас. Если так выходит, что уходят вперёд, то останавливаются. Если мы их нагоняем, то они ускоряются, — привёл резонные доводы Иван Кашин.

— Это очень радостная новость, — сказал я, искренне расплываясь в улыбке.

— Простите, Александр Лукич, не понял. В чём же радость, если нас сопровождают и наверняка готовят по пути следования засаду? — недоумённо спрашивал Кашин.

— Осведомлен — вооружен! А еще есть больше надежд на то, что с Юлианой Магнусовной всё хорошо и не случилось никакой трагедии, — сказал я, а вот Кашин промолчал.

Наверняка мои слова сейчас прозвучали так, что я лелею пустые надежды на уже случившееся. Но я теперь не считал это пустыми надеждами. Я ведь думал раньше, предполагал, что как только я покину Петербург, может начаться какая-то интрига.

Так почему бы она в текущем времени и не происходила?

— Что будем делать, Александр Лукич? — спрашивал Кашин, обращаясь ко мне по имени-отчеству, как нередко делал, когда мы находились наедине.

— Идём в засаду! — бодро сказал я.

— Вот не можете вы без необычностей своих. Кто же в засаду идёт? Давайте я проскочу вперёд, возьму этих людишек, поспрошаю их как следует с ножичком в руках… Разве же не это разумно? — явно заговаривался Кашин.

— Поручик Кашин, а не забыли ли вы о порядке обращения к старшему в чине? — дёрнул я своего друга.

Сложно найти ту грань, где есть дружба, где есть служба. Но несмотря на это я всё равно продолжаю считать его своим другом. Вот только дружба в этом времени несколько иная. Редко встретишь такие отношения, которые были бы открытыми и шутливыми, как можно между друзьями в будущем. Огромное количество условностей в общении.

— Виноват, ваше превосходительство, — отчеканил Кашин, вставая по стойке «смирно».

— Иван, я бы хотел попробовать завербовать кого-то из этих людей. Помнишь, рассказывал тебе о рыбках таких, которые лежат на дне, начинают вокруг себя баламутить воду, поднимая пыль, а потом, когда мальки вылезают, эти рыбки начинают их пожирать. Вот и я хочу что-то подобное сделать. Пускай вся нечисть выйдет из болот, чтобы я её убил. А потому другие должны знать, что им все удалось.

— Да, командир, задача… Живьём брать-то гораздо сложнее, чем подстрелить, — сокрушался Кашин.

Я лишь только развёл руками.

— Так что пока идём впереди, но уже сейчас в срочном порядке пошли одного человека вперёд нас, в Петербург, но так, чтобы наши преследователи этого не заметили. Пускай передаст — я сейчас напишу — письмо моей супруге, а также скажет Фролову и Степану о том, что я жив, но об этом рассказывать никому не надо, — говорил я, принимая родившийся у меня в голове план к исполнению.

Хотелось навести в Петербурге порядок раз и навсегда, чтобы уже после этого не отвлекаться на змеиное кубло, а заниматься теми делами, которыми и должно.

Побеждать в войне нужно. Создавать экономический потенциал для будущего России. Заниматься производствами. А если только и делать, что раз в год уничтожать новый заговор, так ни сил, ни возможностей не напасёшься, чтобы заниматься поистине нужными для России делами.