Русская Америка. Голливуд

Глава 16 Между молотом и наковальней

25 февраля 1925 года. Вечер, Голливуд, Лос-Анджелес.

Место, в котором проходила вечеринка, язык не поворачивался назвать особняком. Это был настоящий дворец роскоши, построенный на склоне холма, с видом на вечерний, залитый огнями Лос-Анджелес. Подъездная аллея, окружённая пальмами, вся светилась фонарями, а представление для гостей начиналось уже на ней.

Рядом с площадкой, где швейцары в ливреях принимали из рук гостей приглашения, были разбиты небольшие, изящные павильоны. C первой же минуты все прибывшие попадали в атмосферу настоящего карнавала.

Справа под полосатым тентом, стоял стол с лотереей. Красивая девушка в милой шубке и костюме феи предлагала каждому гостю вытянуть из хрустальной вазы позолоченный билетик.

— Счастливый шанс для каждого гостя мистера Хёрста! — звенел голос феи, — Главный приз: путешествие для двоих в Сан-Диего на яхте мистера Хёрста!

Люди с азартом тянули билеты, разворачивали их. Кто-то восклицал от восторга, обнаружив, что выиграл коробку дорогих гаванских сигар или сертификат на вечернее платье от модного дома на Родео-Драйв. Эти мелкие, но изысканные призы мгновенно поднимали настроение и создавали атмосферу беззаботности и везения.

Я видел, как Дуглас Фэрбенкс, только что вышедший из лимузина, с улыбкой протянул билет своей спутнице, и та радостно захлопала в ладоши, выиграв бутылку дорогого французского шампанского. Я вежливо поздоровался с актёром, пожав ему руку. Мы уже были знакомы по съёмкам рекламы для «Вестерн Юниона».

Мне же достался чек в тюнинг-ателье автомобилей премиум-класса. Похоже, мой новенький «Кадиллак» станет ещё краше.

Сама лотерея была ритуалом вхождения в мир, где удача была такой же обязательной принадлежностью, как и смокинг, а деньги не считал никто. Шутка ли — подарки для почти четырёх сотен гостей…

Слева после входа на лужайку перед домом, разыгрывались фанты. Молодой человек в костюме арлекина и позолоченной маске весело обращался к подходящим парам:

— Мадемуазель! Ваша красота ослепительна! Осмелюсь ли я предложить вам испытание? Вытяните фант — и пусть вечер запомнится не только шампанским и музыкой!

Девушки с кокетливым смехом вытягивали из его шляпы свёрнутые в трубочку листки пергамента. Одна прочитала и залилась румянцем:

— Произнести тост в честь самого красивого мужчины на вечеринке, стоя на стуле…

Кавалер девицы, смеясь, помог ей забраться на принесённый стул, и под одобрительные аплодисменты подходивших гостей она звонко провозгласила в его честь тост. Мужчина зарделся от удовольствия и тоже опрокинул бокальчик шампанского.

Другой фант предписывал: «Промчаться под руку с партнёром через весь парадный зал, распевая марш». И следующая пара, громко и фальшиво напевая, бросилась к входной двери, вызывая хохот и одобрительные возгласы. Им даже организовали «тоннель» из соединённых рук.

А я запоминал. Вполне возможно, что в будущем такие гулянки придётся организовывать и мне. Сегодняшний приём проводили Марион Дэвис и Уильям Рендольф Хёрст. И они уж точно знали толк в том — как «завести» гостей без лишней пошлости.

Дело в том, что все эти фанты и лотереи были не просто шутками — то был тонкий механизм разрушения ледяной светской скованности. Даже самые чопорные гости, вытянув фант, вынуждены были играть по правилам всеобщего кутежа, мгновенно становясь частью шоу, а не просто его зрителями. И вечеринка уже с порога превращалась не в сборище высокомерно поглядывающих друг на друга киношников и магнатов, а в весёлую большую компанию.

Швейцар, приняв моё приглашение, быстро метнулся к артисту и что-то шепнул ему на ухо. Арлекин кивнул ему, тут же направился ко мне, пританцовывая и смеясь. Его позолоченная маска отражала блики фонарей:

— А вот и наш загадочный джентльмен! — провозгласил он, привлекая внимание окружающих, — Сударыни и судари, встречайте! Я чувствую в этом человеке дух авантюриста! Не откажетесь ли вы, мистер, от испытания?

Деваться было некуда. Десятки глаз обратились на меня. Дамы в изысканных платьях с бокалами, мужчины с сигарами — все ждали. Отказ был бы слабостью, а перспектива прослыть в творческой среде сухарём мне никак не улыбалась.

— Почему бы и нет, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. Я опустил руку в шляпу и вытащил свёрнутый листок.

Арлекин с церемонным жестом принял его у меня, развернул и нараспев прочёл вслух:

— О-о-о-о-о! Так-так-так! Один из самых сложных фантов. Испытание меткости! Сбить одной пулей алый шар сомнений!

Прислуга уже тащила коробку с ярко-красным воздушным шаром. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Ствол? Здесь, на вечеринке? Какая-то безумная и опасная шутка.

— Не беспокойтесь, сэр! Оружие абсолютно безопасно! — воскликнул арлекин, и из-за его спины слуга вынес на бархатной подушке массивный, громоздкий револьвер старомодного вида. Однако все вокруг ахнули и зашумели, впечатлённые зрелищем.

Я взял ствол и осмотрел его. Он выглядел как настоящий кольт, тяжёлый и блестящий. Но что-то в его идеальной чистоте и пропорциях выдавало бутафорию. Я украдкой поднял глаза на арлекина. Он подмигнул мне и закричал:

— Давайте усложним задачу!

И он водрузил шар себе на голову, поддерживая его руками. Все вокруг загомонили. Послышались встревоженные возгласы.

Я поднял револьвер, прицелился в красный шарик. В голове пронеслись абсурдные мысли: а вдруг это всё-таки не бутафория? Но отступать было поздно. Все замерли. Я видел, как округлились глаза какой-то девушки.

Я сменил стойку. Левая нога пошла вперёд, левая рука поддержала рукоять револьвера снизу. Перенёс центр тяжести на опорную ногу. Тяжёлый ствол застыл в одном положении. И я «довёл» себя корпусом. Скорректировал само оружие. С такого расстояния я и в крупную монету могу попасть, если хорошо прицелиться.

Вместо выстрела раздался громкий хлопок. Из дула револьвера с шипением вырвался сноп разноцветных бумажек. Конфетти затрепетали на ветру, медленно осыпаясь. Некоторые повисли на стволе соседнего дерева.

От неожиданности в толпе вскрикнули несколько девушек. Затем на секунду воцарилась тишина, а потом её прорвал взрыв смеха и аплодисментов. Я опустил «оружие», чувствуя облегчение.

— Попадание! Идеальное попадание! — завопил арлекин, ловко лопая шарик.

Раздался ещё один громкий хлопок. Артист обернулся к толпе, протягивая руку в мою сторону, — Дамы и господа, вашему вниманию — меткий стрелок и, как мне известно, визионер от кинематографа — мистер Иван Бережной!

Громко произнесённое имя сработало мгновенно. Со всех сторон послышались оживлённые голоса, перекрывающие смех.

— Бережной? Тот самый, с «Витафоном»? — прошептала дама в шелках своему кавалеру, не сводя с меня глаз.

— Именно он, — ответил мужчина, поправляя монокль. — Говорят, мэр Крайер ему покровительствует. И Гарри Чендлер в него вкладывается. Снимают какую-то рекламу для нефтяников…

Из другой группы, где стояли молодые актёры, донеслось:

— Слышал, он помог Уорнерам выбить новую студию! Землю, которую хотели все. И теперь там будут штамповать звуковое кино.

— Да ну? А я слышала, он просто мошенник. Один ролик — это ещё не показатель!

Неподалёку, возле одного из шатров, брюнетка в дорогом платье, которую я видел мелькающей в газетах как актриса второго плана, с интересом поглядела на меня и сказала подруге-красотке:

— Посмотри на него. Не похож на дельца. А я слышала от знакомого в управлении кино, что он переиграл юристов Эдисона со своими патентами.

Её подруга, более циничная, фыркнула:

— Это пока. Посмотрим, как долго он продержится. В этом городе за год съедают десять таких кинокомпаний. Да и он сюда, наверное, тоже сбежал из Нью-Йорка, подальше от Эдисона.

Актриса возразила:

— В любом случае к нему сто́ит присмотреться!

И обе засмеялись, посматривая на меня.

Я возвратил слуге Хёрста бутафорский револьвер и почувствовал, как эти пересуды и шептания облепляют меня со всех сторон. Арлекин, выполнив свою роль, уже переключился на новую «жертву». Но внимание ко мне уже не рассеивалось.

Из «загадочного джентльмена» я в одно мгновение превратился в конкретного человека — Ивана Бережного, владельца студии «Будущее», объекта слухов и сплетен. Пора было покинуть двор и идти внутрь.

Внутри особняка меня встретили широкие мраморные лестницы, высокие потолки с лепниной, стены, увешанные картинами в тяжёлых рамах. Здесь пахло кубинскими сигарами, французскими духами, жасмином из цветочных композиций и едой, которую носили на серебряных подносах официанты во фраках. Гул голосов, смех и звон бокалов — всё сливалось в один громкий и весёлый аккорд богатой жизни, не знающей никаких запретов.

Я прошёл через анфиладу комнат. В одном из громадных залов джаз-бэнд выдавал бешеный ритм, а на паркете кружились десятки пар. Девушки в блестящих, коротких платьях с бахромой, мужчины в безупречных смокингах. И отовсюду тянуло безумной, ослепительной расточительностью.

Я усмехнулся про себя. Сейчас этим людям кажется, что подобный Вавилон будет вечным. Но я то знал, что впереди грядёт Великая Депрессия, а потом — «красный разгром» Голливуда…

В следующем зале был устроен бар длиной во всю стену. Бармены в белых куртках с молниеносной ловкостью смешивали коктейли, не жалея льда. Здесь царила другая атмосфера — более сдержанная и деловая. Мужчины обсуждали контракты, женщины оценивающе смотрели на наряды друг друга.

У барной стойки я увидел Джона Гилберта. Он о чём-то горячо спорил, жестикулируя бокалом. Актёр заметил меня, и на лице его возникло недовольное выражение. Джон брезгливо отвёл глаза. Пусть. Наверное, вспомнил, как позорно улетел от моего тычка в стол с закусками на вечеринке у Кинга Видора и Элинор Бордман.

Я взял бокал шампанского и стал пробираться дальше, в оранжерею. Освещённая сотнями цветных фонариков, висящих между декоративных небольших деревьев, она, наверное, стоила как половина бюджета среднего немого фильма. Здесь же у бассейна, подсвеченного изнутри, молодёжь устроила импровизированные танцы под переносной граммофон.

Среди этой нереальной красоты, окружённая свитой поклонников, смеялась Мэри Пикфорд, «возлюбленная Америки», её золотые кудри казались сделанными из того же света, что и фонарики.

Здесь же была и скандальная Глория Свенсон. Маленькая и энергичная, она заполняла всё пространство вокруг себя звонким смехом. Вот к ней на её «симпозиумы» я не торопился. И, честно, говоря, не хотел бы получать приглашений, дабы не отказывать лишний раз и не портить таким образом ещё не начавшихся отношений.

У Глории собиралась самая «отмороженная» часть голливудских звёзд. И творился там настоящий содом. Если бы полиция накрыла любую её вечеринку, то половине звёзд, присутствующих там, можно было бы сразу завершать свою карьеру. Даже несмотря на разнузданность и вседозволенность ревущих двадцатых.

Через пять лет Глория начнёт проводить свои вертепы только в совсем узком кругу, потому что с началом Депрессии в беднеющем и голодающем обществе сразу появится запрос на благообразных и меценатствующих звёзд. Гламур, блеск, треш и угар, которыми сейчас изобилуют газеты, сразу станут раздражать рядовых американцев и будут нежелательными.

Где-то в толпе танцующих мелькнула рыжая голова Клары Боу, что ещё вчера нервничала на моей съёмочной площадке. Сейчас же она казалась воплощением беззаботности, кружась в танце с каким-то молодым красавцем.

Я заметил Гарольда Ллойда в его узнаваемых круглых очках, он что-то оживлённо рассказывал небольшой группе, и все смеялись. Вот кого я бы с удовольствием заполучил в свои сети! Сыграть почти в двухстах комедиях и постоянно быть любимцем публики — это не шутки! В «моей реальности» он также начал терять популярность после прихода звука, но как раз он обладал возможностью «перестроиться» на новый лад. Можно сказать, он тогда поставил «не на ту лошадь».

Чувствовалось, что весь Голливуд и все его интриганы и сплетники сегодня собрались здесь, под одной крышей. Звёзды первой величины держались особняком, звёзды поменьше — пытались к ним пробиться, агенты и продюсеры вели свою невидимую охоту, снуя по залам.

Я вышел на террасу, откуда открывался прекрасный вид на город. Я стоял, опершись на балюстраду, и смотрел на огни Лос-Анджелеса, продумывая свои дальнейшие действия. Стоило найти Уорнеров, Сэм говорил, что он тоже будет здесь. И когда я уже собирался допить шампанское и вернуться в зал, чтобы встретить парочку нужных мне людей помимо братьев-киношников, позади раздался вежливый голос:

— Мистер Бережной?

Я обернулся. Лицо говорившего казалось знакомым. В его осанке и спокойном, властном взгляде читалась привычка командовать. Голос тихий, но чёткий, буквально «перерезающий» гул, идущий из зала.

— Чем могу быть полезен? — ответил я.

— Меня зовут Луис. Луис Майер. Я был бы признателен, если бы вы уделили мне несколько минут приватной беседы.

Передо мной был сооснователь «Метро-Голдвин-Майер», один из самых могущественных людей в Голливуде. Заставку со львом его компании в будущем будет знать, наверное, каждый второй на планете. Бывший старьёвщик из Российской империи, Лазарь Яковлевич Мейер сделал поистине головокружительную карьеру в Штатах.

— Конечно, мистер Майер, — кивнул я, следуя за ним в сторону коридоров подальше от массы гостей.

Луис провёл меня через боковую дверь в небольшой, тихий кабинет, обшитый дубом — явно хозяйское убежище Уильяма Хёрста. Похоже, Майер был в тёплых отношениях с владельцем дома.

Когда дверь закрылась и звуки джаза стали приглушёнными, Майер предложил мне сесть. Сам он встал у камина, в котором тлели поленья.

— Вы оказались в центре небольшого скандала, мистер Бережной, — начал без предисловий Луис, — С Джоном Гилбертом. Вы, должно быть, слышали его мнение о звуковом кино. После вашей… потасовки… у Видора, он подал на вас иск.

— Я в курсе. И ничего личного против мистера Гилберта не имею, — спокойно ответил я, — Вдобавок, насколько мне известно, дело постоянно откладывается. У меня хороший адвокат.

— Именно в этом и проблема! — Майер слегка повысил голос, в нём впервые прозвучали нотки раздражения, — После премьеры вашего звукового ролика о программе нашего мэра — Джон стал видеть в вас главное зло. Если раньше он и другие актёры его круга просто выступали в целом против звукового кино, сейчас Гилберт решил объявить вам настоящую войну. Поверьте, я знаю — о чём говорю. Так что я вместе с моим партнёром — Самуэлем Голдвином считаем это дело неизбежным. И поверьте, Джон приложит все усилия. Он хочет запустить дело не только об оскорблении, но и о том, что вы можете оставить актёрское сообщество без работы. Тогда вам резко станет очень непросто в Голливуде.

Я нахмурился:

— И зачем же вы меня об этом предупреждаете, мистер Майер? Учитывая, что Гилберт, насколько мне известно — один из ваших главных активов.

— Об этом чуть позже, мистер Бережной, — хитро улыбнулся Луис, — Скажу только, что Джон не успокоится, пока вы не принесёте публичных извинений.

— Извинений? За что? — я почувствовал, как внутри закипает возмущение, но сдержал его, — Я не оскорблял мистера Гилберта. В отличие от него, я могу держать себя в руках. У меня достаточно свидетелей того, что Джон сам начал тот конфликт на вечеринке у Видора.

— Вы удивитесь, но в этом городе иногда нужно извиняться не за поступки, а за сам факт своего существования, — холодно констатировал Майер, — Особенно если ВАШЕ существование беспокоит людей, что приносят моей студии миллионы. Гилберт в ярости. И может создать такой шум, который будет вреден вообще всем. Не только вашему, но и моему бизнесу.

Я понял. Дело было не в морали или справедливости. Дело в деньгах и репутации «Метро-Голден». Гилберт был их курицей, несущей золотые яйца, и эта курица вышла из-под контроля. Моя задача была, видимо, снизить градус напряжения, чтобы Майер мог вернуть Гилберта в стойло.

Ведь Джон был в компании тех звёзд, что диктовали моду всему американскому кино — Чаплина, Пикфорд и других мастодонтов. А они входили в ассоциацию свободных актёров, что хотели «затормозить» звуковое кино. И Луису приходилось считаться с Джоном.

Похоже, для урегулирования конфликта я должен был растоптать собственную гордость. Но это делать я был не намерен. Тем более, после сказанного Майером, у меня уже не было уверенности, что это вообще поможет.

— Публичные извинения исключены, мистер Майер, — сказал я твёрдо, — Это будет воспринято как признание, что мой путь — ошибка. А этого я не допущу. Есть ли другой способ утихомирить мистера Гилберта? Потому что я, поверьте, не враг для вашей «Метро-Голден-Майер».

Майер внимательно посмотрел на меня, оценивая. И, будучи практиком, он тут же перешёл к обсуждению условий.

— Признаться, я не ожидал другого ответа судя по тому, что мне рассказали мои люди. А они долго узнавали и о вас, и о вашей компании «Будущее». Что же. Тогда перейдём к следующему вопросу. Вы хотели знать — зачем я предупреждаю вас о том, что Джон затеял более масштабное разбирательство в суде и прессе?

— Да.

— Вам повезло, мистер Бережной, — сказал Луис, и в его голосе снова появились деловые нотки, — Потому что, несмотря на истерику Джона, я не дурак. И вполне допускаю, что звуковое кино — следующий шаг развития нашей с вами сферы деятельности. Но шаг рискованный и чертовски дорогой. Моя компания тоже заинтересована в нём. Однако я не особо верю в массовое распространение звука. Потому что процесс слишком дорогой. Поэтому мы не будем, как Уорнеры, перестраивать павильоны и доверяться успеху всего одного рекламного ролика. Пока не увидим результаты.

— Тогда зачем этот разговор? — полюбопытствовал я.

Майер сделал паузу и тихо произнёс:

— Я думаю, что есть вещи, где звук будет более выгоден из-за дешевизны производства. Предлагаю небольшой проект. Короткий мюзикл. Без большой сцены, танцев и массы движений певцов, но с живым оркестром. Для начала пробный вариант. Мы хотим посмотреть, как это работает с настоящим оркестром, с хореографией, с голосами, которые должны не говорить, а петь…

Я задумался. «Мы» — это, видимо, Майер и его компаньон — Самуэль Голдвин. А Луис, тем временем, продолжал:

— Мы хотим понять, можно ли это монтировать, и, главное — будут ли люди это смотреть? Если это сработает, мы хотим эксклюзивно работать по мюзиклам на протяжении трёх лет. Если нет… — он пожал плечами, — Тогда, возможно, Джон окажется прав, и весь этот ваш звук так и останется дорогой игрушкой для рекламы газировки. Вы же вроде снимаете что-то такое для Гарри Чендлера?

Сердце у меня забилось чаще. Луис даже не знал — насколько он был близок к истине. Всё-таки его чутьё безошибочно распознало одно из перспективных направлений звукового кино, которое быстро завоюет популярность. Представить только — мюзиклы Бродвея в каждом кинотеатре! Пусть даже с сильно «урезанной» хореографией, но зато это можно будет увидеть на другом побережье, а не только в Нью-Йорке или на редких гастролях бродвейских коллективов в крупных городах. Это было дело на миллион долларов!

— И как вы будете «затыкать» Джона Гилберт? — задал я вопрос.

— Больше разговоров про «искренность» пантомимы Гилберт любит деньги, — ухмыльнулся Майер, — Мы найдём «денежный» способ сократить его пыл. И у вас станет одним противником меньше. Согласитесь, война в суде и в прессе вряд ли будет способствовать вашей работе. Скорее очень мешать и отнимать время и ресурсы. Но вы и сами понимаете, просто так тратить деньги на это я не хочу. А вот если доход с мюзиклов покроет и превысит возможный ущерб — это будет весьма неплохо…

— … А вы расширите свою сферу деятельности, — догадался я, — За счёт нового направления с мюзиклами.

— Вы догадливы, мистер Бережной, — улыбнулся Майер, сел в кресло напротив и снял очки, — Если студия не ищет новые источники дохода и поддержки интереса зрителей и расширения аудитории — её обгоняют конкуренты.

Я задумался. Побарабанил пальцами по столу и, наконец, заговорил:

— Запись оркестра будет очень сложной задачей.

— Ну вы же сами утверждаете, что «Будущее уже наступило». Так покажите это, — улыбнулся Майер и выложил передо мной мою же визитку с названным им только что лозунгом.

— Кто будет оплачивать съёмки?

— Мы обеспечим оркестр и певцов. А вот производством полностью занимаетесь вы. Если результат нас устроит — мы покажем мюзикл в своих кинотеатрах по «нарастающей программе». И посмотрим реакцию. А Джон Гилберт замолчит, я найду способ, чтобы он отозвал иск и не стал «раскачивать» остальных представителей свободной ассоциации актёров.

— Траты большие, а съёмки с оркестром и певцами займут очень много времени. Придётся постоянно перенастраивать аппаратуру, — заметил я.

— Вы хотите, чтобы мы полностью сами все оплатили? — засмеялся Луис.

— Я могу и не браться за это, мистер Майер. Война в газетах? Что же, я готов. Как минимум «Лос-Анджелес Таймс» вряд ли поддержит Гилберта, — пожал я плечами, — Другие газеты уже подхватили их новости о том, что будущее — за звуком.

— Вы думаете, что вы милее Гарри Чендлеру, чем Джон Гилберт и те актёры, что стоят за ним? — скептически покачал головой Луис.

Я парировал:

— Думаю, что мэр Крайер тоже поддержит меня. А вы прекрасно знаете, что они с Чендлером — друзья. Тем более, я закончил рекламу в главной роли с Дугласом Фэрбенксом. Он тоже из когорты актёрской ассоциации, о которой вы говорили, и в которой состоит Гилберт. Но почему-то он, защищая немое кино, всё же согласился на предложение Чендлера попробовать сняться у нас. И остался приятно впечатлён…

На этот раз улыбнулся уже я, а Луис посерьёзнел:

— «Немого» кино? Интересный термин…

А я усмехнулся:

— Да, похоже, в стане ассоциации может случиться раскол. Так что я готов к борьбе, мистер Майер.

Он сосредоточенно протёр очки платком и водрузил их на нос:

— И чего же вы хотите?

— Двадцать пять процентов со сборов.

Брови Луиса изумлённо поползли вверх:

— Сколько? Вы шутите?

— А зачем мне мелочиться, мистер Майер? — я говорил твёрдо, — Если все затраты на съёмки лежат на моей компании, то я хочу иметь долю от показов. Чтобы снять мюзикл, мне придётся договариваться с Уорнерами и использовать их новый павильон, платить за аренду. Ведь я буду снимать для вас. А вы для них — конкурент. В моей собственной студии таких площадей нет… Может, придётся вообще искать другие варианты, если Уорнеры откажут. Тем более, если вы хотите пустить картину в своих кинотеатрах по «нарастающей» программе, то чем вы рискуете?

Майер нахмурился. «Нарастающая» программа была повсеместной практикой именно в двадцатые и тридцатые. Такое было возможно, потому что почти все кинотеатры принадлежали самим кинокомпаниям. Город или штат, как правило, строил один-два своих залов и сдавал их в аренду. Из-за этого сетку показов в своих заведениях регулировали сами студии.

Например, «Метро-Голден-Майер» может поначалу поставить снятый мной мюзикл в небольшое количество специальных «окон». Как правило, они предназначались для срочного выкупа билетов. В этих «окнах» крутили бюджетные новинки. Если они не «выстреливали», то вместо них снова пускались кинокартины, прокат которых уже закончился месяцем или двумя ранее. И тогда компания всё равно отбивала деньги.

Зато если, допустим, мой мюзикл привлечёт много зрителей — остальные «окна» тоже отдадут под него. И запустят рекламную кампанию. Пока она будет идти в течение двух-трёх недель, киностудия скорректирует сетку, будущие «окна» окончательно заполнятся мюзиклом, а потом фильм появится и в основном прокате. Эдакий плавный нарастающий разгон, который вдобавок поддерживает ажиотаж новинки. Ведь сеансов сначала будет не так много. А в случае успеха люди будут стоять в очередях за билетами.

Когда Конгресс в будущем обвинит кинокомпании в нарушении антимонопольного права и заставит их продать кинотеатры, тогда появится привычное и в двадцать первом веке чёткое расписание показов.

Луис заговорил:

— Двадцать пять много. Пятнадцать.

— Двадцать процентов. При всём уважении, это моё последние слово, мистер Майер. Иначе Джон Гилберт может и дальше кричать на каждом перекрёстке, что я шарлатан. И тогда уже я предъявлю ему иск о клевете и ущербе репутации моей студии.

— Что за иск? — нахмурился Майер.

— Тот, что уже готовят мои юристы. И который я планировал выдвинуть на следующей неделе, — блефовал я, — Джон Гилберт там показан не иначе, как враг прогресса для такой важной отрасли Соединенных Штатов, как кино!

Глаза Луиса сузились. Затем он неожиданно тихо рассмеялся:

— А вы не промах, мистер Бережной. Ладно, будь по-вашему. В любом случае мы можем снять мюзикл с проката в любой момент. Но раз мы даём оркестр и певцов, то более нигде вы его использовать не сможете. Это мы включим в договор…

— … И внесём в него такую же запись о компании «Метро-Голден-Майер», — парировал я, — Ведь лицензия на съёмки «Витафоном» есть только у меня. А вы её не покупаете.

— Идёт.

Вот теперь мы связаны. И без обоюдного согласия картина не появится на экранах. Иначе — большие иски и выплаты.

— Вы жёстко торгуетесь для человека, у которого по меркам Голливуда ещё почти ничего нет, — добавил Луис, — Но я держу свои обещания. Гилберт перестанет вам досаждать. После завершения съёмок я заставлю его отозвать иск. А пока осажу его выступления в публичном поле. В случае успеха я обещаю, что найду способ отвадить его от нападок на вашу кинокомпанию и вас вовсе.

— Когда пришлёте своих людей для обсуждения мюзикла?

— Оркестр и хореографа — уже в пятницу.

— Буду ждать их в своей мастерской.

Мы любезно пожали друг другу руки и вышли снова в зал, где веселье только нарастало. Я взял с подноса официанта свежий бокал шампанского.

И тут увидел её…

В облегающем чёрном платье с вызывающе открытой спиной. Высокая грудь, тонкая шея, нежная кожа. Мужчины украдкой скользили по ней глазами. А некоторые так и вовсе не скрывали своего интереса. В руках она держала бокал и смеялась вместе с двумя молоденькими дамочками.

Она повернула голову и увидела меня. На мгновение лицо девушки будто бы покрыла маска страха, но она тут же взяла себя в руки и отвернулась, нервно допивая остатки шампанского залпом.

Раз уж она меня заметила, то и упускать её было нельзя.

— Мистер Бережной! Какая встреча! — послышалось сбоку.

Но я поднял руку и вежливо улыбнулся:

— Прошу меня простить, я обязательно найду вас!

И двинулся в сторону девушки вокруг зала, чтобы не привлекать лишнее внимание. Я прошёл за несколькими горячо спорящими компаниями и добрался до стола с закусками. Она всё же обернулась к коридору. Видимо, снова пыталась увидеть меня.

— Не меня ищешь? — тихо процедил я.

Девица резко обернулась. В глазах её мелькнуло удивление.

— Нет, не вас, мистер Бережной! — по слогам произнесла она мою фамилию.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — холодно произнёс я, — Я же сказал тебе уехать!

— Я и так уехала из Сан-Франциско… — белозубо усмехнулась Мэгги.

Да, это была она. Та, что обвела меня вокруг пальца в поезде до Делавэра и затем украла мои деньги. Это её подельников я застрелил в Сан-Франциско на складе а потом сжёг его.

— Я сказал, чтобы ты убиралась подальше. Ты должна была забрать сестру и исчезнуть… — подошёл я ближе к красавице.

В этом платье, избавившись от формы проводницы, без размазанной от слёз туши, она смотрелась так, что её можно было выпускать хоть сейчас на экран. И куда делась та испуганная воровка?

— Сестру я забрала! И не смей говорить о ней! — красотка будто ощетинилась иголками.

— Ты испытываешь моё терпение. Один раз я отпустил тебя. Второго может и не быть.

— И что ты сделаешь? — усмехнулась она, приблизив своё лицо ближе, — Ты не гангстер, как я думала, Иван.

Похоже, от моего взгляда можно было зажигать свечи, потому как Мэгги тут же добавила:

— А что? Думаешь, откуда я знаю твоё имя? Ведь в билете была только фамилия, да, Иван? Так про тебя все газеты пишут, посмотри!

И она указала на чуть смятый местный «Таймс».

Я взял газету и быстро урывками пробежал глазами по строкам заметки:

'…— Мистер Бережной, о чём вы только что говорили с Гарри Чендлером?

— Мистер Чендлер был любезен и сказал, что его потрясла не столько технология сама по себе, сколько её потенциальное влияние. Мы говорили о том, что теперь кинотеатр перестаёт быть просто «тёмным залом с картинками». Он становится местом, где каждое слово, каждый звук воздействует на зрителя с огромной силой.

— Мистер Бережной, какие дальнейшие планы у вашей кинокомпании «Будущее»?

— Наша студия сделала первый шаг в эру звука, и мы не намерены останавливаться. В перспективе — полнометражные картины.

— Каким вы видите будущее «Витафона» в кино?

— Скептики говорят, что это дорогая игрушка. Мода, которая пройдёт. Но они ошибаются. Я вижу будущее, где каждый крупный кинотеатр в Америке будет оснащён системой звукового воспроизведения. Это изменит всё. Появятся даже новые звёзды, чьи голоса, будут не менее узнаваемы, чем лица. На самом деле, я воспринимаю «Витафон» и подобные ему системы — как возвращение кино к его истокам. К древней традиции рассказа, где голос автора был главным волшебством. Теперь голоса будут звучать с экрана, а картинка никуда не денется! Это и есть то самое «будущее», в честь которого названа моя компания…'

Я скрипнул зубами. Сокращённые выжимки из моего ещё январского интервью после премьеры. Похоже, до сих пор всплывают в некоторых статьях. Но самое главное — моя большая фотография под заголовком. Меня тогда немилосердно «щёлкали» на камеру. Даже глаза заболели от вспышек. Теперь понятно, откуда Мэгги стало известно обо мне.

Тем временем ведущий громко возвестил:

— Господа, пожалуй, время отдохнуть от джаза. Следующий танец — Танго!

К Мэгги тут же подлетел «желающий». Он с улыбочкой наклонился к ней и спросил, не обращая внимания на меня:

— Разрешите, мисс!

— Девушка уже занята на этот танец… — я сухо обрубил его тоном, не терпящим возражений, и взял Мэгги за талию, — Идём, потанцуем.

Красавица не стушевалась. Она вложила свою руку в мою, и мы пошли в лёгких па по залу, смешиваясь с калейдоскопом пар. Я вспоминал наиболее простые движения и продолжал разговор:

— Ты кому-то рассказывала про тот случай в Сан-Франциско?

— Нет…

— А зачем ты здесь?

— Мне нужны деньги. Сестра лежит в закрытой больнице. Сиделки и хорошие врачи дорого стоят…

— Она слезает? — догадался я, — С того дерьма, на которое её подсадили те уроды, на которых ты работала.

Красотка сжала губы. Похоже, я попал в точку. И тут же под резкий обрыв музыки наклонил её на одной руке. Мэгги запрокинула на секунду голову и улыбнулась. Похоже, она получала от танца истинное удовольствие. Мы снова закружились.

— Почему приехала именно сюда? — я развернул её к себе спиной, обнял слегка рукой, и мы пошли в сторону.

— А тебе какая разница? — тряхнула выбившейся прядью волос Мэгги.

— А ты как думаешь? Тебе сто́ит покинуть этот город.

— А то что? Пристрелишь меня, как Снупса?

— А Пит и Бенни живы? — парировал я, вспомнив двух ублюдков, что хотели грабануть меня в тамбуре вагона, — Или те ребята, которые охраняли притон с твоей сестрой… Не думаю, что ты избавилась от них, скорее всего, обвела вокруг пальца… Отсюда до Сан-Франциско недалеко. Не боишься?

— У меня есть на кого положиться, — гордо вскинула голову девица.

— Нашла себе влиятельного папика, — усмехнулся я, — Быстро ты. Затем и приехала сюда? Поохотиться на мужчин? Уверена, что ему хватит яиц, чтобы защитить тебя? Потому как ты, похоже, ходячая неприятность…

— У этого хватит, уж поверь!

— Ты уедешь. Используй этот шанс, — холодно ответил я.

В очередной раз меня подвели мои принципы. Отпустил воровку, заботящуюся о своей сестре. Да только я из-за неё чуть не погиб от ножа в поезде. А потом пришлось обнулять двух бандитов, чтобы забрать обратно свои деньги. Теперь это выходит мне боком.

— Если мне надоест Лос-Анджелес, то я, пожалуй, уеду. Но он мне, пока что, нравится, — улыбнулась девушка, — А если ты будешь мне мешать, то наша с тобой маленькая тайна про чемодан с баксами может перестать быть секретом.

В глазах красотки прыгали бесенята. Хороша чертовка! Я отогнал от себя эти мысли и произнёс, выводя партнёршу за пределы импровизированной танцевальной площадки:

— Ты сделаешь то, что я сказал.

— Это недёшево стоит, — хитро ответила воровка.

— Вздумала меня шантажировать? — ледяным тоном ответил я и взял девушку за локоть.

— Отпусти. Сюда идёт мой парень. Я наберу тебе, и тогда мы все обсудим.

Я разжал пальцы.

— Откуда…

— Позвоню на номер твоей кинокомпании и договоримся о встрече.

К нам приближался крепкий мужчина сорока с лишним лет. Не сказать чтобы он страдал лишним весом. Здоровяк скорее напоминал силача-тяжеловеса со старинных ярмарок. Дорогой костюм, тем не менее, сидел на нём как влитой. Мужчина смерил меня подозрительным и холодным взглядом.

— Дорогой, познакомься! — защебетала Мэгги, тут же повиснув на его плече, — Это мой знакомый, Иван Бережной! Тот, кто сейчас снимает звуковые ролики.

На кавалера Мэгги это не произвело никакого впечатления. Он лишь нахмурился, вспоминая:

— Кинокомпания «Будущее»… Так?

— Вы совершенно правы, — кивнул я.

— Хм, очень приятно, мистер Бережной. Читал о вас в газетах. И мы с Мэгги видели ваш «фильм». Меня зовут Фред. Фред Биглоу.

Он подал руку. Я пожал её и спросил:

— Откуда вы, Фред?

— С Восточного побережья, — обтекаемо ответил кавалер Мэгги.

Девушка вклинилась в наш разговор:

— Фредди, я упросила мистера Бережного показать нам свою студию!

Я подавил в себе ярость и лишь улыбнулся:

— Думаю, это можно устроить.

А в глазах девицы все прыгали шаловливые искорки. С огнём играет! Фред Биглоу тем временем поинтересовался:

— А где вы познакомились? Ты ведь только недавно приехала сюда в Лос-Анджелес, дорогая…

— Как и ты, Фредди! — улыбнулась красавица, — Мы с мистером Бережным как-то оказались на соседних местах в поезде. Долго ехали и разговорились. Мир тесен!

Она насмешливо посмотрела мне в глаза. Рисковая!

— Ладно, нам нужно идти. Рад был познакомиться, мистер Бережной, — Фред говорил ровно и спокойно, — Пойдём, куколка, — приобнял он Мэгги.

— До свидания, Иван! — помахала рукой в перчатке девица, бросив на прощание многозначительный взгляд.

— До свидания…

Я отошёл к стойке и мрачно уставился на бармена.

— Чего-то посерьёзнее, мистер? — он тут же считал моё настроение.

— Да…

— Виски?

— На два пальца… Пока что…

Состояние мгновенно испортилось. Уже не радовала перспектива сотрудничества с «МГМ». Хотя в успехе мюзиклов при правильной их подаче я был уверен на все сто процентов.

Я пригубил стакан с золотистым терпким напитком. Он обжёг пищевод, и я тяжело выдохнул.

— Мистер Бережной. Сэр… — вдруг раздалось рядом.

Я обернулся и увидел слугу Хёрста, который помогал арлекину и выносил бутафорский револьвер в фантах. Похоже, тогда он меня и запомнил.

— Да…

— Вас к телефону. Очень срочно.

— Звонят сюда? — удивился я.

— Да. Некий Антон Мелентьев, — еле выговорил сложную фамилию слуга, — Говорит, что это невероятно важно.

Плохое предчувствие сковало грудь. Я пошёл вслед за слугой и вскоре оказался в небольшом кабинете. Слуховая трубка телефона, не повешенная на рычаг, лежала на столе, чтобы не прервать соединение.

— Что случилось, Антон?

Встревоженный голос оператора возвестил:

— Наш павильон и монтажная на студии Уорнеров горят!

Я бросил трубку и полетел по коридору в сторону лестницы. Чёрт бы побрал этот временный павильон! Ведь монтажная была собрана на скорую руку и Уорнеры до сих пор не поставили там несгораемый шкаф…

Спустя полчаса.

«Кадиллак» нёсся по пустынным улицам Голливуда так, будто за мной гнался сам дьявол. Федор крутил руль, и его сосредоточенное лицо в мелькающем свете редких фонарей было похоже на каменную маску.

Павильон… Чёрт бы с ним! Я там на птичьих правах. Но вот монтажная! Там хранятся материалы. Надеюсь, охранники смогли их вынести. Я инструктировал их об этом ещё когда у нас была только мастерская в здании моей собственной студии. Самое ценное — киноплёнки и шеллаковые диски со звуком. Монтажёры Лео и Эдди сегодня отсыпаются, поэтому на месте должна быть только охрана.

Ещё не доезжая, я увидел зарево. В ночной тьме оно светилось зловещим оранжевым пятном. Мы въехали на территорию через распахнутые ворота. Пожар бушевал вовсю. Временный звуковой павильон походил на гигантский факел. Яростное пламя вырывалось из окон первого и второго этажей, лизало обшивку стен, чёрный едкий дым клубился и уползал в тёмное небо.

Стоял оглушительный грохот: треск дерева, лязг и шипение пожарных машин, крики людей. Два пожарных грузовика уже были на месте, брандспойты извергали струи воды, пытаясь погасить адскую топку.

Я выпрыгнул из машины, прежде чем она окончательно остановилась, и побежал к кольцу пожарных и зевак. На мне был только смокинг, февральский ночной холод тут же обжёг кожу, но я даже не заметил этого.

— Что случилось? Это моя мастерская! — закричал я, хватая за рукав ближайшего пожарного в каске.

В отличие от остальных на его плечах было несколько светлых линий. Похоже, старший бригады.

Он обернулся, его лицо было усталым и жёстким:

— Отойдите, сэр. Не мешайте работе.

— Что там? Где мои люди? Они целы? Можно что-то спасти? Там на втором этаже монтажная! Плёнки…

Пожарный покачал головой:

— Спасать уже некого и нечего, — сказал он глухо.

Сердце пропустило несколько ударов.

— Как некого? — оторопел я, — Там же было двое охранников! Их вывели?

Пожарный помолчал, глядя на пожираемое пламенем здание. Потом посмотрел на меня:

— Вынесли. Обоих. Они мертвы.

Я осоловело уставился на него:

— Мертвы? — переспросил я, — Как? Они же всегда были на первом этаже. В своей конторе у входа!

Пожарный пожал плечами, жест был безнадёжным:

— Не знаю, сэр. Пробраться наверх уже невозможно, всё рушится. Конструкция же временная. А ваше… имущество…

Он махнул рукой в сторону огня. Всё было понятно без слов. Плёнка, даже если бы она не сгорела сразу, от жара свернётся в чёрный бесполезный ком. Шеллак потрескается и поплавится. Месяц интенсивной работы превратился в золу…

Я отступил на шаг и споткнулся о пожарный рукав. Кто-то поддержал меня за локоть. Это был Фёдор. Водитель молча подошёл и встал рядом. Мы смотрели, как горит «будущее» в самом прямом смысле слова. На сдачу рекламных контрактов, которые мы непрерывно снимали месяц, оставались полторы недели. Даже меньше… Как успеть за это время повторить проделанную работу?

Прошло минут десять, может, больше. Я не следил за временем. Пламя постепенно начало терять свою ярость, превращаясь в густое тлеющее зарево. Второй этаж уже догорал и обваливался. От павильона скоро останется чёрный, дымящийся скелет.

Фёдор вдруг тихо, так, чтобы никому другому не было слышно, произнёс:

— Иван Алексеевич. Как это возможно? Двое здоровых мужиков. Дверь рядом. Окна. Не напились же они, я их прекрасно знал, крепкие дисциплинированные ребята. Они и сами должны были спастись и плёнки вытащить…

Он высказал то, о чём я думал уже минут десять. Действительно. Почему? Даже если пожар начался стремительно, у них было время, чтобы выскочить наружу. На это требуются секунды. Оба охранника — бывалые бойцы императорской армии, закалённые в боях люди. Волошин — глава охранного агентства, советовал их как профессионалов. Как можно было так нелепо погибнуть в павильоне, из которого легко выбраться? Здесь что-то нечисто…

Я оглянулся, ища того пожарного, с которым говорил. Он теперь стоял ближе к тлеющим развалинам, отдавая распоряжения своим людям.

Я обратился к нему снова:

— Скажите… мои охранники. Где именно вы их нашли и что с ними было?

Он поглядел на меня, потом на Фёдора, который подошёл следом. Видимо, что-то в наших лицах заставило его смягчиться. Он отвёл нас немного в сторону.

— Одного нашли у входа, в проходе. Вытащили быстро, но он уже обгорел. Не могу судить, я не коронер и не эксперт. Но повидал на этой работе немало. Так что думаю, он пытался ползти. А вот второго… — он замялся, — Второго нашли в небольшом кабинете. Сидящим на стуле. У стола.

— Сидящим? — не понял я.

— Да. Как будто сидел и ждал. Оба без видимых ран. Но ваши люди так обгорели, что пока сложно о чём-то судить… В общем, в любом случае вам нужно будет говорить с полицией. Она будет осматривать тела.

Я кивнул:

— Спасибо…

В этот момент к месту пожара, разрезая туман дыма, подкатила длинная тёмная машина. Из неё быстро вышел Волошин, глава охранного агентства, у которого я нанимал людей. И лицо его было мрачнее тучи.

Следом из авто вылез ещё один человек. Высокий, подтянутый, в безупречном дорогом плаще и котелке. Он смерил глазами горящий павильон. Затем перевёл взгляд на меня. Спросил что-то у Волошина. Тот кивнул. Незнакомец подошёл ко мне, достал серебряный портсигар, не спеша вытащил папиросу, закурил.

— Иван Алексеевич Бережной? — спросил он по-русски.

Голос был твёрдым, ровным

— Да…

Он сделал ещё одну затяжку:

— Меня зовут Сергей Владимирович Ростовцев. Я возглавляю местный русский офицерский клуб. Оба погибших были членами нашего общества. Бывшими офицерами. Честными людьми.

Я кивнул:

— Мои соболезнования.

— Спасибо. Гибель наших людей нельзя оставлять просто так. Поэтому… Я бы хотел знать — кому и когда вы так перешли дорогу, что теперь двое офицеров мертвы?

Конец первой части, а вторая — уже здесь! https://author.today/reader/526110/4967328