Русская Америка. Голливуд

Глава 15 Приговор

Дорогие читатели! Для тех, кто запамятовал сюжет, привожу краткую выжимку ДО ЛИНИИ-ОТСЕЧКИ.

Кто всё помнит — тот может сразу спокойно читать после линии. Через несколько дней эта выжимка будет отсюда удалена. С уважением, автор!

Итак, военкор попадает в 1924 год в Лос-Анджелес, штат Калифорния. Прямо в тело русского эмигранта Ивана Бережного, погрязшего в долгах. И прямо в момент ограбления банка. Налётчики взяли Ивана на дело помощником и водителем. После погони и перестрелки, Бережной с подельниками (приехали по наводке гангстера Фреда Биглоу из Тампы, штат Флорида) приезжает на свою ферму — делить деньги. Его обвиняют в том, что он не стрелял по полисменам, и хотят убить, чтобы не делиться деньгами — 120 тысяч долларов. Обнулив гадов из Тампы, Иван решает пустить деньги на создание и развитие первой звуковой киностудии в Голливуде.

Бережной отправляется в штат Делавэр (на тот момент — главный «внутренний» офшор США), чтобы деньги после ограбления «растворились» на счетах без пересчёта и сверки номеров купюр. По пути его пытаются ограбить в поезде два бандита. Пока Бережной разбирается с ними, его купе обворовывает подставная проводница Мэгги, что заманила его в ловушку.

Ивану приходится сойти в Сан-Франциско и пойти по следу девушки. Оказывается, она работает на небольшую банду, чтобы выкупить сестру из опиумного притона. Бережной обнуляет банду, забирает деньги и, припугнув Мэгги, отпускает её.

В это же время Фред Биглоу — крупный гангстер из Тампы, отправляет своего кузена Тома — отыскать налётчиков на банк, ведь они должны Фреду его долю за наводку. Плюс об этом знает и бывший друг Фреда, а теперь конкурент — глава ирландской мафии в Тампе — Оуэн МакАртур. И подобная промашка бьёт и по репутации Фреда. Вместе с Томом едет Леоне — подручный Фреда, который общался с налётчиками, передавал им наводку и видел «команду» грабителей. Также Том и Леоне должны заключить договор с гангстером из Лос-Анджелеса Джузеппе Ардиццоне (реал. ист. личность) на поставки рома и патоки.

Иван открывает в штате Делавэр, в городе Довер, холдинг и кинокомпанию «Будущее». Проблема «отмыва» денег решена и Бережной едет в Нью-Йорк, где выкупает у Натана Левисона (реал. ист. личность) исключительную лицензию на использование технологии звукового кино «Витафон», а также у Теодора Кейса (реал. ист. личность) — право пользоваться и дорабатывать с ним ещё более совершенную технологию «Мувитон».

Проходит почти месяц, и у Ивана в Голливуде появляется своя звуковая мастерская. Он готов торговать правом использовать «Витафон» (разовые лицензии) и снимать собственное кино.

Иван является на вечеринку Кинга Видора (реал. ист. личность), где вынужден вступить в конфликт со знаменитым артистом Джоном Гиблбертом (реал. ист. личность). Также он знакомится с другим мигрантом и России — Александром Левиным, бизнесменом-строителем.

На этой же вечеринке присутствуют в толпе гостей и Том с Леоне — гангстеры из Тампы. Привлечённый шумом разборок Ивана и Гилберта, Леоне опознаёт в Бережном новичка, которого налётчики на банк брали с собой.

Когда Бережной возвращается домой, его уже ждёт засада. Ивана чуть ли не убивают Том с Лео, но его спасает появление Левина. Затем вместе с Александром он прячет трупы гангстеров в одном из терриконов на замороженной стройке прямо под легендарной надписью «Голливуд».

Иван договаривается об охране с агентством Волошина. Теперь у него водитель и два русских охранника. Он также договаривается с братьями Уорнер о съёмках социального ролика для мэра Крайера (реал. ист. личность).

Съёмки идут удачно. Мэр благоволит Бережному и говорит, что Уорнеры могут получить землю, если построят там и звуковые павильоны. А поручителем будет Бережной. Иваном заинтересовался друг мэра — медиамагнат Гарри Чендлер (реал. ист. личность) — владелец «Лос-Анджелес Таймс».

В это время Фред Биглоу в Тампе решает отправиться искать своего кузена Тома и разобраться наконец — что происходит в Калифорнии. Он едет к Ардиццоне.

Ивана вызывают на разбирательство антимонопольной комиссии штата за то, что он якобы присвоил обе звуковые технологии себе. Инициирует всё это Роберт Локхарт — поверенный Томаса Эдисона — изобретателя, множество патентов которого получены весьма сомнительным способом через иски, подлоги, суды и даже давление с помощью бандитов (реал. ист. личность). Бережной на первое время «отбивается», а также отказывает Локхарту в продаже технологий. Локхарт заявляет, что это не конец и Эдисон это так просто не оставит.

К Ардиццоне приходит один из его компаньонов Лео Штраус и говорит, что землю, на которой хотели поставить отель и казино — мэр выводит с торгов и отдаёт Уорнерам. Ардиццоне обещает с этим разобраться.

Премьера ролика проходит на ура. Гарри Чендлер предлагает Бережному пробовать снимать рекламу, пока не начались съёмки полнометражного фильма. И уже на новой студии Уорнеров, где братья бешеными темпами возводят временный звуковой павильон.

А к Уорнерам приходят гангстеры от Ардиццоне и требуют отказаться от земли под студию. Дают месяц на то, чтобы братья все свернули и убрались. Несмотря на предложение Сэма Уорнера — рассказать всё Бережному, братья решают не соглашаться и ничего не говорить Ивану, опасаясь, что тот даст заднюю и перестанет быть поручителем перед мэром.

Итак… поехали дальше!

24 февраля 1925 года. Довер, штат Делавэр.

Февраль всегда был одним из самых холодных месяцев в Довере. Ледяные ветра с Атлантики приносили сильные циклоны, и всё вокруг становилось промозглым. Здание банка на центральной улице, солидное, из красного кирпича, выглядело помпезно и неприступно.

Роберт Локхарт, поверенный Томаса Эдисона, придерживая шляпу, которую сдувало всё время, пока он шёл вдоль канала. Он с облегчением оказался внутри банка, оставив сырость дождя за дверью. Его тёмное пальто и котелок искрились мелкими каплями.

Здесь Локхарт не был ни разу. Да и в сам Довер его не заносило. Теперь же после слушания антимонопольной комиссии штата Калифорния, Роберту приходилось вынюхивать про дела Ивана Бережного. Русский дерзко обыграл его на заседании комиссии, а потом ещё и отказался продавать права на «Витафон» и «Мувитон» Томасу Эдисону…

Эта сеть банков Роберту была не знакома, но поверенный Эдисона прекрасно знал — как и что он будет говорить. По долгу своей службы у «кинобандита» Роберт бывал и в тёмных подворотнях, и в посольствах, и даже пару раз — в доме канадского премьера. Что ему теперь очередной банковский управляющий?

Внутри пахло так, как может пахнуть утончённая старина. Так пахнет в больших залах, где годами стоит лакированная мебель, где полотёры каждый божий день надраивают воском паркет, где курят дорогие сигары, а посетители никогда не пользуются дешёвыми духами.

Локхарт подошёл к секретарше, представился и вежливо попросил о частной аудиенции с управляющим, мистером Фредериком Освальдом. Он ровно и без эмоций произнёс слова: «дела, связанные с интересами мистера Томаса Эдисона и компании 'Томас Эдисон Инкорпорейтед». Этого оказалось достаточно. Через пять минут его провели в кабинет.

Мистер Освальд был человеком лет пятидесяти, с аккуратной седеющей бородкой и внимательным, настороженным взглядом. Его кабинет был обставлен просто: массивный стол, сейф в углу, несколько бюро для бумаг и портрет президента Кэлвина Кулиджа на стене.

— Мистер Локхарт, — начал управляющий, жестом предлагая гостю сесть, — Чем могу быть полезен представителю мистера Эдисона? Обычно мы получаем запросы из Нью-Джерси и Нью-Йорка в письменной форме…

Поверенный сел и положил портфель на колени.

— Мой визит носит неформальный характер, мистер Освальд. Мне нужна информация об одном из ваших клиентов. И разговор наш — сугубо конфиденциальный.

Освальд медленно откинулся в своём кресле. Его пальцы сцепились в замок, и он тихо ответил:

— Вы понимаете, что банковская тайна — это не просто формальность. Это основа нашего бизнеса, особенно здесь, в Делавэре. Мы дорожим репутацией и…

— Я прекрасно это понимаю, — мягко парировал Локхарт, — И я не прошу вас выдавать мне какие-то документы или письменные данные. Мне нужно лишь ваше устное мнение как эксперта. Речь идёт о некоем Иване Бережном. И о его предприятии «Кинокомпания 'Будущее». Я знаю, что уставный капитал этой фирмы вносился в вашем банке. А один из счетов студии Бережного — тоже числится у вас.

На лице Фредерика не дрогнул ни один мускул. Он взял со стола ручку, чтобы занять себя. Пару раз постучал ей по столу, раздумывая, а затем произнёс:

— Даже устное мнение о делах клиента, высказанное мной как управляющим, будет нарушением. Я не могу подтвердить или опровергнуть факт наличия такого счёта или такой компании. Таковы правила. И законы штата Делавэр, должен заметить, одни из самых строгих в этом вопросе.

Поверенный Эдисона внутренне усмехнулся. Делавэр — главный внутренний офшор Соединённых Штатов — как раз таки не являл собою пример строгих законов в сфере создания предприятий. Строго здесь относились лишь к финансовым тайнам.

— Я ценю вашу принципиальность, — сказал Локхарт, и его голос оставался ровным, почти сочувствующим, — И, поверьте, мистер Эдисон тоже ценит лояльность. Но иногда принципы сталкиваются с практическими интересами… И с возможностями… — подчеркнул Роберт, чуть «надавив» на последние слова.

— Какими возможностями? — осведомился Освальд, его голос стал чуть холоднее.

— Возможностями мистера Эдисона, — продолжил Локхарт, — Вы весьма влиятельный человек в Довере. У вас, я полагаю, есть планы, возможно, связанные с новыми горизонтами для этого банка, или личные планы по связям в Нью-Йорке… или просто желание обеспечить своей семье спокойное и безбедное будущее. Мой босс мог бы стать для вас очень полезным другом во всех этих делах. Его благодарность… осязаема. Он помнит тех, кто ему помог.

— Это звучит как предложение, от которого большинство не отказываются, — сухо заметил Освальд, — И одновременно почти как угроза. Вы рискуете переступить… определённую черту, молодой человек. Но я из уважения к мистеру Эдисону и его компании должен спросить: даже если бы я захотел, что именно вам нужно? Конкретно.

— Конкретно — понять, что за человек этот Иван Бережной? Когда и как была зарегистрирована его компания? Каким образом вносились деньги? Видите ли, мистер Эдисон должен понять — стоит ли с ним работать? Не волнуйтесь, здесь нет ничего предосудительного или криминального, — не моргнув глазом солгал Локхарт, — Я просто собираю информацию. Судя по нашим сведениям, Иван Бережной ещё недавно был просто сыном разорившегося фермера. Но у него откуда-то взялись приличные средства. Без них бы он не создал своё предприятие. Мне не нужны цифры. Хотя, призна́юсь, это бы тоже не помешало. И за это мы были бы… особенно благодарны! Но в первую очередь мне нужна общая картина. Чтобы понять: с кем имеет дело мистер Эдисон? С гениальным самоучкой? Или с человеком, который является только ширмой для чьих-то более крупных интересов? Тогда нам нужно быть осторожнее… Дело идёт о заключении контрактов, — снова соврал Роберт.

Освальд отложил ручку. Он смотрел не на Локхарта, а на портрет президента на стене, будто ища там поддержки.

— Предположим, я располагаю какой-то информацией. Передав вам даже такую «картину», как вы выразились, я ставлю под удар не только свою должность, но и весь этот банк. Наш устав и договора с клиентами не допускают подобного. Акционеры… магнаты…

— Акционеры и магнаты ценят стабильность и рост, — мягко ответил Локхарт, — А вот неприятности, которые может организовать разгневанный Томас Эдисон через своих друзей в прессе или в комиссиях по ценным бумагам, в патентном бюро… они куда страшнее разового нарушения внутреннего регламента. О котором никто и не узнает, даю вам слово! В противном случае, мистер Эдисон может сделать так, что проверки станут вашей ежедневной рутиной. Или, наоборот, с его лёгкой руки новые, солидные клиенты из промышленности сами понесут к вам свои деньги. Выбор, как мне кажется, очевиден. Более того, я прошу РАССКАЗАТЬ мне всё. То есть никаких писем, бумаг и следов вашего участия в этом деле. Разумеется, наша благодарность за содействие будет весьма… ощутима. Даже для человека с вашими доходами, — иезуитски улыбнулся Роберт.

Управляющий тяжело вздохнул. Локхарт бил метко. И говорил просто, но доходчиво. Фредерик боролся с собой ещё почти минуту, глядя в стол. А затем:

— Даже если бы я согласился… здесь, в этом кабинете, я ничего сказать не могу. Слишком рискованно.

— У всех стен есть уши? — ухмыльнулся Роберт.

— Да нет никаких ушей. На моей родине эту присказку не любят, — раздражённо отмахнулся Освальд, — Просто у персонала есть привычка ходить мимо дверей…

Локхарт едва заметно кивнул. Сопротивление было сломлено, осталось договориться о деталях:

— Я понимаю. Где и когда можно поговорить спокойно?

— Вдруг вы будете сегодня вечером в «Гранд-отеле», в баре, — тихо сказал Фредерик, — около восьми? Если мы там случайно удивимся, то я могу ненадолго задержаться, там неплохое меню. Мы можем поговорить о погоде, о бизнесе вообще… и, возможно, я смогу обронить пару общих фраз о том, как обычно регистрируются компании в нашем штате. На примере конкретного человека…

Поверенный Эдисона медленно поднялся. Его лицо оставалось невозмутимым, но внутри он ощущал удовлетворение.

— Что же, это отличное начало. Я буду там. Благодарю за ваше время, мистер Освальд. До вечера.

Он вышел из кабинета, оставив управляющего в раздумьях и в тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов.

Локхарт не пошёл сразу в отель. Он прогулялся до небольшого кафе через дорогу от банка, заказал кофе и занял столик у окна. До вечера было ещё несколько часов. Поверенный открыл свой портфель и извлёк слегка потёртую папку.

Бумаги внутри были скупы на детали, но рисовали чудну́ю картинку. Иван Бережной, сын фермера-эмигранта из России. Ферма под Лос-Анджелесом. Долги за семена, за технику. Два больших пожара, в которых сгорели урожаи. Смерть отца, матери. Кредит в банке под залог земли, едва покрывший часть долгов. А затем вдруг — создание «Кинокомпании 'Будущее». И создал её Бережной именно здесь, в Делавэре.

Локхарт медленно перелистывал страницы. Откуда деньги? Небольшое наследство от какого-то дальнего родственника? Почти невероятно. Да и не хватило бы «небольшого» наследства на киномастерскую. Выигрыш? Не похоже. Заём? Но кто даст крупную сумму разорившемуся сыну фермера без связей?

Так что самые интересные графы в досье, которое скрупулёзно собирал поверенный Эдисона, оставались пустыми: «Источники финансирования», «Связи в Нью-Йорке»… как-то же Бережной нашёл подход и к Натану Левисону с его «Витафоном», и к Теодору Кейсу, разработчику «Мувитона».

Сейчас Роберт Локхарт не мог дать боссу полной картины. А Томас любил, когда всё чётко и понятно. Роберт собирал ни первую такую папку на возможных изобретателей или владельцев патентов за время своей работы у «кинобандита». Но Иван Бережной оказался поистине интересным экземпляром…

Локхарт отпил кофе, уже холодный и горький. Этот русский был словно призрак — возник из ниоткуда с революционной технологией и деньгами в кармане. А Томас Эдисон не любил призраков. Он не любил то, что не мог объяснить, потрогать, скопировать или купить.

Задача Роберта была — «материализовать» призрака и найти его слабые места. И он надеялся на то, что вечерняя светская беседа с Освальдом поможет найти хоть какую-то ниточку. Суммы, денежные потоки, расписки. Что угодно, что прольёт свет на тайну Бережного и «Кинокомпании 'Будущее». И уж тогда мистер Эдисон решит, что делать с этим дерзким русским…

Вечером того же дня. Новая студия Уорнеров, Лос-Анджелес.

Земля, выбитая Уорнерами под моё поручительство у мэра Крайера, оказалась больше и перспективнее, чем я думал. Она лежала на окраине Голливуда, где городские кварталы быстро росли на месте срытых холмов. Здесь, под калифорнийским небом кипел хаос стройки, обещающей превратиться в самую современную кинофабрику на Западном побережье.

А дальше за новой студией шли фешенебельные кварталы из пентхаусов, которые чередовались с различными административными зданиями. Сюда уже как год переводили все организации, которые отвечали в штате за производство кино.

Отличное расположение. Трудно будет найти такое же удобное место, когда Голливуд окончательно «расползётся» дальше. Фактически Уорнеры забирали себе «сердце» района, которое при желании можно продать за бешеные деньги в будущем.

Братья сразу заложили не просто студию, а целый комплекс. Его сердцем должны были стать пять новых огромных павильонов, не чета прежним «сараям». Их каркасы из стальных балок уже высились над окрестными домами подобно скелетам гигантских доисторических животных. Стены возводились по новой технологии: двойной слой кирпича с песчаной прослойкой внутри для тепло- и шумоизоляции.

Крыши делали покатыми, с огромными стеклянными фонарями на северной стороне — для ровного, немерцающего естественного света. Так братья сразу готовили и «уличные» площадки, чтобы снимать больше кинокартин одновременно. Ведь отказываться полностью от немого кино они пока что не собирались.

Вообще, в тёплое время года масса съёмок проходила и в долине за Голливудом. Десятки компаний, больших и малых, громоздили декорации прямо на открытом пространстве и там же снимали. Кино без звука в этом плане было прихотливо исключительно к свету. Со стороны это походило на настоящий бродячий цирк: статисты в костюмах разных эпох, разносчики еды, полевые кухни, мальчишки-посыльные, орущие продюсеры и режиссёры, страшная жара и адский шум.

В батальных сценах рубились мужики, которых за доллар в день позвали таскать бутафорские доспехи и махать мечами из реквизита. Кстати, несколько раз случались и несчастные случаи. В таких баталиях, напоровшись на обломанные древки копий, погибло несколько статистов. Бывали и более жуткие случайности.

Например, два года назад по бульвару ехали две машины. В одной сидела Марта Мэнсфилд. Звезда Голливуда, она снималась в «Уорренах из Вирджинии». Вторая машина ехала рядом. В ней была камера и оператор. Шли натурные съёмки «проезда по улице».

Проходивший по тротуару мужчина закурил и не глядя бросил спичку в сторону. Прямо в проезжавший кабриолет с Мартой. Пышное дешёвое платье из реквизита загорелось. Потушить его не смогли и Мэнсфилд не спасли.

Один из вре́менных павильонов Уорнеров в ускоренном режиме был подготовлен «под звук». Стены здесь были не кирпичные, но главное, вся внутренняя поверхность была обшита специальным войлоком и гофрированным картоном.

Это был второй павильон, изначально созданный под звук. Первым стала мастерская моей кинокомпании «Будущее». Но помещение, где я до этого снимал ролик для мэра Крайера было раз в пять меньше нового пространства.

И сейчас работа кипела именно здесь — в новом павильоне. Солнце уже клонилось к закату, а внутри, под лампами, было жарко и светло. Всё съёмочное пространство гудело — не от голосов, а от напряжения, которое висело здесь последние сутки. Моя кинокомпания заканчивала третий рекламный ролик. Последний по контракту с Гарри Чендлером — владельцем «Таймса».

Перед камерой, запертой в войлочную будку, стояла Клара Боу. Её рыжие волосы и знаменитая улыбка казались яркими даже при этом мёртвом, свете, который использовался, чтобы хрупкая ламповая звуковая аппаратура не навернулась. Клара держала в руках бутылку «Колы». Задача, на первый взгляд, была проста: улыбнуться, посмотреть в камеру и сказать нужные слова. Но мы снимали уже тридцать шестой дубль…

Проблема была не в ней. Мисс Боу была профессионалом. Проблема была в шумах. Шелковое платье актрисы шелестело при малейшем движении. Кто-то из команды за кадром непроизвольно кашлянул на седьмом дубле. На двенадцатом треснул рефлектор одного из прожекторов, и микрофон прекрасно уловил этот сухой щелчок.

Мы меняли оборудование, гасили свет, ждали. Актриса нервничала, пот портил её грим, его поправляли. Я заказывал новое платье, такое, чтобы не шелестело… Всё это длилось несколько суток. В будущем за съёмочный день можно при удачном стечении обстоятельств наснимать минут десять-двадцать «готового» материала. А то и больше. Сейчас же это было нереально.

И вот в тридцать шестой раз всё сошлось. Тишина в павильоне была абсолютной. Я видел, как Грегг Толанд, наш оператор, прильнул к окуляру и кивнул. Звукоинженер поднял палец у своего пульта. Я сделал глубокий вдох и шёпотом сказал:

— Мотор.

Заурчала камера в ящике. Загудел привод «Витафона», раскручивающий чистый восковой диск для записи.

— Камера! — тихо подтвердил Толанд.

— Звук! — откликнулся инженер.

Клара Боу встрепенулась. Она посмотрела прямо в объектив, её губы сложились в ту самую, знаменитую на всю страну улыбку. Она подняла бутылку.

— Охлаждает в жаркую погоду… — её голос дальше по тексту звучал чётко, чуть звонко, без единой посторонней ноты, актриса поймала нужный диапазон громкости быстрее, чем Ирен Рич в моём ролике для мэра.

Клара договорила, улыбнулась и замерла. Я выдержал паузу в три секунды, как было задумано, и дал отмашку рукой.

Ещё три секунды и…

— Стоп!

Свет не погас сразу, но напряжение в воздухе лопнуло как мыльный пузырь. Кто-то выдохнул, кто-то зааплодировал. Клара Боу расслабленно опустила бутылку и обернулась к своему агенту:

— Ну, наконец-то. Я уже думала, что растаю под этими лампами. Ради бога, уберите грим, чувствую, как лицо уже занемело!

Я подошёл к ней, поблагодарил. Она пожала руку, и рукопожатие на удивление оказалось сильным для девушки. В «моём будущем» на снимках, со странным макияжем и тонкими, почти отсутствующими бровями по моде двадцатых она не казалась красивой. А вот сейчас, без лишних «наворотов» была весьма миловидна. Девушка одарила меня усталой улыбкой:

— Удачи вам с вашим говорящим кино, мистер Бережной. Это чертовски странное чувство — знать, что и твоё лицо, и твой голос теперь запишут на какую-то штуку навсегда. Очень необычно…

Она ушла в свою гримёрку, и павильон начал пустеть. Команда выключала софиты, сворачивала кабели. Грегг Толанд аккуратно вынимал с помощником камеру из ящика, будто это была хрупкая игрушка.

Я подошёл к звукоинженеру:

— Запись?

— Чистая, насколько это возможно, мистер Бережной. Один дубль. Диск можно обрабатывать.

— Осторожнее с ним. Пусть монтажёры приступят сразу, чтобы мы успели все сделать в срок.

— Конечно, мистер Бережной!

Я кивнул. Три контракта. Три рекламных ролика для клиентов Гарри Чендлера. «Кола» была последней. Теперь всё упиралось в монтаж. Я мечтал лишь о том, чтобы не пришлось переснимать!

Я прошёл через съёмочную площадку и поднялся на второй этаж, где в небольшой комнатке ютилась наша монтажная. Там было тесно и душно. Стояли два монтажных стола, заваленных плёнкой, бобины на полу, склянки с клеем и бритвы. Работали тоже двое — Лео и Эдди, которого я нанял в помощники главному монтажёру.

Они склонились над столом, где в луче проектора мелькали кадры первого ролика — для Калифорнийской нефтяной ассоциации. Я видел знакомые виды: на фоне гигантских нефтяных вышек у пляжа Санта-Моники стоял Дуглас Фэрбенкс в белой рубашке и брюках.

Вообще, Гарри Чендлер удивил своими связями. Нет, я, конечно, понимал, что у растущего медиамагната их много, но чтобы с лёгкостью и без особых торгов получить контракт нефтяников и при этом мгновенно подписать на роль Фэрбенкса, который тоже нет-нет, да и критикует звук… Это стоило отдельной похвалы.

Сюжет был не сложен: Дуглас играл роль инженера, который смотрел на стальные конструкции вышек, а потом обращался к зрителям с речью о прогрессе и энергии, движущей Калифорнию вперёд.

Мы снимали это на натуре, и ветер с океана чуть не сорвал весь процесс. А голос Фэрбенкса, решительный и звонкий, пришлось перезаписывать в павильоне, подкладывая под него отдельно снятые кадры.

— Ну как? — спросил я, присаживаясь на свободный ящик.

Лео ответил, не отрываясь от работы:

— Картинка и звук идут ровно. Проблема в другом.

— В чём? — нахмурился я.

— Да как и в прошлый раз. В шумах, — сказал монтажёр, указывая на вторую монтажную установку, где стоял ещё один проигрыватель, — Вы же сами знаете, что часть снимали на натуре, у вышек. Там ветер. А звук доснимали в павильоне. На натуре — ветер и крики чаек. В павильоне — тишина и голос актёра. Стык будет слышен. Чтобы это скрыть, нам придётся в кинотеатрах запускать два «Витафона» одновременно. Один с речью, второй — с записью шума ветра и моря. И надеяться, что механик их синхронизирует.

Я потёр виски. Надо было всё-таки соглашаться с доводами Антона Мелентьева, что был помощником оператора Грегга Толанда. А он предлагал записать крики чаек и шум волн, а потом пускать их фоном, когда Дуглас говорит в павильоне.

Конечно, так качество пострадает, и пришлось бы намучиться с дублями. Более того, сохранялся риск того, что «Витафон» будет трудно настроить, дабы он ровно записал и голос актёра и фон. Но теперь придётся возиться с монтажом и с показом. М-да… А я сейчас даже придумал, как можно было улучшить идею Мелентьева. Граммофон надо было установить за спиной Дугласа. Тогда «Витафон» был бы примерно одинаково удалён от двух близко стоя́щих источников звука. Эх! «Умная мысля приходит…» А мы с командой торопились, ибо сроки съёмок были очень сжатые.

Контракт был жёстким по времени. Мы обязались предоставить готовый продукт. И теперь придётся «выкручиваться» уже в кинотеатре. Хорошо, что переоборудованных залов пока немного. И пока будет премьера, мы переснимем уже всё по-другому. Чтобы был только один звуковой диск. А пока…

— Делайте, как договаривались. Нам нужно уложиться до конца месяца по всем трём роликам. Сколько осталось по первому?

— Завтра чистовая склейка, — ответил Лео, — И «Нефть» будет готова. С третьей рекламой уже разобрались сегодня. Так что можем переходить к «Коле».

— Бери помощников. Я пришлю Антона, он отлично справится. Внеурочные — как обычно, по двойному тарифу! Завтра берите выходной, отсыпайтесь, а затем — нужно напрячься, Лео!

— Есть, босс!

Третьей рекламой стал ролик для «Вестерн Юнион». Чтобы ускорить производство, мы снимали его параллельно в мастерской моей кинокомпании «Будущее». Снимал всё Мелентьев. Я решил доверить ему один ролик из трёх.

В нём «играл» Ричард Бартельмесс. Сюжет был динамичнее. Актёр изображал бизнесмена, который получал срочную телеграмму и денежный перевод, благодаря чему успевал заключить выгодную сделку и обогнать конкурентов. Мы снимали Ричарда в костюме за больши́м деревянным столом, в кабинете, который построили прямо в павильоне. Мелентьев брал крупные планы его рук, раскрывающих конверт, радостного лица и самого телеграфного аппарата, который должен был ожить под звуки стрекочущей ленты.

Звук этой ленты мы записывали отдельно — наш инженер часами возился с настоящим аппаратом, чтобы добиться идеального, чистого стрекотания и включить его в нужный момент на оптимальном удалении от «Витафона». Здесь Мелентьев всё-таки сделал так, как он предлагал с «Нефтью».

Бартельмесс оказался обладателем приятного, хорошо поставленного баритона, и работать с ним было комфортно. Актёр быстро понимал, что от него требуется. Но и там были свои сложности — нужно было синхронизировать движение его губ со словами благодарности «современным средствам связи», а потом бесшовно перейти к звукам аппаратуры. Опять монтаж, опять подгонка.

Антон Мелентьев и здесь оказался находкой. Он не гонял актёра по двадцать дублей, пытаясь добиться идеала. Вместо этого он потратил два дня на безупречную подготовку: выверил свет так, чтобы не было резких теней, которые «видел» микрофон; обернул ножки стула и стола тряпками, дабы исключить любой скрип. Молодой оператор объяснил Ричарду простую схему: «Говорите не в камеру, а вот в эту точку на краю объектива. Дышите носом перед фразой, не ртом». Антон возился с Ричардом до съёмок, прогоняя много раз текст. Для этого он попросил у меня хорошего преподавателя по сценической речи, потому что Бартельмесс выступал ранее в театре, и нужно было «закрепить» новые правила говорения — уже на «Витафон» и без лишнего пафоса.

И съёмка пошла. С четвёртого дубля у второй съёмочной группы был чистый звук и безупречная синхронность. Это была та самая эффективность, в которой я так нуждался. Конечно, снимать статику было проще, однако и Антон в отличие от Грегга Толанда был новичком. И я уже видел, что он станет прекрасным «звуковым» оператором.

Я попрощался с Лео и Эдди, а затем ещё раз посмотрел на бобины с плёнкой в монтажной, на диски в бумажных конвертах. Несколько минут чистого, синхронного звука и изображения. Работа адская, кропотливая, почти ювелирная. Но она должна была принести деньги. Хорошие деньги.

Аванс в виде пятнадцати тысяч долларов я уже получил. Оставшиеся двадцать должны были выплатить по договору после завершения работ. И это были средства, в которых моя студия «Будущее» отчаянно нуждалась, чтобы поддерживать «текучку». «Говорящая газета», идея которой так понравилась Чендлеру, всё ещё оставалась только идеей на бумаге.

Я вышел из монтажной и спустился вниз. В павильоне продолжали возиться с разборкой аппаратуры. Прошёл через боковую дверь наружу. Вечерний воздух был прохладным и свежим. Настоящее наслаждение после духоты павильона.

Усталость накрыла меня тяжёлой, но приятной волной. Я вспомнил о приглашении, что лежало у меня в нагрудном кармане. Большая вечеринка в особняке Уильяма Рендольфа Хёрста. Завтра там соберётся весь цвет Голливуда. И меня персонально пригласили туда как владельца «Будущего», человека, который заставил кино говорить.

Нужно сходить. Посмотреть на творческую и финансовую элиту Голливуда. И как на возможных клиентов или конкурентов, и как на просто людей. Что они из себя представляют, когда алкоголь даёт в голову. Кто на что горазд? Выпить, послушать джаз, забыть на несколько часов о микрофонах, дисках и синхронизации.

Неподалёку шумела стройка. Стук молотков, скрежет пил по металлу, крики рабочих — всё сливалось в сплошной гул. На вре́менном деревянном настиле стоял Сэм Уорнер. Я поднялся к нему. Отсюда открывался вид на гигантские каркасы будущих павильонов. Они уже обретали форму, над их стальными рёбрами начинали натягивать перекрытия. Холодный ветер приносил запахи свежей древесины, извёстки и клубы пыли.

Сэм стоял у перил, заложив руки за спину. Он смотрел не на стройку, а куда-то вдаль, за её пределы. Его обычно живое, энергичное лицо было задумчивым, даже усталым. Увидев меня, он повернулся и попытался изобразить свою фирменную широкую улыбку, но она почему-то получилась натянутой, словно маска.

— Иван! Как съёмки? — спросил он как-то слишком быстро, пытаясь перекрыть шум стройки.

— Пока идём по графику. В конце недели сдадим отчётные экземпляры и можно копировать. Контракт будет выполнен, — я подошёл к нему и опёрся на деревянное ограждение, — А у вас с братьями как? Успеваете к новому циклу съёмок?

— Да, — отозвался Сэм, кивнув на каркасы, — К середине лета должны ввести первый павильон в эксплуатацию. Тот, центральный, под самые большие проекты, — Он опять говорил ровно, как будто перед комиссией, а не общался в непринуждённой обстановке, его взгляд снова ушёл куда-то в сторону.

Я помолчал, давая ему продолжить. Но Сэм лишь вздохнул и стал смотреть на рабочих, втаскивающих наверх тяжёлую балку. Такая отстранённость была для него не характерна. Обычно он восторженно сыпал идеями и планами.

— Сэм, — тихо начал я, — Что-то случилось? С землёй? С разрешениями? У тебя вид, будто ты проиграл огромную ставку, но делаешь вид, что всё в порядке.

Уорнер вздрогнул, как будто я вернул его из тяжёлых раздумий. Он обернулся ко мне, и в его глазах на мгновение мелькнула тревога. Но он тут же он снова натянул улыбку:

— Что ты! Какие ставки? Всё в порядке. Просто много головной боли. Стройка, контракты, поставщики. Рутина. Всё это давит, — он махнул рукой, пытаясь отшутиться, — Мечтал о студии, а теперь волнуюсь, как бы крыша не протекла в первый же дождь. Джек сейчас занят, приходится заниматься всем этим самому. Обычно это его дела.

Я не отвечал. Просто смотрел на Уорнера. И видел, как тот нервно потирает руки, как избегает прямого контакта со мной. Внутри меня шевельнулась тревога. Нет, он устал не от стройки. Это было что-то другое. И Сэм, обычно прямолинейный и весёлый, тщательно это скрывал.

— Если есть проблемы, — наконец сказал я, — проблемы, в которых я могу быть полезен… Говори. Тем более, моё «Будущее» тоже здесь снимает. Если что-то угрожает нашему общему делу…

— Ничего не угрожает, всё в порядке, — быстро ответил Сэм, — Серьёзно, не бери в голову. У меня просто мигрень сегодня. Все эти шумы… — Он кивнул на грохот стройплощадки, — А знаешь, что должно поднять настроение? Мы с братьями начали уже искать материал по Бродвею и по литературным агентам. Для нашего полнометражного звукового фильма.

Он оживился, но это оживление казалось нарочитым.

Уорнер продолжал:

— Подумываем о драме. Мы уже набросали список возможных сценаристов. Джек, конечно, хочет что-то грандиозное, с толпой и оркестром, а я думаю, нужно начать с камерной истории. Чтобы зритель прочувствовал это и уже потом захотел ещё большего.

Я усмехнулся:

— Звучит хорошо. Могу даже подкинуть идею. Уверен, у меня будет сценарий, который всех впечатлит.

— Отлично! — обрадовался Сэм, и в его голосе зазвучали искренние нотки.

Он посмотрел на часы и его лицо вытянулось:

— Чёрт, у меня совещание с архитекторами через десять минут. По поводу вентиляции в монтажных. Скукотища, но необходимо. Извини, побегу. Заходи вечерком, выпьем кофе, обсудим твой вариант для фильма. Договорились? Кстати, ты завтра идёшь на вечеринку?

— Да.

— Отлично! Я тоже там буду!

Сэм хлопнул меня по плечу, развернулся и быстро зашагал по деревянному настилу прочь, к вре́менному строению конторы. Его походка, обычно энергичная, выдавала сегодня крайнюю усталость.

В это же время. Центр Лос-Анджелеса.

Через высокое окно большого номера дорогого отеля лился мягкий свет вечерних огней соседнего здания. Он окрашивал сигарный дым в золотистые струйки.

Джозеф «Джо Железный человек» Ардиццоне сидел за столом, читая газету. Он был одет в безупречный тёмно-серый костюм-тройку, его густые волосы были аккуратно зачёсаны назад. Золотые запонки, баснословной цены часы. Рядом чинно возвышался красивый графин с вином

Со стороны он мог сойти за успешного главу большой адвокатской конторы или банкира. Но повадки и глаза выдавали в этом человеке его истинную суть. Признаться, Ардиццоне иногда даже специально «переигрывал» на вечеринках. Ему нравилось то, что все большие шишки города вынуждены считаться с его манерами и прятать глаза от его взгляда, когда Джо неожиданно заявлялся на какой-нибудь очередной приём без приглашения.

В дверь тихо постучали. В неё заглянул Лука, помощник «Железного Джо».

— Войди, Лука, — сказал Ардиццоне, продолжая читать.

Гангстер скользнул внутрь люкса и тихо закрыл дверь.

— Что там наши «друзья» из Флориды? Ты же с этим пришёл? — полюбопытствовал босс.

— Да. Фред Биглоу передаёт привет и благодарность. Поставки как по маслу. Отгрузка в Тампе идёт очень быстро. Видно, что он в этом деле очень давно. Да и такого хорошего рома я не видел давно.

На губах Ардиццоне появилась улыбка:

— Хорошо. Рад, что Биглоу — человек слова. А его кузен? Том, кажется? Биглоу нашёл его?

Лука покачал головой:

— Нет, мистер Ардиццоне. Фред искал. Расспрашивал. Но в городе про этого Тома никто слышал уже давно. Он как сквозь землю провалился. Единственное место, где Тома видели в последний раз — вечеринка у Кинга Видора. Но это было два месяца назад. Похоже, Биглоу поедет обратно во Флориду ни с чем…

Джо кивнул и отпил виски из стакана:

— Ну что же. Нас это не касается. Главное, что общее дело не страдает. А то я уже думал, что он тут решил обосноваться. Это мне не нужно…

Подручный произнёс:

— Мои люди следят за Биглоу. Он, кстати, нашёл себе какую-то дамочку. Красотка! Везде таскает её с собою на вечеринки. Но думаю, он всё равно здесь не задержится.

Джо откинулся в кресле, повернулся к огням за окном и глухо спросил:

— А теперь скажи мне, Лука, что с землёй. Той, что мэр Крайер подарил братьям Уорнер под их новую студию. Они убрались с неё?

Лука скривился. Разговор перешёл к более важной и неприятной теме. Гангстер осторожно ответил:

— Нет, мистер Ардиццоне. Они… игнорируют наши предложения. Мои парни ещё раз виделись с Джеком Уорнером. Но тот ушёл от ответа. Ссылался на какие-то договорённости с мэром. В общем, Уорнеры продолжают строиться. Каждый день ставят новые каркасы, возят материалы. Стройка только расширилась…

Джузеппе поставил стакан на стол:

— То есть, Уорнеры отказались… — глаза «Железного» сузились.

— Они не понимают по-хорошему, — пожал плечами Лука.

Ардиццоне скрипнул зубами:

— Значит, нужно подать им знак…

Он помолчал, его взгляд по-прежнему был устремлён в окно:

— Скажи мне, Лука, у них уже есть там что-то ценное? На этой новой стройке?

— Один временный павильон они уже возвели. И мастерскую по проявке и монтажу. Там по договору работает эта новая компания… как же её… «Будущее»! Кстати, её владелец выступает поручителем перед мэром с его сделке с Уорнерами. «Будущее» снимает какие-то рекламные ролики с новым звуком для самих Уорнеров и Гарри Чендлера из «Таймс». Я так понимаю, что весь их отснятый материал сейчас там — на новой студии. Ну и опять таки, павильон принадлежит Уорнерам. «Будущее» там на птичьих правах.

— Звук… — произнёс Ардиццоне с лёгким презрением, — Говорящие картинки. Глупость. Не верю! Но раз Уорнеры в это вкладываются, значит, это как-то связано с их планами. Значит, это имеет для них значение.

Он провёл ладонью по гладкой поверхности стола, размышляя.

— Что там за охрана? — наконец спросил Джо.

— Обычные парни. Таких легко припугнуть. А вот у этой киностудии «Будущее» там постоянно пара серьёзных парней. Правда, павильон, где они снимают — пока стоит особняком от остальной стройки.

Ардиццоне стукнул по столу:

— Ну что ж… Не сто́ит затягивать с «посланием». Сделай всё так, чтобы это выглядело на первый взгляд как несчастный случай. А Уорнерам ты намекнёшь уже сам — что к чему. Не мне тебя учить. Мне нужен результат. Я хочу, чтобы они убрались с этой земли. Ты понимаешь, о чём я?

— Я понял, дон. Сделаем всё в лучшем виде! — заверил Лука.

— Хорошо. Кого пошлёшь?

— Братьев Кэлмен. И их людей.

— Хорошо, — ухмыльнулся Джузеппе, — Только без показательной мясорубки, которую они устроили в прошлый раз. Здесь более тонкое дело.

— Конечно, босс…

Слева направо: Клара Боу, Дуглас Фэрбенкс, Ричард Бартельмесс