Русская Америка. Голливуд

Глава 13 Будущее не продается!

17 января 1925 года. Лос-Анджелес.

Здание антимонопольной комиссии Калифорнии встретило меня тишиной, которая показалась чем-то неестественным после шумных улиц Лос-Анджелеса, что остались за стенами. Заседание по делу о моём якобы нападении на Джона Гилберта перенесли. Поэтому мне пришлось сначала явиться сюда, где меня ожидали на рассмотрении дела о том, что я будто бы нарушил антимонопольное законодательство, присвоив себе все исключительные лицензии на использование технологий «Витафон» и «Мувитон».

Знать бы ещё — кто «настучал» на меня в эту комиссию⁈

Мои шаги по мраморному полу отражались гулким эхом от стен. Высокий потолок, украшенный лепниной, давил на посетителей своей помпезностью, напоминая о том, что здесь вершатся судьбы американского бизнеса и оборота очень больших капиталов.

Клерк пригласил меня из комнаты ожидания в зал заседаний. Он был куда меньше, чем я ожидал, но уюта это не добавляло. Стены, обшитые тёмным дубом, казалось, поглощали свет. В центре стоял длинный стол, а за ним — ещё один на возвышении. С одним-единственным креслом для председательствующего.

За длинным столом расположились четыре человека в строгих костюмах — эдакое «жюри» из юристов комиссии. Справа тянулось несколько рядов стульев для публики. Там было почти пусто… За исключением одного господина в безупречном костюме и с портфелем на коленях. Он не смотрел в мою сторону, делая вид, что задумчиво изучает узор на паркете.

Двое мужчин в пиджаках попроще расположились поодаль от него. Неподалёку от места председателя стоял стол для секретарши-машинистки. Женщина средних лет восседала за ним, старательно изображая из себя застывшую античную статую.

Клерк указал мне на стул около конца длинного стола и закрыл за собою тяжёлую дверь. Как только я сел, то понял, почему для «ответчиков» отводилось именно это место. Любой, кто попадал на это место, был как будто под прицелом всей комиссии. А сам её председатель на противоположном конце, на возвышении — казался вершителем суда в средневековье. Ощущение — не из приятных.

Людей в комиссии было действительно мало. Как и сказал адвокат Левина, что инструктировал меня перед заседанием, это было предварительное слушание — формальность, разминка перед возможным настоящим боем.

Но даже формальности в этих стенах отчётливо сквозили последующими судами. На большие суммы штрафов…

Я решил идти один. Без помощи адвоката. По одной простой причине — полнотой информации по вопросам звукового кино в «этом времени» обладал только я. Официальный защитник начнёт вести дело так, как его учили в хорошем местном юридическом колледже, а потом — как сложилась его практика в подобных заседаниях.

Исходя из этого, он скорее углубится в чисто юридическую сторону вопроса, не понимая ПЕРСПЕКТИВ происходящего. Для любого юриста моя фраза: «я уверен, что в будущем монополия разрушится очень скоро» — сами понимаете, прозвучит как блеянье барана. Он просто не воспримет мои слова серьёзно. Ведь это будет звучать как домыслы. А если я скажу, мол точно знаю, что будет в будущем — то защитник сочтёт меня вовсе сумасшедшим…

Дверь открылась, и в зал вошёл сам председательствующий. Вернее, заместитель главы комиссии штата. Пока не дошло до финального разбирательства — мою персону на предварительном слушании будут «препарировать» несколько юристов и этот вот зам… Мужчина лет пятидесяти, с седеющими висками и усталым, но внимательным взглядом. Он занял своё кресло на возвышении, поправил манжеты пиджака и положил перед собой папку.

— Прошу всех садиться, — его голос был ровным и безразличным, отточенным на сотнях таких заседаний. — Сегодня, семнадцатого января 1925 года, проводится предварительное слушание комиссии по антимонопольной деятельности штата Калифорния. Председательствую — заместитель главы комиссии, Гарольд Прентис. Присутствуют эксперты комиссии… — и он зачитал список квартета юристов, сидевших ближе к судье, по правую руку от него.

Признаюсь, их имена тут же вылетели у меня из головы.

— Со стороны ответчика — Иван Бережной, владелец кинокомпании «Будущее», — закончил Гардольд.

Он посмотрел на меня поверх очков, и я кивнул.

— Итак, мистер Бережной, — Прентис открыл папку, — Комиссия рассматривает дело о возможном нарушении вами антимонопольного законодательства штата Калифорния. А именно, «Закон Картрайта»[1], запрещающий монопольное владение и сокрытие перспективных технологий, способных оказать влияние на развитие ключевых отраслей экономики штата. Вам вменяется то, что вы, по данным, поступившим в комиссию, выкупили в единоличное пользование две технологии создания звукового кино — «Витафон» и «Мувитон». Этим вы создали искусственный дефицит и препятствуете свободной конкуренции, что создаёт возможность нарушения уголовного кодекса штата Калифорния по ряду статей 319–327 в зависимости от состава нарушения[2]. Что вы можете сказать по этому поводу?

Похоже, меня решили «топить» по полной! Уголовные статьи, которые, по словам адвоката Александра Левина, могут мгновенно перетечь в гражданские иски на десятки тысяч баксов — просто потопят мою молодую киностудию.

Я ожидал этого, но услышав это вслух в такой официальной обстановке, почувствовал, как сжимаются кулаки. Однако не дал эмоциям взять верх и лишь глубоко вздохнул. И не такое проходили…

— Уважаемый мистер Прентис, — начал я, тщательно подбирая слова. — Позвольте мне уточнить несколько моментов. Комиссия вызвала именно МЕНЯ и рассматривает конкретно мою деятельность. Однако любое нарушение закона подразумевает, что были нарушены ЧЬИ-ТО ПРАВА?

Я намеренно выделил последние слова и удостоился сухого кивка «судьи» Прентиса:

— Абсолютно верно, мистер Бережной.

Я продолжил:

— Позвольте узнать: чьи именно? Имею ли я право знать, кто выступил с заявлением для рассмотрения моего якобы нарушения? В конце концов, если я создал монополию, значит, я должен был кого-то обделить, или кому-то навредить. Кто эта пострадавшая сторона?

Заместитель главы комиссии штата откинулся на спинку кресла, сложив пальцы.

— Мистер Бережной, формального иска о возмещении ущерба на данный момент не поступало. Комиссия действует на основании обращения юридического лица с просьбой рассмотреть вашу деятельность на предмет недопущения возможного нарушения антимонопольного законодательства в будущем. Мы действуем превентивно. Поэтому мы сегодня собрались в малом составе, чтобы осуществить предварительное слушание.

— Превентивно? — я позволил себе лёгкую улыбку. — Понимаю. То есть, меня вызвали сюда за то, что я МОГУ совершить преступление? Но если это обращение некой компании, и оно стало причиной моего присутствия здесь, то, по логике, я имею право знать — что это за юридическое лицо? Чтобы понять, чьи интересы я… гипотетически… ущемляю, — я слегка усмехнулся, давая понять, что ни на йоту не верю в заявления кого бы то ни было.

В зале наступила тишина. Юристы слева перешёптывались. Прентис посмотрел на человека, расположившегося на одном из стульев в рядах «зрителей». Он всё также изучал паркет.

— Представитель истца, вернее, компании, чьё обращение инициировало проверку, присутствует в зале, — наконец, сказал Прентис, — Это мистер Роберт Локхарт, представитель «Томас Эдисон Инкорпорейтед». Он является поверенным названной компании в Лос-Анджелесе…

Локхарт поднял голову и впервые посмотрел на меня. Его взгляд был холодным и оценивающим, словно он рассматривал не меня, а некое незначительное препятствие.

А вот для меня всё понемногу начало вставать на свои места. Томас Эдисон уже пытался создавать звуковое кино со своим «Кинетофоном»[3], но потерпел неудачу. Либо он втайне не оставил попыток зайти на новое поприще. Либо он хочет поддушить «звук», чем он активно занимался на востоке Штатов, где доил бо́льшую часть индустрии немого кинематографа.

Я не стал ждать, пока Прентис продолжит, и, воспользовавшись паузой, обратился напрямую к представителю Эдисона.

— Мистер Локхарт, раз уж вы здесь и представляете истца, возможно, вы проясните для комиссии и для меня — какие именно интересы компании мистера Эдисона были задеты моими действиями? Что именно послужило причиной для этого обращения?

Все взгляды устремились на Роберта. Вопрос был по существу, и Гарольд не высказал никаких возражений.

Локхарт медленно поднялся, его движения не выдавали ни капли волнения. Нужно признать, у «Кинобандита» Эдисона неплохие кадры…

— Уважаемая Комиссия, уважаемый господин Прентис, — начал он, обращаясь к председателю, но глядя на меня. — Дело не в нанесённом ущербе, а в предотвращении будущих проблем. Компания мистера Эдисона, как и другие перспективные участники этого рынка, ведёт собственные изыскания в области звукового кинематографа. Деятельность мистера Бережного, направленная на то, чтобы скупить и вывести из свободного оборота ключевые патенты, создаёт искусственные барьеры и наносит удар по интересам всех, кто заинтересован в честной конкуренции и свободном развитии этой отрасли. Именно интересы этих перспективных участников и побудили нас обратиться с превентивной просьбой к комиссии.

Внутренне я напрягся. Роберт Локхарт был красноречив и опасен. И явно разбирался в том, что говорит. Сейчас он выставлял меня не просто бизнесменом, скупающим будущее целой индустрии, а жадным хищником. Похоже, Эдисон решил попробовать свою излюбленную стратегию — запугать, загнать в угол и лишить конкурента преимущества.

Если я проиграю это слушание комиссии и допущу расследование, то я уверен, «Кинобандит» сделает всё возможное, чтобы я его проиграл. Тогда он надавит на создателей «Витафона» и «Мувитона» и заберёт себе технологии. А в Нью-Йорке у него все судьи в кармане…

Противостоять такому титану в одиночку для другого человека показалось бы безумием. Но мне отступать было некуда, а сдаваться я не привык!

Вопрос только — почему Эдисон так внезапно активизировался? Есть у меня ощущение, что информация о моей удачной презентации рекламного ролика мэра Лос-Анджелеса — куда-то «протекла»… Одно дело — слухи в городе. Другое — такой быстрый удар с другого конца Штатов. Ведь надо быть на сто процентов уверенным в том, что моё дело имеет большие перспективы, чтобы заварить такую кашу с антимонопольной комиссией.

— Благодарю за пояснение, — сказал я, нацепляя маску радушия и снова обращаясь к председателю Гарольду Прентису, — Теперь картина, как мне кажется, стала ещё более фантастической. Меня обвиняют в том, что я наношу удар по интересам неких абстрактных «перспективных участников», которые даже не названы. А «Эдисон Инкорпорейтед» только ведёт разработки. И при этом вы сами подтвердили, господин Прентис, что нет иска об ущербе. Никто не пострадал. Никто не лишился бизнеса из-за моих действий. Я правильно понимаю?

Гарольд блеснул очками и сухо ответил:

— Вы излагаете верно, мистер Бережной.

Я улыбнулся и произнёс:

— Тогда я продолжу, с вашего позволения. Второе. Я действительно владею технологией «Витафон». И заключил договор с Теодором Кейсом об использовании результатов его технологии «Мувитон», когда она будет закончена. Но ключевое слово — «закончена». «Мувитон» находится в стадии испытаний и доработок. Это не конечный продукт на рынке. Это прототип. Фактически, на данный момент я обладаю единственной работающей технологией — «Витафоном».

Я убедился, что все юристы, присутствующие в зале меня внимательно слушают, и добавил:

— И у меня к вам вопрос, господин Прентис, как к специалисту в законодательстве. Является ли монополией владение одной-единственной перспективной технологией? Или это просто бизнес-вложение, инвестиция в будущее, что, насколько мне известно, не только не запрещено, но и поощряется законами штата Калифорния?

Прентис замешкался. Он посмотрел на своих юристов, которые что-то быстро записывали. Похоже, Локхарт «забил» им голову перед этим заседанием, пользуясь тем, что подобный вопрос рассматривается впервые. Звуковое кино только зарождается, и любое разбирательство, связанное с новой, «свежей» отраслью — всегда затягивается.

Признаться, я надеялся и на это «затягивание». Прежде чем на меня обратят пристальное внимание — следовало заручиться политическими и административными связями. Первая дорожка к этому в виде мэра Лос-Анджелеса и его друга — Гарри Чендлера, владельца «Лос-Анджелес Таймс» — уже намечается…

— По букве закона… владение одной технологией, без доказательств сокрытия или умышленного препятствования её распространению… не может считаться монополией, — нехотя выдавил председатель комиссии.

— Прекрасно, — кивнул я, чувствуя, как инициатива понемногу переходит ко мне, — Тогда озвучу и третью причину. Даже если бы «Мувитон» был уже готов, и даже если бы я владел им наряду с «Витафоном», это всё равно не было бы монополией. Потому что на рынке, вернее, на пороге выхода на рынок, уже существуют параллельные разработки. Которые под руководством господина Давида Сарнова в Нью-Йорке осуществляет компания RCA — «Радиокорпорация Америки». Их вариант съёмки звукового кино тоже на стадии завершения.

Председатель слушал меня внимательно. Сейчас я говорил абсолютную правду. RCA вслед за радио принялись за кинематограф, и они создадут вполне успешную технологию…

Я продолжал:

— Разработка RCA обещает работать на иных технических принципах. Таким образом, существует как минимум два независимых центра создания звукового кино. Мой в Калифорнии и RCA на Восточном побережье. Поэтому даже физического доказательства монополии, я уже не говорю о юридическом, не существует. Рынок звуковых фильмов уже сегодня не является монопольным. Здесь я собрал некоторые данные, которые по своим разработкам открыто публиковала RCA. И прошу уважаемую комиссию с ними ознакомиться.

Я закончил, выложил перед собою небольшую папку и откинулся на спинку стула. В зале повисла тишина, нарушаемая лишь скрипом пера одного из юристов. Он же спустя несколько секунд встал, подошёл ко мне и забрал папку.

Получайте!

Эдисон что-то не хочет «нападать» на RCA уже несколько лет…

Почему? Да потому что даже название этой компании говорит само за себя. «Радиокорпорация Америки». Там госконтракты и перспективные направления для Вашингтона. Уже как два года разработки в сфере радио и теперь — кино, ведутся в закрытых лабораториях фирмы. Этот гигант уже становится мощнее Эдисона благодаря своей официальной властной «крыше», на которую Томас опасается поднимать загребущую лапу.

— Мистер Бережной, позвольте спросить, а где юридически расположена ваша кинокомпания «Будущее» и в каком виде? — хитро прищурился Роберт Локхарт.

Вот же гад! В любом случае, юристы, что сидели передо мной, и так при желании все бы узнали. А может, и уже были в курсе.

— Кинокомпания «Будущее» представляет холдинг, который имеет филиалы в Довере, штат Делавэр и здесь в Лос-Анджелесе, — спокойно ответил я.

— Но большинство этих… «филиалов» в Делавэре? — ухватился за мои слова поверенный Эдисона, — В штате, где законы позволяют чувствовать себя свободно при создании любых фирм?

— Да, — пожал я плечами.

При этих словах юристы комиссии зашептались. Оно и понятно, все они прекрасно понимали — зачем каждая четвёртая фирма сейчас открывается именно в Делавэре — внутреннем офшоре Соединённых Штатов.

Через полгода по закону я смогу поменять адрес своей молодой компании и уведу из Довера большинство своих «филиалов», ибо деньги, полученные с ограбления банка уже отмыты. Но сейчас я, к сожалению, этого сделать не мог.

Члены комиссии сделали себе какие-то пометки в бумагах. Мне это не понравилось…

Локхарт иезуитски ухмыльнулся и обратился к Гарольду:

— Господин председатель, мне больше нечего добавить.

Председатель Прентис обвёл взглядом своих коллег.

— Джентльмены, комиссия хотела бы выслушать ваше мнение по заявлениям мистера Бережного и мистера Локхарта.

Началось короткое, но бурное совещание. Юристы шептались, кивали, качали головами, тыкали пальцами в бумаги. Локхарт сидел неподвижно, но я видел, как сжались его пальцы на ручке портфеля. Затем один из подручных Гарольда подошёл к нему, склонился над столом, и они коротко переговорили.

Наконец, Прентис обратился ко мне.

— Мистер Бережной, комиссия заслушала ваши аргументы. На данном этапе, учитывая отсутствие формальных претензий о конкретном нанесённом ущербе и наличие информации о параллельных разработках, дело не имеет достаточных оснований для перехода в стадию официального расследования. Мы ознакомимся с данными, которые вы предоставили, а также проведём собственный анализ. Затем примем решение: продолжать дело или нет… На сегодня предварительное слушание объявляется оконченным. Дело остаётся открытым, но приостановленным. Мистер Бережной, не смеем вас более задерживать!

Гарольд слегка хлопнул ладонью по столу и встал, собирая свои бумаги.

Я медленно поднялся, чувствуя, как с плеч спадает тяжесть. На сегодня «откидался». Но это только на первый раз… Я направился к выходу, прошёл комнату ожидания, спустился по большой центральной лестнице на первый этаж и уже собирался выйти на улицу. Но у дверей меня перехватил поверенный Эдисона.

— Мистер Бережной, — его голос был тихим и вежливым, — Позвольте представиться лично. Роберт Локхарт.

— Догадался, — сухо ответил я, не протягивая руки.

— Вы провели сегодня очень… впечатляющую защиту, — сказал он, игнорируя мой тон, — Но позвольте дать вам дружеский совет. Вы играете с огнём. Мистер Эдисон внимательно следит за развитием звукового кино. Он вложил в это дело много лет и средств.

Он сделал паузу, давая мне возможность осмыслить угрозу.

— Зачем нам доводить всё до конфронтации? — продолжил он, снизив голос и включив доверительный тон, — Мы вполне можем решить всё цивилизованно. Назовите вашу цену. За обе технологии — «Витафон» и «Мувитон». Компания мистера Эдисона готова предложить щедрую компенсацию, которая позволит вам… заняться другими проектами. Итак, сколько?

Я посмотрел на него, скрывая своё изумление за маской безразличия.

Они действительно думали, что всё можно купить… Эдисон не изменял себе в своих «лучших» традициях.

— Технологии не продаются, мистер Локхарт, — ответил я твёрдо, — Это не просто собственность. Это мой личный интерес, который я никому не отдам. Но у меня к вам встречный вопрос. Откуда у мистера Эдисона такой внезапный и глубокий интерес к скромной кинокомпании «Будущее»? Ведь он уже пытался давно получить патенты, но не смог[4]. И откуда мистер Эдисон вообще обо мне узнал? Ведь если его интересовали эти технологии, он мог бы обратиться напрямую к их создателям — к Натану Левисону, создателю «Витафона», или к Теодору Кейсу, с которым я работаю над «Мувитоном». Зачем это всё? — я обвёл рукою просторный холл здания антимонопольщиков штата, — Зачем было подключать комиссию?

Лёгкая тень досады мелькнула в глазах Локхарта, но тут же исчезла.

— У мистера Эдисона обширные деловые интересы и, соответственно, широкие источники информации, — уклончиво ответил он, пожимая плечами. — Он предпочитает видеть полную картину, а не отдельные её фрагменты. И его интерес всегда глубок, когда речь идёт о прогрессе.

— Понятно, — кивнул я, ещё раз убеждаясь, что «Кинобандит» точно узнал всё про ролик с участием Ирен Рич в мельчайших подробностях.

Я с усмешкой добавил:

— Наш большой изобретатель почуял готовый продукт, да? Что же, благодарю за беседу. Мне пора.

Я сделал шаг к выходу, но голос Роберта, холодный и угрожающий, снова остановил меня.

— Мистер Бережной, — он не повышал тона, но в нём появились стальные нотки, — Есть кое-что ещё, что вам следует знать.

Я обернулся, встретив его прямой взгляд.

— Мистер Эдисон — человек упорный, — произнёс Локхарт, — И он крайне редко отступает, если уж за что-то взялся. Сегодня вы одержали тактическую победу. Поздравляю. Но это лишь начало серьёзного «разговора». Уверяю вас, он будет продолжен. И в следующий раз обстоятельства могут быть… менее официальными и более суровыми. Подумайте над нашим предложением. Пока оно ещё «на столе».

Я ответил, глядя ему прямо в глаза, вкладывая в свои слова всю возможную уверенность:

— И мой ответ останется прежним. Технологии не продаются. А конкуренция, как вы сами могли сегодня убедиться, вещь вполне здоровая, — подколол я Локхарта и на мгновение взялся за поля шляпы, давая понять, что беседа окончена.

Я наконец-то вышел на улицу, оставив Роберта стоять в одиночестве в просторном холле. Но его последние слова я запомнил. Фактически прямая угроза была произнесена вслух. И это может окончиться войной. Поле боя тогда будет в судах, в разбирательствах, и даже — на улицах, зная связи Эдисона в криминале.

Спускаясь по мраморной лестнице между колоннами, которые держали портик выхода, я понял, что следующий удар может прилететь откуда угодно. Из тёмного переулка, из газет, из кабинетов чиновников. Технологий и связей в Голливуде было мало. Нужно было обрастать союзниками, искать могущественных друзей и плести свою сеть полезных знакомств ещё шире.

Уорнеры, Зворыкин, Левин… они лишь начало и не имеют большого веса. Мэр и Чендлер — пока ещё не близкие партнёры. Мне нужна была настоящая сила, способная противостоять такому гиганту, как Эдисон, который не гнушался никаких методов.

Я подошёл к своему авто, как вдруг услышал знакомый, полный энтузиазма голос:

— Мистер Бережной! Чёрт возьми, вот это встреча!

Я обернулся и увидел Сэма Уорнера. Он спускался ко мне по ступеням соседнего «крыльца», если так можно было назвать широченную лестницу здания «управления хозяйством» Лос-Анджелеса.

— Сэм, — я не мог не улыбнуться в ответ и подал руку для приветствия, — Что вы здесь делаете?

— Судебные тяжбы, мелкие пакости конкурентов, рутина, — махнул он рукой, как будто отгоняя назойливую муху. Его взгляд упал на здание комиссии за моей спиной, и в его глазах мелькнуло понимание, — Как у вас? Надеюсь, ничего серьёзного?

— Была попытка надавить. Тоже конкуренты, — уклончиво ответил я, — Но, кажется, отбился.

— Вот и отлично! — Он хлопнул меня по плечу. — Не давайте этим бюрократам погубить наше дело. А у меня, между прочим, отличные новости! Помните наш разговор после показа ролика у вас на студии? Так вот, мэр, Джордж Крайер дал разрешение! Городской совет подготовит разрешение на вывод нужного нам участка земли для новой киностудии. Землю исключат из фонда города, предназначенного для торгов! Только что вот узнал. Ох и злились же там эти клерки… Не знаю, правда, какое им до этого дело… Но главное то, что теперь участок никуда не уйдёт до нашей премьеры ролика про мэра.

Он подмигнул мне, и его глаза загорелись азартом:

— Следующая неделя, мистер Бережной, будет решающей! Мы запустим в своих кинотеатрах ролик. Если публика примет его так же, как мэр, то земля наша. Крайер дал понять, что если всё пройдёт хорошо, то мы выкупим её напрямую и построим там студию, о которой мечтали. Кстати, я хочу, чтобы там сразу были павильоны для съёмок звукового кино!

Я видел искреннюю радость этого человека. Даже задумался о том, что было бы неплохо сделать так, чтобы он дожил до первой премьеры полнометражного звукового фильма его производства.

В «моей реальности» он умер за день до премьеры…

— Мистер Уорнер, это прекрасная новость! — вежливо ответил я, — Я искренне рад за вас с братьями.

— Да-а-а, мы это заслужили, — задумался Сэм, и его улыбка стала мечтательной.

Внезапно он встрепенулся и добавил:

— И говоря о «мы»… У меня сегодня утром состоялся неформальный разговор с мэром. Я звонил вам на студию, но мне сказали, что вы не на месте. Джордж Крайер сказал, что бумаги он, конечно, подпишет, но у него есть одно небольшое приватное пожелание.

Я насторожился. В бизнесе, особенно в голливудском, «пожелания» людей у власти всегда имели ценник.

— Какое же? — спросил я как можно более нейтрально.

— Он хочет, чтобы вы выступили поручителем в этой сделке. Номинально, конечно. Но его друг, Гарри Чендлер, владелец «Лос-Анджелес Таймс»… так вот, Чендлеру очень понравился наш ролик. Он готов финансировать производство звуковой рекламы для крупных компаний через студию «Будущее». Но для этого ему нужны гарантии. И часть павильонов на новой студии мэр хотел бы зарезервировать для вашей кинокомпании. Чтобы в конкретное время снимались ролики по заказу Чендлера. И всё было в одном месте, под одной крышей. Удобно и эффективно. Крайер сказал, что по условиям Чендлер поговорит с вами лично и для этого с вами свяжется его человек. Как вам такое предложение?

Внутри у меня всё замерло. С одной стороны — это то, о чём я мог только мечтать несколько месяцев назад. Финансовая поддержка от одного из самых влиятельных в будущем медиа-магнатов Западного побережья! Стабильные заказы, признание, собственная дополнительная площадка на студии Уорнеров, которая позволит расширить моё производство.

— Это… более чем щедро, мистер Уорнер, — ответил я, скрывая смешанные чувства, — Я, конечно, рад такому предложению. И готов обсудить детали с мистером Чендлером.

— Вот и славно! — Сэм улыбнулся и добавил, — Я всегда твердил братьям, что мы изменим этот город! Тогда жду от вас звонка. Нужно ещё раз сделать пробный прогон ролика в кинозалах перед премьерой. Созвонимся завтра, чтобы обсудить график.

Мы пожали руки, и он пошёл к своему «Паккарду», оставив меня наедине с вихрем противоречивых мыслей.

Я сел на заднее сидение «Кадиллака». Поймал взгляд Фёдора в зеркало заднего вида и коротко скомандовал:

— В студию…

Машина тронулась с места, но мысли мои в этот момент были далеко, и я не стал разглядывать по пути улицы Лос-Анджелеса, как делал это ранее.

«Пожелание» мэра. «Выгодное предложение» Чендлера. Всё это было упаковано в красивую обёртку, но суть проглядывалась вполне отчётливо. С похожим я сталкивался пару раз и в прошлой жизни. Среди людей, подобных владельцу местной «Таймс» бывают и те, кто смотрит на других исключительно как на ресурс.

Хотели бы мэр со своим другом поставить меня, мои технологии и мою студию «Будущее» под свой контроль? Думаю, да. Ведь это возможная перспектива. Конечно, у них другие методы, нежели у мафии. Такие люди не работают напрямую. Они действуют через контракты, через поручительства, через аренду павильонов на их земле…

Сначала — рекламные ролики. Потом — какие-то оговорённые темы. Потом — «рекомендации» по кадровому составу. И вот уже «Будущее» превращается из независимой студии в удобный, высокотехнологичный цех по производству звуковой рекламы для газетного магната и его друзей. И никакого права голоса…

Фёдор резко свернул на бульвар Сансет, и лучи солнца ударили мне прямо в глаза. Я прищурился и отодвинулся от окна.

Нет. Этого допустить было нельзя. Вставать под чей-то слишком плотный патронат я не собирался.

Чем быстрее «Будущее» начнёт снимать полнометражные фильмы без чужого финансового участия, тем лучше. Мой успех должен быть по большей части только моим. Не обязательно это будет личный триумф Ивана Бережного. Я не настолько тщеславен. Но это должны быть победы киностудии «Будущее»! Мне больше интересно влиять на этот поистине исторический процесс.

Как можно скорее делать всё своими силами! Собственными деньгами. Пусть Чендлер финансирует рекламу — это даст на первых порах студии стабильный доход, новое дыхание. Но всю прибыль нужно вкладывать в собственное производство и павильоны. В тот самый музыкальный фильм, идея о котором уже вызревала в моей голове. Нужно спешить. Уорнеры для меня — союзники сейчас. Но никто не знает — кем станут потом… То же самое можно сказать и про всех остальных…

Тем же вечером.

Люкс в самом фешенебельном отеле Лос-Анджелеса был похож скорее на тронный зал, чем на гостиничный номер. Широкие окна от пола до потолка открывали панораму бурлящего города, но Джузеппе Ардиццоне редко наблюдал этот вид. Зачем? Мафиози прекрасно знал, что сколько ни вглядывайся сверху вниз — понять: чем на самом деле живёт город — невозможно.

Для этого нужно уметь смотреть «снизу — вверх»…

Ардиццоне вышел с улиц. Самых грязных, мерзко пахнущих, полных самыми отъявленными ублюдками. И он знал — как живёт Лос-Анджелес по-настоящему.

В свои сорок с лишним лет он прекрасно знал, как работают все механизмы в Городе Ангелов. А на улицах его прозвали «Джо Железный Человек».

В дверь заглянул один из подручных Джузеппе:

— Мистер Ардиццоне! Пришёл Лео Штраус.

— Впусти…

Властный взмах руки с дорогой сигарой вызвал колебание дыма, в котором утопал стол гангстера. На красной лаковой поверхности перед ним стоял стакан с граппой. Нетронутый.

В комнату вошёл Лео Штраус, деловой партнер Ардиццоне в нескольких сомнительных предприятиях. Его лицо было серьёзным, движения сдержанными, но в глазах читалось волнение и даже раздражение.

— Джо, — кивнул он, занимая предложенное кресло, — У нас проблема. Серьёзная.

Ардиццоне медленно перевёл на него взгляд, выпуская струйку дыма.

— В этом городе всегда у кого-то проблема, Лео. В чём ТВОЯ?

— НАША, Джузеппе! Земля. Тот участок под новое заведение. Тот, что мы с тобой обсуждали, — Штраус положил портфель на колени, но не открывал его, — Город выводит его из перечня земель, предназначенных для торгов. Готовится распоряжение мэра.

Ардиццоне оставался неподвижным, лишь его пальцы слегка постучали по ручке кресла.

Затем он произнёс:

— И? Люди в управлении городским хозяйством знают о наших договорённостях. Они получают хорошие деньги за то, чтобы такие сюрпризы не случались.

— Они не могли ничего сделать, — голос Штрауса сбился и стал нервным, — Распоряжение пришло сверху, лично от мэра Крайера. Мои люди сказали, что их руки связаны. Все наши вложения, все планы на совместное предприятие… под угрозой. Джордж Крайер одним росчерком пера перечеркнул месяцы работы.

Теперь Ардиццоне наклонился вперёд, его тёмные глаза пристально изучали Штрауса:

— У политиков не бывает просто желаний, Лео. У них бывают интересы. Зачем ему эта земля?

— Я навёл справки, — Штраус наконец открыл портфель и достал несколько листов, — Её собираются передать кинокомпаниям. Братьям Уорнер и какой-то студии «Будущее». Похоже, Крайер сделал ставку на их успех. Создаёт им хорошие условия. Они что-то сняли для него. В поддержку к выборам. И собираются продолжать снимать дальше… Гарри Чендлер, дружок мэра, тоже там каким-то боком. Я слышал про него краем уха…

Ардиццоне медленно откинулся на спинку кресла, его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах вспыхнула холодная искра раздражения.

Гангстер тихо произнёс:

— Снова Крайер и этот его приятель Чендлер… Мэр и владелец газеты вообразили себя королями города. Решили поиграть в блюстителей порядка и прогресса, — он помолчал, выдерживая паузу, — Они поверили, что новый шеф полиции обеспечит им «светлое будущее». Забавно. Похоже, они даже не подозревают, какими делами их новый «защитник» промышлял раньше в другом штате, и чем обязан мне…

Штраус молча кивнул, ожидая вердикта Джо.

— Не переживай о земле, Лео, — голос Ардиццоне стал тише, — В крайнем случае я лично поговорю с этими… киноделами. Уорнерами и этой конторой «Будущее». Уверяю тебя, они сами откажутся от подарка мэра. Или с радостью передадут его нам. Так или иначе, эта земля никуда от нас не уйдёт.

Тон, которым были произнесены эти слова, не оставлял сомнений: гангстер уверен в своих возможностях и обещаниях. Штраус кивнул, изобразив радостную покорность. Собрав бумаги, Лео быстро покинул люкс мафиози.

Ардиццоне остался один. Он поднял стакан с граппой, наблюдая, как свет играет в золотистой жидкости. Джузеппе думал. Киношники. Мэр. Газетный магнат. Они думали, что могут диктовать правила. Что их связи в полиции что-то значат. Джо мягко усмехнулся. Мир, конечно, менялся, но не настолько, чтобы ломать привычные схемы жизни Лос-Анджелеса.

Дверь открылась снова. На этот раз вошёл личный помощник Сальваторе:

— Джо, там ждёт один джентльмен с Восточного побережья. Фред Биглоу из Тампы. Это с его кузеном Томом мы обсуждали поставки рома из Флориды.

«Железный человек» усмехнулся:

— Том, это тот, который затем пропал и мы его не нашли?

— Да.

— Я говорил с Биглоу на прошлой неделе по телефону…

Ардиццоне медленно поставил стакан на стол:

— Пригласи его, Сальваторе. Будем вежливы с этим Фредом. Пока что…

Помощник кивнул и вышел. Через пару минут дверь распахнулась вновь, и в комнате показался Фред Биглоу. Его взгляд, тяжёлый и оценивающий, скользнул по роскоши люкса и остановился на «Железном Человеке».

— Мистер Ардиццоне, — произнёс Биглоу ровным голосом, в котором не было ни угрозы, ни подобострастия.

— Мистер Биглоу, — Ардиццоне гостеприимно указал на кресло напротив, — Личное знакомство — это неожиданно. Прошу, присаживайтесь.

Фред медленно прошёл через комнату и занял предложенное место. Он не стал пить, не стал церемониться:

— Я здесь по делу, которое вы вели с моим кузеном, Томом, — начал он, опуская все формальности, — Думаю, вы понимаете, о чём я?

Ардиццоне внимательно посмотрел на него, лицо короля преступного мира Города Ангелов оставалось невозмутимой маской. Он дал паузе «настояться», сохраняя контроль над ритмом разговора. Джузеппе вёл за свою жизнь массу переговоров. И многие из них были совсем не добрыми. Опыт у гангстера имелся обширный…

— Понимаю, — наконец произнёс он, — Как и то, что с вашим кузеном Томом была достигнута договорённость на поставки. А затем он не явился. И поставки мы смогли наладить только спустя две недели. Это — неприятная задержка. Как минимум…

Биглоу слегка наклонился вперёд, его сцепленные пальцы лежали на коленях неподвижно:

— Но мы решили этот вопрос полюбовно, ведь так? И вы остались не внакладе. Мне кажется, нам есть что обсудить. Я здесь, чтобы предложить более выгодную сделку и укрепить связь между Лос-Анджелесом и Тампой.

Ардиццоне внимательно посмотрел на Фреда:

— Говорите…

[1] Закон Картрайта — появился в 1907 году и фактически стал основой для всех последующих антимонопольных законов Калифорнии. Там уже упоминались сговоры и создание трестов в целях полного контроля отрасли

[2] Статьи 319–327 УК Калифорнии до появления «Калифорнийского Закона о недобросовестной конкуренции» 1933 года были самыми опасными для бизнесменов, которых уличают в нарушении монополии, потому как по ним было сложно получить срок за уголовку, но гражданские иски на огромные суммы открывались только в путь. В будущем эти статьи станут основой знаменитого параграфа 17200 — страшного сна любого американского антимонопольщика — нарушителя.

[3] Кинетофон — технология, которую Эдисон попытался запустить в 90ые года XIX в. Усовершенствовал её к 1913 году, но она была настолько несовершенна, что рассинхрон вызывал у публики насмешки и нежелание идти на новые сеансы. К 1915 году Томас оставил попытки запустить «Кинетофон» в широкие массы.

[4] Томас Эдисон в 1888 году попытался подать общий патент на идею. В нём говорилось, что он подаёт заявку на устройство «которое будет делать для глаза то же, что фонограф делает для уха». В принципе, такой патент выдавался по законам того времени на год (на завершение исследований). Но из-за общей формулировки его отклонили.