Русская Америка. Голливуд

Глава 14 Премьера

25 января 1925 года. Лос-Анджелес.

Кинотеатр «Уорнерс» сиял в вечерних сумерках Лос-Анджелеса как огромный светящийся дворец. Его ярко-алая неоновая вывеска отражалась в лакированных капотах десятков автомобилей, выстроившихся в очередь к парадному входу и занявших все окрестные переулки.

Это было непривычное зрелище — обычно такой наплыв машин случался лишь на премьерах самых громких голливудских блокбастеров с участием Чарли Чаплина или Дугласа Фэрбенкса. Но сегодня вечером звездой был не актёр и не режиссёр. Звездой была технология.

Я остановился на мгновение в тени напротив кинотеатра и понаблюдал за потоком людей. Небольшое волнение зарождалось внутри меня. Нет, сомнений в успехе не было, ведь и через два года в «моей реальности» звук был встречен на ура. Однако сегодняшний вечер был поважнее любого заседания комиссии или переговоров с инвесторами.

Сегодня суд публики. Последняя и самая главная инстанция. Почему так? Ответ прост: сколько блокбастеров, на которые возлагали большие надежды — провалились из-за того, что их не приняли зрители? В Голливуде со временем появится целая когорта режиссёров, которые снимали красивые фильмы с хорошим сюжетом, но каждая их кинокартина еле окупалась.

Для этого феномена даже придумали несколько ёмких названий: «кассовое проклятие» — для фильмов, или, например, «кассовый яд» — для тех актёров и режиссёров, с появлением которых, как по волшебству обваливаются сборы, даже если они сами признаются критиками и являются любимцами публики.

Сейчас для меня было важным как можно ярче «засветить» звук среди потенциальных зрителей. И обязательно нужны деньги, так как повторять судьбу Терри Гиллиама мне не хотелось. Картины этого режиссёра на старте были «прокляты» и собирали смехотворно мало. Зато потом становились известными. Но мне и моей кинокомпании «Будущее» нужно было заработать здесь и сейчас, чтобы продолжать развиваться.

Радует, что я заходил на голливудское поприще не как кинодел в одном амплуа, а как создатель новинки. Чего греха таить, если публика будет интересоваться звуком, то сейчас главное на первых порах — подбирать хороших актёров. Сценарии можно достать у признанных мастеров. Остальное зритель будет прощать до тех пор, пока и тут не начнёт крутить носом после пары десятка звуковых картин.

Смена амплуа опасна. Эндрю Стэнтон снял «ВАЛЛ-И» и «В поисках Немо». Эти мультики посмотрел весь мир, и их помнили. А вот когда он взялся за «Джона Картера»[1], то фильм стал провалом года, хотя для технологий того времени картина, как минимум, была неплохой попыткой экранизации романа Берроуза и на голову выше серийных поделок.

Перейдя улицу, я попал в настоящий круговорот. Пространство роскошного фойе кинотеатра было густым и звонким одновременно.

Густым — от смешения сотен ароматов: дамских духов, мужского одеколона, дорогих сигар и воска для паркета. А ещё как будто смеси жжёного миндаля и плавящейся пластмассы. Так пахла сгорающая магниевая пудра из отработанных «вспышек» фотоаппаратов.

Звонким — от возбуждённых голосов, смеха, звяканья монет в кассах, призывных криков фотографов и общего гула, который отражался от мраморных колонн и высокого лепного потолка.

По всему фойе сновали репортёры с блокнотами в руках, высматривая известные лица и выхватывая из толпы самые громкие реплики. Все газеты города — от «Лос-Анджелес Таймс» до бульварных листков — трубили о «чуде», которое должно было случиться сегодня. И это чудо было частично моим творением.

Я сдал своё пальто в гардероб, попутно слушая то, о чём судачили вокруг.

— Говорят, они нашли способ записать живой голос прямо на киноплёнку! — с восторгом говорила молоденькая девушка в модной шляпке-клош, — Будто сама Ирен Рич вышла на сцену!

— Враньё, как и всё в этом городе, — флегматично отвечал её кавалер — пожилой господин в безупречном костюме, попыхивающий сигарой, — Наверняка за экраном сидит актриса и синхронно говорит текст. Или граммофон с пластинкой крутят. Старый трюк.

— Они могли сделать синхронно запись картинки и звука, а это очень непросто, Бен! — парировал ему третий член компании.

Я улыбнулся. Последний говоривший был ближе всех к истине.

— Я читала у Чендлера в «Таймс», что мэр Крайер лично участвовал в создании ролика! — говорила со своей подругой элегантная дама в роскошном норковом палантине, — И что это только начало! Скоро во всех фильмах будут говорить!

— О, это так необычно! — хлопала ресницами молоденькая девушка.

— Фантазии, дорогая, фантазии, — скептически хмыкал супруг дамы в палантине, — Звук убивает магию кино. Но… посмотрим. Если это не обман, то, возможно, мы станем свидетелями истории.

— Папа! — сморщила носик девица, — Ты всегда недоверчив!

— Дорогой, ты так любишь напыщенные слова! — ласково погладила мужа по плечу дама.

Тот благостно улыбнулся и посмотрел на неё с нескрываемой нежностью. Хоть он и явно относится к скептикам звука, но эта пожилая пара мне была приятна. Было заметно, что их отношения не испортились со временем.

Эти обрывки фраз были как срез всего города: одни предвкушали чудо, другие жаждали разоблачения. Но все они пришли. Рекламная кампания, щедро оплаченная Уорнерами и поддержанная газетной империей Гарри Чендлера, сработала безупречно. Зал, вмещающий тысячу человек, был забит до отказа. А завтра этот ролик перед фильмами станут крутить ещё четыре кинотеатра.

На стойке гардероба я увидел кем-то забытый чуть мятый экземпляр «Таймса». Заголовок на развороте привлёк моё внимание, и я взял прессу в руки, чтобы прочитать.

«Лос-Анджелес Таймс»

24 января 1925 года , цена 5 центов

БУДУЩЕЕ ЗАГОВОРИЛО: ЗАВТРА ЛОС-АНДЖЕЛЕС УСЛЫШИТ ЗВУКОВОЕ КИНО!

От нашего специального корреспондента, Гарольда Стилвелла.

Завтрашний вечер, 25 января 1925 года, обещает навсегда войти в историю не только нашего города, но и всего мирового кинематографа. В кинотеатре «Уорнерс» перед показом нового вестерна с неподражаемым Уильямом Хартом состоится событие, которое ещё вчера казалось невозможным: премьера первого в мире звукового рекламного ролика, снятого силами новаторской кинокомпании «Будущее» и смелых предпринимателей, братьев Уорнер.

Горожане, которые посетят завтрашний сеанс, станут свидетелями настоящего чуда. Они не просто увидят на экране очаровательную звезду Голливуда, мисс Ирен Рич. Они услышат её.

Нашим репортёрам уже посчастливилось увидеть фильм на закрытом показе для прессы два дня назад в мастерской киностудии «Будущее…»

Три дня назад по просьбе Гарри Чендлера мы показали ролик паре его журналистов. Оба тоже были в восторге. Один из них, кстати этот самый Гарольд, что писал данную заметку, пытался вызнать у меня телефонный номер Ирен. И был корректно послан далеко и надолго… Однако последние, «добивочные» статьи исправно оказались на первых полосах.

«…Божественный голос мисс Рич теперь сможет услышать каждый поклонник. Это станет возможным благодаря революционной технологии „Витафон“, которую студия „Будущее“ под руководством мистера Ивана Бережного использовала для съёмок. Теперь любой зритель сможет расслышать каждую интонацию, каждый оттенок знаменитого тембра Ирен Рич, и для этого не обязательно идти в театр. Достаточно прийти на сеанс в кино. Это не просто новинка; это новый уровень сопереживания и вовлечённости, который до сих пор был немыслим…»

Вообще, здесь репортёры абсолютно правы. Театр играет лишь один спектакль за вечер и не каждый день. Билеты туда в несколько раз дороже, чем в кино. Ирен появлялась в театральных постановках редко, но голосом обладала действительно отличным.

'…Но одних лишь технологических прорывов недостаточно, чтобы подарить чудо широким массам. Для этого требуются смелость, дальновидность и готовность инвестировать в будущее. И здесь наш город должен сказать отдельное спасибо братьям Уорнер — Джеку, Гарри, Альберту и Сэму.

Эти проницательные бизнесмены, поверив в успех предприятия, не побоялись пойти на большие затраты и переоборудовать целых три своих кинотеатра в нашем городе под показ звуковых картин. Они не просто вкладывают деньги; они дарят каждому жителю Лос-Анджелеса билет в будущее, возможность первыми в мире прикоснуться к новой реальности…'

Это и правда были приличные траты. Я бы такое не потянул. Признаться, я уже с нетерпением ждал отчисления процентов по показам. Мы подписали с Уорнерами подробное соглашение, которое содержало все варианты «процентовок». Я решил отойти от чистого договора, про который мы говорили ранее, а они были не против.

Братья уже крутили фильмы, где в главной роли был Харт. Мы взяли почти высшую точку кассовых сборов и составили динамическую таблицу. Условно, если люди попрут глядеть «ноу-хау», то в случае увеличения количества проданных билетов на десять процентов от предыдущих его фильмов — я получаю одну сумму отчислений, если на двадцать — ещё больше и так далее…

Взамен Уорнеры подписали соглашение о намерениях. По поводу звукового полнометражного фильма. Если его разорвать — они выплатят мне тридцать тысяч. Для их компании сумма не очень большая, но мне она позволит держаться на плаву некоторое время, пока я не найду новых заказчиков.

'…В через два дня показ стартует ещё в нескольких кинозалах, переоборудованных за счёт городского фонда развития.

Что же увидят и, главное, услышат завтрашние зрители? Мисс Ирен Рич предстанет перед публикой в коротком, но ёмком ролике, посвящённом городским инициативам мэра Джорджа Крайера.

Сам мэр прокомментировал это так:

— Я рад тому, что к борьбе с преступностью и за оздоровление нашего города начинают примыкать голливудские кинокомпании — одна из основ экономики Лос-Анджелеса. Уверен, вместе мы победим!..'

Я слегка покривился. Бодаться с преступностью — увольте. Снимать социальные ролики — пожалуйста. А бандитов пусть ловит полиция. У меня и так из скелетов не шкаф, а целый гараж… Из сожжённого авто с налётчиками на банк, склада с грабителями в Сан-Франциско и парочки гангстеров из Флориды, прикопанных в терриконе прямо под вывеской «Голливудлэнд»…

Я снова принялся читать:

'…Пантомима или говорящая реальность?

Уже завтра вечером каждый зритель, выходя из «Уорнерс», сможет ответить для себя на вопрос: каково будущее кинематографа?

Сторонники старой школы утверждают, что магия кино — в универсальном языке жестов, в музыке тапёра, рождающейся здесь и сейчас, в силе воображения, которое достраивает за кадром недостающие звуки. Они видят в звуке угрозу чистоте и поэзии визуального искусства…'

Старая школа, это в том числе и Джон Гилберт, что «доставал» меня судебным разбирательством за потасовку на вечеринке Видора Кинга. Только вчера мне пришлось участвовать в качестве ответчика на тягомотном заседании в суде.

Радовало, что адвокат Александра Левина — Николай Михайлович Оболов, который теперь работал и со мной — оказался действительно докой и смог перенести дальнейшее разбирательство. Пока что всё казалось долгой вознёй, и я не чувствовал давления на суд со стороны тех, кто стоял за Гилбертом.

Иск от самого взбалмошного актёра можно было выдержать. Тем более Николай Михайлович уже разыскал и тех свидетелей на вечеринке, кто не «страдал» излишней любовью к Гилберту и свидетельствовал о том, что он сам попытался меня ударить.

А вот если за Джона начнёт «вписываться» MGM, то будет тяжело. Это большой киногигант, и связей у них столько, что я могу увидеть небо в овчинку… Так, что там дальше пишут?

«…Но что, если будущее — за синтезом? Что, если технология „Витафон“ и смелость студии „Будущее“ откроют новую, не менее, а может, и более богатую страницу? Представьте себе драмы, где вы услышите не только слова, но и шёпот дождя за окном. Комедии, где смех рождается не только от гримас, но и от остроумной шутки, произнесённой с идеальной интонацией. Мелодрамы, где трепет в голосе героини скажет вам больше, чем самый выразительный крупный план…»

Ага! А такие, как Гилберт быстро покинут пьедестал. Потому как «голосом не вышли»!

'…Братья Уорнер и мистер Бережной, похоже, сделали свой выбор. Они не просто верят в это будущее — они строят его своими руками, вкладывая колоссальные ресурсы и свою репутацию. Они предлагают нам, зрителям, стать не просто свидетелями, а участниками этой революции.

Не упустите свой шанс услышать будущее, которое начинается завтра, 25 января, в кинотеатре «Уорнерс». Приходите, посмотрите и главное — послушайте. Услышьте божественный голос Ирен Рич, льющийся с экрана. И задайте себе вопрос: готовы ли вы к тому, чтобы кино наконец-то обрело свой голос? Ответ, мы уверены, будет очевиден'.

Что ж. Могу сказать, что репортёры Гарри Чендлера отработали на все сто и не поскупились на похвалы. Похоже, медиамагнат действительно всерьёз решил взяться за сотрудничество. Главное — не отдавать ему бразды правления и не пускать глубоко в свою кухню…

Сквозь толпу я заметил братьев Уорнеров. Джек, самый энергичный из них, что-то живо обсуждал с группой репортёров, размахивая руками и сияя фирменной улыбкой. Гарри стоял чуть поодаль, более сдержанный, но по его напряжённой позе и частым взглядам на часы было видно — он волнуется не меньше моего. Сэм Уорнер, мой главный сторонник, поймал мой взгляд, пробираясь ко мне сквозь толпу.

— Иван! Ну как ты? Волнуешься? — он хлопнул меня по плечу, его лицо сияло предвкушением. В запале он даже стал фамильярнее.

— Неплохо, Сэм, — улыбнулся я, — В успехе я уверен. Здесь столько людей! Выглядит так, будто мы собрали весь город.

— И не только его! — он понизил голос, — В ложе будут люди из мэрии. И пара очень влиятельных джентльменов с Уолл-стрит. Успех сегодняшнего вечера может открыть нам новые кредитные линии!

— Что по поводу новой площадки для вашей киностудии? — спросил я.

— Нашей, Иван! — поправил меня Сэм, улыбаясь, — Ты же поручитель по просьбе мэра. Без этого мы бы не получили такой жирный кусок под студию. Павильон, оборудованный под звук, будет сдан первым уже на следующей неделе. Так что готовься снимать полнометражный фильм. И рекламу. Я говорил с Гарри Чендлером, у него уже есть предложения к тебе. Последнее решение он примет сегодня после премьерного показа! Ладно. Я пошёл, Джек и Гарри уже пошли в ложу.

Ну да, я и забыл, что кинозалы этого времени зачастую ещё имели отдельные ложи, наподобие тех, что были в классических театрах.

Вообще, Сэм не зря сказал про кредиты. Уорнеры испытывали трудности, их производство приносило доход, но при этом не такой большой, чтобы совершить рывок. Собственно, в «реальности» свой первый звуковой фильм они во многом снимали на заёмные деньги. Выхлоп от премьеры покрыл их в десятки раз и позволил компании сделать резкий скачок в своём развитии.

То, что Гарри Чендлер будет делать предложение — я знал итак. Всё шло к этому. На неделе я уже созванивался несколько раз с владельцем «Таймса». Но Сэм принёс хорошие новости — похоже, первые крупные заказы у моей киностудии «Будущее» появятся в самом скором времени.

Я решил подняться наверх, в будку киномеханика. Мне хотелось быть ближе к эпицентру, к тому месту, где рождалась новая история.

Лестница за залом привела меня к неприметной двери. Я постучал и вошёл. Будка была тесной, пропахшей озоном, машинным маслом и горячим металлом. Два механика, мужчины в заляпанных спецовках, возились вокруг двух аппаратов.

Слева — обычный кинопроектор «Симплекс», с которого должен был пойти немой фильм. Он имел угольную дуговую лампу, что проецировала чёрно-белую картинку.

Справа — более громоздкая конструкция. К проектору был через систему шестерёнок и валов присоединён сам «Витафон» — огромный, похожий на сундук аппарат с отдельным электродвигателем. От него тянулся толстый кабель к тяжёлому дисковому проигрывателю, стоявшему на отдельном столике. На нём лежала шестнадцатидюймовая шеллаковая пластинка — та самая, на которую был записан голос Ирен Рич.

От проигрывателя уходили провода в стену. Обегая зал, они прятались за экраном, где находилась специальная труба-рупор, усиленная огромным металлическим раструбом, направленным в зрительный зал. Вся эта система и была хрупким, ненадёжным «оркестром», который должен был дать зрителям услышать то, что было записано на шеллаке.

— Всё готово, мистер Бережной, — произнёс старший механик, вытирая руки об замасленную тряпку. Его лицо было серьёзным, он понимал всю ответственность момента.

— Хорошо, Том. Как последняя проверка?

— Только что закончили. Все прогнали. Запускаем двигатель «Витафона», даём диску набрать стабильные семьдесят восемь оборотов. Потом по моему сигналу, Билл запускает плёнку с изображением. Ровно на стартовой отметке.

— Не пропустите этот момент. Малейшая задержка… и губы на экране будут двигаться в тишине, а голос зазвучит позже. Или наоборот.

— Понимаю, мистер Бережной, мы сделаем всё, что в наших силах.

Я кивнул. Не зря же они столько дней тренировались. И сказал Тому:

— Проверишь ночью все остальные команды механиков. Я дам тебе машину, чтобы везде успеть. Оплата за ночную смену будет по тройной ставке.

— Благодарю, мистер Бережной.

Теперь от меня ничего не зависело. Все недели съёмок и монтажа, все сражения с щелчками и шумами на диске — всё сводилось к этим нескольким минутам и к мастерству двух механиков в замасленных спецовках.

— Не подведите, парни, — твёрдо произнёс я и вышел обратно в зал, чтобы занять своё место в последнем ряду, в глубокой тени.

Хотелось прочувствовать все получше и увидеть реакцию зала.

Люди начали быстро заполнять помещение. Вскоре не осталось ни одного свободного кресла.

Свет в зале начал медленно гаснуть. Возбуждённый гул сменился напряжённой тишиной, которую лишь слегка нарушали сдержанный кашель и шорох платьев. Я впился пальцами в подлокотники кресла.

На экране замигал обычный немой ролик — реклама нового автомобиля «Паккард». Публика восприняла его равнодушно. Потом экран погас. Эти мгновения абсолютной тишины показались мне вечностью.

И вот, в кромешной тьме, из-за экрана раздалось лёгкое потрескивание, затем — ровный, негромкий гул набирающего обороты электромотора и шипение иглы, опускающейся на диск. Публика затихла, затаив дыхание. Этот чужой, механический звук она раньше в кино не слышала.

На экране вспыхнуло изображение. Ирен Рич. Она стояла у макета окна и улыбалась. И в тот же миг, абсолютно синхронно с движением её губ, из рупора полился её голос, чистый, ясный и, на удивление, даже живой, несмотря на свою механическую «оправу».

— Приветствую, Лос-Анджелес…

В зале пронёсся единый, сдавленный вздох изумления. Люди замерли, не веря своим ушам и глазам. Кто-то инстинктивно обернулся, ища скрытый граммофон, но видел лишь тёмный зал. Звук шёл прямо от говорящей картинки

Том не подвёл. Часть магии звука крылась именно в этой синхронности.

Ирен продолжала говорить о программе мэра, о будущем города. Её голос, живой и настоящий, захватывал дух. Люди теперь не просто смотрели немую актрису с титрами. Они слышали каждую интонацию, каждый оттенок, даже лёгкую хрипотцу в низких нотах. Она обращалась к ним всем и, казалось, к каждому лично.

А потом настал финальный аккорд. Прозвучала фраза «…и вместе мы построим город нашей мечты!», и камера перевела фокус на нарисованный город.

Свет зажёгся.

На одну секунду воцарилась абсолютная, оглушительная тишина. Казалось, люди переводили дух. А потом зал взорвался.

Это были не просто аплодисменты, а поистине ураган. Люди вскакивали с мест, кричали «Браво!», «Ещё!», свистели и хлопали. Скептики, что сидели с каменными лицами, теперь аплодировали наравне со всеми. Весь зал был един в своём восторге.

Я сидел и улыбался, чувствуя, как мурашки бегут по моему телу. В этот момент я творил историю. Переписывал её ход.

Ко мне подскочил Сэм Уорнер, его лицо сияло, он схватил меня и затряс мою руку, что-то говоря, но я не мог разобрать слов из-за оглушительного рёва толпы. Я видел, как Джек и Гарри улыбались, а их деловая сдержанность испарилась без следа. В ложе люди в строгих костюмах оживлённо беседовали, жестикулируя вместе с Уорнерами в мою сторону.

Через пять минут, когда восторги немного поутихли, свет снова погас. На экране появились титры немого фильма — вестерна с Уильямом Хартом. На рояле заиграл тапёр. Часто к дорогим немым фильмам в это время полагалась музыка в зале.

Но магия уже была разрушена. Публика смотрела на мелькающие беззвучные кадры со снисходительной улыбкой, перешёптываясь и покачивая головами. Они уже попробовали плод с нового древа.

Честно говоря, я на какой-то момент почувствовал себя искусителем.

В фойе после показа вестерна мимо меня проносились восторженные зрители, а я ловил обрывки фраз: «…слышали? Прямо как живая!», «…это меняет всё!». Джек Уорнер рассыпа́лся в любезностях и пожимал руку какого-то важного господина из мэрии, а Сэм, заметив меня, показал большой палец, его лицо светилось.

— Мистер Бережной! — уверенный баритон окликнул меня, — Поздравляю. Впечатляет.

Я обернулся. Ко мне приближался Гарри Чендлер, медиамагнат.

— Спасибо, мистер Чендлер, — мой голос не дрогнул, и я пожал руку бизнесмена, — И благодарю вас за поддержку в газетах.

— Собственно, я хотел воспользоваться моментом и предложить вам кое-что более серьёзное, чем просто поздравления.

Он сделал паузу, давая мне прочувствовать всю важность разговора.

— У меня нет сомнений, что ваша идея «пойдёт» и дальше. На такие дела у меня есть чуйка, — усмехнулся Гарри.

Неудивительно… Чендлер действительно был профессионалом. Без этого он бы не пробился в «Таймс» к вершине и не стал бы её владельцем.

— У меня к вам предложение поработать над тремя рекламами, что заказали моей газете. Все они о крупных калифорнийских компаниях. Владельцы этих фирм — мои добрые старые знакомые. Я готов выступить посредником и гарантом и предложить вам контракт на создание роликов. Уверен, они согласятся на моё предложение — попробовать новый вид продвижения своей продукции. Тем более, с одним из них я только что сидел в зале, и он был в восторге от увиденного. Думаю, мы можем говорить о весьма щедром гонораре.

Это был тот самый финансовый кислород, в котором так отчаянно нуждалась моя студия. Стабильность. Признание. Возможность развиваться. Но вместе с волной радости внутри накатила и тревога. Стать «рекламным цехом» для крупного бизнеса — это одно. А я хотел большего. Если уж иметь совместные дела с этим медиамагнатом, то чтобы запустить пораньше ещё одну мою идею…

— Мистер Чендлер, я бесконечно благодарен за такое предложение, — начал я осторожно, — И, безусловно, готов его обсудить. Но, возможно, нам сто́ит подумать и о другом применении «Витафона». То, что вы только что видели — обращение мэра. Люди услышали не просто актрису, они услышали новость, донесённую лично знаменитостью. Представьте себе ежемесячный, а затем еженедельный киножурнал. Пять, семь минут самых животрепещущих новостей Калифорнии. Живая картинка и живой голос приглашённой звезды. Открытие нового завода. Описание итогов визита президента. Люди будут приходить в кино не только ради художественных фильмов, но и чтобы узнать новости в исполнении любимца публики. Это будет… «Говорящая газета».

Чендлер перестал улыбаться. Его взгляд стал пристальным, изучающим. В глазах бизнесмена загорелся огонь.

— «Говорящая газета»… — медленно проговорил он, словно пробуя название на вкус, — Интересно. Очень интересно. Знаете, Иван, это необычно… Да, — он кивнул, и в его кивке была уже не просто вежливость, а решение, — Это определённо имеет перспективу. Я хочу, чтобы вы подготовили подробное предложение.

В этот самый момент его взгляд скользнул куда-то за мою спину, в дальний угол фойе. Глаза Чендлера сузились всего на долю секунды, но я уловил это. На его невозмутимом лице мелькнула лёгкая тень, похожая на смесь брезгливости и настороженности. Я перевёл взгляд на широкое зеркало на стене, чтобы не оборачиваться.

В отражении, около тяжёлой бархатной портьеры, я увидел Джека Уорнера. И с ним двое мужчин. Оба одеты дорого и крикливо — их костюмы были слишком новыми, даже чересчур яркими. При этом манера держаться у каждого явно не соответствовала внешнему виду.

Один из них, коренастый, с бесстрастным лицом забойщика скота, что-то быстро и настойчиво говорил Джеку практически на ухо, а тот слушал с натянутой, деловой улыбкой. Второй, высокий и худой, стоял в стороне, осматривая проходящих зрителей. Всё в этой парочке кричало об одном: эти двое не имели никакого отношения ни к кино, ни к легальному бизнесу.

Я перевёл взгляд обратно на Чендлера. Он уже снова глядел на меня, а его лицо вновь стало маской вежливого интереса. Но что-то изменилось. В воздухе между нами повисло невысказанное понимание.

— Кажется, у творчества кинокомпании Джека Уорнера появились новые… поклонники, — сухо заметил я, давая ему понять, что тоже всё видел.

Чендлер едва заметно вздохнул:

— В нашем растущем городе у всего есть своя цена, мистер Бережной, и свои… поставщики. Иногда прогресс требует странных союзов, — Он произнёс это так, будто делал себе заметку на полях насчет Уорнеров, — Но это не должно касаться такого перспективного дела, как наше. Не так ли? Не связывайтесь с людьми, подобными этим. Даже если вас будут уверять, что каждый второй в городе пользуется их услугами… Я думаю, вы все прекрасно поняли…

Он протянул мне руку:

— Итак, договорились. Готовьте предложение по рекламным роликам и вашему «киножурналу». Я ожидаю вашего звонка на следующей неделе.

Мы пожали руки. Чендлер удалился по своим делам, а меня вдруг окружила толпа репортёров, загомонившая вразнобой:

— Мистер Бережной? О чём вы только что говорили с Гарри Чендлером? Мистер Бережной, какие дальнейшие планы у вашей кинокомпании «Будущее»? Мистер Бережной, давайте сделаем фото для заметки в…

Спустя два часа. Главный офис «Уорнер Бразерс».

Кабинет Джека Уорнера, расположенный в самом сердце офиса Уорнеров, был полной противоположностью роскошному фойе кинотеатра, где несколько часов назад царил триумф. Аскетичность и основательность — так можно было описать помещение.

Четверо братьев — Джек, Гарри, Сэм и Альберт — сидели вокруг массивного стола. Их лица, ещё недавно сиявшие от радости, теперь были мрачны. Эйфория от успешной премьеры звукового ролика испарилась, уступив место тяжёлому, гнетущему напряжению.

— Повтори, Джек. Для Сэма, а то он припоздал к нашем… собранию, — первым нарушил молчание Гарри, его пальцы нервно барабанили по столешнице, — Кто были те двое, что подошли к тебе в кинотеатре?

Джек отхлебнул виски из стакана, прежде чем ответить. Его обычная бравада и напористость куда-то испарились:

— Это были люди Ардиццоне. Джузеппе Ардиццоне.

В кабинете повисла тишина. Это имя знали все, кто достаточно долго прожил в Лос-Анджелесе. «Железный Джо» нависал над Городом Ангелов тенью, которую предпочитали не замечать респектабельные бизнесмены, пока эта самая тень не обращалась к ним напрямую.

— И что ему нужно? — спросил Сэм, нахмурившись и оглядев братьев.

— Земля, — коротко бросил Джек, — Тот самый участок, который мэр выделил нам под новую студию. Он требует, чтобы мы от него отказались. Вежливо, но очень настойчиво. Его гангстеры передали, что Ардиццоне хочет, чтобы мы отказались от земли. Мол, не справились с освоением, не хватило денег… Короче, любой вариант. Лишь бы нас там не было. Похоже на этот кусок кто-то уже положил глаза. Сказали, что если мы просто тихо отступим, то всё будет в порядке…

— Это невозможно! — всплеснул руками Сэм, — Мы уже вбухали туда огромные деньги! Оплатили все контракты с подрядчиками. Там уже неделю, как идут земляные работы, завезены материалы. А на восточной стороне уже почти переделаны старые помещения под вре́менные павильоны для звука! Это же будущее всей нашей компании!

— Я знаю, что невозможно! — рявкнул Джек, — Но ты не видел их глаза, Сэм. Это не пустые угрозы. Эти люди не шутят.

Гарри, самый спокойный и дальновидный из братьев, тяжело вздохнул:

— Сэм прав. Отступать — значит похоронить всё, что мы строили. Напоминаю вам, что кредиторы замучат нас через полгода. Если мы не придумаем что-то, не повысим количество выпускаемых фильмов или не заключим выгодные контракты, то прогорим. Мы не можем отказаться от этой земли и расширения нашей студии…

Альберт, обычно самый молчаливый, вдруг заговорил, и в его голосе звучала тревога:

— Может, сто́ит прислушаться? Ардиццоне — это не конкурент, с которым можно договориться за столом переговоров. Связываться с ним — рисковать всем. Всем, что у нас есть. Может, поискать другой участок?

— Другой? — Гарри горько усмехнулся, — Ты знаешь, чего нам стоило выбить эту землю у города? Это не просто сделка, Альберт! Это политика! Мэр Крайер сделал нам одолжение, выведя её из-под торгов. Другого такого шанса не будет.

Он обвёл взглядом братьев, его лицо стало решительным:

— Отступать нельзя. Но и бороться надо с умом. Нам нужны союзники. Сильные союзники. И защита.

— Какая защита? — спросил Альберт, — Нанять пару десятков охранников с дубинками? — в его голосе звучала горькая ирония.

— В том числе, — кивнул Гарри, — И не только с дубинками. С завтрашнего дня охрана на площадке утраивается. Вооружённая охрана. И я начну переговоры. Есть люди в полиции, есть влиятельные бизнесмены, которые не заинтересованы, чтобы Ардиццоне хозяйничал в этом городе. Мы найдём рычаги давления.

Сэм слушал, обхватив ладонями лоб. Внезапно он поднял взгляд:

— А Иван? — спросил он тихо, — Мы будем говорить с Бережным? Ведь мы уже фактически начали работы по его проекту. Тот самый павильон, который мы экстренно разбиваем, зарезервирован под его студию «Будущее». Он имеет право знать, кому мы перешли дорогу. Ведь поручителем перед мэром был именно он. Все будущие проекты по звуку будут идти через Бережного…

Джек резко встал, отчего его кресло отъехало назад с громким скрежетом:

— Нет! Ни слова Бережному. Ни единого слова!

— Но почему? — не сдавался Сэм. — Он наш партнёр.

— Именно потому! — отрезал Джек, — Он хорош в своём деле, я не спорю. Но что, если он испугается? И откажется работать дальше. Или побежит к мэру. Мол, знаете, у нас тут проблемы с «Железным» Ардиццоне… Джордж Крайер и так во многом пошёл и нам, и ему навстречу. Но я не помню, чтобы он боролся с бандитами, кроме как в своих манифестах и роликах. Вы все знаете, — Джек обвёл пальцем братьев, — Реальная картина в городе такова, что полиция побеждает на газетных страницах.

— Иван не производит впечатление труса… — возразил Сэм.

— Послушай, — нетерпеливо перебил его Джек, — Если есть хоть малейшая вероятность, что он выйдет из этой сделки и всё сорвётся, то мы наживём себе врагов в лице мэра и Гарри Чендлера. Даже если оставим себе землю. Ты хочешь этого? Я — нет. Помнишь, каким было условие мэра Крайера? Земля наша только если мы создаём на ней «центр звукового кинематографа». И Бережной со своей студией «Будущее» — ключевая часть этого плана! Если Иван даст заднюю, мэр может найти способ отозвать своё разрешение. А мы останемся ни с чем. Более того, у нас уже нет лишних денег что-то переигрывать или перестраивать. Нужно отбить все вложения. Нет! Пока Бережной занят своими рекламными роликами и экспериментами, мы решим эту проблему без него. Он не должен ничего знать.

Гарри и Альберт молча переглянулись, затем кивнули. Сэм нехотя опустил глаза, понимая логику брата, но чувствуя, как на сердце становится тяжело.

— Значит, решено, — подвёл черту Гарри, — Мы не уступаем. Усиливаем охрану. Попробуем нащупать рычаги влияния и найти союзников. И храним всё это в строжайшей тайне. И не только от Бережного. Джек, сколько времени дал Ардиццоне на раздумья?

— В конце следующего месяц мы должны свалить с этой земли… Милостиво дал время вывезти всё, что у нас там уже есть… — горько усмехнулся Джек.

Гарри кивнул:

— Значит, у нас не так много времени. Придётся поработать с утроенной силой.

Джек опустился в кресло, его ожесточённое лицо озарил свет тусклой лампы:

— Правильно. Чёрт побери, мы никогда не сворачивали с намеченного пути! И мы не позволим какому-то старомодному гангстеру нам помешать. Уорнеры ни перед чем и ни перед кем не отступают!

[1] «Джон Картер» ушёл в минус для Диснея на 250 миллионов баксов, а чтобы окупиться фильм должен был принести хотя бы 600. Сказалось то, что молодая аудитория уже и знать не знала — кто такой Берроуз и какие книги он писал. И то, что параллельно стартовали «Голодные игры» и «Мстители», где, будем честными, думать не надо («топливо» этих фильмов: эмоции и экшен). А в «Картера» попытались впихнуть кучу персонажей, интриг и локаций, что смотрелось тяжеловесно. Более того, его восприняли как клона «Звёздных войн» и «Аватара». Итог — он остался на обочине от всей когорты этих фильмов.