Русская Америка. Голливуд

Глава 12 Все пути переплетены

12 января 1925 года. Киностудия «Будущее», Голливуд, Лос-Анджелес.

Небольшой «павильон» моей киностудии «Будущее» в этот вечер напоминал не столько экспериментальную мастерскую, сколько зал для светских приёмов, в который нагрянули высокие гости.

Всё пространство большого помещения, что служило нам и съёмочной площадкой и кинозалом, было наполнено шумом голосов, запахом шампанского, дорогих сигар и нервным напряжением моей команды.

Я старался не показывать того, что волнуюсь. Нет, не подумайте, в моей жизни было достаточно моментов, когда жизнь висела на волоске, и адреналин захлёстывал с головой. Однако сейчас я испытывал волнение по другой причине. Сегодня был судный день. День, когда могла решиться судьба не только моего ролика, но и, как мне казалось, всего кинематографа и моей роли в нём.

В центре зала, на стульях, принесённых со всех уголков студии, восседали те, от кого зависел исход этого вечера.

Рядом со мной, опираясь на трость, стоял Александр Левин. Его спокойное, невозмутимое лицо было единственным островком стабильности в этой напряжённой атмосфере.

— Нервы, Ваня? — тихо спросил он, не глядя на меня.

— Как у дирижёра! Перед первым выступлением оркестра, с которым он никогда не играл вместе, — признался я.

— Ого! Интересное сравнение, — усмехнулся он, — А что, был такой опыт?

— У знакомого был, — уклончиво ответил я, вспоминая друзей из «прошлой жизни», — В красках мне всё рассказывал…

— Не волнуйся! Твой «оркестр» сыграет как надо, — он успокаивающе похлопал меня по плечу, — Мэр здесь. И с ним Гарри Чендлер. Владелец «Лос-Анджелес Таймс» просто так никуда не ездит. Я слышал, что он имеет огромное влияние в городе… Может, даже больше чем у мэра. Так что ты явно постарался.

Я не стал рассказывать Левину — насколько он был близок к истине, когда говорил про всемогущего медиамагната.

Мои гости были достойны истинно стереотипного голливудского сценария. Прямо перед небольшим экраном, вальяжно развалившись, расположился сам мэр Лос-Анджелеса, Джордж Крайер. Он только что приехал с очередного празднования.

Город до сих пор стоял украшенный после Рождества и Нового года, а январь в Лос-Анджелесе был традиционно месяцем «открытий». Появлялись новые школы, общественные места. Крайер «зарабатывал» себе очки к грядущим выборам.

Рядом с Джорджем, словно редкая тропическая бабочка, в необычном цветастом платье сияла Ирен Рич. Мэр, насколько мне было видно, поглядывал на её ноги, заброшенные одна на одну, и что-то говорил вполголоса. Актриса постоянно поправляла складки своего платья и заливалась краской. М-да, Крайер времени не теряет…

Чуть поодаль устроились братья Уорнеры — Сэм и Гарри. Их лица изображали скорее пытливое недоверие. Это логично… Они ведь пришли оценить не только искусство, но и возможную инвестицию. Показывать излишний восторг означало проигрывать позиции на грядущих «торгах», ведь мы оставили обсуждение процента моей студии до того момента, как Уорнеры оценят первичный результат.

Рядом с ними, похожий на сумасшедшего профессора, елозил на стуле Натан Левисон, создатель «Витафона». Он то и дело поправлял очки и бросал взгляды на громоздкий аппарат с огромным рупором, стоявший рядом с кинопроектором. Для него этот момент тоже был знаковым, как для создателя и исследователя.

И, наконец, особняком, в самом углу, сидел человек, чьё присутствие было моей личной, маленькой дипломатической победой. Владимир Зворыкин. Мне нужен был союзник-новатор и его взгляд со стороны, взгляд из будущего. В отличие от меня, он не «прибыл» сюда из двадцать первого века, но зато обладал ви́дением учёного.

— Дамы и господа! — моя речь заглушила негромкий гул голосов. — Мы собрали вас здесь сегодня, чтобы показать не просто фильм. Мы собрались, чтобы стать свидетелями рождения нового кино. Которое наконец-то обретёт свой голос. Прошу внимания! Первый звуковой фильм, снятый по технологии «Витафон» для широкого показа!

Свет погас. В темноте заурчал мотор кинопроектора. Моё сердце заколотилось где-то в горле. Я знал каждый кадр, каждый звук этой двухминутной ленты. Я видел, как напрягся режиссёр Дафни. Грегг Толанд буквально пожирал экран глазами, готовясь увидеть результат своей работы.

Монтажёр Лео от волнения начал кусать ногти, за что тут же получил подзатыльник от секретарши Мисси. У них, видимо, быстро начинался бурный роман на работе. Оба были свободными от уз брака, и я не препятствовал развитию отношений между коллегами.

На экране появилась Ирен Рич. Она стояла у макета окна, за которым виднелся нарисованный, идиллический Лос-Анджелес. И в этот момент из рупора раздался её голос.

— Приветствую, Лос-Анджелес…

В зале повисла абсолютная, оглушительная тишина. Её сменил общий вздох, полный изумления. Люди инстинктивно повернули головы от экрана к Ирен, сидящей в зале, и обратно, не веря своим глазам и ушам. Это был её голос, живой, синхронный, идущий точно с губ актрисы.

Я прекрасно помнил, что в реальности официально первой фразой в кино считалась реплика Эла Джолсона в «Певце джаза». Этот фильм вышел в 1927 году и сразу буквально порвал всё и вся. Уорнеры отбили на нём почти все затраты, которые они вложили в звук. И даже заработали в десятки раз больше.

Эл Джолсон на самом деле был мигрантом из Российской Империи и переехал ещё в детстве в США. Его настоящее имя было Аса Йольсон.

Голос невероятно эпатажного исполнителя родом из империи тогда сказал: «Подождите! Вы ещё ничего не слышали!». Это была спонтанная фраза-импровизация Джолсона во время съёмки, которую режиссёр потом оставил в «Певце джаза». А кинотеатры, когда эти слова услышали зрители — буквально взорвались от криков и оваций. Так публика встретила новое техническое «чудо».

Теперь мне пришлось немного поменять всё это. Первый звук стартует на два года раньше, и совсем с другими голосами. Но шанс снять полный метр и, возможно, даже самого «Певца» — оставался. Ведь можно было повторить тот гарантированный коммерческий успех…

Я видел, как мэр Крайер выпрямился на стуле, а его официальная маска на мгновение сползла, открыв чистое детское изумление. Ирен прикрыла рукой губы, и в её глазах блеснули слёзы.

Кстати, актриса впервые видела себя говорящей. Я специально не дал никому кроме монтажёров и кинотехников посмотреть результат до этого дня. Ведь сарафанное радио зачастую самое сильное. И судя по реакции зала — все присутствующие уже сегодня понесут в массы новость о ролике.

А он, тем временем, продолжался. Ирен говорила о «манифесте» мэра, о безопасности на улицах, о социальных проектах. И каждое ее слово било точно в цель. Тем более, она обращалась с экрана к каждому лично. Ролик окончился. Свет зажёгся.

На несколько секунд воцарилась мёртвая тишина. А потом зал взорвался аплодисментами. И это были не вежливые хлопки, а искренний восторг.

Первым поднялся мэр Крайер. Его лицо сияло.

— Мистер Бережной! Это… это феноменально! — он пожал мне руку так, будто я только что подарил ему ключ от города, — Признаться, я до последнего считал это простой аферой и способом развлечься. Но вы сумели удивить! Не сомневайтесь, я дам полное разрешение на показ! И будьте уверены, лично обеспечу ему самую широкую огласку!

Гарри Чендлер, стоя́щий рядом, молча кивнул. Его пытливые глаза сверлили меня с нескрываемым интересом. Чувствую, мне придётся пообщаться с этой акулой новостей. Главное — выстроить правильную линию переговоров. Такой союзник мне бы пригодился. Крайер рано или поздно оставит свой пост, а вот владелец «Лос-Анджелес Таймс» и теневой кукловод города окажется фигурой непотопляемой.

Пока члены съёмочной команды поздравляли друг друга, к нам подошли Уорнеры. Сэм смотрел на меня явно с уважением. Ещё бы, ведь я реализовал то, о чём уже давно подумывал он сам. И теперь предлагаю работать над «звуком» вместе.

— Иван, вы оказались правы, — сказал он без предисловий. — Это действительно может стать прорывом. Мы начнём переоборудование трёх наших кинотеатров в городе под ваш «Витафон». Мэр Крайер! — обратился он к Джорджу, — Этот ролик будет идти перед каждым сеансом.

— Пожалуй, фонд города сможет помочь с переоборудованием ещё трёх кинотеатров, — усмехнулся Крайер, — Для начала. А там посмотрим.

— Это суммарно может выйти в три тысячи посадочных мест, — мгновенно подсчитал Сэм, явно прикинув возможности Уорнеров.

— А сколько показов в день сейчас в ваших кинозалах? — тут же поинтересовался Гарри Чендлер.

— Десять, — ответил Гарри Уорнер.

— Ого, активно работаете! — похвалил мэр.

Действительно, для этого времени это было довольно больши́м числом сеансов, учитывая, что почти вся публика приходилась на вечернее время после работы. А дети практически не ходили в кино сами, без взрослых. Днём большинство кинотеатров простаивали.

Сэм вклинился в разговор:

— Даже при неполной посадке минимум десять — пятнадцать тысяч человек в сутки увидят этот ролик.

— Неплохой бонус к твоей предвыборной кампании, Джордж, — тут же сориентировался владелец «Таймс», подмигнув своему протеже-мэру, — Я уверен, на сеансах будет и больше людей, учитывая эффект новинки… Это очень хорошая реклама, мистер Бережной, — обратился Гарри уже ко мне, — Нам нужно побеседовать отдельно. По поводу создания рекламных роликов.

Я заметил, как старший Уорнер тут же напрягся. Понимал, что его тёзка предлагал мне возможность не просто откусить жирный пирог, а фактически испечь его и пользоваться безраздельно.

Мэр принялся увиваться вокруг Ирен, а Чендлер откланялся после непродолжительного разговора. Сэм Уорнер наклонился ко мне чуть ближе, понизив голос.

— Мистер Бережной, мы приглашаем вас к нам на студию. Нужно обсудить кое-что посерьёзнее. Возможно, съёмки полнометражного фильма. Публика должна увидеть это в большом формате.

Гарри Уорнер, более сдержанный, просто кивнул, но в его глазах я увидел тот же огонь, что и у Сэма.

Александр Левин, подойдя ко мне, пока Уорнеры переключились на мэра, тихо произнёс:

— Слышал? Переоборудование трёх кинотеатров от города. И ещё три — силами Уорнеров. Если так пойдёт дальше, то на этом тоже можно заработать. Попробую договориться, чтобы моя компания занялась хотя бы одним кинозалом. Мои работники должны получить такой опыт. Если всё пройдёт успешно — чувствую, что много кто начнёт ставить звуковую аппаратуру.

А я ответил:

— Не сомневайся! Давай потом переговорим с Натаном Левисоном. Мы с ним собирались делать фирму по технической поддержке «Витафона». Но работников для установки системы мы планировали набирать на месте. Не везти же их из Нью-Йорка! Если твои ребята справятся, то будет просто замечательно. Будем работать в этом направлении вместе…

— Замётано! — обрадовался Левин.

На перспективу я понимал, что подобное дело принесёт ещё дополнительные деньги. И я уже некоторое время наблюдал за Александром. Как бизнесмену — ему не было цены. Так что Левин не должен был подвести.

Натан Левисон обнимал всех подряд, его лицо сияло. Когда первые восторги поутихли, я пробился в угол к Владимиру Зворыкину. Он стоял, задумчиво наблюдая за суетой.

— Ну что, Владимир Козьмич? — спросил я, — Как думаете: есть ли у этого «будущего» шанс? — я указал на проектор.

Он посмотрел на меня умными, проницательными глазами.

— Механика, Иван Александрович — он кивнул в сторону аппарата Левисона, — Она громоздка и несовершенна. Запись на пластинку — это тупик. Будущее… — он сделал паузу, — за электроникой, как я её называю. За передачей изображения и звука по воздуху. Но то, что вы сделали сегодня… это первый шаг. Уже то, что вы заставляете людей ПОВЕРИТЬ, что кино может говорить — это уже большое дело. А вера — это главное.

— Я прекрасно понимаю ограничения «Витафона», — сказал я, понизив голос, — Но это лишь вре́менное решение. Уже скоро, я надеюсь, мы сможем снимать кино с помощью другой технологии. «Мувитона». Звук будет записываться прямо на плёнку, синхронно с изображением. Оптическим способом. Никаких пластинок, никакой сложной синхронизации.

Зворыкин поднял бровь, в его глазах вспыхнул живой интерес.

— «Мувитон»? Я слышал о нём. Если у вас получится реализовать это на практике… это будет настоящая революция. Мне было бы чрезвычайно интересно посмотреть на результат. Уверен, это помогло бы и в моих собственных изысканиях. Ведь следующий шаг — не просто запись, а трансляция. Передача этих говорящих картинок прямо в дома людей.

— Я с радостью продемонстрирую вам результаты новых съёмок, как только закончу с доработкой «Мувитона» и синхронными моторами. Мы с вами говорили о них сегодня утром.

— А на сам процесс можно будет взглянуть? Так сказать… приобщиться к вашей работе, — задал вопрос Зворыкин.

Я обрадовался:

— Конечно. Я заранее позвоню вам в «Вестигауз» в Питтсбург и приглашу к нам!

— Отлично! Договорились!

Мы пожали руки. Его слова были для меня дороже похвалы Уорнеров. Это был взгляд, не побоюсь этого слова — научной глыбы.

Гости стали расходиться, с жаром обсуждая увиденное. Я остался один с техниками в опустевшем павильоне. Пока они возились с проектором, я задумался.

Всего две минуты. Всего один ролик. Надо дождаться, когда его покажут в кинотеатрах. В успехе я не сомневался. Когда обычные зрители, а не киношные боссы, увидят и, главное, услышат чудо, интерес к звуку подскочит до небес. Зритель всегда хочет чего-то нового. Поэтому важно не упустить этот момент и удержаться на плаву.

Я отдавал себе отчёт, что ждёт мою кинокомпанию. Прессинг со стороны гигантов индустрии, которые будут душить «Будущее», чтобы звук не вытеснил немое кино. Нападки со стороны актёров с неудачными голосами, режиссёров старой закалки, монтажёров, не желавших учиться новому. И, наконец, желание крупных игроков поглотить мою студию. Это будет настоящая война. И, насколько я знаю, она не всегда велась мирными методами.

Я дал себе обещание, что как только появится возможность — расширю штат охраны. И обзаведусь хорошими юристами, что будут постоянно при компании.

Уорнеры точно клюнули. И теперь назревал вопрос: какой фильм снять первым? Нужно ли придумывать велосипед, создавать сложную драму или изощрённую комедию?

Я всё больше склонялся к тому, что первая картина должна дать финансовый толчок для моей кинокомпании. И знал: какая картина точно принесёт миллионы. Небольшая история, где звук станет полноправным отдельным героем. Поэтому одна бродвейская история, про парня и девушку, поющих о любви — явно будет снята и в этой «моей новой» вселенной…

Однако я задумался, что если уломать Уорнеров, то можно будет приступить к съёмкам ещё пары фильмов, «выстреливших» на старте звукового кино. Одновременно. Ну а что? Сюжеты я помню. Так почему бы не зарекомендовать себя и в роли сценариста?

Постоянно быть им я не собирался. Но сейчас мне нужны были гарантированные деньги на развитие собственной киноимперии.

А ещё, если я уже заставил кино заговорить, то вскоре я заставлю его петь! Мюзиклы и прообразы первых «клипов» с оркестрами появятся уже через несколько лет. И большинство их снимались на старте просто в павильоне. Подобное приносило огромные барыши! Так чего тянуть???

Моё настроение омрачало только то, что на следующей неделе мне предстояло отвечать в суде по делу Джона Гилберта из-за того случая на вечеринке у Видора, так как допросы, что тянулись всю неделю — не окончились ничем, и склочный актёр подал в суд.

А потом… потом надо что-то отвечать комиссии антимонопольщиков Калифорнии по поводу моих фортелей с покупкой лицензий на «Витафон» и «Мувитон».

Вот только я пока ещё не знал, что это будет не самой большой из моих проблем…

В тот же вечер. Тампа. Штат Флорида.

Воздух в ресторане отеля «Тампа-Бэй» был таким же неподвижным, как вода в мангровых зарослях болот Флориды. Его пропитывали запахи жареных морепродуктов, дорогого виски и сладковатый, навязчивый аромат цветов гибискуса. Они стояли в вазе на рояле неподалёку от столика, где расположились два джентльмена в дорогих костюмах.

Эта встреча не была дружеским ужином, а больше походила на дипломатические переговоры в миниатюре. Если дипломаты представляли интересы стран, то от исхода разговора этой парочки зависело спокойствие одного из самых криминальных районов в городе.

За столиком «делили» Ибор-Сити…

Фред Биглоу, босс одной из самых влиятельных группировок Тампы, медленно потягивал виски. Его массивная фигура, облачённая в безупречный белый костюм, казалось, излучала спокойную уверенность. Но глаза мафиози, холодные и бледные, как лед в его стакане, были постоянно в движении, сканируя зал.

Напротив него восседал Оуэн МакАртур, патриарх местной ирландской общины, и глава банды, что держала доки Тампы. Сухопарый и жилистый ирландец, с уже седеющей шевелюрой и умными, хитрыми глазами, потягивал сигару, выпуская аккуратные кольца дыма.

— Итак, Фред, — продолжил уже идущий минут пятнадцать разговор МакАртур, отодвигая тарелку с недоеденной рыбой, — Ибор-Сити. Давай закончим с этим. Я беру порт и все склады на Двадцатой улице. Мои ребята лучше разбираются в поставках. И у меня есть большие выходы на Кубу. В отличие от тебя…

— Поставки товара это, конечно, важно, — парировал Биглоу, не меняя тона. — Однако чтобы он приходил, нужны деньги и тишина. Двадцатая улица твоя. Но все лавки и бары на Седьмой авеню — мои. Там и так половина заведений платят мне за «защиту». Полиция там тоже подо мной. Не думаю, что ты захочешь видеть лишний раз фараонов с проверками в своих доках… У тебя четыре бара на Седьмой. Они должны отойти мне. Тогда я готов брать дополнительно две тысячи ящиков рома по новой цене.

Фреду приходилось теперь закупать дополнительно алкоголь. Его сеть постоянно расширялась и требовала нового притока товара. Биглоу даже был вынужден обращаться к соседним группировкам.

МакАртур усмехнулся:

— Ты с годами не меняешься, Фред. Всё также любишь считать. Прямо как в то время, когда мы были мальчишками и гоняли по улицам. Только тогда ты считал не бухло и не бары…

Фред лишь обозначил улыбку в ответ на речи ирландца. Старая дружба осталась давно в прошлом. Хоть и послужила когда-то основой для нормального сосуществования двух группировок. Теперь было время чисто деловых отношений.

Оуэн махнул рукой:

— Ладно. Седьмая авеню — полностью твоя. Но ром, что идёт с моих складов, будет разливаться в твоих заведениях по моим ценам.

— По нашим ценам, Оуэн, — поправил его Биглоу, — Мы же партнёры. Я готов взять по ТВОЕЙ цене только дополнительные партии рома. Но в Ибор-Сити всё будет продаваться по-старому…

МакАртур подумал и кивнул:

— Договорились!

Они закрепили рукопожатием новый передел «карты» города. Официант, было приблизившийся к столику, поймал взгляд Биглоу и мгновенно исчез, оставив обоих гангстеров в покое.

МакАртур отпил виски и посмотрел на Фреда с притворным простодушием.

— Ну а как дела в городе ангелов? Мои компаньоны интересовались: удалось ли тебе навести там мосты? И, кстати, что с твоим кузеном, Томом? Его не видели уже давно. И с тем пронырой… Леоне Крус вроде? Они пропали, будто сквозь землю провалились. А ведь, по слухам, они как раз провернули для тебя успешную сделку с самим Джозефом Ардиццоне. Только вот они оба не явились на последнюю встречу с ним перед своим отъездом обратно — в Тампу. Не удивляйся, Фред, у меня есть свои люди в Лос-Анджелесе… Считай, что я просто беспокоюсь за тебя, как за старого друга…

Биглоу не повёл и бровью. Он ожидал этого вопроса. Фред пожал плечами и ответил:

— В Лос-Анджелесе всё в порядке, Оуэн. Дела идут. Том и Леоне… задержались по личным причинам. Калифорния — большой штат, море соблазнов.

— Соблазнов, говоришь? — МакАртур прищурился. — А я слышал другую историю. Будто бы после той самой сделки парни Ардиццоне искали по всему городу твоего кузена. И не нашли. Сомневаюсь, что он бы не явился, чтобы завершить столь удачное дело. Прямые поставки рома в Лос-Анджелес! Высоко летаешь, Фред! Скажи, а это исчезновение не связано с тем ограблением банка в ноябре? Может, Том и Леоне всё-таки нашли тех парней, что взяли большой куш в «Джи Пи Морган»? И просто сбежали с деньгами? Или, может, я чего не знаю, и Ардиццоне решил, что партнёры ему больше не нужны?

МакАртур красноречиво и еле заметно показал жест пальцем, словно делал выстрел.

Фред почувствовал, как внутри закипает холодная ярость. Он знал, что Оуэн выведает про всё. Ведь про наводку на банк знали только они двое. У ирландца просто не оказалось подходящей команды для ограбления. А теперь МакАртур был в курсе пропажи Тома и Леоне.

Фреду не нравился и тон, которым говорил МакАртур. Притворное сочувствие, скрывающее злорадство. Похоже, былые добрые отношения между двумя мафиози окончательно скатывались к нулю. Кто знает, может это — последний раздел Ибор-Сити, а следующего уже не будет. Может, в будущем их ждёт только война…

— Слухи — как мусор на ветру, Оуэн, — холодно ответил Биглоу, — Кто-то их придумывает, кто-то подбирает и несёт дальше. Не сто́ит засорять себе голову. С Ардиццоне у меня всё в порядке.

— О, я не собирался тебя задеть, — собеседник поднял руки, — Просто проявляю участие. Пойми… Такие новости имеют обыкновение расползаться. Я слышал, что какие-то парни из Алабамы уже начали проявлять интерес к нашим скромным делам в Ибор-Сити. Считают, раз у тебя проблемы в Лос-Анджелесе, то и здесь ты можешь упустить бизнес…

И тут до Фреда дошло. Это был не просто разговор. А проверка. Как пить дать, МакАртур сам распространяет эти слухи, проверяя, насколько Фред ослаблен.

Ибор-Сити, с его подпольными винокурнями и контролем над поставками рома, был слишком лакомым куском, чтобы им не заинтересовались конкуренты. А слабость одного босса — это приглашение для другого. Если ирландец столкнёт Фреда с гангстерами из соседней Алабамы, что уже присматриваются к Тампе, то придётся туго. Значит, нужно обязательно дать всем понять, что у Фреда всё в порядке и на его кусок не надо разевать рот.

Биглоу медленно поднялся, отодвинув стул. Его лицо осталось непроницаемой маской.

— Спасибо за участие, Оуэн. Не беспокойся о моих делах. Здесь всё под контролем. И в Лос-Анджелесе я разберусь. Никто не смеет отнимать моё.

Последняя фраза прозвучала красноречиво. МакАртур явно понял намёк. Фред пожал холодную руку ирландца, развернулся и вышел из ресторана ровной, уверенной походкой. Вслед за ним из-за соседних столиков поднялись три охранника.

На улице Биглоу ждал длинный сверкающий хромом «Паккард». На заднем сидении, уткнувшись в бумаги, сидел его ближайший советник, Артур Локк. Бухгалтер и мозг финансовой организации Фреда.

Машина тронулась, отъезжая от освещённого широкого крыльца отеля.

— Как прошла встреча? — спросил Локк, откладывая бумаги.

— МакАртур знает про Лос-Анджелес, — сквозь зубы проговорил Биглоу, глядя в тёмное окно. — Знает про то, что Том и Леоне пропали, и что мы до сих пор не нашли того, кто увёл деньги после того ограбления. И, чёрт побери, этот любитель зелёного пива намекает, что другие акулы почуяли кровь. Говорил про каких-то парней из Алабамы. Считает, что я потерял хватку.

Локк тяжело вздохнул:

— Слухи расползаются быстрее пожара. Если МакАртур будет распускать их, то через неделю в каждом баре от Джексонвилля до Ки-Уэста будут шептаться, что мы «сдаём».

— Именно, — Фред ударил кулаком по подлокотнику. — Прокля́тый Том! Где он? И где деньги? Не верю, что Джозеф Ардиццоне мог убрать его и Леоне? Я говорил с Джозефом. Созванивался. Для такого просто не было оснований. Или он их обоих убрал и забрал деньги? Но для него это не такая серьёзная сумма, чтобы из-за неё потерять канал поставок рома от нас. Или же они сами решили исчезнуть? Но в это я тоже не верю…

— Согласен. Это маловероятно, — покачал головой Локк, — Том всегда был дерзким, но не идиотом. Перебежать к Ардиццоне? Бессмысленно. Скрыться с деньгами, зная, что ты их найдёшь? Самоубийство. Здесь что-то другое…

Артур сделал паузу. Биглоу пытливо посмотрел на советника:

— Что думаешь? Ты не договорил.

— Мне кажется, что Леоне и Том вляпались во что-то. А может, нашли деньги, но они были у кого-то серьёзного. И он их… ну ты сам понимаешь, — покачал головой Локк.

Фред стиснул зубы и замолчал, наблюдая, как за окном мелькают огни Тампы. Улочки Ибор-Сити, весёлые и шумные, неслись мимо. Это был его город. Его маленькая империя. И теперь какая-то калифорнийская авантюра угрожала всё это обрушить. Биглоу не мог позволить, чтобы его считали слабым. Слабый босс — мёртвый босс.

— Артур, нужно закрыть все поставки на следующей неделе, — тихо, но твёрдо сказал Фред, — Едем в Лос-Анджелес.

— Хочешь возобновить переговоры с Ардиццоне?

— Не только. Я хочу сам разобраться во всём. И найти Тома и Леоне. Живых или мёртвых. Пока кто-то здесь, во Флориде, не решил, что я уже не в состоянии вести дела.

Локк возразил:

— Это риск, Фред. Оставить Тампу сейчас, когда МакАртур может начать натравливать на тебя ушлёпков из Алабамы…

— Больший риск — остаться здесь и ничего не делать, — отрезал Биглоу, — Так что решено. Едем в город ангелов.

«Паккард» растворился в ночи, увозя обоих в сторону залива.