Рожденный, чтобы жечь!

Глава 19

Волков, как по мне, родился не с той фамилией. Мне кажется, он был бы больше каким-нибудь Кабанчиковым. Но это так, мысли вслух.

Когда мы оказались в его кабинете, я почувствовал стойкий запах еды. Противный, неприятный.

— Куда в тебя столько лезет? — я вопросительно уставился на пустые продуктовые плошки на его столе. — Тебе…

Додумать не успел. Увидев нас, он противно улыбнулся. Его маленькие, поросячьи глазки пожирали как меня, так и мать Бориса. Отчего мне стало как-то не по себе.

Пытаясь спрятаться от его буравящего взгляда, я начал более подробно рассматривать кабинет, мотая головой в разные стороны. И тут наткнулся на забавный постер у шкафов с мотивирующей надписью: «Работа — это антидепрессант!»

Я едва не захлебнулся слюной от сарказма.

«Ага, особенно если твоя работа — жрать в три горла», — мысленно огрызнулся я, при этом умудрившись пустить слюну.

Волков, видимо, воспринял это как знак приветствия и противно захихикал, обнажив желтоватые зубы. Казалось, он сейчас проглотит не только меня, но и антидепрессивный постер заодно.

Борис, усадив мать на стул, нервно переминался с ноги на ногу. Волков, словно удав, не спешил с расспросами, наслаждаясь моментом.

Он продолжал сверлить взглядом мать Бориса, отчего та казалась еще более потерянной и съежившейся. Черная пелена над ее головой, казалось, стала ещё гуще. Мне это не понравилось.

Про пелену, про вот эту вот ерунду, я тоже читал, но не то, что нужно. В интернете к этой ерунде приписывали природные катаклизмы, а на форумах сектантов — порчу.

И разумеется, ничего полезного.

Хотя… я помнил прошлый приезд в это место. Правда, мы были в палате, а не в кабинете. И там у всех пациентов, лежащих на койках, была эта черная штука над головой.

Может, и вправду, какое-то проклятие? Я слышал в разговорах между Наташей и Борисом, как всё произошло с их мамой.

Мать Бориса, как я понял, всегда была женщиной крепкой и деятельной. Работала на двух работах, тянула семью, а по вечерам еще и умудрялась пироги печь.

И вдруг, как гром среди ясного неба — резкая апатия, отказ от еды, бессонница. Врачи разводили руками, анализы в норме, никаких органических поражений.

А она угасала на глазах, словно свеча, которую оставили на сквозняке. Борис, конечно, метался, искал лучших врачей, возил по светилам. Но все без толку. Потом кто-то посоветовал обратиться к этой… к бабе Зине.

Дескать, она не совсем врач, скорее, что-то вроде целителя. Или, как сейчас модно говорить, энергопрактик. Со слов Наташи, разумеется.

Но с бабой Зиной я уже встречался. Та ещё бабка, вредная и врущая… и затем в их жизни появилась эта поликлиника, где мы находимся, и этот врач, который последние два года наблюдает за состоянием их матери.

Только вот легче ей не становится.

И если сложить вместе все факты и действия, то я почему-то больше придерживаюсь мнения, что на их маме именно проклятие или одержимость кем-то. Почему?

Ну, потому что никто толком не мог сказать, чем же она больна на самом деле. Сердце — в норме. Анализы — нормальные. Давление и всё прочее — тоже.

Так что впору было звать экзорциста, а не Волкова. Хотя, может, у Волкова был побочный заработок — изгнание демонов по выходным? Судя по его аппетиту, он мог засосать в себя любого беса, как пылесос.

Внезапно Волков прервал свою трапезу взглядом и, с трудом оторвав задницу от кресла, направился к нам. Каждый его шаг отдавался утробным гулом, словно приближался голодный медведь. Я машинально сглотнул, почувствовав себя той самой малиной, которую медведь уже приметил.

Подойдя к матери Бориса, Волков наклонился, и я ожидал, что сейчас он попытается ее понюхать. По крайней мере, таковым было первое ощущение.

Вместо этого он просто взял ее руку и с видом величайшего знатока принялся ощупывать ее пульс.

— Мда… запущено, — изрек он, отчего черная пелена над головой женщины, казалось, запульсировала в такт его словам.

«Ты что-то с ней делаешь… — я не мог оторвать глаз от этой черноты. Она реально двигалась в такт его слов! — Эй, а не ты ли виноват… а? Блин, почему никто, кроме меня, этого не видит?»

Волков отпустил руку матери Бориса, и та, казалось, совсем сдулась, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Чернота над головой при этом слегка рассеялась, словно дымка над болотом, а затем вернулась и стала больше!

«Так, стоп! Что тут происходит?» — пронеслось у меня в голове.

Кажется, Волков не просто щупает пульс, а что-то вроде подзарядки ей делает, только в обратную сторону.

Он, как пиявка, высасывает из нее остатки жизненной энергии, а эта черная ерунда ему помогает.

Я был уверен на все сто процентов: Волков — причина всего этого!

Возможно, сначала мама Бориса действительно заболела. Не сильно, не так критично. И кто-то по типу Волкова поставил ей на голову эту черноту!

— Ну что, Борис, новости неутешительные, — Волков тяжело вздохнул, всем своим видом демонстрируя скорбь вселенского масштаба.

Скорбь, видимо, о том, что до следующего приема еще далеко и кормушка иссякает.

— Состояние вашей матери, к сожалению, ухудшается. Нужно срочно что-то делать.

И тут он хитро прищурился, глядя на Бориса, прямо как кот, который только что стащил сметану. Я аж дёрнулся от предчувствия какой-то очередной «инновационной» методики лечения.

Борис, как загипнотизированный кролик перед удавом, молча ждал приговора.

Мать сидела, пялясь куда-то перед собой.

— Что-то делать? — Борис выдохнул, словно ныряльщик, вынырнувший из пучины. — Доктор, мы уже целый год что-то да делаем! Какие еще есть варианты?

— У нас есть кое-что посовременнее. Новейшая разработка! Нанокапельницы с биоэнергетической плазмой!

Я не знал, что это такое, но, судя по сложному названию, это было что-то фантастическое. Да и у Бори лицо немного поглупело.

— А нормальными словами можно? — мой тиран недовольно щурился. — По-человечески как-то объяснить?

Волков недовольно скривился, словно его отвлекли от поедания деликатеса.

— Ну, это как… как витамины, только круче! Они напрямую в кровь поступают, минуя всякие там желудки и печени, и сразу начинают лечить на клеточном уровне! — он картинно поднял палец вверх, словно провозглашая научную революцию. — Энергией ее насыщают, понимаете?

Борис непонимающе моргал, а я уже мысленно прикидывал, сколько они с него слупят за эти «нанокапельницы». Чувствовал, что сейчас начнется развод чистой воды.

«Получается, он не только что-то делает с матерью Бори, но ещё и денег с них получает? А Волков-то молодец, как бы не хотелось это признавать. Прямо все соки из семьи выжимает».

Только вот «выжимать» из семьи мне не нравилось. Моя жизнь напрямую зависит от Бори и Наташи.Как мне питаться? Развиваться? Тренировать своё маленькое тело?

— И сколько это стоит? — Борис, видимо, тоже это почувствовал. Голос его звучал напряженно.

Волков сделал вид, что вопрос его оскорбил.

— Ну что вы, Борис! Разве деньги сейчас главное? Речь идет о здоровье вашей матери! Но… — он многозначительно замолчал, — раз уж вы спросили… курс из десяти капельниц обойдется вам в кругленькую сумму. Но, поверьте, оно того стоит! Ваша мать снова будет как новенькая!

Тут я не выдержал и фыркнул. Почти как взрослый, только со слюнями.

Волков глянул на меня, заулыбался и зачем-то подмигнул.

Я же, набрав в рот побольше слюны, демонстративно пустил пузырь. Пусть знает, кто тут главный эксперт по разводам!

— Ну, а что делать, Боря, — пробурчал Волков, стараясь сохранить лицо вселенской скорби. — Но вы поймите, технологии! Инновации! Я понимаю, что деньги в наше время с неба не падают, но за здоровье нужно платить.

Борис, похоже, совсем скис. Видно было, как он судорожно прикидывает, сколько кредитов придется взять, чтобы оплатить это чудо-лечение. И я был уверен, он найдёт. Ради своей мамы.

А я, тем временем, начал активно махать руками и ногами, пытаясь привлечь внимание к черной пелене над головой матери Бориса. Ну она же что-то значит! Ну пожалуйста… тиран, увидь это!

«Эй, люди, вы чего, совсем ослепли? Там же очевидный злодейский спецэффект!»

Но никто, конечно, не обращал внимания на мои младенческие потуги. Все были заняты серьезными взрослыми делами: Волков разводил на деньги, Борис тупил, а мама Бориса продолжала увядать под зловещей чернотой. Вот же угораздило родиться в такой семейке…

Придется, видимо, самому спасать мир от этого наглого доктора-пиявки. Ну ничего, я еще подрасту, и тогда он у меня попляшет!

А пока, буду тренировать коварный взгляд и искусство пускать слюни в самый неподходящий момент. Это мой первый шаг на пути к великой миссии.

Борис с видом человека, подписавшего смертный приговор, вышел из кабинета, сразу, как подошла какая-то медсестра, или кто-то из персонала.

Из тихих переговоров у самого дверного проёма я понял, что он оформлял бумаги на чудо-капельницы. Волков же вернулся к своим объедкам.

Мне же оставалось лишь беспомощно таращиться на мать Бориса, над которой по-прежнему висела эта чертовщина.

Когда все дела были сделаны, Боря взял корзинку со мной и повёз маму на капельницу.

В палате, куда мы приехали, всё было как в прошлый раз: унылые стены, запах хлорки и полуживые пациенты, прикованные к койкам. Над каждой головой, как и тогда, колыхалась эта зловещая пелена.

«Добро пожаловать в клуб проклятых, — мысленно съязвил я, пуская очередную порцию слюней. Тренировался. — Вот что это? Реально что-то по типу пиявки или предвестник смерти?»

Мать Бориса, казалось, совсем не замечала окружающую обстановку, уставившись невидящим взглядом в потолок.

Началась какая-то суета с капельницами, проводами и прочими медицинскими приблудами. Я, вооружившись самым серьезным видом, следил за каждым движением медсестры, пытаясь разглядеть, не добавляет ли она чего-нибудь «волшебного» в этот чудо-раствор.

Но медсестра, похоже, была слишком занята своими мыслями, чтобы обращать внимание на младенца-детектива.

И вот, когда игла уже была в вене, а первая порция «био-энергетической плазмы» устремилась в истерзанное тело, я увидел, что Бориной маме лучше не становится.

Когда первые «миллиграммы» попали в кровь, чернота начала расширяться. Этот раствор вредил. Я видел это!

Пришлось действовать. План был прост, как две копейки: заорать так, чтобы у Волкова в кабинете люстра упала. Авось хоть кто-нибудь обратит внимание на мой протест.

Раскрыв рот, я издал душераздирающий вопль, который, по моим расчетам, должен был расколоть как минимум пару стаканов. Но вместо этого получился какой-то жалкий писк. Видимо, связки еще не окрепли для «борьбы с нано-капельницами».

Медсестра лишь удивленно вскинула бровь, но что-то там нажала на «трубках». Раствор перестал поступать, и чернота над головой женщины «успокоилась».

И вот я лежу, обделавшийся от злости, и понимаю, что мой план провалился с треском.

Вместо спасения мира я получил лишь недоуменный взгляд медсестры и перспективы быть перепеленатым в ближайшее время. Обидно, досадно, но ладно. Будем считать это боевым крещением, первым опытом в борьбе с вселенским злом.

Борис, конечно, тут же подскочил:

— Ты чё орёшь, звездюк? Мы в больничке!

«Сам ты звездюк! Если бы ты только мог видеть, что творится с твоей мамой… эх.»

В общем, пока Борис выговаривал мне за нарушение больничной тишины, я созрел для плана «Б». Раз орать бесполезно, нужно действовать хитростью.

Использовать самое мощное оружие в арсенале младенца: обаяние и манипуляции. Решено, буду самым милым и беззащитным существом во всей палате. Буду строить глазки медсестре, улыбаться Борису и, конечно же, пускать пузыри — это мой коронный номер.

Главное, чтобы они прониклись моей трогательностью и хоть на секунду задумались о происходящем.

Но, как говорится, благими намерениями вымощена дорога в ад. Едва я успел начать операцию «Мимими», как ко мне подошла какая-то бабуля, чья собственная пелена над головой была настолько густой, что напоминала персональный грозовой фронт.

Она умилилась моей красоте и решила потискать. И вот я, маленький борец за справедливость, оказываюсь в объятиях морщинистой женщины, пахнущей нафталином и валидолом.

Пришлось срочно менять стратегию. Обаяние отменяется, включаем режим «Зло».

Я начинал извиваться, как червяк на раскаленной сковороде, издавая протестующие звуки. Бабуля, кажется, обиделась, но отпустила. Зато теперь на меня смотрели все, включая Бориса и медсестру.

Отлично! Момент настал. Направляю взгляд на капельницу, потом на маму Бориса, потом снова на капельницу. Надеюсь, они хоть что-то поймут. Но нет, они просто смотрят на меня с умилением, думая, какой я умный ребенок, раз так внимательно слежу за происходящим.

В итоге моя «диверсия» закончилась тем, что Боря просто унес меня для замены памперса. А когда мы вернулись, капельница уже была почти пуста, а чернота над головой мамы Бориса стала еще больше.

Оставалось лишь наблюдать, как зловещая чернота поглощает остатки жизненных сил матери Бориса, и чувствовать бессильную злобу на свою младенческую беспомощность.

Вскоре капельницу отключили, и Борис повёз маму домой.

Всю дорогу она молчала, уставившись в окно невидящим взглядом. Казалось, она уже не здесь, а где-то далеко, в плену этой зловещей черноты. Борис тоже был молчалив и подавлен, словно нес на плечах весь груз вселенской скорби.

Я же, уставший от борьбы, просто уснул, оставив мир на растерзание Волкову и его нано-капельницам.

Дома, как обычно, началась суета. Наташа хлопотала по хозяйству, стараясь создать видимость нормальной жизни. Что-то бормотала про новшества в мире медицины.

Борис усадил мать в кресло и укрыл пледом, остался в её комнате вместе со мной. А я, проснувшись, снова принялся изучать черную пелену.

Она стала плотнее, гуще.

«Давай! Иди сюда!»

Я тянул ручки, пытался дотянуться до этой гадости над головой матери Бориса. Хватал воздух, будто пытался схватить невидимую нить.

Пальчики сжимались в кулачки, но чернота оставалась на месте, словно приклеенная. Я пыхтел, кряхтел, извивался, но всё без толку.

Казалось, она даже слегка покачивалась, словно насмехаясь над моими жалкими потугами.

Борис сидел рядом, погруженный в свои мысли, и не замечал моих стараний.

Он, как и все остальные, не видел ничего необычного. Лишь изредка бросал на меня рассеянный взгляд:

— Ты опять обделался?

Подходил, принюхивался, но в памперсе было пусто.

А я, между тем, вел свою личную войну с потусторонним злом, вооруженный лишь наивной верой в свою силу и отчаянным желанием помочь.

Наташа, заглянув в комнату, принесла матери Бориса чашку чая. Та, не проронив ни слова, взяла её дрожащими руками и сделала несколько глотков.

Чернота над головой слегка поменяла форму, словно отреагировав на это простое действие. Мне показалось, что она стала не такой густой.

Но через мгновение всё вернулось на круги своя. Тем не менее я продолжал следить за ситуацией.

Когда мама ребят смотрела на них и отпивала из чашки, чернота менялась. Когда просто сидела и пялилась перед собой — возвращалась и становилась гуще.

Мама боролась с этим непонятным недугом. И эмоции её спасали, что ли…

Мне так сильно хотелось помочь ей, и с человеческой точки зрения, и, конечно, из расчета на своё будущее, что я не перестал «пытаться».

И тут меня осенило!

Эврика! Если эмоции влияют на эту зловещую субстанцию, то надо срочно устраивать цирк! Не зря же я тренировал пускание пузырей!

Я начал усердно работать над своим коронным номером, при этом стараясь изобразить на лице максимально довольную гримасу. Пузыри летели во все стороны, как маленькие снаряды, а я заливался счастливым младенческим смехом.

Наташа, конечно, тут же растаяла и начала со мной сюсюкаться, а Борис даже выдавил подобие улыбки. И, о чудо, чернота над головой его мамы действительно немного рассеялась!

«Так, — подумал я, — с пузырями понятно. Теперь надо переходить к тяжелой артиллерии!»

Я начал ползать по дивану, хватая всё, что попадалось под руку, и тащить это в рот. Пульт от телевизора, угол пледа, даже носок Бориса, оставленный им небрежно на спинке дивана, — всё шло в дело. Естественно, с громкими протестами и визгами, когда мне это отбирали.

Наташа бегала за мной, как угорелая, пытаясь спасти от меня мир и наоборот, а Борис лишь обречённо вздыхал, наблюдая за этим хаосом. Но главное — чернота над головой его мамы продолжала отступать! Кажется, я нащупал верный путь к спасению!

Вдохновлённый успехом, я решил перейти к самому рискованному этапу своего плана: танцам. Да, вы не ослышались, танцам! Я начал хаотично дёргать ручками и ножками, при этом издавая нечленораздельные звуки.

Но…

«Не помогает? — я сел на диване, глядя прямо в пустые глаза этой женщины. — Понял… чёрт, ладно…»

Я решил попробовать кое-что ещё: комбинировать свои эмоциональные потуги и попытки схватить эту черноту.

Я сосредоточился и начал попеременно то пускать пузыри, то тянуть ручки к зловещей пелене. Получалось нечто среднее между младенческим диско и сеансом экзорцизма.

Наташа, кажется, уже всерьёз подумывала вызвать санитаров, а Борис просто смотрел на меня с усталой обречённостью в глазах. Но мне было плевать. Я был одержим своей миссией.

В какой-то момент, когда я с особенно яростным энтузиазмом дёргал ручками, мне показалось, что я действительно что-то схватил. Вернее, ухватил кусочек черноты.

Маленький, мерзкий сгусток, похожий на комок грязной ваты.

Я зажал его в кулачке и, чувствуя себя победителем, попытался запихнуть его в рот. Наверное, чтобы он там растворился и превратился в радужных бабочек.

Но тут силы меня покинули. Борьба со вселенским злом, оказывается, требует недюжинной выносливости, которой у младенца, как известно, не имеется.

Я зевнул во весь рот, кулачок разжался, и мерзкий комочек растворился в воздухе. А я, уставший и измотанный, просто отключился прямо на диване, среди хаоса, устроенного моими героическими потугами.

«П…получилось?»