Рожденный, чтобы жечь!

Глава 14

Из моей головы не могло выйти событие вчерашнего вечера. Всё время до сна я только и делал, что пускал пузыри да думал, кто же это был?

Его глаза явно горели не человеческим огнём, мне не могло это показаться. Тогда… кто это? Маг?

Уже будучи во сне, мне снилась прошлая жизнь. Если её можно было назвать жизнью. Точнее, за свой сон я немного приоткрыл занавесу того, как я жил.

Мою мать обманул демон, который заключил с ней сделку. Мол, заберу твою душу, Лаванда, и подарю жизнь твоему нерождённому сыну. Душу-то он забрал, только вот жизни мне не дал.

Я слонялся по каким-то коридорам подземного мира, который и адом-то не назовёшь. Точнее, я не знаю пока что, что именно это за место. Не помню, блин.

Слонялся, в общем, по комнатам, коридорам, рекам, в месте, где не было солнечного света, в образе бестелесного духа. Слушал, общался с другими обманутыми душами, да и… ждал чего-то.

Но вот чего?

Проснувшись в холодном поту, я судорожно пытался ухватить ускользающие обрывки сна. Подземные коридоры, шёпот отчаявшихся душ, обещание, данное моей матери… всё это казалось болезненным, но в то же время манящим воспоминанием.

Что-то во мне противилось полному забвению, словно там, в этой потусторонней мгле, кроется ключ к пониманию моей нынешней жизни.

«Почему я ничего не помню? — ворочался я. — Я знаю свою основную цель — спасти мать. Но мне кажется, этого мало… должно быть что-то ещё…»

Предприняв попытку сесть, я в очередной раз испортил воздух. Тело младенца не было пригодно к такому быстрому развитию. Или, может, я делаю что-то не так?

Я невольно задумался, что если бы у меня были мышцы, как у Бори, я бы… уже вовсю бы бегал, качался, и…

«Что я могу? — эта мысль так же не давала мне покоя. — Ну вот что дальше? Стану сильнее, научусь говорить, как мне попасть в то место, где находится моя мать?»

В голове пульсировала лишь одна мысль: «Как?»

Как вернуть маму? Как разорвать цепи, связывающие меня с этим телом младенца, и отправиться туда, где томится её душа?

Я должен был найти ответы, даже если они скрывались в самых тёмных уголках моего подсознания.

И начинать надо с малого. С очевидного — с тела.

Мои попытки качаться — пустой звук. Такими темпами я только и сделаю, что через пару лет смогу ходить. Моя техника не отточена до идеала, мои тренировки пусты. Нужно думать иначе. Развиваться иначе.

И… я начал с малого. Наблюдал за Борей всё утро, за его движениями, за тем, как он координирует своё тело. Он двигался ловко, несмотря на то, что он деревянный.

Но… он не качался. Он просто делал обыденные вещи. Так что мои наблюдения были пустой тратой времени.

Я устал держать голову поднятой и… начал залипать. Проснулся от тряски. Наташа переместила меня из кроватки в корзинку и протянула в руки Борису.

— Тебе точно не нужна моя помощь? — я окончательно проснулся, услышав голос этого… непонятного гния, помешанного на инопланетянах. — Всё-таки ты маму повезёшь.

— Разберусь, чё, — ответил Боря, чьего лица я не видел.

Так и начался мой новый день. Я впервые увидел их маму.

Женщина была мертвенно-бледной, с изумрудными глазами, как у Наташи, и лицом… недовольным! Чёрт, так вот в кого Боря пошёл!

Она была невысокого роста, немного сгорбленной. А ещё от неё пахло какими-то лекарствами. Я не знал, что это за запах, но почему-то для себя объяснил его именно лекарствами.

Передвигалась женщина с помощью палочки. Хотя на вид не скажешь, что она старушка или что-то в этом духе.

Ещё я заметил, что Боря сильно волновался за каждое её движение. Он, несмотря на то, что я был в его руке в корзинке, постоянно пытался её поддержать, что-то тихо пробормотать и даже позволял себе лёгкую ухмылку, которая была, как по мне, кровожадная.

Не умел Боря нормально улыбаться, ой, не умел.

Мы вышли из дому и встали у подъезда. Меня тиран поставил на землю, а свою мать попытался усадить. Она противилась. Стояла, облокотившись на трость, и пристально посмотрела на меня.

От её взгляда мне стало как-то неуютно. Если Боря на меня смотрел со злобой, усталостью и чем-то ещё, то в её взгляде я видел лишь пустоту, словно она угасала.

Женщина чуть согнулась и протянула ко мне свою дрожащую руку, пытаясь коснуться моей щеки.

— Какой же ты маленький, — прошептала она, и в её голосе прозвучала какая-то тоска. — Боря, у тебя очень красивый сын.

Сын? Чего⁈

Боря немного напрягся, но промолчал.

«Странная женщина, — я пялился на неё в ответ. — Болеет сильно, видимо. С памятью или мировосприятием что-то. Да?»

— Такси приехало, — неожиданно буркнул тиран. — Пойдём, мам, посажу.

И он оставил меня. Ненадолго, но оставил. Не сказать, что меня это испугало, так, напрягло. Почему-то меня посетило чувство, что сейчас появится ещё один безумец и заберёт меня. Тут же нахлынули воспоминания вчерашнего вечера.

Я понял, что я беззащитный, и мне стало очень грустно и одиноко. Предательски задрожали ручки, губа, потекли слёзы, и я закричал:

— АГУАТЬ! АГУАТЬ!

Боря вернулся. Забрал корзинку и посадил меня на руки к его матери. Я успокоился, продолжая изучать эти бездонные, пустые глаза, пытаясь понять, что с этой женщиной не так.

В это же время послышался новый голос. Мужской, грубоватый, с неприятным слуху акцентом:

— Я не повезу ребёнка без специального оборудования.

Он тянул слова. Некоторые буквы выговаривал неправильно. Я это слышал.

— Повезёшь, — жёстко парировал Борис, усевшись рядом с мамой.

Я не видел его выражения лица, но понимал — он умеет убеждать. Таксист больше и слова не сказал, просто взял и поехал.

Поездка выдалась на удивление тихой. Мать Бори молчала, устремив взгляд в окно. Боря тоже не проронил ни слова, лишь изредка поглядывал на мать, словно опасаясь, что ей станет хуже.

Я же продолжал буравить её взглядом, пытаясь разгадать загадку, скрытую за этой маской равнодушия. Что с ней? Почему она такая?

В какой-то момент она повернулась ко мне и слабо улыбнулась. Её глаза на мгновение оживились, словно в них промелькнула искра понимания:

— Ты особенный, да? — прошептала она еле слышно.

Я вздрогнул. Неужели она догадывается? Но тут же её взгляд снова потух, и она отвернулась, оставив меня в полном недоумении.

Приехали мы в какое-то обшарпанное здание. Больница? Возможно.

От него веяло безысходностью и запахом хлорки. Боря помог матери выйти из машины, и мы направились внутрь. Внутри было ещё хуже: тусклый свет, облупленная краска, уставшие лица врачей.

Тиран посадил мать в какое-то подобие инвалидной коляски. Меня — ей на руки и повезли по длинным коридорам.

Мне было крайне некомфортно сидеть там. Меня не покидало ощущение, что женщина может меня выронить. Уж больно слабой она казалась. Чертовски слабой.

Мы остановились возле кабинета номер семь.

Никаких пояснений о том, какой там врач или что-нибудь подобное.

Здесь была какая-то неописуемая аура. Мне не нравилось в этом месте. Почему? Да сам не знаю.

— Приехали, — пробормотал Борис. — Готова, мам?

Она ничего не ответила.

Боря постучал в дверь, и из-за неё донеслось нечто среднее между хрюканьем и скрипом двери:

— Войдите!

Тиран скривился, видимо, очень не хотел услышать что-то плохое в результате обследования, но дверь открыл.

В кабинете пахло старостью, лекарствами и… котами?

За столом сидел врач. Толстый, лысый, с красным лицом и тройным подбородком, он больше напоминал карикатуру на доктора, чем настоящего медика. На носу у него красовались очки в роговой оправе, сползающие на самый кончик носа. Он окинул нас сонным взглядом и пробурчал:

— Ну чего встали, проходите. Кто тут у нас на прием?

Боря закатил глаза и подтолкнул коляску вперед.

Врач мимолетно оглядел мать Бори, потом меня, сидящего у нее на руках, и его лицо расплылось в улыбке, открывая вид на пожелтевшие зубы.

— Ого! А у нас тут пополнение! Чей, твой? — он покосился на Борю. — Когда успел? Тебе ведь всего шестнадцать.

«Да ты чё, презренный раб медицины, — меня пучило от возмущения. — Мы даже не похожи!»

Боря лишь процедил сквозь зубы:

— Подкидыш. И это… не ваше дело.

Врач хмыкнул, но спорить не стал. Он достал из-под груды бумаг какую-то потрепанную папку и, надев очки поудобнее, начал ее изучать.

Время от времени он бросал на мать Бори беглые взгляды, что-то бормоча себе под нос. Я же продолжал сверлить его взглядом, чувствуя нарастающее раздражение. Этот тип мне не нравился.

Наконец, врач оторвался от бумаг и посмотрел на Борю:

— Так, значит, ухудшение. Понятно. Что ж, посмотрим, что можно сделать. А это что за чудо у нас? — он снова посмотрел на меня, и его улыбка стала еще более неприятной. — Давно с вами? Кто подкинул? Мать-одиночка?

«Эй, дядька медик, тебя это вообще беспокоить не должно! Тебе тут на осмотр принесли больную женщину, чего тебе от меня надо?»

Мужик, тем временем, сверлил меня взглядом, словно конфету какую-то увидел. Странный тип. Очень странный.

Боря, явно теряя терпение, ответил:

— Недавно. И давайте уже к делу, у нас нет времени.

Врач пожал плечами и, кряхтя, поднялся со своего кресла. Он подошел к матери Бори и начал ее осматривать. Щупал руки, смотрел в глаза, задавал какие-то вопросы, на которые она не отвечала. Затем…

Он взял корзинку!

АТПУТИ! ТЫ МНЕ НЕ НРАВИШЬСЯ!

Потыкал в мою щеку своими толстыми, влажными пальцами.

— Интересный экземпляр, — пробормотал он. — Очень интересный. Ну ладно, посмотрим, что к чему.

Я сжал кулачки, насколько это было возможно в моем младенческом состоянии. Этот тип вызывал у меня стойкое отвращение.

Его прикосновения были липкими и неприятными, а взгляд — оценивающим, словно я был экспонатом в кунсткамере. Боря, кажется, тоже не был в восторге от происходящего.

— Ребенка на базу. Сам — занимайся мамой.

Врач, наконец, отступил и снова уселся за свой стол. Он что-то быстро записывал в папку, изредка поглядывая на меня. Потом он поднял голову и произнес:

— Что ж, с вашей матерью все более-менее понятно. Год, а может, и два от силы.

Боря побледнел. Не ожидая такого вердикта, он молча смотрел на врача, пытаясь переварить услышанное. Мать же, казалось, и вовсе не обратила внимания на его слова. Она продолжала смотреть в одну точку, словно ничего не слышала.

— Что вы можете предложить? — наконец выдавил из себя Боря. — Есть какие-нибудь варианты?

Врач пожал плечами.

— Поддерживающая терапия. Обезболивающие. Ну и… моральная поддержка, конечно. Чудес не бывает.

Боря сжал кулаки. Я чувствовал его злость, его отчаяние. Ему было всего шестнадцать, а на его плечи свалилась такая тяжесть.

Возможно, кое-что у нас всё же было схожее…

— Ладно, — буркнул Боря. — Что-нибудь выпишите?

— После осмотра, — пожав плечами, ответил врач. — Пройдёмте в общую палату. Придётся подождать.

И он не соврал. Когда мы прибыли в более унылое место, на шестнадцать коек, где были такие же люди, как и мама Бориса, мне стало максимально некомфортно.

У каждого был такой же пустой взгляд, как и у нее. И тут я понял, что это обозначает: взгляд умирающего человека.

Блин, Боря, зачем ты меня сюда притащил? Тут мрачно. Мне тут не нравится.

И врача пришлось ждать около часа. За это время я искренне пытался поспать, но не получалось. Слишком уж тут было «тяжело». В какой-то момент я плюнул на обстановку и вернулся всем вниманием к лежащим.

Подобрал под себя одеяло, запихнул его за голову, чтобы не было так тяжело держать головку, и поднял ее, разглядывая каждого.

На Борю было страшно смотреть.

Боря сидел рядом с мамой, держа ее за руку. Его взгляд был устремлен в никуда, словно он пытался найти ответы в пустоте.

Лицо его было каменным, но я чувствовал, как внутри него бушует буря. Я видел, как он сглатывает, как дергается его подбородок. Он старался держаться, но я знал, что ему очень тяжело.

Наконец вернулся врач. Он протянул Боре какие-то бумаги и, не глядя ему в глаза, пробормотал:

— Вот, это рецепт на обезболивающие. И… давайте посмотрим, что с общим состоянием.

Вот тут случилось нечто. Я не знаю, что именно произошло, но врач изменился во взгляде, когда сел на Борино место.

От тюфяка с подбородками и толстыми пальцами не осталось и следа. Словно врач изменился: стал подтянутее, глаза загорелись, руки стали сильнее.

Он осторожно щупал руки и голову матери, при этом облизывался!

Реально облизывался!

Ты чего это там, врачишка, делаешь такое? Ау, что с тобой?

А затем я увидел темноту. Над головой матери тирана появилось нечто: дымка, дым, который обволакивал ее волосы.

И никто, кроме меня, этого не видел.

Я вжался в корзинку, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Что это? Неужели мне кажется?

Но нет, дымка становилась все плотнее, сгущаясь вокруг головы матери Бори. Врач тем временем продолжал свой осмотр, его глаза горели каким-то нездоровым огнем. Он словно не замечал ничего вокруг, полностью сосредоточившись на своей пациентке.

Внезапно мать Бори дернулась и открыла глаза. В них больше не было пустоты, их наполнял ужас. Она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь хрип.

Врач приложил палец к ее губам, призывая к тишине, и наклонился к ее уху, что-то шепча. Я не мог расслышать слов, но чувствовал, как от этого шепота по моей коже бегут мурашки.

А ее глаза вновь стали пустыми.

Дымка над головой женщины начала пульсировать, словно живая. Она становилась все темнее и зловещее, затягивая в себя остатки жизни.

Я попытался закричать, предупредить Борю, но из моего младенческого рта вырвался лишь писк. Боря, поглощенный своими мыслями, ничего не замечал. Он сидел, неподвижно глядя в пол, словно окаменев.

Врач отстранился от матери Бори и окинул меня победным взглядом. Его глаза светились триумфом, а на губах играла зловещая улыбка.

Он снова был похож на того толстого, противного доктора, но теперь я знал, что это лишь маска. Под ней скрывалось нечто гораздо более страшное.

— Да, улучшений нет, — с легкой улыбкой сказал врач. — Думаю, вам стоит приехать через неделю-две, после курса небольшой терапии.

Он достал из нагрудного кармана блокнотик и начал там яростно что-то писать.

— Лекарства дорогие, но они продлят состояние вашей матери.

Боря лишь кивал. Я офигевал.

Это вообще что сейчас было? Кто этот врач и что за дым я видел⁈

Когда врач ушёл, я понял, что…

«Это ещё что? — я пялился во все стороны, теперь видя эту дымку на всех остальных пациентах. — Это что⁈»

Дымка. Она была повсюду. Над каждой головой, над каждым телом, лежащим в этой унылой палате.

Она колыхалась, пульсировала, словно живая, вытягивая из этих несчастных последние крохи жизни. Я смотрел на них, и меня охватывал ужас.

Они все были обречены. И этот врач… он был связан с этим.

Только вот, как⁈

Боря сидел рядом с матерью, держа ее за руку, и ничего не замечал. Он был слишком поглощен своим горем, чтобы увидеть то, что видел я.

— Пойдём, — пробормотал Борис. — Пожрать бы… хотя аппетита что-то нет.

Новости, которые пришлось сообщить Наташе, были слишком печальными. Боря, и без того поникший после всего услышанного, казалось, был готов орать. Он не давал волю своим эмоциям, никогда.

А тут…

— Чего агукаешь? — безразлично спросил парнишка, глядя на ворочавшегося в корзинке Гуглю. — Покормить?

Малыш тут же притих, пялясь на него своими огромными глазами.

— Пучит?

Малыш ничего не ответил.

— Покакал?

Малыш молчал.

Боря сглотнул ком в горле, стараясь не смотреть на Наташу. Она сидела, сгорбившись, у окна, и казалась такой хрупкой, словно фарфоровая кукла, случайно забытая под дождем.

Он знал, что сейчас любое слово, любая попытка утешения прозвучат фальшиво и только усилят ее боль.

— Знаешь, Гугля, а ведь тебе везёт, — Боря вдруг заговорил с ребенком, стараясь переключить свое внимание. — Тебе хорошо. Лежишь, пердишь, срёшь, орёшь. Никаких забот, ни работы, ни волнения за родителей, ничего. Не жизнь, а сказка! Вот скажи мне, Гугля, что лучше, обосраться и лежать в говне или испытывать колики?

В этот момент Наташа резко обернулась. В ее глазах стояли слезы, но в уголках губ появилась слабая улыбка.

— Боря, ну что ты несешь? Что за глупые вопросы?

— Да я так, — еле-еле улыбнулся Борис. — Обстановку попытался разрядить.

— Не получилось, да?

Он подошел к Наташе и осторожно обнял ее за плечи. Она прижалась к нему, и он почувствовал, как ее тело дрожит. Боря молча гладил ее по спине, не зная, какие слова подобрать.

— Все будет хорошо, Нат, — прошептал он, хотя сам не верил в это. — Мы справимся. Вместе.

Наташа отстранилась и вытерла слезы.

— Да, ты прав. Справимся. Главное, сейчас быть рядом с мамой. А ты… ты как? Тебе ведь тоже тяжело.

Боря пожал плечами.

— Со мной все нормально. Я же мужик. Чё я, не справлюсь? Ты глвное сама не раскисай.

Он покосился на Гуглю и хмыкнул:

— Вон, даже спиногрыз красавчик, не подкачал. Всю дорогу молчал, словно язык проглотил.

Гугля, словно понимая, что о нем речь, выдал громкий пук. Боря и Наташа переглянулись. Этот нелепый звук словно прорвал плотину напряжения, скопившегося в комнате.

— Ну вот, хоть что-то полезное сделал, — Боря зажал нос. — Хоть как-то разрядил обстановку. Мужик! Может, тебя это, на телевидение продать? «Гугля-пукальщик — король юмора в подгузнике!» Звучит?

Как оказалось, не звучало. Гугля, услышав идею, надул щёки.

Наташа идею не оценила.

— Боря, прекрати, — Наташа слегка толкнула его в плечо. — Ты как маленький, ей-богу. Какие телевидение, какие пукальщики? Лучше скажи, что мы будем делать? Денег у нас не так много, а лекарства, как ты сказал, дорогие.

Боря нахмурился, его лицо снова стало серьезным. Он знал, что Наташа права. Финансовый вопрос стоял остро, и откладывать его решение было нельзя.

— Подумаем, — ответил он, стараясь говорить уверенно. — Что-нибудь придумаем. Наверное, я попробую подработку найти. Ещё одну… Что угодно. Главное, чтобы маме было лучше.

Неожиданно в комнате раздался слабый писк. Это Гугля решил напомнить о своем существовании. Боря подошел к корзинке и заглянул внутрь. Малыш смотрел на него своими огромными глазами, словно что-то хотел сказать.

— Чего тебе, спиногрыз? Тоже переживаешь? — пробормотал Боря, чувствуя, как в груди поднимается волна нежности. — Ладно, не переживай. Надо бы вообще из тебя мужика сделать! Нат, — он обернулся к сестре, которая смотрела на него как-то обреченно. — Давай я его тренировать начну, а? Научу ходить. А потом листовки раздавать будет! Тоже заработок!

— Это не так работает, — тихо ответила та и вышла с кухни.

Боря тем временем обратился всем вниманием к карапузу. Сел напротив него и разглядывал:

— Чё, качаться будем? А? Ты прикинь, сколько ты листовок сможешь раздать? Кто малому откажет?

Гугля в ответ лишь пускал слюни и сосредоточенно разглядывал потолок. Боря вздохнул. Ладно, с тренировками пока повременят. Но идею с заработком отбрасывать не стоило. Малыш — это мощный инструмент манипуляции. Главное — правильно его использовать.

А затем раздался звонок в дверь.

— Кого ещё принесло? — именно с этими словами Борис вышел с кухни, оставив младенца в корзинке на столе.

Боря открыл дверь и обомлел. На пороге стояла странная парочка.

Мужчина, похожий на высушенную воблу, в мятом пиджаке и с безумным взглядом, и женщина, вся в леопардовых лосинах и с огромным бантом на голове.

— И-и-и-извините, — протянула женщина, картавя, — мы не туда попали? Нам тут сказали, тут это… ну, младенчик один не находился?

Боря молчал, переваривая увиденное.

«Чё за ряженые?» — пронеслось у него в голове.

— Э-э-э… — выдавил он наконец, — а вы, собственно, кто будете? И что за младенчик такой? У нас тут вроде никто не терялся.

Мужчина шагнул вперед и, заикаясь, проговорил:

— Мы… мы родители! У вас наш малыш? Такой маленький, пухленький, да с голубыми глазами?

В этот момент из кухни донесся громкий плач. Боря и «родители» переглянулись.