Риск Королевы

Хитрость

“А вы знаете, что на НАБУ официально нет тюрьмы?- Простодушно сказал Панака. Девушка, сидевшая напротив него за столом, закатила глаза.

“Только потому, что мы посылаем всех на Луну, - ответила она. Она говорила тщательно выговариваемым тоном человека, который модулирует свой естественный акцент.

- Вот именно, - сказал Панака. - Просто чтобы нам обоим было ясно, к чему это приведет.”

Второе закатывание глаз было чуть менее уверенным в себе.

Панака нашел Рабене Тонсорт в списке отчисленных из одной из самых престижных школ НАБУ. Судя по ее послужному списку, она блистала в самых разных жанрах-от музыки до актерского мастерства и скульптуры. Учителя хвалили ее творческие способности и способность к адаптации. Одноклассникам—у нее было мало друзей-нравилось работать с ней, поскольку она всегда добивалась результатов. Школьные администраторы вышвырнули ее, когда выяснилось, что она делала фальшивые картины в школьном подвале. Несколько других студентов были под подозрением, но единственное веское доказательство, которое кто-либо когда-либо нашел, связывало всю операцию с Рабене.

“Я вижу, вы довольно опытная мошенница, - продолжал Панака. - Или вы конгёрл?”

Дети НАБУ, как правило, были вундеркиндами. Логично было только то, что некоторые из них двигались в странных направлениях.

“Это был школьный проект, - запротестовала Рабене, и ее акцент проскользнул сквозь трещины эмоциональной реакции. "Мы должны были провести исследование художественной эпохи по нашему выбору. Это было прямо в учебном плане.”

“Вы не должны были продавать результаты, - сказал Панака. “И вы, конечно же, не должны были говорить инопланетянам, которым вы их продали, что они были подлинниками.”

Рабене ничего не ответила.

“Чего я не понимаю, - продолжал Панака, - так это того, что вы можете делать все, что захотите. Художник с вашей универсальностью появляется раз в поколение, если нам повезет. У вас есть весь НАБУ в ваших руках, а вы выбираете это.”

Не было никакой реальной опасности, что Рабене отправят на Луну, но Панака не собирался говорить ей об этом. Школа, не желая признавать, что воспитала преступника, просто вынудила ее бросить учебу. Ее даже не исключили из школы.

“Почему бы вам не стать легальной актрисой?- Спросил Панака. НАБУ шло по трендам, как и везде, и театр в настоящее время был самым популярным.

“Я не люблю играть роли, которые написали другие люди, - сказала Рабене. Возможно, это даже было правдой, поэтому Панака решил с этим смириться.

“А что, если это была бы часть вашей жизни?- сказал он.

Он постарался произнести это как можно небрежнее, оставив как можно больше на волю ее воображения. Она тут же подалась вперед.

“Я не буду информатором, - прошипела она.

Рой рассмеялся. Настоящим, искренним, неподдельным смехом. Это было совсем не то, о чем он говорил, и по какой-то причине ее полное отрицание позабавило его. Слишком поздно он осознал, что, возможно, слишком много выдал, но, честно говоря, он так давно не смеялся, что ему было почти все равно.

“Я не прошу вас быть информатором, - сказал он. “На самом деле это не имеет никакого отношения к вашим предыдущим неосторожностям. У вас просто есть несколько талантов, которые меня интересуют, и никаких других предложений на данный момент.”

“Я слушаю, - сказала она.

Панака делал все свои выборы очень тщательно. Одна девушка была исключена из рассмотрения, потому что ей не хватало координации рук и глаз, чтобы стрелять из бластера. Несколько других были уже слишком хорошо известны в сообществе искусств НАБУ, чтобы исчезнуть незамеченными. Рабене могла быть немного грубой по краям, но в остальном она была совершенством, и Панака не возражал иметь что-то, чтобы держать ее в критической ситуации.

“Это работа Службы безопасности, - сказал Панака. “Вам будет поручено защищать одного человека,и эта защита распространится на выполнение обязанностей по дому.”

Оно было достаточно расплывчатым.

- Например, стирка и уборка?- Спросил Рабене.

- Если обстоятельства того потребуют.- Панака понятия не имел, что Амидала собирается делать со своими служанками, когда они у нее появятся, хотя и сомневался, что их обязанности будут мирскими.

“Но это очень громко сказано, - задумчиво произнесла Рабене. “Так высоко, что вы не можете сказать мне, кто это.”

“Нет, пока я не получу некоторого указания на вашу надежность или преданность делу, - признался он.

- Пожалуйста, капитан, - сказал Рабене. “Вы офицер королевской службы безопасности. Возможно это может быть не так уж много людей.”

Панака рассеянно подумал, сколько раз в ближайшие дни его перехитрит девочка-подросток.

- Хорошо, - сказал он. “Вы имеете некоторое представление о ставках. У вас есть некоторое представление об ответственности. Я хочу, чтобы вы сделали это, потому что вы хороши в том, в чем она не сильна.”

- Обмане, - сказал Рабене.

- Вот именно, - сказал Панака. “Я хочу, чтобы вы заставили систему работать. Чтобы научить ее прятаться на виду и сливаться с декорациями на стенах. Я хочу, чтобы вы следили за тем, что она не умеет делать. Я хочу, чтобы вы научили ее, как распознать фальшивку, как поговорить с кем-то и заставить его доверять ей, не полагаясь на ее сострадательное сердце.”

“Ее избрали королевой, - сказала Рабене. “Не может быть, чтобы она не знала, как сделать хотя бы что-то из этого.”

“Может быть, и так, - сказал Панака. “Но я хочу, чтобы вы сделали это частью ее арсенала, а не тем, к чему она прибегает только в крайнем случае.”

Рабене долго смотрела на него. Панака не был уверен, что она искала, но что бы это ни было, это было ясно по ее лицу в тот момент, когда она нашла это. Она была у него. Что бы ни приготовила Амидала с остальными, у него будет одна служанка, на которую он сможет положиться. Это заставляло его чувствовать себя немного безвкусно—она была всего лишь девушкой, в конце концов—но это была планетарная безопасность, и Панака не оставит ничего на волю случая. Это было единственное, что он мог контролировать.

“Очень хорошо, капитан Панака. Я согласна, - сказала она. Она улыбнулась ему, вся такая нежная и легкая, и он не обманулся ни на мгновение. “Я научу вашу пчелиную матку пользоваться своим жалом.”