Римлянин. Книга третья

Глава XVII. Вольница

//Королевство Дания, г. Копенгаген, 13 января 1748 года //

— Разобрать цели! По моему сигналу! — командовал центурион Гейдрих. — Огонь!

Дистанция до целей — четыреста метров. Смешная дистанция для их винтовок, но для датского ополчения — что-то невероятное.

Стелла выстрелила, опустила винтовку, извлекла из патронташа новый патрон, дунула в ствол винтовки, засадила туда патрон и закрыла затвор.

Игольное воспламенение показало себя ненадёжным, что выяснилось в ходе интенсивных городских боёв, поэтому каждой деве-легионеру в срочном порядке выдали по пять игл для оперативной замены бойков прямо во время боя. Над проблемой в Промзоне работают, во всяком случае, так говорят интенданты, но пока приходится чинить винтовку каждые сто выстрелов. Неудобно, опасно, но зато скорострельность превосходит любое оружие датчан.

Вчера Стелла видела кое-что невероятное.

Остров Фюн они взяли легко, ведь в Оденсе не было значительных сил датчан и каких-либо укреплений. Но проблемы начались в городе-крепости Нюборг. Крепостные валы были мощными, специально спроектированными для отражения штурма под интенсивным артобстрелом. Но это полбеды. Вторая половина была в том, что пролив сторожили бомбардирские корабли датчан. Они почти безнаказанно обстреливали позиции легионеров и конца этому не виделось.

И тут из Киля прибыли новые корабли. Всего четыре, но этого оказалось достаточно.

Эти корабли оказались большими беспарусными судами, ошибочно принятыми Стеллой за каботажные баржи. Но спустя несколько часов сближения с недоумевающим датским флотом эти «баржи» показали своё истинное предназначение.

Девы-легионеры из разведывательных когорт разнесли слух, что кильские корабли были покрыты железом и снабжены длинноствольными орудиями, по одному на корабль.

Датчане начали обстрел и применили хитрые манёвры, но это тщетно. Ядра и бомбы не пробивали железную броню кораблей, а вот их орудия стреляли зажигательными снарядами, за три часа боя отправившими весь бомбардирский флот зарвавшихся скандинавов на дно.

Один из кильских кораблей ушёл на дно из-за повреждений, но остальные встали на внешний рейд у Нюборга, начав обстрел порта.

Стелла раздобыла подзорную трубу и вдоволь насмотрелась на новые корабли: основу они имели деревянную, но их обильно обшили толстыми листами железа. Движение они осуществляли с помощью паровых двигателей, но иного Стелла и не ожидала. Даже она, лишь мельком знакомая с Промзоной, знала, что если куда-то можно присобачить паровой двигатель, то в Промзоне это уже сделали и не раз. Слышала от одной говорливой девицы из артиллерии, что по городу Эгиде по чугунной дороге ходит диковинная повозка на паровом двигателе, возящая пассажиров. Стоимость проезда от края города к другому краю — двадцать грошенов. Дорого, но от желающих, должно быть, нет отбоя. Стелла бы потратила такую приличную сумму хотя бы пару раз.

«Если они на повозки двигатели ставят, что на корабли сам Бог велел», — подумала она.

И вот сегодня они, под прикрытием новых кораблей, на баржах, переправились на Зеландию, где датчане встретили их ополчением и остатками регулярной армии.

Война близилась к завершению, но ещё не взята столица.

Что думала Стелла о дальнейшей судьбе Дании?

Для всех лучше будет, если Карл Фридрих, их маленький генерал, возьмёт над ней власть. Император сказал ему когда-то: я позволю тебе стать королём только тогда, когда ты сможешь завоевать для себя королевство. И тут выходит, что складывается один к одному, как на взгляд Стеллы. Датчан они додавят, там останется только Норвегия, но все норвежские войска вот здесь, на поле перед Копенгагеном. Вот и получается, что препятствий для становления Карла Фридриха датским королём просто нет.

Стелла уже подала заявку на вступление в охранную манипулу Карла Фридриха. Шансы очень высоки, ведь она уже получила медаль Мужества III-й степени. Мало кто может похвастаться такой медалью, так как в целом боевые действия ведутся грамотно и места для героизма просто нет. Тем не менее, Стелле повезло и она рассчитывала использовать своё везение для продвижения по карьерной лестнице.

Охрана будущего короля — это ведь безопасно, без кровавых перестрелок, когда лёгкие горят от порохового дыма, без артобстрелов, пыли, грязи и прочих неприятных вещей, случающихся с легионерами.

Конечно, кто-то может попытаться убить Карла Фридриха, но Стелла уже выучила специальную инструкцию по охране высокопоставленных лиц. Инструкцию удалось получить у интенданта, выменяв её на три десятка брикетов шоколада из индивидуальных рационов. Пришлось отдать четыре месячных зарплаты, но если дело выгорит, то всё окупится многократно. Легионерам охранной манипулы платят базовую ставку за звание плюс пятьдесят процентов. И по мере роста званий бонусный процент сохраняется и примипил-центурион может получать до 400 рейхсталеров ежемесячно, если проходил курсы повышения квалификации и «закрыл» все классы на предыдущих должностях. Безумные деньги. «Грязными» выходит 4800 рейхсталеров в год. Если учесть снабжение за счёт государства, то можно откладывать все эти деньги в Банке курфюршества Шлезвиг и выйти на пенсию баснословно богатым человеком. Дело определённо стоит того. И жалкие четыре легионерские зарплаты выглядят сущей мелочью на фоне того, что может заработать Стелла на должности легионера-стража.

Но эти мысли можно оставить на потом. Сейчас — бой.

До противника двести метров.

Стелла вскинула винтовку, прицелилась и удачным выстрелом взорвала голову датскому солдату с барабаном на груди. Целилась она в грудь, но это всё ещё можно считать удачным выстрелом.

Хрипят винтовки, гаркают гаубицы, а датчане маршируют к своей смерти.

//Свободная республика Мексика, г. Мехико, 13 января 1748 года //

Мейзель подошёл к бочке с вином, открыл кран и наполнил бокал до краёв.

Сегодня у него официальный выходной, поэтому можно расслабиться. Завтра воскресенье, поэтому можно даже поусердствовать со спиртным.

Вода тут дерьмовая, заразная, но Георг полностью перешёл на разбавленное вино и легионеров на него перевёл. Вспышка дизентерии подорвала боеспособность седьмой когорты подчинённого ему легиона IX-го «Sociis», но распространение на соседние когорты удалось предотвратить, чем, собственно, и занимался весь вчерашний день Мейзель. И прошлую неделю тоже.

IX-й легион назвали «Sociis», то есть «Союзническим», совершенно не просто так: он полностью, за исключением командных должностей всех уровней, состоял из коренных обитателей Мексики, то есть разного рода и племени индейцев. Причём испанцев не брали. Последнее было продуманным решением, пришедшим из Шлезвига, лично от Зозим. Она посоветовала брать исключительно аборигенов в знак чистых намерений перед народом Мексики. Зозим аргументировала необходимость такого подхода высокими шансами завоевания народной поддержки, что облегчит приведение этого региона под полный контроль, без особого сопротивления. Ведь испанцы в Мексике теперь на птичьих правах, могут лишь злобно поглядывать со своей никому не нужной Кубы.

Нет, Куба Мейзелю была нужна. Только вот достать её при таком превосходстве испанского флота было практически невозможно. Зозим обещала разобраться с морским доминированием, но это дело долгое. Настолько долгое, что Георгу не верилось в осуществимость этого при его жизни.

А так, северные и южные границы Мексики надёжно перекрыты крепкими фортами, ради которых пришлось разобрать несколько ацтекских храмов на юге и город Кортасар на реке Рио-Гранде. Маловероятно, что кто-то сунется в Мексику, чтобы огрести от легионов, но в будущем планируется поход на Юкатан, чтобы освободить народы майя, поэтому предыдущие завоевания нужно как-то защищать.

В дверь комнаты деликатно постучали.

— Капитан, — раздался голос адъютанта. — Прибыло письмо из метрополии. И посланник от чонтальских майя.

— Письмо расшифровать, — приказал Мейзель, убирая кружку в стол. — Посланника запустить.

Георгу пришлось выучить испанский язык, чтобы хоть как-то разговаривать с местными. Аборигенские языки он учить даже не пытался, потому что их тут слишком много и изучение одного не гарантирует понимания остальных. К тому же, они движутся на юг слишком быстро: год назад надо было учить науатль, а сейчас нужно учить языки майя, содержащие в себе десятки диалектов.

Но испанцы, можно сказать, создали альтернативу в виде испанского языка, выступающего в Мезоамерике чем-то вроде лингва франка. Многие науа и майя понимают и говорят на испанском, поэтому легионам в общем, в частности штаб-капитанам по взаимоотношениями с местным населением, приходится учить испанский.

Мейзель быстро выучил испанский, оказавшийся в чём-то родственным классической латыни, поэтому проблем с коммуникациями не испытывал.

В комнату вошёл некий тип в национальных одеяниях майя. Он встал в центре комнаты и поклонился.

— Приветствую тебя, капитан Георг Мейзель, — произнёс посланник. — Меня зовут Нуун-Нун-Кавиль. Мой отец — Балах-Нун-Кавиль, правитель славного народа чонталь-майя.

— Здравствуй, — кивнул ему Мейзель и указал на стул. — Проходи, садись.

Посланник сел на стул и ожидающе уставился на Георга. Тот же недоумевал. Складывалось впечатление, что это он пришёл к этому Нуун-Нун-Кавилю.

— С какой целью ты прибыл к нам? — решил прервать паузу Мейзель.

— Мой отец передаёт слова благодарности за истребление заокеанских захватчиков, — сообщил Нуун-Нун-Кавиль.

Истребление — это не совсем то слово, но со стороны может показаться именно так. На самом деле Мейзель позволял испанцам грузиться на корабли и уплывать на Кубу или иные острова под испанской властью, но с военными не церемонился. Вообще, военные действия в Мексике нельзя сравнить с североамериканскими: в бывших Тринадцати колониях легионы оставили многие тысячи массовых захоронений английских колонистов, а в Мексике они исчисляются многими сотнями.

И это не значит, что Мейзель стал мягче или гуманнее. Просто мексиканские аборигены, потомки кровожадных науа, лучше организовывались и сколачивали вооружённые банды, склонные к истреблению своих поработителей. Система пеонажа чётко разделила колониальное общество на свободных испанцев-помещиков и загнанных в долговую кабалу ацтеков-пеонов. Эта система настолько доконала аборигенов, что они с удовольствием выполнили всю неприятную работу за легионеров. А вот в Северной Америке примитивные племена индейцев истовой ненависти к англичанам не испытывали, так как ещё не успели полноценно хлебнуть от них горя, поэтому пришлось легионерам поработать топорами и штыками.

Пеонаж был жестокой системой, мало отличающейся от европейского крепостного права. Местные к такому не привыкли, но терпели, так как испанцы жестоко подавляли любые попытки неповиновения. И когда вдруг появилась возможность безнаказанно отомстить… Потомственные науа отомстили. В Мексике, по мере продвижения, легионы сталкивались с полностью освобождёнными городами, где установившаяся власть из коренных народов уходила под руку легионов.

Секрет успеха шлезвигских легионов, в деле взаимопонимания с коренными народами, таился в декларации намерений. В отличие от испанцев и иных колонизаторов, у Мейзеля с собой была императорская декларация «О судьбе свободных народов Мезоамерики». Там недвусмысленно устанавливалась политика Российской империи, королевства Швеция и курфюршества Шлезвиг в отношении коренных народов Мезоамерики.

После освобождения от гнёта испанцев и прочих понаехавших колонизаторов, народам Мезоамерики, всем без исключения, даруется суверенитет и право на самоопределение.

В каждом новообразованном государстве будут учреждены Сенат и Магистрат, состоящий из коренных жителей не менее чем на 50 %.

Каждое новообразованное государство получает вооружённые силы, сформированные по образу и подобию шлезвигских легионов.

Каждое новообразованное государство получит предложение вступить в будущий Независимый союз, где руководящую позицию будет занимать Сенат Шлезвига.

Сенаты и Магистраты уже учреждены, в них действительно не менее 50 % коренных жителей, но они в настоящий момент исполняют совещательную функцию. Мейзель не мог позволить вечные совещания во время войны.

Из-за незавершённой войны временно объявлено Чрезвычайное Положение, то есть управление государствами осуществляется функционерами из легионов Шлезвига. А вот как только будет заключён мирный договор с Испанией, власть перейдёт в руки Сенатов и Магистратов, а уже они проведут референдум и решат, стоит ли вступать в Независимый союз.

Как понял Мейзель, император хотел, чтобы коренные народы реанимировали свою культуру, при этом имея национальные легионы, говорящие на классической латыни. Далее они самостоятельно покончат с колониальными поползновениями Европы, а уже после этого можно постепенно интегрировать латинизированные государства в состав гигантской державы, построенной в Восточной Европе.

«Жаль, что он помер так неудачно…» — мысленно посетовал Георг.

Общей картиной с ним никто не делился, но амбиции императора проглядывались даже при взгляде со стороны. Это было что-то уровня Александра Македонского или даже Чингисхана, но с древнеримскими методами. То есть народы должны были подвергнуться преобразованию и романизации, чтобы не было больше причин воевать. Да и какие войны в рамках одного государства?

— Ты проделал такой большой путь только для того, чтобы передать слова благодарности? — недоуменно вопросил Мейзель.

— К счастью, нет, — улыбнулся Нуун-Нун-Кавиль. — Мой отец просит военной помощи против потерявших всякий страх испанцев, увеличивших налоги до непосильных величин. Народ страдает под их гнётом. Если всё будет идти, как идёт, то в следующем году нас ждёт страшный голод.

Мейзель читал сводки о плодородности земель Юкатана. На тамошних плантациях маиса, при должном уровне ирригации, можно получать два урожая в год. Вероятно, вице-король Новой Испании решил забирать у пеонов вообще всё, чтобы отбить потерю Мексики.

Ситуация для юкатанских майя отчаянная, раз они решили просить помощи у, вроде как дружелюбно настроенных, но заморских чужаков.

— Что мы получим взамен? — спросил Мейзель.

— Мы захватим город Накахука, примем условия вашей декларации, учредим Сенат и примем ваших людей для создания легиона, — ответил посланник.

«Юкатан…» — задумался Мейзель.

Были какие-то инструкции на случай вторжения в Юкатан. Он открыл сейф и начал перебирать папки. Нужный документ обнаружился на самом дне стопки.

Открыв папку, Георг начал изучать материалы. Тут имелись богатые сведения об этносах Юкатана, в частности говорилось и про чонталь-майя, называющих себя йоко т’ааноб. Южнее проживали родственные им целталь, многочисленные и богатые. Лучшей тактикой будет договориться со всеми значимыми этносами и обставить всё как всенародное приглашение легионов Шлезвига для решения майянских проблем с испанцами. И так будет ясно, что Шлезвиг так или иначе придёт на Юкатан, но для исследующих вопрос потомков всё будет не так очевидно. Сложно подделать исторические факты при наличии сотен копий документов и минимум трёх оригиналов.

— Хорошо. Я склонен принять это предложение, — кивнул Георг. — Но договор заключим с твоим отцом. И будет у меня для тебя одна просьба…

Посланник получил в итоге подробные инструкции к действиям его отца на международной арене. Если удастся договориться с представителями всех майя, то Юкатан падёт в руки Шлезвига за считаные месяцы.

«Надоело мне здесь», — подумал Мейзель. — «Хочу обратно в Шлезвиг».

//Российская империя, окрестности г. Нижний Новогород, д. Кстово, 19 октября 1747 года//

Человек стоял у дома крестьянина-халупника (1) Укупова и наблюдал за проходящей мимо толпой.

Народные гуляния были начаты в честь очередного чудесного спасения Лжепетра. Этот «Пётр III» умудрился разбить отправленные императрицей Екатериной II войска и теперь отчаянно праздновал.

Праздновать особо было нечего, так как к Нижнему Новгороду прибыло хорошо, если 20 % от отправленных войск. Остальные дезертировали, умерли или присоединились к мятежникам. Неудивительно, что лояльные императрице войска в итоге были разбиты и рассеяны, а Лжепётр объявил о «чудесном спасении».

Человек догадывался, чего от него захочет Бездна. Вероятно, нижегородский Лжепётр должен умереть.

Впрочем, ничего нового.

В деревне Кстово они застряли из-за Бирона. Бирон уже не молодой, шестой десяток скоро разменяет, поэтому болезни беззаботной юности начинают проявляться в полной мере. Вот и подкосила его пневмония, вызванная длительным путешествием.

Формально они ещё не в Нижнем Новгороде, но человек туда не торопился. Отмеренные два месяца ещё не прошли, поэтому можно задержаться и дать Бирону время на излечение. Так-то человеку на него было плевать, но Бирон слишком полезен, чтобы бесславно подохнуть в пути. И пусть его предательство налицо, но он предал альтер эго, не умеющего обращаться с людьми, не человека.

Деревенские отнеслись к путешествующему дворянину настороженно, можно даже сказать, что недружелюбно. Несомненно, они уже донесли Лжепетру об этом визите, поэтому сразу следовало ждать гостей, но они всё никак не прибывали. Это напрягало, ибо нелогично.

Если уж ты взял власть в городе, то будь добр, реагируй на прибытие непонятных личностей. А раз этого не происходит уже третьи сутки, то следует полагать, что не всё у этого Лжепетра ладно в делах.

Человек оценил способ убийства предыдущего Лжепетра, засевшего в Саратове. Альтернативный Таргус Виридиан проявил несвойственную ему решительность, публично казнив самозванца прямо на главной площади. Выстрел в затылок уничтожил верхнюю часть черепа, но сохранил при этом лицо, чтобы ни у кого не было сомнений в личности Лжепетра. Мало кто захочет попытать удачу и повторить «успех» Лжепетра, увидев, как они обычно заканчивают.

Из деревенской халупы вышел охранник Бирона, Иван Бортников.

— Ваше Императорское Величество, — обратился он к человеку. — Герцог просит вас войти.

Человек кивнул и направился к халупе.

Сруб был четырёхстенным, из старой древесины. Простоял он, судя по ветхости брёвен, не меньше тридцати лет. Обычно русские селяне живут в домах до полной их непригодности, то есть пока не осыплется потолок, и не перекосятся стены. Далее возводят, как правило, неподалёку, новый сруб, что влетает крестьянам в копеечку, иной раз совсем уж неподъёмную. Поэтому жильё своё они берегут, ремонтируют его, защищают от жуков-древоедов, а также регулярно проливают соломенную крышу водой, чтобы не сгореть одной не очень удачной ночью.

Окна в срубе небольшие, с задвижной дощечками, именуемыми местными волоками. В холодную пору волоки задвигают, чтобы сохранить в помещении тепло. Тепло-то может и сохраняется, но взамен теряется какой-либо свет.

Крестьянский быт мрачен и уныл. Человек, окажись он обычным крестьянином, сделал бы всё, чтобы изменить для себя условия существования. А сейчас… Сейчас ему всё равно.

— Ваше, кх-кх, Императорское Величество… — заговорил Бирон. — Кажется, всё, добегался я…

Человек подошёл к нему и проверил температуру. Примерно тридцать семь градусов, что выше нормы, но несмертельно. При обычном течении пневмонии, насколько знал человек, температура достигает пика, а кашель из сухого перерастает в более интенсивный, но влажный. Сейчас же он наблюдал повышенную, но терпимую пневмонию, а кашель влажен и не императивен, то есть Бирон способен его сдерживать. Всё это значит, что он уверенно идёт на поправку, пусть и считает, что его песенка уже спета.

Человек достал дневник и начал писать в нём сообщение. Выйдя наружу, он подозвал Бортникова и передал ему дневник.

— Ваша Светлость, Его Императорское Величество говорит, что вы не умрёте, — передал охранник сообщение. — Наоборот, вы идёте на поправку.

— Правда? — с проснувшейся надеждой в голосе спросил Бирон. — Вы уверены, Ваше Императорское Величество? Кх-кх!

Человек кивнул.

— Слава Господу Богу нашему… — произнёс Бирон.

Истовая религиозность, особенно в моменты опасности, свойственная местным, начала раздражать человека. Истинным хозяином своей судьбы являешься ты, не бог, не чёрт, не некий невидимый ангел или таящийся в тенях демон. Ты.

Но нет же. Аборигены этого мира, в большинстве своём, живут в воображаемом мирке, где надо посещать церковь, есть метафорическую плоть своего бога, запивая её его метафорической кровью. Им обязательно надо отдавать часть своих денег жирным от изобилия попам, при этом имея довольно зверский налог от правительства. У них нет прав, доступных свободному человеку, а разного рода аристократы имеют над ними абсолютную власть. Даже обычные свободные крестьяне, то есть не входящие в категорию крепостных, не были по-настоящему свободными. Потому что любой суд рассудит конфликт между крестьянином и дворянином в пользу последнего. А если ты не можешь рассчитывать на справедливый суд в своей стране — ты не свободен. Крестьянам, на самом деле, было о чём задуматься, но они не задумывались.

Человек, когда придёт к власти, займётся реформированием этого многовекового болота. Первым делом надо провести урбанизацию, чтобы крестьяне начали вкалывать на заводах. Чтобы они могли работать на заводах, эти заводы нужно построить. Что нужно для строительства заводов? Деньги и специалисты. Насколько знал человек, специалистов у него много, как и денег. То есть строительство заводов здесь — это лишь вопрос времени и инвестиций.

Гиперборея Минор и Гиперборея Магна — это огромный, неисчерпаемый источник полезных ископаемых. Нельзя упускать эту землю из-под власти. Но чтобы осуществлять тут полную власть, нужно привести её в порядок.

Система, налаженная альтер эго, вполне рабочая и эффективная. Процессный подход — это то, что нужно для наведения порядка в этих краях. Но это далеко не всё.

Человек уже успел подумать над проблемами этих земель. И он выделил несколько неразрешимых для нынешнего правительства проблем.

Первая — коммуникации между городами. Дороги тут примитивные, грунтовые. Человек знал некоторых людей в родном мире, которых бы хватил инфаркт от ситуации с местными дорогами. Где асфальтированные трассы, железные дороги, длинные автодорожные мосты, тоннели и паутинообразные каменные тропы для пеших туристов? Нет, и никогда не было. Никто даже не пытался.

Вторая — неэффективность бюрократии. Пётр I создал свою табель о рангах, пытаясь упорядочить местную бюрократию, но в итоге лишь дополнительно её усложнил. Нет, это теоретически рабочая система, но на выходе получается злокачественная опухоль с метастазами, а не упорядоченная и оптимальная бюрократия. Половину бюрократов Российской империи можно поставить к стенке и расстрелять, а эффективность системы уменьшится не на 50 %, как можно было ожидать, а максимум на 10–15 %. Может, создатели этой бюрократии опасались массовых расстрелов, поэтому заложили избыточную численность персонала? Отнюдь нет. Просто нужно сосать деньги из государства, оправдывая своё существование никому не нужными писульками.

Третья — дикая неразвитость сельской местности. Как верно отмечено альтер эго: непонятно, чем занимается Русская православная церковь. Святоши могли бы быть полезны для повышения грамотности крестьян, чтобы человеку в будущем не пришлось тратить большие средства на обучение будущих рабочих заводов. Но увы, эти религиозные деятели даже города не до конца охватывают, поэтому селяне верят в старых богов и остаются неграмотными. Действительно, святош надо кончать, а землю и деньги забирать в госбюджет. Так будет лучше для всех.

Четвёртая — сомнительная надёжность границ. Эти вопросы решаются с помощью достаточного числа легионов-рипариан, единственной задачей которых является защита границ. Тогда отпадёт угроза от кочевников, всяких мутных типов с запада и так далее. Но чтобы кормить такие массы не пашущих и не сеющих людей, необходимо озаботиться развитием логистики, что упирается первую проблему России.

Пятая — соседи. Решение проблемы Таврии и Кавказа, осуществлённое альтер эго, импонировало человеку. Вот так и надо с остальными. Насколько мог судить человек, подобных соседей осталось мало: калмыки, каракалпаки, казахи, китайцы… Последние вызывали у человека гнев. Их надо уничтожить, пока не стало слишком поздно. А кочевников нужно усмирить и романизировать, сколотив подразделения эквитов-ауксилариев. Западная граница империи в безопасности, формально. Если удастся вернуть власть ещё и над «Священной Римской» империей, то окружающие соседи сильно потеряют в опасности. Уничтожить непонятное государство поляков — произойдёт объединение границ со «Священной Римской» империей. Потом взяться за Османскую империю. Опасность её высока, но отняв Балканы и спалив Константинополь, можно обезопасить османов на долгие годы. И вот тогда можно будет задумываться об освоении земель за Уралом. Там основная концентрация железа, меди, серебра и золота.

В принципе, решив эти проблемы, человек сможет создать нормальную промышленность, не зависящую от внешних поставок, а затем обратить её мощь на окружающие страны. Когда люди поймут, что говорить на латыни и впитывать в себя римскую культуру выгодно, вот тогда-то можно считать, что романизацию ждёт неизбежный успех.

В халупу без спросу вбежал ещё один охранник Бирона.

— Его Императорское Величество! — воскликнул он обеспокоенно. — Смерды собираются у дома!

Человек посмотрел на него вопросительно.

— Вооружены дрекольем, вилами, мотыгами! — пояснил охранник.

Это меняло дело.

Человек извлёк револьверы из кобур и направился на выход, одновременно взводя их.

Народ пока что не смел переступать метафорическую черту, где заканчивалась «безопасная зона», то есть низенькую ограду вокруг халупы Укупова.

Сам крестьянин Укупов обнаружился в толпе, вооружённый топором. Видимо, трёх копеек за постой оказалось недостаточно. Человек вернул оружие в кобуры, так как понял, что сразу нападать крестьяне не будут. Видимо, у них есть какие требования.

«Чего хотят?» — написал человек сообщение.

Иван Бортников, прочитав запись, повернулся к крестьянам. Он нервничал, так как такая толпа имеет все шансы задавить их массой. Человек не переживал. Он за минуту может нанести им столько ущерба, что они неизбежно падут духом и постараются сбежать как можно дальше.

— Чего хотите, люди? — спросил Бортников.

— Прочь из нашей деревни, дваряни! — раздалось из толпы.

— Какого рожна забыли тута?! — донеслась новая реплика.

«Скажи им, что если не прекратят непотребство и не разойдутся по домам — я убью их всех», — написал человек, доставая револьвер.

— Он говорит, что если вы не прекратите непотребствовать, то он убьёт вас всех! — неуверенно, но громко сообщил Бортников.

— Ты скажи этому человеку, что пусть катится себе дальше отсюда! — выкрикнула какая-то баба.

— Да, пусть катится себе дальше, а с нас хватит бояр и дворян! — вторила ей другая баба.

«Патронов жалко», — прислушался к ощущениям человек. — «Дипломатия может помочь сэкономить».

Он вновь взялся за дневник и начал писать новое сообщение.

— Он говорит, что мы уедем в город сегодня же, если вы не будете мешать, — озвучил прочитанное Бортников.

— Да! И поживее! — выкрикнули из толпы.

— Убирайтесь! — добавил кто-то ещё.

В толпе все герои.

Человек развернулся и направился в избу.

Любопытно, что Укупов в свой дом не вернулся, направившись с толпой к деревенской площади. Видимо, неудобно оставаться наедине с людьми, которых оскорбил. Ну или побоялся, не случилось бы чего.

«Мы выезжаем сегодня же», — написал человек и передал дневник Бортникову.

— Его Императорское Величество говорит, что мы выезжаем сегодня же, Ваша Светлость, — сообщил Иван Бирону.

— Но… как же? — вопросил больной герцог.

— Проблемы с крестьянами, Ваша Светлость, — ответил Бортников. — Или уезжать, или убивать их.

Человек начал собираться. Быстро погрузив свою небольшую поклажу, он забрался на крышу кареты и начал ждать.

В течение часа охрана собрала все вещи Бирона и погрузила в карету его самого. До Нижнего Новгорода ехать недалеко, поэтому человек рассчитывал, что Бирон не помрёт в дороге. Тем более, что его состояние существенно улучшилось, если сравнивать со вчерашней беспамятной лихорадкой. Организм стар, но крепок. В эту эпоху только по-настоящему здоровые дети переживают младенчество, поэтому были шансы на то, что Бирон проживёт достаточно долго и всё это время будет полезен человеку.

Крестьяне следили за тем, как они уезжают.

Рядом с человеком сидел Иван Бортников, почему-то считающий, что облечён августейшим доверием и имеет право делиться с ним своими мыслями.

— Охамели они совсем, Ваше Императорское Величество, — сообщил Бортников. — Где это видано, чтобы крестьяне открыто выступали против вековых устоев? Сюда бы пару полков карательных, чтобы вычистить заразу мятежа…

Человек никак на слова охранника не отреагировал. Он был погружен в свои мысли.

Что-то не складывалось в этой картине.

Самозванцы просто обречены делать акцент на своём знатном происхождении, а это обязательно благородная атрибутика и опора на аристократию, имеющую глупость выступить за самозванца. В ином случае это банальное крестьянское восстание, коих было уже много, и все они потерпели провал.

За простолюдином никто не пойдёт, а если пойдёт, то значит, что уже совсем накипело от невыносимой тягости бытия. Значит, уже неважно, что будет завтра, а вот сегодня можно оторваться на классовых врагах, ещё вчера жировавших на твоём труде. Завтра будет виселица, расстрел, хоть плаха, неважно. Сегодня можно убивать, сегодня никто не осудит.

Человек посчитал, что надо разбираться. Не должны крестьяне открыто хаметь перед вооружёнными людьми, если не чувствуют, что за ними сила. Ложно ли, правдиво ли, неважно. Если чувство превосходства есть — будет такая наглость. Они ведь как никто другой знают, что будет, если сюда придут полки карателей.

И что-то тут определённо не так.

Человек смотрел на приближающийся город, с его дымами, высокими зданиями в центре, бедными пригородами, а также шастающими по окраинным улицам людьми и некой атмосферой свободы.

Нижний Новгород блестел золотом церквей, выделялся красным кирпичом домов знати и мрачно зиял оконными провалами в ветхих халупах не очень успешных горожан. Разрыв в доходах можно было увидеть ещё на въезде.

Атмосферу его человек чувствовал кожей. И ему начало казаться, что он понял, что именно здесь случилось.

Примечания:

1 — Крестьянин-халупник — примерно то же самое, что и бобыль, то есть одинокий безземельный крестьянин, не несущий тягла, то бишь госналога, но имеющий жилище (халупу) и небольшой огород. Их было мало, но встречались.