Ревизор: возвращение в СССР 46

Глава 4

Москва, Лубянка

Румянцев уже давно сообщил генералу Вавилову о том, что ответ, полученный с Кубы от Ивлева, гласил «нет». Сделал он это по телефону.

«Считаю, что лично идти отнимать несколько минут у генерала не имеет никакого смысла, – подумал тогда он. – Тот явно не оценит такого шага».

Поэтому был очень удивлён, когда Вавилов вызвал его к себе сегодня.

«Интересно, – подумал он, – будем обсуждать, что ли, это „нет“ Ивлева на оказание ему помощи от нас? Вавилов, что ли, хочет, чтобы я предложил способы, как мы можем Ивлева уговорить на всё это дело? Ну что же, придётся ему честно сказать, что Ивлев парень упёртый, и если сказал „нет“, то это точно „нет“, а руки ему выкручивать, учитывая, чем именно он ценен для комитета, с моей точки зрения, смысла никакого точно нет. И более того, опасно».

Или всё же в связи с выявленными связями Ивлева с ГРУ какие-то вопросы лично у председателя возникли, которые Вавилов со мной хочет обсудить?

Ломая голову в попытке понять, что этот вызов означает, он и пришёл к заместителю председателя КГБ.

Пришлось, правда, минут десять подождать – какой-то генерал как раз успел перед ним прийти, так что его первым и запустили. Генералы, само собой, в приоритете. И лично Румянцев это целиком одобрил – не хватало ему ещё, чтобы его на глазах ожидающего приёма генерала к Вавилову вне очереди пропустили.

Генералы люди самолюбивые. После такого случая он точно захочет узнать, что это за нахальный такой майор, и потом как следует с ним рассчитаться.

Может, кстати, Вавилов также рассуждал и, не желая ему зла, пригласил его уже после генерала.

Когда Румянцев вошёл, генерал кивнул головой на стул перед его столом и велел:

– Садитесь, Олег Петрович, будет нам с вами сегодня что обсудить.

Вавилов протянул скреплённые скрепкой несколько страничек Румянцеву.

Тот осторожно взял, спросив:

– А что это, товарищ генерал?

– А только что принесли прослушку международного звонка… Это разговор между Фиделем Кастро, лидером Кубы, и главным редактором газеты «Труд» товарищем Ландером. Читайте, читайте, не стесняйтесь, я подожду.

Румянцеву, конечно, было очень неудобно сидеть перед заместителем председателя и несколько минут читать что-то. Но, раз он сам велел и явно не считает, что он его время отнимает, то надо, конечно же, читать.

По мере чтения его глаза открывались всё шире и шире.

Наконец он, с совершенно обалдевшим видом дочитав, поднял глаза на Вавилова.

– Наверное, я тоже точно так же выглядел, когда читал, – усмехнулся тот. – И какое будет ваше мнение по всему этому безобразию, что вообще творится вокруг Ивлева и Фиделя Кастро?

– Вы меня, сейчас, конечно, совершенно ошеломили, товарищ генерал, – честно признался Румянцев. – Из всех мыслей у меня сейчас в голове только что не могу во всё это поверить. Если б не вы мне всё это дали, я бы вообще подумал, что это шутка какая-то.

– Ну, естественно, что не шутка, Олег Петрович. Первое апреля давно уже было, чтобы так шутить. И всё же понимаю, что времени было подумать недостаточно, но, может быть, есть какие-то мысли сразу вот навскидку, а то, сами понимаете, мне через несколько минут надо уже к товарищу председателю с этим идти. Не каждый день у нас такое происходит, чтобы я мог без доклада обойтись в подобном случае.

– Ну, тут, если вот так, навскидку, всего два варианта может быть, товарищ генерал, – задумчиво сказал Румянцев, – если не исходить из третьего, что мы что-то про Ивлева важное не знаем по его родственным связям…

– К примеру, намекаете на то, что Фидель Кастро, когда его в Москву в первый раз пригласили, погулял тут с кем-то, и Ивлев в итоге получился? – усмехнулся Вавилов. – Нет, по срокам никак не сходится, маловат был бы сейчас Ивлев, если бы его лично Кастро нагулял. И это не говоря о том, что по Брянской области он точно не колесил, когда в СССР был в первый раз.

– Так я и не про Фиделя, товарищ генерал, – улыбнулся Румянцев. – Мало ли кто-то из наших деятелей посерьёзней всё же заехал как-то в эту самую Брянскую область.

– Ну, это такой вариант, который нам обсуждать не стоит. Вряд ли и сам Ивлев в этом случае знает, кто его настоящий отец… Хотя, учитывая, с каким поразительным самообладанием он в любой ситуации держится, может, всё же и знает, но никогда в жизни нам не скажет. Естественно, товарищу председателю я тоже это озвучить не могу. Так что давайте что-нибудь из тех двух рабочих вариантов, о которых вы сейчас начали говорить.

– Первый вариант, что кто-то из поручителей Ивлева в кандидаты в партию, тот же Межуев или Захаров как-то смог подсуетиться, или личные знакомые на Кубе у него есть. – послушно начал Румянцев. – Или к посольским нашим обратился, или прямо через МИД наш действовал. Если, конечно, там кто-то такой отчаянный есть, чтобы по международной связи, зная, что мы ее прослушиваем, такие вопросы с кубинцами решать. Маловероятно, конечно…

– А второй какой вариант? – заинтересованно спросил Вавилов.

– Возможно, наш Ивлев как-то смог так Фиделя во время той встречи зацепить, что тому судьба его стала интересна. Парень он, как мы с вами знаем, далеко неординарный. Мало ли что-то такое сказал, что лидеру Кубы особенно понравилось. Вы же сами знаете, как гладко и красиво он может про что угодно в политике говорить, заслушаешься. Может, Фидель и заслушался, и потому так за него теперь вступается. Хотя вот, правда, пока я вам всё это излагал, у меня ещё и третий вариант появился. Мы же знаем, что за Павлом Ивлевым теперь ГРУ стоит, раз уж он от нашей помощи отказался, то, вполне может быть, на их помощь он как раз и согласился. Возможно, у Министерства обороны есть какие-то выходы на Фиделя? Хотя все же нет, Николай Алексеевич, не верю… Для вояк всё же это слишком какая-то экзотическая комбинация, они попроще обычно работают. Хотели бы защитить Ивлева от Громыко, так просто министра обороны попросили бы пару слов министру иностранных дел сказать. Очень сомневаюсь, что Громыко смог бы отказать Гречко, в, по сути, сущем для него пустяке. Это же самая что ни на есть для него выгодная просьба: ты делать ничего особо не должен, просто в сторонку отойти по, в принципе, не очень-то и принципиальному для тебя вопросу. А тебе уже министр обороны должен будет за это, и должок этот ему можно будет припомнить по гораздо более важным для тебя обстоятельствам…

– Значит, в то, что это ГРУ сработало, вы не верите, товарищ майор? – задумчиво постучал пальцами по столу Вавилов.

– Да, не верю. Не их почерк. Даже если они по какой-то причине не решились потревожить министра обороны, а вместо этого Фиделя напустили на Ландера, то в любом случае натравливать иностранного лидера на собственного главного редактора советской газеты – это для них чересчур опасно. Стоит только такому вскрыться – скандал будет такой, что их в пух и прах Леонид Ильич разнесёт, а Гречко точно заступаться не будет, потому что они его этой странной операцией тоже по полной программе подставят.

– Да, согласен, – задумчиво сказал Вавилов. – Ни один нормальный генерал ГРУ на такое не подпишется, а ненормальных у них, по-моему, и нету. Наводил я справки по этому генералу Куликову, который центром радиоэлектронного слежения в Лурдесе на Кубе заведует. Отзывы самые что ни на есть положительные по его линии – сообразительный и осторожный. Нам бы самим такой генерал пригодился в собственных рядах. Вот Куликов уж точно бы такую комбинацию реализовывать бы и не стал… Ладно, спасибо, товарищ майор. Помогли. Всё, пора мне идти к Председателю с этими странными новостями…

Тут в дверь постучали, и на пороге появился помощник Вавилова.

– Товарищ генерал, – сказал Губин, покосившись на Румянцева, – тут ещё информация по другому звонку от того же лица, по которому мы недавно докладывали, поступила…

– Что получается, Сергей Иванович, Фидель ещё кому-то позвонил? – удивился Вавилов.

Помощник, поняв, что по этому направлению у заместителя председателя от сидевшего перед ним майора секретов никаких нет, кивнул и сказал:

– Так точно, товарищ генерал, в этот раз Фидель Кастро звонил министру иностранных дел Громыко Андрею Андреевичу.

– Ну что же, давайте сюда стенограмму.

– Пять минут, и будет готово, товарищ генерал.

– Ну что же, мы тогда обождём, – кивнул Вавилов. По его лицу было видно, что он чрезвычайно заинтригован. Что уж говорить про Румянцева, который впервые в жизни касался вопросов, связанных с настолько высокопоставленными лицами…

Москва, квартира Макаровых

Первый заместитель министра иностранных дел СССР, вернувшись домой, тут же натолкнулся на внимательный взгляд сына.

Он последние несколько дней его так встречал, когда он приходил с работы. Всё ждёт, когда он своё обещание по поводу Ивлева выполнит.

Ну что же, сегодня ему есть чем отчитаться.

– Пошли, Витя, – приобнял он сына за плечи и повёл к себе в кабинет. – Выполнил я свою часть уговора нашего сегодня. Сказали мне, что у Громыко настроение очень даже неплохое. Кто-то его там в Политбюро похвалил за нашу деятельность в Организации Объединённых Наций. Вот я сразу и решил, пока ситуация такая благоприятная, пойти по поводу твоего друга Ивлева переговорить.

Честно всё ему сказал: и про наш с тобой уговор, что ты в МГИМО отправишься учиться, если я помогу, и про то, что ты знаешь, что я не могу ничего обещать – что министр всегда все важные решения лично сам принимает.

– И как он отреагировал? – с напряжённым видом спросил Витька.

– Да ты знаешь, вроде бы нормально совершенно отреагировал. И еще… Представляешь, парторг ваш в МГУ Фадеев – какой-то гнилой совершенно мужик. Прислал Громыко на Ивлева такую отвратительную характеристику – ты бы её видел…

Не люблю я таких чрезмерно угодливых. Решил он похоже, почему-то, что Громыко необъективно будет разбираться, а захочет в любом случае покарать твоего друга. Вот и наваял эту совершенно страшную бумагу. Так что я точно не зря сходил, посмотрел её, рассказал министру о том, что на самом деле твой друг отличник, и ему важнейшие дела доверяют и в ректорате, и в деканате.

Про токийскую конференцию эту рассказал, и про то, что вы с Берлинским университетом конференцию организовываете вместе с ним…

– Папа, я же не договаривался с тобой, что ты будешь меня министру расхваливать! Мы же только про Ивлева говорили, – нервно воскликнул Витька.

– Постой, сын, у нас не было уговора, что я про тебя вообще молчком молчать буду. Тем более, что я ненужное сказал? Министру как раз понравилось, что у Ивлева есть такой преданный друг, как ты, который за него горой стоит. Сказал даже, что значит Павел Ивлев как человек чего-то стоит, раз у него есть такие друзья.

Отец сохранил серьёзное выражение лица, глядя на Витьку. Хотя видно было, что сказанное министром ему очень понравилось, и Макарова-старшего это умилило. Вон даже как плечи расправил – приятно ему быть надёжным другом для Ивлева.

«Эх, хорошего парня я всё-таки вырастил. Жаль, что вообще это недопонимание между нами возникло по поводу дальнейшей учёбы после школы», – подумал он. – «Слишком сильно я тогда на него давил»… – подумал замминистра.

– Тем более, рассказывая о тебе, я же и Ивлева тем самым выгодно подсвечивал. – продолжил рассказ он. – Рассказал вот о том, сколько ты денег зарабатываешь в своём стройотряде, и тут же пояснил министру, что идея этого постоянно действующего стройотряда твоему Ивлеву принадлежит, и он же его и организовал первый раз.

Не забывай, что министр-то наш из сельской местности вышел. Он очень уважает тех, кто руками может работать, и не брезгует это делать, живя в столице…

– Значит, папа, ты считаешь, что Громыко не будет теперь свирепствовать по поводу Ивлева?

– Ну, в целом, сын, у меня лично создалось именно такое впечатление. Ты бы видел, с какой брезгливостью он бросил на стол эту фальшивую характеристику, которую из МГУ прислали. Вот тебе, кстати, и дополнительный повод переводиться в МГИМО. У нас, в МГИМО, парторг нормальный, головой тебе отвечаю. Ему никогда бы в голову не пришло бы вот так вот подлизываться к руководству страны. Фронтовик, вся грудь в орденах и медалях боевых. В МГИМО с этой точки зрения гораздо более здоровая атмосфера, чем в МГУ.

– Да ладно, пап, не надо меня дополнительно уговаривать. Я дал слово, я его держать буду. Договорились мы, что я в МГИМО перевожусь, значит, перевожусь, капризничать уже не буду, как маленький мальчик.

Макаров все же чего-то подобного немного опасался, поэтому внутренне с облегчением выдохнул, но внешне его лицо оставалось таким же невозмутимым, как и до того, когда он продолжил:

– Да, сын, вот теперь мы подходим к самому для меня лично главному. По твоему переводу в МГИМО с ректором я уже переговорил, у нас с ним только один вопрос невыясненным остался, который нам сейчас с тобой решить нужно.

Первый язык у тебя будет английский. Естественно, что менять мы уже его не будем на втором курсе. Это уже несерьёзно. Твои сокурсники в любом случае уже и по английскому языку продвинулись дальше, чем ты. Тут тебе в помощь только те его знания, которые ты получил, когда мы с тобой в англоязычных странах жили, они тебе ой как полезны будут на занятиях. Думаю, они тебя сильно выручат.

А вот по второму языку нам надо сегодня же определиться.

Тем более что и министр фактически мою затею одобрил, так что я успокою ректора, что и на самом верху тоже никаких возражений точно не будет по поводу твоего неожиданного перевода в середине осеннего семестра.

Сам же знаешь, как оно бывает. Завистников у всех полно, и у меня тоже. Ректору так намного спокойнее будет.

Так вот, по поводу второго языка… Что скажешь по поводу французского? Язык ООН, все же. Сложный, правда, но для работы в международных организациях самое то.

Если по этому профилю после окончания МГИМО пойдёшь работать, то скажу тебе как новичку в наших делах, что у нас в МИД работа в международных организациях очень высоко котируется.

– Нет, папа, точно не французский, – решительно сказал Витька. – Мы с Павлом Ивлевым как-то беседовали на эту тему. Он сказал, что в XXI веке от нынешнего влияния Франции практически ничего не останется. Значит, только разве что для международных организаций знание французского мне и сможет пригодиться. А вот Китай, по его уверениям, вверх попрёт как ненормальный. Так что, может быть, мне китайский взять?

– Ты Ивлеву своему посоветуй, чтобы он только с самыми хорошими друзьями обсуждал то, что Китай вверх попрёт как ненормальный. – покачал головой Макаров-старший неодобрительно. – Сам знаешь, какие у нас сейчас с Китаем отношения. Сочтут ещё за китайскую пропаганду. А снова я к Громыко по поводу твоего друга уже не побегу… Тем более это уже не по нашему ведомству будет идти, а куда как хуже…

– Так Ивлев и не говорил это кому попало. Мы тогда за столом сидели только с ним, с Машей и его женой, и он тоже, кстати, как и ты, почти слово в слово сказал, что сейчас с Китаем отношения плохие, поэтому трепаться об этом не стоит, но именно у Китая в будущем самые грандиозные перспективы. Он еще по экономике американцев за пояс заткнет… Мол, в XXI веке китайцы очень сильно изменят мир.

– Китайскому языку, конечно, тебя у нас научат, тем более слух у тебя музыкальный, а это чуть ли не главное, – задумчиво сказал отец, – но сам понимаешь, пока отношения у нас с Китаем будут такие же напряжённые, тебе разве что в посольстве СССР в Китае язык этот пригодится. Или твой Ивлев сказал тебе, и когда у нас отношения с Китаем улучшатся так, что этот язык для тебя большую пользу сможет принести?

– Ты знаешь, да, сказал, – к удивлению Макарова-старшего кивнул сын головой, – сказал, что лет через пятнадцать отношения с ним нормализуются и станут вполне себе рабочими. А существенное улучшение начнётся уже через несколько лет, сразу после смерти Мао Цзэдуна. Ивлев уверен, что такого одиозного деятеля в Китае не будет ещё очень долго, потому что китайские элиты осторожные и очень сильно напугались тем зверствам, которые он творил среди них.

Так что теперь они после диктатора Мао будут одного за другим выбирать очень вменяемых и осторожных людей, которые ничего подобного тому, что позволял себе Мао Цзэдун, в том числе и в отношениях с Советским Союзом, творить уже не будут.

Говорил он ещё что-то про тысячелетние традиции китайской управленческой культуры, которые делают такой подход неизбежным после смерти Мао Цзэдуна… Собственно говоря, именно после этого разговора я китайским языком серьёзно заинтересовался.

Но, сам понимаешь, учась в МГУ и занимаясь достаточно сложными предметами по экономике, у меня возможности его учить и не было, так что я серьёзно этот вариант не рассматривал. Но теперь, раз уж я перехожу, как договорились, в МГИМО, то получается, самое время осуществить мои планы.

– Хорошо, сын, я не буду против, раз уж ты так веришь в прогнозы своего друга, – сказал первый заместитель министра. – Но сразу скажу тебе, что, хотя французский – достаточно сложный язык, и там непростая грамматика, китайский тебе ещё сложнее может показаться, потому что он совсем другой, чем европейские языки. У некоторых студентов достаточно серьёзный шок наступает уже после нескольких месяцев его изучения. Некоторых из них ещё и отчислять приходится из-за этого, если они упорствуют и вовремя не меняют язык на другой, который им больше подходит. Сам понимаешь, МГИМО мы тесно курируем, поэтому о таких вопросах я наслышан…

– Хорошо, папа, я тогда обещаю со всей ответственностью взяться за китайский язык как следует и не буду ни в коем случае думать, что мне легко его выучить будет. Если нужно будет сидеть и зубрить по вечерам, во все выходные – то так и буду делать.

Куба, Гавана, Посольство СССР на Кубе

Переговорив с Громыко, посол Советского Союза на Кубе Забродин какое-то время посидел в глубокой задумчивости.

А потом нажал на селектор и велел секретарше пригласить к себе второго секретаря посольства Зенчикова Виталия Сергеевича.

Тот сидел этажом ниже, так что был у посла уже буквально через три минуты.

– Проходите, Виталий Сергеевич, присаживайтесь, – велел ему посол.

Тот, поздоровавшись, выполнил указанное.

– Не подвела вас в прошлый раз чуйка, впрочем, как и меня, – сказал он второму секретарю. – Совсем, совсем непростой оказался этот молодой человек.

Поза и лицо Зенчикова выражали живой интерес. Видно было, что он и сам немало мучился над вопросом: что же за поддержка такая железобетонная есть у Ивлева, что он вёл себя с ним настолько спокойно? В такой, с его точки зрения, очень непростой для такого молодого человека ситуации…

Посол не стал долго мучить Зенчикова и сказал:

– Да вот только что мне лично Андрей Андреевич Громыко звонил по поводу его. Поразительные вещи, надо сказать, я от министра услышал. Что нам надлежит забыть о любых претензиях в его адрес и не обращать ровно никакого внимания на любые его посещения каких-либо государственных органов Кубы. Как сказал Андрей Андреевич, если он захочет голым сплясать на крыше Президентского дворца в Гаване, то не обращайте внимания, делайте вид, словно так оно и надо.

– Это какие же он связи подтянул, получается, Андрей Владиславович? – восхищённо покачал головой второй секретарь. – Чтобы сам Андрей Андреевич и вот так сказал…

– Да, по этой его последней фразе с танцами на крыше Президентского дворца понятно, что ему самому все это очень не нравится, но поделать он явно ничего с этим не может. Да, и у нас от него поручение сообщить от лица посольства Ивлеву, что он имеет теперь возможность безвозбранно и без согласования с нами общаться на Кубе с кем угодно.

– Хотите, чтобы я съездил к нему и сказал об этом? – тут же встрепенулся Зенчиков.

Посол моментально понял, в чём причина такого энтузиазма с его стороны. Побаивается, видимо, Зенчиков, что этот Ивлев зло на него затаил после того, как он к нему приехал и потребовал вот так, с места в карьер, объяснительную написать. Ну и правильно, надо опасаться недовольства со стороны человека, который оказался способен нагнуть самого Громыко через свои связи. Так что дать ему возможность исправить о себе впечатление посол был склонен. Это же он, получается, его тогда на амбразуру кинул… Но кто бы знал, к кому он его отправляет… Дело казалось проще пареной репы – всего-то поставить журналиста «Труда» на место… А кто еще кого на место поставил…

– Собирайтесь, мы вместе прямо сейчас съездим, – велел он ему. – Мне, в конце концов, тоже очень хочется лично взглянуть на этого столь необычного молодого человека. И прихватите еще пару молодых дипломатов, для представительности не помешает. На двух машинах поедем.

Зенчиков умчался, а посол задумался над вопросом, к кому в Москве стоит обратиться за тем, чтобы он собрал дополнительную информацию по этому Павлу Ивлеву, но чтобы как-то это было сделано без торчащих больших ушей. А то мало ли, этот Ивлев незаконнорождённый отпрыск самого Брежнева или кого-то прямо рядом с ним, кого даже Громыко вынужден уважать, раз так оно всё повернулось. Неосторожные расспросы могут повлечь за собой повышенный интерес к нему со стороны тех, от кого точно этот интерес лучше не возбуждать…