Ревизор: возвращение в СССР 46

Глава 2

Москва, квартира Алироевых

Малыш наконец заснул, и Аполлинария вдруг вспомнила, что обещала же Паше, что будет время от времени проверять его почтовый ящик, и доставать из него корреспонденцию, чтобы он не забился. Он же, кажется, ей и говорил, что ворьё всякое ходит по подъездам и высматривает, где ящики забиты газетами и письмами. Мол, это явный признак того, что хозяева отсутствуют и в квартиру можно безнаказанно вломиться.

И вот Паши уже столько времени нету, а она только сейчас об этом вспомнила. Вот же баба-дура! А ведь могла же сбегать, когда давала ключ Эмме и ходила с ней доставать деньги из сейфа.

Вот только ей тогда в голову это не пришло. Ох, и натерпелась же она тогда страху с этим сейфом! Всё боялась, что не сможет все эти циферки правильно ввести и все эти кружочки правильно подкрутить…

Но нет, всё же обошлось. Открылось хитрое устройство с первого раза. Вручила она Эмме и Марату все восемь тысяч, и они отправились покупать дом, как и замыслили.

Накинув лёгкое пальтишко на халат, она вышла в подъезд и вызвала лифт, чтобы спуститься к почтовым ящикам. Мысли между тем так и скакали в голове одна за другой.

Паша сам переехал в Москву, их перевёз, Эльвиру вон с Никифоровной тоже перетащил прямо под Москву, а теперь ещё и Либкиндов в полном составе сюда же перетянул… Ох, Эмка и благодарила его, когда они с ней общались в этот раз, так благодарила! Рассказала, как он ее чуть ли не пинками выгнал из Святославля. Не понимала она тогда, для чего это нужно. А ведь тут совсем другие возможности обнаружились, и чтобы деда обследовать и подлечить, и Никитку… Для Никитки, она сказала, опять же через ее Пашу смогла найти несколько интернатов, где умеют с такими детьми как он обращаться, чтобы развивался правильно. Его же в обычную школу не отдашь, не возьмут…

О, и в декабре же и Славка из армии уйдёт на дембель, и тоже, скорее всего, насколько она поняла, в Москву сюда приедет. Да точно приедет, он же влюблён в Эмму, а Эмма теперь тоже столичный житель.

Ну, из их хороших друзей осталось только Шанцева с женой сюда перетянуть, и будет уже круг общения почти как в Святославле.

При этой мысли Аполлинария фыркнула смешливо, вышла из лифта и проследовала к ящикам. Взглянула на ящик 81-й квартиры и охнула. И точно, там уже было полно и газет, и писем. Торчали уже, и видно было, что последнюю корреспонденцию силком запихивали внутрь…

«Вот что за голова у меня стала, ничего в ней не держится», – ругалась на себя Аполлинария, доставая всё это. – Все как Паша и говорил, стоит только зайти сюда грабителю и взгляд кинуть, как станет понятно, что никто в квартире сейчас не живет. Но Ахмад тоже хорош, постоянно же на работу мимо ящика бегает… Мог бы и обратить внимание муженек…

Принесла всю кипу к себе домой. Убедившись, что сын спокойно спит, облегченно выдохнула, и принялась рассматривать корреспонденцию. Газеты отдельно откладывала, они их с Ахмадом сами почитают, не пропадать же им. Разве Паше они потом понадобятся с такими старыми новостями?

Обратила внимание на то, что на трёх оставшихся после этого конвертах на всех красивые печати имеются, причем разные. Глянув на отправителей, ахнула. А письма-то из посольств иностранных государств оказались!

Паша велел всю корреспонденцию вскрывать, мало ли в ответ позвонить надо или еще что… Так что Аполлинария аккуратно стала их вскрывать дрожащими руками. Через две минуты перед ней лежало три приглашения на приемы в посольства. Во французское, испанское и японское… И все на даты в ноябре, когда сын еще на Кубе будет… Никак не сможет он посетить эти мероприятия…

– Ой, божечки, что творится! – сказала Аполлинария на эмоциях, и тут же опасливо огляделась. В детстве, услышав, что она божится, мать могла и по губам тряпкой треснуть… Сама уже почти бабка, а все также и пугается, что Эльвира услышит и треснет…

Но таким важным людям нужно ответить, конечно. Иностранные посольства, надо же как! Как ее сыночек взлетел-то высоко! И как боязно звонить иностранцам… Вдруг они по-русски и не поймут, что она им скажет…

Но глаза боятся, а руки делают. Взяв телефон, Аполлинария начала обзванивать посольства по указанным в приглашениях телефонам, чтобы сообщить, что Павел Ивлев за рубежом и прийти не сможет…

Москва, дом Эммы Либкинд

Эмма еле выпрямилась, так долго вымывала полы, согнувшись в три погибели, что спину аж прихватило. А она же молодая девчонка, что же тогда женщины в возрасте чувствуют, полы помывши? – подумала она.

Правда, она сегодня не просто мыла полы, а чуть ли не скоблила их. Новый дом куплен и полностью оформлен на нее, но сам-то он совсем не новый, конечно. В бумагах было указано, что он 1922 года постройки… Окна рассохшиеся, даже при вторых окнах, вставленных на зиму в раму, все равно из них прилично поддувало. Надо будет самой тщательно все щели заклеить… Полы потертые, кое-где уже и дерево проглядывает, по хорошему их красить надо срочно заново. Двери скрипят пронзительно, словно привидение подвывает над душой, а парочка из них и вовсе застревает, приходится с усилием тянуть, чтобы открыть или закрыть… Обои, такое впечатление поклеены еще при Царе Горохе…

Но все же это был теперь ее дом. И не где-нибудь, а в Москве, что наполняло ее чувством бесконечной гордости. Его надлежало поскорее привести в порядок, чтобы семью сюда перевезти. Нельзя бесконечно долго испытывать терпение Министерства обороны. Они и так доброе дело для нее сделали, приютили их всем кагалом в военном общежитии… Так что надо поскорее в жилое состояние дом привести, да и перевозить уже семью и вещи сюда…

Пожалуй, учитывая, что морозы не за горами, в этом году уже не получится полы покрасить. Сейчас бы сразу, конечно, это сделать, но у нее банально денег уже почти не осталось. Если на краску и кисти хватит, то на еду до зарплаты не останется.

Ничего, Слава уже совсем скоро из армии вернется… Что самое непригодное, поправят вместе за зиму, уж как сумеют, а по весне уже и полы покрасят. Он же тоже на работу устроится, и денег у них побольше станет. Надо же и ту тысячу, что Герман от семьи оторвал, собрать и ему отвезти… Хорошо, что он так ее выручил, без нее на этот дом точно бы не хватило…

Что ее еще в этом доме очень устраивало, так это что в трех кварталах отсюда был интернат, в который нужно будет Никитку устроить. Легко будет к нему бегать, чтобы подкормить и поиграть с ним, чтобы семью не забывал…

Москва, неподалеку от горкома КПСС

Захаров и Чебаков встретились, как и договорились, в 13:30 в сквере неподалёку от горкома КПСС.

– Ну и как всё прошло? – спросил Захаров заместителя министра иностранных дел, пожав ему руку.

– Виктор Павлович, достаточно странно прошло. Я так понял, что Громыко испытывает какое-то предубеждение к такого рода просьбам по Ивлеву. Спросил меня даже почему-то, не сын ли мой меня прислал. Очень странный вопрос, учитывая, что он прекрасно знает, что у меня две дочери только. Я понял, что возможен более серьезный негатив в мой адрес, поэтому сразу же назвал ему фамилию Межуева и сказал, что меня попросили из КПК поинтересоваться судьбой парнишки. Не та была ситуация, чтобы в партизана играть…

– Правильный ход, – одобрительно кивнул Захаров. – Упоминание КПК любые горячие головы моментально остужает. Связываться с ними решительно никто не хочет… Значит, в целом, Юрий Борисович, получается, что какая-то предубеждённость у Громыко по поводу Павла Ивлева точно имеется?

– Да, какая-то насторожённость однозначно есть, но в чём её причины, сказать, к сожалению, никак не могу. Андрей Андреевич очень занятой человек. И когда он характерным образом морщится, и переводит разговор на другую тему, что он и сделал, тут же становится понятно, что встречу затягивать ни в коем случае не стоит. Сами понимаете, очень давно с ним работаю, и все эти моменты уже прекрасно выучил…

– Хорошо, Юрий Борисович. Но в любом случае вы сделали, что могли, чтобы помочь талантливому молодому человеку. Очень благодарен вам за эту попытку, – поблагодарил Захаров заместителя министра.

О том, что Юрий Борисович озаботился судьбой молодого человека лишь сугубо за переданный накануне конверт с 3000 полновесных советских рублей, ни один из собеседников интеллигентно упоминать не стал.

Москва, МГУ

После тех ругательных звонков от Межуева и Захарова парторг МГУ весь извелся. Уже стало понятно, что где-то он просчитался, когда решил, что Громыко надо помочь с тем, чтобы этого выскочку на место поставить. Был уверен, что они, едва могущественный Андрей Андреевич возьмется за их протеже, тут же уйдут в сторону, чтобы их тоже не задело, а вот оно как все неожиданно обернулось… Он всё не мог понять, почему Межуев и Захаров настолько уверенно себя ведут в ситуации, когда их подопечного взял за шкирку сам член Политбюро и министр иностранных дел, у которого, как поговаривают, огромное влияние на самого Брежнева. Откуда у них такая уверенность в том, что они свою линию пробьют и Ивлева этого из неприятностей вытащат?

Неужели они что-то знают, что ему неизвестно? По этому поводу он уже весь извелся, постоянно размышляя об этом, и ночами нормально спать перестал. И жену перепугал. Она, увидев, как он с лица спал, вообразила вдруг, что он тяжело заболел и не хочет ей диагноз раскрывать, чтобы ее не тревожить. Еле её успокоил, сославшись на неприятности по работе.

А самое плохое, что ситуация оказалась очень сильно подвешена. Учитывая, что Ивлев появится в МГУ не раньше конца ноября, она ещё почти две недели будет оставаться, скорее всего, в таком состоянии. «Скорее бы уже конец ноября», – думал он. Там уже хотя бы всё выяснится, попал ли я впросак или просто Захаров с Межуевым слишком много о себе вообразили, и Громыко прищемит хвост и этому Ивлеву, и им тоже, учитывая, как они слишком нагло себя ведут. Он, конечно, был бы очень рад такому сценарию, но, как говорится, жизнь покажет.

Когда зазвонил телефон, он вздрогнул. Хотя, в принципе, учитывая особенности его должности, телефон звонил у него часто, но как-то он настолько разнервничался, что уже и простой звонок иногда выводил его из равновесия.

Взяв трубку, он сразу же после первых слов со стороны собеседника узнал по голосу первого проректора Лукина и поприветствовал его в ответ.

«Голос какой-то у него жёсткий… Случилось чего?», – успел подумать он, и тут Лукин начал говорить весьма неприятные вещи:

– Что это вы, Анатолий Николаевич, Московский государственный университет позорите своим поведением? Что это вы себе позволяете?

– Как позорю, что позволяю? – забормотал Фадеев, пытаясь понять, что ещё за напасть дополнительно, кроме проблемы Ивлева, на него вдруг свалилась.

– Ну же, Анатолий Николаевич, не прикидывайтесь, что не знаете, о чем я! Это же вы умудрились отправить в канцелярию министра иностранных дел какую-то филькину грамоту. Я имею в виду ту якобы характеристику, что вы дали нашему студенту Павлу Ивлеву от лица партийной организации университета. Они мне по телефону пару абзацев зачитали, и мне уже хватило… А там вся она такая… И это они сказали, что им филькину грамоту прислали, и я, когда узнал, про кого идёт речь, тоже сразу же возмутился… С какого вдруг перепугу вы отправили такую вот писанину на одного из лучших студентов, что у нас в университете учится, и еще аж в целый МИД? Вы бы ещё в КГБ такую же писульку отправили, ума бы вам хватило. Хотя что это я говорю, вы ещё возьмёте и воспримете это как дельный совет, в силу отсутствия элементарного соображения.

– Но я… Я не хотел, – забормотал Фадеев несчастным голосом.

– Не хотели вы, Анатолий Николаевич, судя по всему, со здравым смыслом дружить, когда эту вещь учудили…

В общем, так. Из МИД настоятельно просили отправить им те документы, что были представлены на заседание, на котором Ивлева рекомендовали в кандидаты в партии, включая рекомендации, данные поручителями. При этом меня особо попросили лично проконтролировать этот процесс.

Давайте так, чтобы у вас не было времени ни на какое новое опасное бумаготворчество: быстренько находите эти документы, и через двадцать минут чтобы были у меня с ними. Не появитесь в этот срок – я сам к вам приду.

И на будущее, Анатолий Николаевич: с такой самодеятельностью, пожалуйста, завязывайте. Не забывайте, что вы парторг, а не хозяин на территории МГУ. На любом партийном мероприятии, что мы проводим здесь, у вас всего лишь роль секретаря, а не господа бога, как вы, наверное, себе вообразили, раз чужие судьбы решили решать таким вот образом.

Не понимаете каких-то вопросов – консультируйтесь с ректоратом. Там у нас все члены партии сидят, если вы вдруг позабыли. Что, разве был случай, когда я трубку не снимал, когда вы мне звонили? А не чувствуете в себе силы и дальше достойно представлять партийную организацию Московского государственного университета, так подайте в отставку с этой позиции. Пусть этим займётся кто-то, кто будет иметь представление о престиже МГУ – университета номер один в Советском Союзе. Вы меня поняли?

– Да, Вячеслав Викторович. – пробормотал вконец уничтоженный Фадеев. Так жестко Лукин с ним никогда раньше не разговаривал…

Положив трубку, он тут же взял со стола личное дело Ивлева. Идти в соседнюю комнату, где у него стояли шкафы со всеми личными делами коммунистов и кандидатов в члены КПСС МГУ, не было необходимости: как он его взял тогда, после того, как пришёл запрос из МИД, так с тех пор и держал его у себя на столе.

Эх, надо было всё же попытаться заменить поданную характеристику в МИД на другую… Сослаться на какую-нибудь дуру-секретаршу, которая всё перепутала и не ту фамилию в шаблон вставила. Может быть, и прокатило бы, – горестно подумал он.

А теперь получается, что и Громыко, про которого он был уверен, что тот стремится поставить Ивлева на место, вовсе ни к чему такому не стремится, а просто собирает объективную информацию. Раз уж он недоволен полученной характеристикой…

Но какая же сволочь, интересно, настучала, что эта характеристика недостоверна? Впрочем, он понятия не имел, что и как происходит на внутренней кухне МИД, так что никаких догадок по этому поводу у него не было. Всплыли разве что те же самые фамилии Гусева и Гавриловой, что уже напакостили ему вместе или по отдельности – тут уже и не поймёшь теперь. Неужто у кого-то из них есть выход на такой уровень в МИД? Да нет, вряд ли. Был бы, они бы уже в каком-нибудь зарубежном посольстве на лакомой должности сидели бы…

Куба, Гавана

Фидель глубоко затянулся сигарой и посмотрел на часы «Rolex» на запястье. И без подсказки помощника он вспомнил, что пора звонить в Москву, разбираться по тому делу с молодым парнем из СССР. Забудешь тут, учитывая, что Рауль снова звонил буквально час назад. Волновался, чтобы он дров не нарубил. Очень уговаривал не звонить сразу Брежневу, попытаться вначале решить проблему на более низких уровнях. Мол, если позвонишь Леониду Ильичу, так потом на тебя Громыко будет сильно обижаться, что ему влетело от генсека, а он всё же член Политбюро, и министр иностранных дел…

Забота брата его тронула, Рауль всегда так старается, чтобы было как лучше для него и для народа, – с теплотой подумал он. А потом велел помощнику:

– Переводчика сюда, и приступим!

Два звонка у него сегодня, сначала в редакцию газеты «Труд», а потом и Громыко…

Москва, редакция газеты «Труд»

Главный редактор газеты «Труд» Ландер безмятежно сидел на своём стуле, привычно закинув ноги на стол. Погода сегодня на удивление была солнечной, каких-то особых, серьёзных проблем на горизонте вроде бы не было, а это уже для главного редактора такой крупной газеты, как «Труд», прекрасный повод для хорошего настроения.

В приёмной зазвонил телефон, а спустя минуту в его кабинет ворвалась растерянная секретарша.

– Генрих Маркович, там это… с Кубы… Это…

Вот он вообще не понял, почему секретарша выглядит такой растерянной, что в словах путается…

– Что, кто-то с Кубы звонит? – сказал он небрежно, надеясь ее растормошить. – Ивлев, небось, извиниться решился, чтобы не погнал его из редакции поганой метлой? Ну так не поможет…

– Нет, Генрих Маркович, звонили из канцелярии лидера Кубы Фиделя Кастро. – наконец пришла в себя секретарша и заговорила по делу. – Спрашивали, сможете ли вы через минуту с ним переговорить?

С грохотом уронив ноги со стола на пол, главный редактор изумлённо вытаращился на секретаршу.

– Какой такой Фидель Кастро? Тот самый Фидель Кастро?

– Насколько я понимаю, тот самый, какой ещё может быть кубинский лидер, кроме Фиделя Кастро? – растерянно пролепетала секретарша. – Так вас соединять или сказать, что вас нету?

– Какой нету, дура! Если я не отвечу, он перезвонит министру культуры, а то и вовсе в ЦК Демичеву… И потом следующие пару лет будут они надо мной издеваться, спрашивая, куда это я подевался с рабочего места, когда мне Фидель Кастро позвонил. И опять же неизвестно, что он ему наговорит раздражённо из-за того, что я не ответил. Соединяй, конечно.

Секретарша тут же умчалась обратно в приёмную.

– Но что же ему от меня надо вообще? – растерянно сказал он вслед секретарше…

Сколько он ни работал в центральных СМИ, ни разу не слышал, чтобы иностранные лидеры напрямую редакторам газет звонили. Министрам там, членам Политбюро – про такое он слышал. Но главным редакторам…

Секунд через двадцать селектор приглашающе пискнул, и Ландер, глубоко вдохнув и выдохнув, схватил трубку.

– Товарищ Ландер, – услышал он. – Я переводчик Хуан Рамирес, буду вам переводить речь нашего кубинского лидера. Постарайтесь говорить громче и чётче, чтобы я мог точно перевести ему ваши слова. Международная связь, к сожалению, бывает не очень хорошей.

– Буду говорить громче и чётче, – покорно пообещал Ландер.

В трубке загрохотали раскаты знакомого сочного голоса, который что-то вещал на испанском. Насколько догадался Ландер, Фидель, видимо, расхаживал по комнате, потому что звук то приближался, то отдалялся. Наконец заговорил переводчик:

– Товарищ Ландер, товарищ Кастро приветствует вас и желает вам хорошего дня. Он звонит по поводу проблемы с той беседой, которая у него были с вашим корреспондентом, который в этот момент не был корреспондентом, а был просто отдыхающим на Кубе. И из-за непонимания министерства иностранных дел этой разницы и возникла какая-то проблема, которую лично товарищ Кастро считает абсолютно надуманной.

Переводчик замолк на мгновение, и Ландер решил, что уже пришла его пора что-то сказать, хотя пока что совсем не понимал, что именно нужно говорить. Хотя бы поприветствовать пока Фиделя, в надежде потом сориентироваться в ситуации.… Но сочный голос снова загрохотал, прямо-таки сочась яркими эмоциями оратора, и ему пришлось замолчать, осёкшись на полуслове.

– Товарищ Кастро говорит, что ваша газета очень хороша! И главным образом потому, что в ней печатает свои статьи товарищ Ивлев. И Куба будет поддерживать прекрасные связи с вашей газетой в том случае, если товарищ Ивлев и дальше будет размещать в ней свои прекрасные публикации. Если же товарищ Ивлев по какой-то причине перестанет печататься в вашей газете, то кубинский народ, к сожалению, больше не сможет одобрить наличие корреспондентского пункта газеты «Труд» на территории суверенной Кубы. Также лично ни товарищ Кастро, ни члены его правительства не будут больше давать никаких интервью никаким корреспондентам газеты «Труд». А ещё товарищ Кастро спрашивает, понятно ли всё, что он сказал?

– Да, – коротко ответил предельно удивлённый всем услышанным Ландер.

– В таком случае товарищ Кастро желает вам хорошего трудового дня на благо советского пролетариата и крестьянства. Всего доброго.

– Спасибо! Всего доброго, – поддакнул Ландер, и звонок прервался.

– Вот и поговорили, – пробормотал главный редактор газеты «Труд», бережно положив трубку на рычаг.

Правда, усидеть после всего произошедшего на месте он не смог. Вскочив со стула, забегал по кабинету. Получается, зря он раньше времени списал Ивлева со счёта? Это кто ж так за него перед Фиделем Кастро похлопотал – Захаров или Межуев? Но кто бы знал, что у них такие возможности имеются…

«Эх, похоже, сглупил я, что не позвонил тогда Межуеву, едва всё это началось. Видимо, он и так как-то это узнал и принял меры. Ну и дела!»

А ведь, подумал он, похоже, действительно, лучше бы он не снимал трубку, как секретарша предлагала. Не такая она и дура оказалась… Но кто же знал, что Фидель скажет именно вот это всё? Намного лучше было бы, если бы его лично услышала министр, если бы он вместо него Фурцевой позвонил. А теперь, если позвонить ей и всё это пересказать, пожалуй, министр может подумать, что он белочку словил… Тем более, что она давно над ним подтрунивает, что Ландер многовато закладывает за воротник…

Но и не звонить же никак нельзя. Если Фурцева потом узнает, что Ландер имел переговоры с Фиделем Кастро, о которых не доложил, у него по любому будут огромные неприятности.

«Так вот оно как оказаться в шкуре Ивлева после того разговора с Фиделем? Мой же тоже с МИД не согласован!» – внезапно сообразил Ландер и неожиданно сам для себя расхохотался. Нет, не из-за хорошего настроения, конечно, это была больше нервная реакция. Хоть он и понимал, что ничего ему не будет, он же не рядовой журналист, а целый главный редактор, это совсем другое дело, но сама ситуация все же нервировала…

Или все же звонить надо не Фурцевой, а Демичеву? Нет, похоже, надо звонить обоим… Пусть сами решают, кому из них по принадлежности надо с этим мутным делом разбираться…