Ревизор: возвращение в СССР 46

Глава 3

Москва, МИД СССР

Селектор щёлкнул, и прозвучал голос секретарши:

– Андрей Андреевич, звонят из канцелярии Фиделя Кастро. Он хочет с вами переговорить в ближайшее время. Какой дать ответ?

– Соединяйте, как позвонит, Оксана Николаевна, – велел Громыко. – Не сказать, чтобы чем-то настолько важным был занят, чтобы тянуть с разговором.

Фидель Кастро вообще был очень активным лидером и часто звонил как себе домой в Советский Союз. И повод для этого у него был самый что ни на есть серьёзный – теснейшие отношения между Гаваной и Москвой.

«Лишь бы не закатил снова длинную речь о том, что мы чрезмерно либеральничаем с американцами и необходимо избавляться от курса на политику уступок Вашингтону», – вздохнул Громыко.

Конечно, у Фиделя в условиях блокады американцами может быть только один курс – на дальнейшее ужесточение политики всех союзников в отношении Вашингтона. Но с чего он вообразил, что это отвечает нашим государственным интересам? Куба, государство, крохотное по всем статьям, очень зависит в своём выживании от поддержки Советского Союза, а его лидер постоянно пытается указывать, как нам проводить свою внешнюю политику…

«Но ведь ничего не поделать, приходится вежливо всё это выслушивать, потому что если это всё на моей стадии не разрешить, то дальше последует звонок уже Брежневу. А Брежнев очень не любит, когда его по одним и тем же вопросам беспокоят, скажет потом иронично: 'Ну что, Андрей Андреевич, снова вы с нашим энергичным Фиделем не совладали? Вот что он мне звонил? Лучше бы приехал, поохотился, а не вот эти вот разговоры…».

Андрей Андреевич понимал, что невозможно выполнять свою работу идеально, но всячески стремился к тому, чтобы руководимое им министерство осуществляло свою деятельность близко к идеалу. Он гордился тем, что является министром иностранных дел такого могущественного государства, как СССР, и старался сделать всё возможное для того, чтобы голос Москвы мощно звучал на международной арене.

«Эх, если бы ещё не было у американцев столько прихлебателей, которые за иностранную помощь готовы что угодно для Вашингтона сделать… Но пока что, к сожалению, ситуация именно такова».

В кабинет постучали, и вошёл переводчик с испанского из профильного отдела МИД – Селезнёв Роман Георгиевич. Естественно, разговор с главой другого государства требует опираться не только на его переводчика, который у него, несомненно, будет, но и на своего. Не всегда можно быть уверенным, что чужой переводчик сработает в полной мере грамотно. А цена непонимания друг друга в такого рода переговорах может оказаться очень велика. Не хотелось бы получить конфликт на пустом месте из-за ошибки перевода.

Снова щёлкнул селектор, и секретарша объявила:

– Фидель Кастро на проводе, сейчас начинаем беседу.

Громыко поблагодарил её, и тут же в динамике на весь кабинет зазвучал знакомый голос Фиделя Кастро.

Селезнёв тут же начал переводить, наклонившись поближе к Андрею Андреевичу. А потом, уже когда Громыко будет говорить, он будет помалкивать – работать будет переводчик Фиделя, а он будет отслеживать, правильно ли тот переводит на испанский.

– Андрей Андреевич, добрый день. Как твои дела? – перевёл Селезнёв Фиделя.

– Спасибо, Фидель, как твои дела? У меня всё хорошо.

– Дела в целом неплохо. Спасибо за поддержку, что оказываете Гаване на международной арене. Но есть одна проблема – небольшое недоразумение, которое серьёзно портит взаимопонимание между нами.

– Что же именно? – удивлённо спросил Громыко.

– Мы тут совершенно случайно узнали с Раулем, что у советского гражданина Павла Ивлева, который беседовал с нами на прошлой неделе, из-за этого возникли какие-то проблемы с твоим министерством иностранных дел, Андрей. Сразу хочу сказать, что информация получена не от него, мы смогли раздобыть её своими силами. Но скажу, что меня тревожит ситуация, когда я приглашаю к себе в гости советского гражданина, а потом у него это вызывает проблемы на родине. Скажи, Андрей, мне, как коммунист коммунисту, с чем связана такая странная политика? Наши страны как-то начали отдаляться друг от друга из-за того, что Москва так тесно заигрывает с Вашингтоном? Это какой-то сигнал мне о том, что наши прежние отношения полного союза заканчиваются? Надеюсь, ты сможешь мне разъяснить эту ситуацию, и мне не придётся звонить по этому поводу к дорогому Леониду?

«Чёртов Ивлев», – раздосадованно подумал Громыко. «Вот как он сегодня везде плотно влез – два замминистра за день, а теперь ещё и Фидель Кастро. Это заговор, что ли, какой-то? Не могли же они все случайно в один день на меня обрушиться… Или это сегодня ещё не конец и еще кто-то позвонит или придет за Ивлева вступаться?»

– Дорогой Фидель, – начал Громыко. – Разумеется, ничего не изменилось в отношениях Советского Союза и Кубы, поверь мне. То, чем мы занимаемся с Америкой, – это тактические вопросы. Сам понимаешь, холодная война зашла слишком далеко. Гонка вооружений подрывает нашу экономику. Конечно, нам хочется договориться с американцами хоть о каких-то ограничительных принципах, чтобы снизить уровень этого безумия. Только и всего. Это не означает, что мы снизим поддержку Кубы. Так что этот частный случай нисколько не повлияет на наши отношения. А по этому молодому человеку весь вопрос заключался исключительно в регламентах действия советских журналистов при встречах с иностранными лидерами. Понимаешь, мы не можем позволить, чтобы наши журналисты сами по своему желанию бегали общаться с кем угодно, даже с нашими ближайшими союзниками. В том числе и для того, чтобы они лишний раз не тревожили такого занятого человека, каким являешься ты. Ну и опять же, мы бы с удовольствием предоставили дипломатическую поддержку товарищу Ивлеву во время интервью с тобой, а так он поехал к тебе один…

– Андрей, ну ты постарайся меня понять. – не сдавался Фидель. – Парню восемнадцать лет, он приехал на отдых с семьёй на Кубу. Конечно, мы хотим быть радушными хозяевами и оставить у него наилучшие впечатления о нашей стране. Кроме того, он познакомился в Москве, выполняя редакционное задание, с женой моего брата Рауля Вильмой и, кстати говоря, написал очень хорошую статью по итогам этой встречи в газете «Труд». Вот Вильма и решила сделать ему приятное и организовать во время его пребывания на Кубе две встречи – со мной и с Раулем. И в нашем телеграфном агентстве никто не обратил внимания на то, что он находится в отпуске, и не выполняет никаких официальных обязанностей, поэтому неправильно указали, что он встречался со мной как журналист «Труда». А на самом деле это была просто дружеская встреча с советским журналистом по просьбе Вильмы, не влекущая за собой никаких обязательств, только и всего. Захочет он потом что-то напечатать в своём «Труде», или не захочет, никаких вопросов таких мы вообще не ставили. Так что, поскольку это всего лишь недоразумение, я буду признателен, если этот небольшой инцидент не отразится негативно на карьере молодого человека, и ты сможешь решить этот вопрос на своём уровне.

Сказано вроде как и вежливо, но по опыту министра совершенно однозначно означало, что если Громыко не ответит согласием и, главное, потом не сделает так, как просит Фидель, перестав выдвигать претензии к Ивлеву, то незамедлительно последует атака от Фиделя уже на Брежнева, с тем чтобы он приказал Громыко сделать всё, как он требует.

И Андрей Андреевич прекрасно знал, что Брежнев из-за какого-то пустяка ссориться с Фиделем точно не будет. «Какой такой журналист? – спросит он его, хмуря густые брови. – Почему из-за какого-то парня, с которым Фидель побеседовал полчаса, мы вообще вынуждены поднимать эту тему? Андрей Андреевич, займитесь своей прямой работой, дипломатией, чтобы меня больше никто не тревожил по таким пустякам, хорошо?»

В итоге Громыко, конечно, пришлось заверить Фиделя, что все претензии в адрес молодого человека, которые возникли из-за некоторых злосчастных совпадений, им будут сняты, и с карьерой Ивлева ничего плохого не произойдёт. Так что вопрос урегулирован. Никуда больше и никому звонить абсолютно нет необходимости.

Но Фидель не остановился на этом. А продолжил разговор, который Громыко хотел уже на этом и закончить:

– Ещё, Андрей, попросил бы тебя дать разрешение этому молодому человеку на участие в заседании Совета министров Кубы. Во время беседы с моим братом Раулем он высказал несколько интересных предложений по организации работы кубинского туризма. И наши министры ими заинтересовались, хотят рассмотреть эти вопросы с его участием. Видишь, как я уважительно к тебе отношусь! Раз у вас теперь требуются разрешения для того, чтобы со мной переговорить, то я и прошу этого разрешения…

Это уже, конечно, прозвучало достаточно язвительно. Фидель умел уколоть в разговоре и с удовольствием этим пользовался, как глава независимого государства может себе позволить в отношении министра другого государства…

«Да можете вместе с Ивлевым там хоть в казаков-разбойников играть и хороводы вокруг пальмы водить в юбках из травы и с костью в носу». – подумал министр. – «Это уже не театр, это уже цирк. Иногда, конечно, этот очень серьезный человек ведёт себя как мальчишка». – подумал он в адрес Фиделя.

Разумеется, он этого не мог сказать главе дружественного государства. Поэтому Фидель услышал вежливое:

– Конечно, Фидель, пусть Ивлев участвует в заседаниях Совета министров Кубы. Я совсем не против.

– Да, и, Андрей, подскажи мне, пожалуйста, если этот Ивлев ко мне снова как-нибудь приедет через год, полтора или три, нужно ли мне будет снова звонить тебе и спрашивать разрешение на то, чтобы с ним встретился я сам, Рауль или кто-то из моих министров, к примеру? – никак не мог угомониться глава кубинского государства.

– Нет, конечно, Фидель, вы можете встречаться, когда и как вам будет угодно. У меня вопросов к этим встречам не будет. Разве что сам этот молодой человек захочет взять с собой одного из дипломатов из нашей дипмиссии…

– Спасибо, я благодарен тебе за это разрешение! Попроси тогда, Андрей, передать эту информацию через вашего посла на Кубе и самому этому парню. Хорошо? Приятно было с тобой пообщаться! Привет семье!

– Вильме и Раулю тоже мои лучшие пожелания! – ответил советский министр.

Положив трубку, Громыко вежливо поблагодарил переводчика за проделанную им работу.

Селезнёв испарился в мгновение ока, словно он не сказал ему пару добрых слов, а достал пистолет и навёл на него, угрожая убить, если он тут же не исчезнет.

Громыко ещё помнил сам, как был молодым неопытным дипломатом, поэтому прекрасно понимал, что послужило причиной такого быстрого ухода Селезнёва. На его глазах только что нагнули главного человека в МИД, а он оказался всему этому свидетелем.

«Ясно, что он не будет об этом болтать, других людей в переводчики не приглашают, но, конечно, ему боязно быть свидетелем такой неловкой ситуации для высокого начальства», – подумал Громыко. – «Да не буду я с ним сводить счёты из-за такого пустяка, мог бы уже и навести справки у других сотрудников…».

Но Селезнев только на несколько секунд отвлек его от обдумывания странной ситуации вокруг Ивлева. Конечно, он тут же вернулся мыслями к только что состоявшейся беседе.

Очень, очень странная ситуация, – подумал Андрей Андреевич…

Конечно, он знал, что такое лоббизм в США. Даже специальный закон на эту тему у американцев принят. Это когда воздействуют на какого-то государственного деятеля или государственную организацию, преследуя какие-то собственные интересы. Или интересы того, кто заказал такое воздействие…

Так вот, то, что сегодня с ним происходило в отношении этого Павла Ивлева, и выглядело вот этим самым американским лоббизмом. Только исполнили его не какие-нибудь корпорации американские в США, чтобы продать, к примеру, побольше оружия, воздействуя на своих чиновников, а здесь, в СССР, его же собственные два советских заместителя министров, и Фидель Кастро, наверное, в данный момент самый антиамериканский глава государства в мире…

Какая-то фантасмагория, – покачал головой Громыко. – Трудно даже поверить, что такое со мной наяву происходит.

В принципе, он собирался сдержать данное Фиделю обещание и никак не преследовать Павла Ивлева, за одним небольшим исключением. Громыко твёрдо решил, что ноги этого молодого человека в Министерстве иностранных дел никогда быть не должно.

«Пусть делает свою карьеру, где хочет, только не у меня здесь», – решил он.

Не будет он мстить Ивлеву, и препятствовать его профессиональным обязанностям как журналиста или где он там ещё себя найдёт… Судя по словам Макарова, у парня способности ко многим профессиям, так что это ещё бабушка надвое сказала, где именно он карьеру будет делать. Вот пусть где угодно, помимо МИД, себя и ищет. А ко мне ни ногой.

Конечно, заинтриговала его и одна из последних частей разговора с Фиделем – о том, что тому нужен этот Ивлев для заседания Совета министров, на котором будут рассматриваться вопросы по активизации туризма. Якобы этот восемнадцатилетний пацан является инициатором этого заседания, или даже оно проводится для обсуждения именно его инициатив…

Ну, в это, конечно, многоопытный министр не поверил. Ну какие могут быть серьёзные инициативы в экономике у восемнадцатилетнего молодого человека? Юбки он, что ли, задирать кубинок будет учить, чтобы туристов стало побольше? Так с этим особых запретов на Кубе нет и никогда не было – что при американцах, что при новой социалистической власти.

Громыко знал, что Фидель не гоняет жриц любви, и даже был знаком с одним историческим анекдотом. Якобы когда Фиделя Кастро в первый раз поймали солдаты Батисты, тот решил его казнить. Но не вышло из-за того, что прознавшие об этом проститутки Гаваны пригрозили, что если молодого красавчика Кастро расстреляют, то больше ни один офицер или солдат в столице может даже не идти в бордель, его там никто не будет обслуживать. Вот вроде как после этой страшной угрозы смертную казнь перепуганные власти и отменили. А потом и вовсе выпустили Фиделя на свободу на свою голову… И во второй раз тот уже не оплошал и Батисту сверг. Вот якобы в благодарность за тот случай Фидель и смотрит сквозь пальцы на деятельность жриц любви на социалистической Кубе…

Насколько это соотносится с исторической правдой, ему самому хотелось бы узнать. Но не спрашивать же Фиделя или Рауля…

Так что он воспринял эту часть речи Фиделя сугубо как попытку уколоть его, попросив это анекдотическое разрешение на присутствие Ивлева на заседании кубинского Совмина. Но на случай, если советский МИД реально решит проследить, скорее всего, этого Ивлева туда действительно привезут и попросят посидеть скромненько в уголке, ничего ему не переводя. А вряд ли он, конечно, испанским владеет, чтобы хоть что-то там понять.

Ладно, делать нечего, приходится терпеть эти выходки Фиделя. Куба как дружественная страна разрешила Советскому Союзу открыть центр радиоэлектронной разведки в Лурдесе, который постоянно даёт, по информации от военных, бесценную информацию о многих важнейших процессах, что происходят на территории США. Так что хотя бы ради этого можно и нужно и дальше экономическую поддержку Фиделю оказывать и терпеть вот такие вот мальчишеские уколы.

Вспомнив о том, с каким настроением он ожидал очередного звонка от Фиделя, министр подумал, что, наверное, было бы лучше, если бы кубинский лидер снова, как привык уже делать, привычно нудил о том, что СССР не надо налаживать отношения с янки… Это можно было бы просто пропустить мимо ушей, особенно не расстраиваясь. А не вот это вот все с Ивлевым…

Москва, редакция газеты «Труд»

Конечно, сразу дозвониться до министра культуры и такого важного человека, как Демичев, у Ландера не получилось. Оба отсутствовали на рабочих местах, обязанностей у них много. Пришлось обождать, пока они появились у себя на местах.

Фурцева отреагировала на рассказ Ландера про звонок от Фиделя Кастро достаточно индифферентно.

Впрочем, Ландер другого особенно и не ожидал. Звонил он больше её проинформировать, так что хоть алкоголиком не назвала, и то хорошо. Тем более он знал, что у неё сейчас достаточно серьёзные проблемы, вполне может скоро с этой должности уже и слететь.

Как-то не повезло ей, судя по слухам, нажить огромное количество влиятельных недругов, вот они и делают всё для того, чтобы свести с ней счёты… Так что она больше в попытки уцелеть погружена…

А вот Демичев… Демичев – другое дело. Они с ним полчаса разговаривали.

Тот каждую фразу от Фиделя попросил дважды и трижды повторить, помечал себе всё. Сказал, когда прощались, что свяжется с товарищами в МИД и там прояснят, что это всё значит. Говорит, что Фидель, конечно, мужик необузданный, но первый раз выходит вот с таким странным разговором к редактору одной из советских газет.

Самое главное, что от обоих руководителей пока что никаких претензий в его адрес выдвинуто не было. Это Ландера расслабило не меньше, чем те сто грамм коньяка, которые он для храбрости выпил перед разговорами.

Скорее даже, наверху были сильно озадачены, что это такое вообще происходит. Так что, авось, о нём во всём этом выяснении сути произошедшего и вовсе позабудут.

Ландер налил себе ещё сто граммов коньяку, чтобы отпраздновать, что пока отделался малой кровью. И надеясь, что авось так все и останется.

Но тут внезапно спохватился: а ведь «Труд» формально же к ведению ВЦСПС принадлежит…

Пусть фактически там особо в его дела и не лезут, есть им чем заняться и без него. От него всего лишь ждут, чтобы он всё, что необходимо по спускаемой от них линии, печатал. Он и печатает, и все счастливы в итоге.

Но мало ли, вся эта ситуация со звонком от Фиделя Кастро их всё же заинтересует…

Так что надо набрать, чтоб потом претензии не предъявляли, что не предупредил.

Председателю ВЦСПС он дозвонился достаточно быстро, хотя и эти две минуты тоскливо смотрел на выдыхающуюся на столе стопку коньяка. Хороший же коньяк, десятилетней выдержки. Нельзя так с ним обращаться…

– Александр Николаевич, здравствуйте, я хотел вам сообщить о том, что ко мне тут со странным звонком Фидель Кастро сегодня обращался…

– Нет, и ещё раз нет, Ландер, – услышал он решительные слова в свой адрес от Шелепина. – Мне уже Демичев по этому вопросу звонил. Я ему сказал, что ты у нас в свободном плавании, взрослый мальчик, и за все свои печатные и непечатные вопросы самостоятельно отвечаешь. Меня, пожалуйста, в свои кубинские приключения ни в коем случае не втягивай. Понял? Где советские профсоюзы, и где Фидель Кастро? Сам подумай, мне эта головная боль вообще не нужна. Хочешь, эти вопросы с Фурцевой решай. Хочешь – с Демичевым. А мой телефон забудь, пока не разберёшься. Всё, давай, удачи.

– Ну, вроде бы пока, как ни странно, всё хорошо, – пожал плечами Ландер, положив трубку после этой гневной отповеди и бахнул слегка выветрившегося коньячку, не закусывая. Занюхал просто куском лимона…

Москва, квартира Алироевых

Ахмад пришёл домой с работы, как обычно в последнее время, совершенно не уставший.

А с чего ему уставать? Сидит целыми днями один в кабинете, никакой работы практически не делает. Художественную литературу почитывает. Пасынка попросил, тот шкаф ему открыл свой с книгами, и теперь у него всегда есть что почитать…

Если сравнить с тем, как он на заводе работал – сначала в Святославле, а потом в Москве, – так это две большие разницы.

Сейчас у него вся работа начинается, только когда его в очередную командировку отправят. Вот там действительно уже группой нужно командовать, обязанности распределяя, да потом еще и отчёт по итогам готовить. Но всё равно сырой вариант отчёта уже практически готов у него к моменту приезда в Москву из командировки для устного доклада министру. Дальше денёк только один нужен отредактировать – и снова сидишь в своем кабинете, и абсолютно ничего не делаешь.

И все к этому относятся так, словно это нормально, хотя самому Ахмаду, конечно, иногда становилось стыдно за такую работу, когда часть времени просто бездельничаешь… Кстати, гораздо более высокооплачиваемую и перспективную, чем раньше, потому что всё же это не завод, а целое министерство.

Бодро поднявшись на свой этаж пешком по лестнице, чтобы немного ноги потренировать, он открыл своим ключом дверь, чтобы не разбудить ребёнка. Впрочем, как оказалось, предосторожности были излишни – жена встретила его в коридоре, держа сына на руках.

Поцеловав обоих, он благодушно спросил:

– Ну что у вас тут новенького?

– У нас ничего новенького, а вот у Паши… – закачала головой Аполлинария.

– Позвонил, что ли? – удивился Ахмад. – Аж с самой Кубы?

– Нет, – ответила Поля, – мы же договаривались, что они там просто спокойно себе отдыхать будут, не будут никуда там в Гавану ездить, искать телефон, чтобы с нами связаться. Всё намного интереснее. Паше аж три приглашения в посольства разные пришли! Помнишь, как он в японское ходил в октябре? Вот точно такие же!

– Надо же, аж целых три! – поражённо закачал головой Ахмад. – И куда конкретно?

– Французское, испанское и снова японское, в них его зовут. Все три страны очень серьезные, большие…

Ахмад задумчиво сказал:

– Вот родила ты сына и можешь им теперь так гордиться, как мало какая другая мать может. Парню восемнадцать лет, а его иностранные посольства за руки тащат к себе в гости. А я даже рассказать никому об этом не могу, потому что мне всё равно никто не поверит. Кто ж в такое поверит-то? Сказочник, скажут!

– Если есть кому рассказать – то поверят, если приглашения покажешь, – хитро прищурилась Аполлинария, полная гордости за сына. – Они же ему ни к чему. Я уже позвонила во все три посольства, извинилась, сказала, что он сейчас за рубежом. А все эти даты на ноябрь приходятся, так что можешь смело себе забирать эти приглашения, и любому, кто захочет посмеяться, тут же в недоверчивую рожу и тыкать ими, чтобы усовестился.

– Ну а что, – усмехнулся Ахмад, – есть у нас там один такой, в курилке… Постоянно из себя корчит кого-то очень важного, хотя точно такой же начальник, как и я, того же уровня. Вечно хвастается своими родственниками, как они хорошо устроились, и ждёт, что все вокруг будут в рот ему смотреть и поддакивать. Заведу-ка я тоже, пожалуй, вот такой же разговор о своём пасынке. Он человек очень завистливый, тут же наверняка начнет меня подкалывать, что мне всё это якобы причудилось. А тут я действительно как выну из кармана пиджака эти приглашения – да и покажу всем. Навек не только он, но и все остальные зарекутся говорить, что Ахмад Алироев может неправду сказать.

– Правильно, Ахмад, так их, – одобрительно кивнула Полина, – но ты только приглашения потом не выкидывай. После этого мы их ещё в деревню отвезём, Эльвире показать. Вот уже она за внука обрадуется!

– Надо ей не только показать, но и оставить, – предложил Ахмад, – пусть у себя тоже там кому-нибудь в морду спесивую ими ткнёт, погордится за внука.

– Нет, это вряд ли, – махнула рукой Аполлинария, – они там все давно уже пашиными статьями зачитываются в «Труде», он для них уже величина невероятная. Это ж деревня, а не министерская курилка. Там Эльвиру уже все очень уважают, а тебе себя в министерстве ещё поставить надо как следует, вот тебе эти приглашения и пригодятся больше всего. А Эльвире потом отдадим – так, чисто чтобы за внука могла порадоваться…