Реинкарнация архимага

Глава 11

Перспективы. Радостные и мрачные.

Утро я начал, как обычно. Лёгкая разминка, ведро колодезной воды на голову, чашка крепкого кофе.

Всё — я бодр и свеж.

Для чего я написал сёстрам Янковским, пока сам не знаю. Может, просто не хватает общения с девушками? Выяснил у Федота, как письма отправлять. С этим делом всё оказалось несложно. Письмо надо отнести писарю, он по справочнику определит цену почтовой марки, к которой придётся добавить две копейки на услуги матроса с парохода. А уж вестовой с заставы примет и отправит почту с каждого парохода, который к нам причаливает. Так как конверты у меня были свои, то всё удовольствие обошлось мне в четыре копейки. На обратном пути мой денщик ещё к Самойлову успел забежать, чтобы пригласить его на разговор и вернувшись, отправился разжигать самовар, только вчера им же купленный.

Убедил меня, языкастый, что без чая с выпечкой или пряниками и разговор не разговор.

Самойлов подошёл, когда я уже добрую треть рапорта написал. Так быстро вышло оттого, что мне скрывать там пока нечего. Оттого пишу, как всё было, не мудрствуя.

— Ваше благородие, вызывали?

— Приглашал, — помотал я головой, — Присаживайся, чай наливай и подсказывай, кого из бойцов в рапорте стоит особо отметить.

— Много фамилий упоминать не нужно. У нас же нет ни убитых, ни раненых, — не раздумывая, выдал десятник сходу.

— Так за одно это стоит награждать!

— Никак нет. Наверху не поймут. Считается, что если мы без потерь обошлись, то и победа была лёгкой. Хотя, так оно и есть, если разобраться, — флегматично пожал он плечами.

— Погоди-ка. Получается, если бы мы половину десятка там, у прокола положили, то всех остальных могли наградить?

— По медальке «За отвагу» запросто могло достаться. И за меньшие достижения медали получали, если много крови пролилось, — криво ухмыльнулся фельдфебель.

— Бред какой-то, — высказал я своё мнение о существующей практике награждений, где принято награждать не за результат, а за потери, — Ладно. Видимо это не нашего ума дело, — открестился я на всякий случай от возможных обвинений в вольнодумстве.

Если разобраться, то ни людей, ни подводных течений, которые могут скрытно кипеть даже на отдельно взятой заставе, я толком не знаю. А вот за резкие высказывания можно и пострадать. За примером далеко ходить не нужно. Мой дядя — ссыльный профессор химии, нынче в разорённом имении живёт, старательно и умело осваивая правильное ведение помещичьего хозяйствования.

Помолчали. Наливая себе чай.

— Я тебя позвал, чтобы про мясо сурков поговорить, — продолжил я разговор, — Что ты скажешь по поводу того, чтобы половину мяса нашим магам отдать, а вторую продать, и деньги вам на провиантский кошт передать?

Ух, как он поперхнулся! Надо было мне подождать, а то сейчас впору бежать и по спине его хлопать, что мало кому помогает.

Откашлявшись, Самойлов начал отрицательно мотать головой, раньше, чем смог заговорить.

— Такое никак невозможно, ваше благородие! Вы и себя и нас подставите! Нам зависть не нужна, а вам недовольство офицеров. Мясо сурка всегда магам отходило. Традиция! Не, никак нельзя такое исполнить! Этак до бунта один шаг!

Задав пару уточняющих вопросов, я и сам понял, что замахнулся чуть ли не на нарушение основополагающих устоев заставы.

— Ладно. Вопрос с сурками снимаю, — отмахнулся я, и Самойлов шумно выдохнул, с явным облегчением, — Давай о камнях Силы поговорим.

— Пятнадцать штук добыли. С орла камень ваш, тут даже без сомнений. Вы бы этого стервятника и без нас добили с револьвера. Мои с испуга стрелять начали, — признал десятник, явно не желая спорить.

— С шакалов?

— Пять вышло.

— Все мне сдашь. И по три рубля с остальных собери. Будут у нас артефакты на весь десяток. Может, и к следующему выходу успею сделать, — заявил я, подумав, — Но это пока без обещаний.

Есть у меня пара идей, как можно изготовление ускорить, но моим половым гигантам — штрафни кам они вряд ли понравятся. Придётся им всерьёз попотеть, когда ручки прокаток станут проворачивать. А что делать… Браслеты сами себя не изготовят.

— Цену остальных камней узнай, но не продавай. Просто скажи мне, кто и сколько предлагает, — завуалировал я своё желание выкупить у нашего десятка все камни самому.

Да, просто выплачу максимальную цену, которую десятнику предложат, и наверняка ещё в приличном выигрыше окажусь, отрезав ту череду посредников — перекупов, по которой ко мне раньше доходили даже не камни, а их осколки.

— Как скажете, — кивнул Самойлов, — Баньку не желаете сегодня посетить?

— У нас в части?

— В селе. Добрая баня получилась. Сам ставил, — похвалился фельдфебель.

— Тут видишь какое дело… — задумался я, стоит ли рассказывать десятнику про мои опасения насчёт Шуваловых, а потом плюнул и рассказал.

— А мы Грицко с Гринёвым с собой прихватим. Пусть посидят в теньке, да пивко под воблу попьют. Парни молодые, глазастые. Мимо них мышь не проскочит, — тут же нашёлся Самойлов, — Да и шинкарка молчит. Значит нет в селе чужих.

— Вечером мне в части нужно быть. Киргизы должны приехать.

— Так я сейчас тогда пошлю кого-нибудь с наказом, чтобы хозяйка баньку затопила, а через час — другой и мы подойдём.

Хм, баня — это хорошо, а вот выход в село — не очень. Идти в гости с револьвером на поясе и двумя вооружёнными пограничниками в качестве охраны?

Впрочем, я маг, оттого сам себе оружие и охрана, но подстраховка всё равно не помешает.

С этой светлой мыслью я отправился в свою новую мастерскую и там быстренько, минут за пятнадцать, из уже подготовленных заготовок, доделал очередной браслет. Погуляю сегодня с ним, а вечером отдам Самойлову. Пусть кому-то из бойцов передаст.

Как несложно догадаться, на завтрак магам были предложены котлеты из мяса сурка. Заказал себе две, хотя остальные сразу брали по четыре, а потом их ещё и на добавку хватало. Я бы тоже съел побольше, но впереди баня, куда не стоит ходить обожравшись.

За столом среди офицеров зашёл спор, насколько сильно мясо сурка может увеличивать резерв Силы у магов. Я, слушая со стороны, невольно принял сторону штабс-ротмистра Василькова. Он наиболее аргументированно утверждал, что если употреблять сурка по два раза в день, то за месяц можно рассчитывать на рост резерва в один процент. Честно говоря, так себе рост, но сам способ его получения прост и приятен. Кстати, Васильков был единственным, кто отметил, что рост на четвёртом уровне и на пятом слегка отличается. Резерв у «пятёрочек» растёт медленней и не так результативен. Он же и предположил, что на шестом уровне маг и вовсе может не заметить те полпроцента, а уж про седьмой уровень и говорить нечего. Там нужны другие катализаторы роста.

Порадовало другое. Штабс-ротмистр уверенно доказывал, что мясо сурка — мутанта гораздо полезней тем, что не столько увеличивает резерв Силы, сколько расширяет и укрепляет каналы.

И всё бы хорошо, но с такой «диетой» физические нагрузки мне придётся увеличить, и серьёзно. Зато появится возможность сослаться на питание, если кто-то вдруг заметит, как быстро начали расти мои магические способности, которые я каждое утро прокачиваю, но совершенно другим способом — методикой раскачки резерва. Кастую мощное заклинание, наполняю его силой, а потом развеиваю, забирая энергию обратно. С глифом — секундное дело.

После завтрака, всё-таки чересчур плотного, я немного помедитировал, гоняя магию взад-вперёд, а там и фельдфебель нарисовался. При параде…

Нет, он был не в парадке, но и не в той солдатской форме, в которой мы выходим в рейды.

Обычная повседневка, но почти новенькая, идеально отутюженная и украшенная солдатским Георгием и полудюжиной медалей.

— Илья Васильевич, а предупредить не мог? — крикнул я ему через открытое окно, и через три минуты сам вышел, приодетый по форме, благо, Федот поддерживает её в идеальном состоянии, — Мы с тобой словно не в баню, а на смотрины собрались, — пошутил я, отчего десятник лишь крякнул, и отвернув лицо в сторону, сделал вид, что чего-то рассматривает в противоположной от меня стороне.

Баня и вправду оказалась чудо как хороша! Протоплена до трескучего жара, такого, что мы минут за десять — пятнадцать прогрелись до последней косточки. А потом началось священнодействие.

Крутым кипятком были заварены четыре веника — два дубовых и два берёзовых, а в запахе заваренных для каменки трав я уловил ароматы смородины, крапивы, мяты и, о чудо, эвкалипта!

— Василич, а эвкалипт откуда? — приоткрыл я глаз, сразу опознав аромат.

— На Волге живём, — ответил десятник, припадая к запотевшей кружке с ядрёным квасом, — В том же Царицыне не только крымских вин вдосталь, но и с далёкой Индии товары имеются.

Первым под веники попал я. А когда мы дважды выбегали на улицу, обдавая друг друга ведрами родниковой воды, чтобы отойти от жара, то я в свою очередь предложил и десятника попарить.

— Сомлеете, ваше благородие, да и я погорячей люблю, — засомневался десятник.

— А давай попробуем, — усмехнулся я в ответ, готовя шутку.

Браслетик-то на мне, правда пришлось его потуже натянуть на руку, чтобы не обжигал, а там защитная функция предусмотрена. Вот и проверю, как она в бане себя проявит.

Держался Самойлов долго. Пара малых бадеек с травяным отваром уже дно показала, а он всё не сдавался.

Наконец замахал рукой и тяжело сполз с лавки.

— Да уж… Сильны вы, ваше благородие, не ожидал, — помотал он головой, но лишь после того, как я его тремя ведрами окатил, — Так меня ещё никто не отхаживал.

Нормально артефакт отработал. Дышать, разве что, было тяжеловато, зато жара, работая вениками, я почти не ощущал.

На этот раз выпили травяного взвара, после которого я чуть придремал.

— Ваше благородие, вы мыться пойдёте? Если что, я спинку могу потереть, — разбудил меня нежный девичий голос.

Я приоткрыл один глаз, потом закрыл его и открыл уже оба. Широко. Не, не померещилось… Голенькая.

— Ты кто, красавица? — посмотрел я на невысокую светло-русую дивчину, представшую передо мной во всей красе своей молодости.

Хороша, чертовка! Худовата немного, но фигуриста, небольшая грудь торчит задорно, и не единого следа какой-то обвислости. А мордашка — просто умиление! Этакое сочетание наивности, опасения и любопытства.

— Меня Дуней звать. А я правда красивая?

— Да я такой красоты в жизни не видел! Иди-ка ко мне, я тебе это делом докажу, — предложил я, чуть отодвигаясь на своей лежанке и давая ей место.

Хихикнула, и легла! Доказывать пришлось трижды, в перерывах поглаживая и шепча на ушко всякие благоглупости.

— Вас хозяева на обед поди-ка заждались, — вдруг опомнилась она, и шустро накинув сарафан, опрометью выпулилась из бани, оставив меня в одиночестве.

— Васильич, что это было? — требовательно спросил я, предварительно дождавшись, пока хозяйка выставит на стол чугунок с густой ухой, томящийся до моего прихода в русской печи, и уйдёт.

— Вы про Дуняшу? — задал вопрос Самойлов, на самом деле наклоняя в это время полуштоф с водкой над моей рюмкой.

— Да, — кивнул я, отвечая сразу на оба вопроса.

На заданный, и не высказанный.

Десятник налил. Выпили, корочкой хлеба занюхали. Солёным груздочком закусили.

— Понравилась?

— Не то слово…

— Соседка моей Настасьи уже год, как просит дочке офицера найти. Овдовела она, года четыре назад. Девка заневестилась давно, а кому она без приданого нужна? Разве бобылю какому, а то и вовсе снохачу. Вот только Дуняша мне, почти как родная, а офицера свободного для неё не было. Вы не смотрите, что она не девкой вам досталась, то отдельная история.

— Расскажешь?

— Так нечего рассказывать. Прижал её, когда молода и глупа была, один охальник, да и обесчестил. А потом утонул, — уставился Самойлов в окно, пряча взгляд, — Но давно это было. А после — ни-ни.

Угу, понятно кто в этой части села прокурор и судья, и концы в воду, если что. Волга-то, вот она. Из окна видно.

— И что предлагаешь?

— Так в прислугу её наймите, как приходящую, скажем в день отдыха, а то и на следующий день.

— У меня же Федот есть.

— Нечто он не понимает, что молодому парню он девку ни в жисть не заменит? — хохотнул фельдфебель над своей нехитрой солёной шуткой, — Найдёт, где погулять.

— Ей-то это зачем?

— Так на приданое заработать, — вроде, как удивился Самойлов моей непонятливости, — По весне сторгуем ей корову добрую, птицу какую, а за зиму она одеждой и всякими подушками обзаведётся — вот и готова невеста на выданье.

— Всё так просто?

— Нет, конечно. Сама призналась, что очень уж вы ей глянулись, — с намёком поднял десятник полуштоф над моей рюмкой, в ответ на что я лишь головой мотнул.

Хех. Без меня меня женили! А Самойлов-то, какой красавчик! Психолог доморощенный… Представил себе, что у меня от сперматоксикоза может крышу начать сносить, и тут же выход нашёл, да как ловко! Всем сумел угодить!

На самом деле временная жена, без всяких обязательств… Красивая, молодая, задорная. Чем не вариант?

— Васильич, а вдруг детишки случатся? — осенила меня вполне реальная мысль, раз уж тут всё так просто.

— Так у баб свои средства от этого дела имеются, а если и не сработают… Ну и что. Для крестьянской семьи заиметь ребёнка с Даром — это как билет в счастливое будущее. Свадебку по весне, правда, отложить придётся, так и вы в обиде не останетесь. А как только Дар у дитяти подтвердится, так на Дуняшу такой спрос будет, что куда там корове с прочим барахлом, — без всяких преувеличений вывалил мне десятник посконную правду прагматичной крестьянской жизни.

Такой, как она есть. Без всяких приукрашиваний.

Заинтересовала меня эта сторона жизни. Хозяйственная. Все рядом живём, и мы, и крестьяне, но оказывается, я очень многого не знаю.

С осторожных вопросов я и начал, использовав на себе Малое Исцеление, чтобы снять влияние уже выпитой водки, а свою рюмку перевернул вверх дном. Разговор с цен начал.

— Коровы у нас, на левобережье, не так дороги, как в городе, но опять же, цена от времени года зависит. По осени справную корову у нас можно и за двенадцать рублей сторговать, а по весне она же восемнадцать уже будет стоить, и то — пойди купи, если найдёшь. Про город и говорить нечего. Там цены почти вдвое дороже наших.

— И какой же мне оклад женской прислуге предложить? — сумел я, меж нашими разговорами о ценах, вклинить довольно интересный для меня вопрос.

— Если вы на пять рублей в месяц согласны, то и Дуняша, и матушка её, будут счастливы, — заверил меня десятник.

Ему бы в сводники, с таким талантом…

— Кто я такой, чтоб мешать счастью? Скажи им, что я согласен, — согласился я на несколько дорогие, но эксклюзивные услуги, в наличии которых меня уверенно заверили.

В том плане, что на всё время нашего договора, я у Дуняши одним-единственным буду. И никого больше.

Киргизы приехали впятером. Старый шаман и четверо хмурых мужиков в возрасте.

Шаман — баксы Есакай, довольно сносно говорил на русском. Пригласив меня и киргизов на чай, Удалов довольно долго и неспешно обсуждал с Есакаем цены на баранов и зерно, интересовался здоровьем неведомых мне именитых киргизов, а сам рассказывал, где и какая ярмарка в ближайшее время состоится.

— Зачем Нышана убили? — перешёл шаман к делу, когда чай был допит, а чашки отодвинуты.

— Он на моих людей Тварей натравил, — вступил я в разговор после того, как ротмистр ко мне обернулся, передавая слово.

— Много?

Загибая пальцы, я начал перечислять трофеи.

— Много, — уважительно поцокал шаман языком, — А вас сколько было?

— Я и десяток пограничников.

— Сильные воины, — кивнул Есакай, — А почему ты считаешь, что это Нышан сделал?

— Следы его у пробоя остались, и ещё кое-что, — вытащил я из кармана остатки найденного киргизского амулета.

— Его работа, — признал шаман, подслеповато щурясь и перебирая пальцами хитросплетения узелков и бусинок, — Зря я Нышана этому научил. Как долго трактат открытым простоял?

— Трактат? — не понял я.

— В переводе на ваш язык трактат — это Урочище, — пояснил Есакай.

— Примерно полчаса, — прикинул я время, за которое мы добрались до пробоя, прибавив к нему минуты боя.

— Мало, — огорчённо помотал шаман головой, — От силы на месяц он беду отсрочил. Эх, простояла бы пробоина хотя бы полдня, глядишь, год — другой можно было бы спокойно жить.

— Так за полдня к нам бы сотни Тварей из-под купола выбежали, — нехорошо усмехнулся ротмистр.

— У вас сильные воины. Отсиделись бы в своих крепостях, а теперь всё плохо будет. Уходить нужно, и вам и нам. Беда раньше случится, чем начнётся осенний Гон. Трактат силу большую набрал, а выпустить её вы не дали. Вот-вот он рост пойдёт. Всё накроет. От Волги до Эльтона. Через год Тварей уже не сотни будет. Тысячами начнут оттуда выходить. А если люди под новый купол попадут, то и их придётся убивать, — завершил своё мрачное предсказание баксы Есакай.