Разгильдяй

Глава 8

Я замерз так сильно, что перестал чувствовать холод, но идти в стойбище за одеждой было слишком опасно — эйны наверняка поинтересуются, куда делась Танбад. До города придется щеголять в шубе и волчьей шапке на голое тело — прикид тот еще, но всяко лучше, чем без него.

Лира попыталась забраться в седло, вскрикнула и схватилась за плечо. На гриву шлепнувшей ушами кобылки упали алые капли.

— Дай подлечу, — на всякий случай взял скакуна под уздцы, хотя чем-чем, а кровью животинку вряд ли испугаешь.

— Царапина, — устало буркнула девушка и как-то странно пошевелила бровями. — Само заживет.

У меня было иное мнение на этот счет, особенно после того, как грива лошадки украсила красная прядь.

— Из царапин так не хлещет.

Линн сунула ногу в стремя, но я взял наглячку за талию и поставил перед собой. Спутница не кинулась с мечом, не замахнулась кулаком, лишь гневно фыркнула и отвернулась.

— Ничего себе царапина, — свободной ладонью я взялся за живот, унимая обжегший горло ком желчи. — Это что, кость? Так, а ну иди сюда… здесь парой заклинаний не обойдешься.

Отвел бедолагу за обломок скалы — достаточно большой, чтобы укрыть и от ветра, и от посторонних глаз. Кто знает, быть может Танбад велела своей дружине отправиться на поиски, если не вернется в назначенный срок — например, к закату, и меньше всего мне хотелось драться с дюжиной разъяренных бугаев.

Лира привалилась спиной к мерзлому камню и уронила голову на грудь — несмотря на бледное лицо и озноб, кожа отдавала сильным жаром, готов поспорить — градусов под сорок. Борясь с тошнотой и накинувшимися вертолетами, снял пропитавшийся насквозь плащ и осмотрел рану — удар развалил плечо от ключицы до подмышки, края разошлись, а из черной щели в подернутом коркой мясе белел осколок, причиняя дикие страдания при малейшем движении.

Просто ходить с такой травмой — нелегкая задача и для огромного мужика, но воспитанница горного монастыря умудрилась и драться в полную силу, и самостоятельно взобраться в седло.

— Все плохо? — она кисло улыбнулась.

— Еще не знаю, — честно ответил я.

По моему велению меж растопыренных пальцев скользнула золотая молния, будто электрическая дуга на вилке проводников. Без задней мысли поднес руку к разрезу, но стоило крохотному сполоху слететь с ногтя на плоть, как Лира зарычала и выгнулась дугой, словно я брызнул на рану спиртом.

— Раньше такого не было, — я в задумчивости почесал затылок. — То ли дар как-то не так вернулся, то ли место дюже аномальное.

— Плевать… — девушка оттянула манжет кожаной куртки и стиснула край зубами. Кивнула — мол, приступай, коновал, я готова.

Что же, начнем изнутри. Десять молний цвета аргоновой сварки с переливчатым, похожим на шелест воды по металлу звуком ударили в ключицу, стянув разрубленные края сияющей спиралью. Я понимал, что иначе подруга попросту умрет, и все равно скрипел зубами от звериного воя над ухом.

Кость срослась, Лира, обливаясь потом, откинулась на камень, но самый тяжелый этап магической операции ждал впереди — прежде чем соединить мышечные ткани, придется стянуть края меж собой.

— Передохни.

Сияющая сетка почти безболезненно лизнула рану — хоть мороз стоял градусов под двадцать, все же стоило подстраховаться и продезинфицировать рассеченную плоть. Сняв с луки пустую седельную сумку, набил ее снегом и растопил, после чего протянул бурдюк с теплой водой пациентке. Лира в беспамятстве потянулась к нему больной рукой и распахнула рот в немом крике, едва не завалившись на бок.

— Давай быстрее… — выдохнула она, роняя с губ розоватую влагу. — Не могу…

Я тряхнул кистями и размял онемевшие пальцы — мы писали, мы писали, наши пальчики устали… Тончайшие — не толще нерва — блестящие усики один за другим перекинулись между мышцами, пока не сплелись в сплошную волшебную ткань. Предупредив спутницу, начал осторожно — буквально по миллиметру — сводить края, краем глаза наблюдая, чтобы гримасу напротив не перекашивало слишком сильно, потому что силы на крики у страдалицы уже не осталось.

Еще пара глотков, минутка перекура — и приступил к завершающей стадии. Несмотря на все старания, на плече остался тонкий шрам со множеством усиков-ответвлений, похожий не то на молнию, не то на богатую притоками реку.

Линн встрепенулась как после наркоза, провела по отметине ладонью, пошевелила плечом — порядок, как новенькая.

— Спасибо. — Спутница поднялась, опираясь на скалу, и шагнула к лошади. — Но это ничего не меняет.

Я хмыкнул. Никто и не сомневался.

Мы по широкой дуге поскакали к ярангам, стараясь не попадаться на глаза северянам. При свете дня пытаться пробраться к ладьям чревато даже для моих сил, поэтому решили дождаться ночи в устье природного лабиринта, очертаниями напоминающего лежащий плашмя панцирь садовой улитки.

— Будешь? — Лира достала из мешка полоску вяленого мяса.

— Еще бы, — схватил угощение и сунул в рот, давясь слюной. Голод одолел такой, что я обрадовался бы и тухлятине. — Кстати, как ты узнала, что шаманка собралась сожрать мое сердце?

— Наткнулась на крохотное племя выше по течению. Заночевала у них, заодно послушала местные легенды. Старухи охотно рассказали и о камне, и о ритуале. Если бы не думал хреном, легко бы узнал все сам.

— Я исправлюсь, — шепнул, наблюдая за вспыхивающими россыпями тусклых звездочек над медленно оседающим светилом. — По крайней мере, попытаюсь.

Попутчица неразборчиво промычала, жуя свой кусок.

— Надо поспать. — Умирающее солнце Лиру ничуть не вдохновило, она положила меч на колени и привалилась к камню спиной.

— Я посторожу.

— Угу.

Заснула почти мгновенно, запрокинув голову и разомкнув ссохшиеся губы. С десяти шагов да в сумерках — вылитый мертвец, того и гляди изо рта змея выползет. Всегда хохотал с не в меру романтишных юношей, что несут всякую чушь в духе: спи, любимая, а я буду за тобой наблюдать.

И все же подполз поближе в поисках столь необходимого тепла — и телесного, и душевного. Легонько качнул ее в надежде, что голова свесится мне на плечо, но не рассчитал силу и чуть не завалил красавицу на бок, но даже тогда спящая фурия и бровью не повела. Пришлось сидеть сычом, кутаясь в шубу и во все слезящиеся слипающиеся глаза следить за округой, стараясь не проворонить дозор дикарей или стаю волков.

Саммерен невероятно красива на закате. Ржавое солнце заливает могучую в своем спокойствии гладь чуть остывшей лавой, надвое рассекая золотой дорожкой. Когда звезда, названия которой я не знал, на треть скрылась за окутанными туманом горами, к берегу поспешили лодки всех форм и размеров: весельные и парусные, в один борт и тримараны, приземистые баржи гарпунщиков и просторные плоты рыбаков, изящные ладьи и стремительные яхты.

Я внимательно высматривал подходящий кораблик. Слишком большие отмел сразу — ни грести, ни рулить сил не хватит. Плоскодонки и яхты, наоборот, маленькие — ни прилечь ни размяться, а плыть добрые сутки. Ладьи же тяжелые и неповоротливые — не дай бог погоня, не уйдем.

Лишь когда почти стемнело и небосклон зазеленел от мерцающих волн северного сияния, заметил то, что нужно: небольшое однопалубное судно, похожее на шлюп, но без парусов. Остроносое, легкое, и места хватает, а самое главное — причалило не у стойбища Танбад, а ниже, около одиноко стоящей яранги.

Растолкал спящую воительницу и шепнул:

— За мной.

Волчью шапку поглубже — и в седло. Лира накинула капюшон — если повезет, в потемках примут за своих и не станут лезть с расспросами. Похоже, никто из местных не знал, куда и на сколько укатила шаманка, включая верных ушкуйников, до сих пор ждавших гадину в устье. Ну ничего, переварится — всплывет.

По мере приближения к лагерю пытался загодя выследить что-нибудь подозрительное в поведение эйнов, но жизнь племени ничем не отличалось от той, которая открылась мне при первом посещении. Я, конечно, не знаток их укладов, но ничего похожего на панику или тревогу в упор не заметил, и внезапное появление пары всадников тоже никого не удивило. Седой старик, сидящий неподалеку от приглянувшейся ладьи, как ни в чем не бывало улыбнулся и похвалил мою лошадь. Красивая, сказал, достойная табуна шамана.

— Меняться будешь? — дернула за язык невесть откуда вылезшая купеческая жилка, хотя прежде никакой тяги к коммерции и близко не испытывал. — Бери обеих.

Лира шикнула, я поднял палец — мол, все под контролем, не волнуйся.

Расчет оказался верным — дед перестал изображать добродушного истукана, а в едва приоткрытых щелочках век вспыхнул алчный блеск:

— А взамен?

Я ткнул пальцем на бросившую якорь посудину:

— Лодку.

— Э, не. — Эйн хитро ухмыльнулся, сморщившись как курага. — Старый я уже верхом рассекать. А рыбка моя и кормит, и поит, да и стоит дороже двух кобыл. Пусть и таких славных.

— А золото есть? — не отлипал я, в надежде махнуть бесполезных скакунов хоть на сколь-нибудь ценное барахлишко, дабы не клянчить по подворотням медяки для последующего копирования. Которое, к слову, могло и не сработать — я и изначальный дар не очень-то освоил, а уж как работал вернувшийся вообще не понимал. — Или меха?

— Быстрее, — процедила попутчица, с опаской зыркая по сторонам.

— Только янтарь, — крякнул дед. — Пуд — и по рукам!

Школьные знания выветриться не успели, и я помнил, что пуд — это целых шестнадцать килограммов. Знать бы еще, за сколько можно сбагрить в городе такую кучу окаменелой смолы.

— Накинь сверху вяленого мяса и попить чего-нибудь.

Старик кивнул и шустро юркнул за порог.

— Смотри. — Лира хлопнула по плечу и указала на реку.

Я обернулся и вздрогнул как от удара тока — к стойбищу подходила та самая ладья, на которой мы отправились к Дверям Духов. Ушкуйники что-то кричали и размахивали руками, к берегу тут же начал стекаться народ от мала до велика. Над рекой прокатился гомон множества голосов и лай встревоженных собак.

— Идем, — Лира шикнула и потянула за рукав. — Живо.

— А пуд янтаря?

— Совсем спятил⁈ На нас сейчас псов спустят!

— Да подожди ты! — я рывком освободил руку. — Они даже не причалили.

— О, Тенеда… — Девушка шумно выдохнула и провела ладонью по лицу.

Старик задерживался, а толпа росла и шумела все громче. Но ведь целый мешок… шестнадцать кило… Мне же надо на что-то жить в незнакомом городе? Подумаешь, постоим минутку — пираты вон только-только на землю спрыгнули.

— Дед, ты заснул? — не выдержала Линн.

— Иду-иду! — приглушенно донеслось из шатра. — Сейчас!

Перевел взгляд на попутчицу, та скрестила руки на груди и самодовольно усмехнулась — мол, говорила же! Каким ты был, таким ты и остался — дурак земной, кобель скупой.

— К черту, — меня самого начало потряхивать от пробуждающейся паники, а инстинкт самосохранения так и жалил в пятую точку — беги, беги, беги! — В лодку!

Устроился на кормовой банке и схватил руль, попутчица одним взмахом обрубила концы и села напротив, поглядывая на стойбище. Люди бегали среди яранг как на пожаре, многие седлали коней и вскидывали над головами дротики. И тут как назло из жилища вышел старик с мешком на плече. Увидев, что рыбку нагло угоняют прямо из-под носа, завопил не своим голосом и замахал свободной рукой.

Эйны тут же бросились в нашу сторону.

— Отчаливай! — рявкнула девушка.

— Пытаюсь!

Я напрягал колдовскую мощь изо всех сил, роняя пот и хрустя скрюченными пальцами, но ладья отошла от берега на жалкие пару метров, и то неясно, от моих потуг или просто течением отнесло. Из огня да в полымя, чтоб их всех. Никогда прежде я не был так близко от гибели: ни в логове Колбана, ни в сторожке с марзальцами, ни под золотым тесаком шаманки. Холодные щупальца страха обвили сердце и потянулись к черепу, мешая собраться с мыслями, я никак не мог вообразить летящую по волнам лодку — все мерещились сцены расправы, одна жутче и кровавее другой.

— Леня! — рявкнула подруга, кинувшись мне на шею и сбив с банки.

Над головой в ту же секунду просвистели дротики: два нырнули в воду, третий с деревянным дребезжанием вонзился в борт.

— Полный вперед! — не своим голосом возопил я, чувствуя на груди и плечах цепкие коготки надвигающейся погибели.

Хвала всем богам, корыто послушалось, но пошло слишком медленно — пешком догонишь. Прижатое к доскам ухо уловило нарастающий стук копыт, доносящийся сквозь землю и воду — всадники приближались, а нас еще не разделил и бросок укороченного копья. Еще немного — буквально десять-двадцать секунд — и качающаяся на волнах лодчонка превратится в утыканного дротиками ежа, а беглецов-неудачников пригвоздит к днищу. И хорошо еще, если сразу попадут в голову и не придется наслаждаться непередаваемыми ощущениями от пронзаемых зазубренными наконечниками рук и ног.

— Давай, давай, давай… — как мантру повторял я, дергаясь всем телом в тщетной попытке разогнать корыто. — Пошла, родимая. Не для того столько вытерпел, чтобы сдохнуть как последний фуфел. Гони, кому говорят!

Подкравшаяся смерть в кои-то веки растормошила сонный обленившийся дар, и гребаная посудина вылетела на середину русла быстрее катера о двух моторах. Всадники натянули поводья, вздымая гальку из-пол копыт, авангард по брюха вошел в студеную воду, а самые отчаянные бросили вслед дротики, но ни один из снарядов не долетел до ускользающей цели.

Не успел я порадоваться успеху, как Лира тихо произнесла:

— Погоня.

За нами устремился чуть ли не весь речной флот, но пару километров спустя большая часть отстала — баржи и плоскодонки такие себе гонщики. Другое дело — пара длинных узких тримаранов с перекинутыми на поплавки дощатыми помостами и оплетенными нитями такелажа мачтами. Косые паруса несли и без того юркие кораблики во весь опор, но ушкуйники вдобавок оседлали «бананы» и гребли так, словно не гнались за парой беглецов, а сами улепетывали от морского черта. Те же, кому не пришлось ни грести, ни управляться с парусами, пауками облепили растяжки канатов, зычным уханьем и посвистами подгоняя товарищей.

— Быстрее! — рявкнула девушка.

— Пытаюсь! — огрызнулся я, фыркая и тяжело дыша. — Думаешь, это легко?

— Надо было сразу плыть! Жадный дурак!

Ничего не ответил, с холодным спокойствием проглотив оскорбление. Во-первых, сейчас не до споров — и так дышал как загнанный пес. Во-вторых, смысл препираться, если Лира права? Не позарься я на дедово сокровище, не пришлось бы скрежетать зубами, напрягая каждую толику волшебного дара. Но, несмотря на все старания, расстояние сокращалось с каждой минутой — как оказалось, умелые мореходы в разы быстрее неумелого колдуна.

Вперед вырвался корабль с парусом в красно-белую косую полоску, ватага абордажников уже сгрудилась на носу, рыча и размахивая гарпунами и кошками. Эйнов словно охватила фанатичная ярость, они ревели как медведи, плевались пеной и на таком допинге смогли бы грести сутки напролет, в то время как я неуклонно замедлялся. И тут мелькнула постыдная, но вполне рациональная мысль — уж лучше утопиться, чем угодить в лапы к разъяренным дикарям, будучи повинным в смерти святая святых всего племени.

— Держи руль!

Попутчица без разговоров плюхнулась рядом и вцепилась в рычаг, я же повернулся к преследователям и представил объятые пламенем паруса. Но вместо пожара тут да там на полотнище зачернели проплешины, которые не сумел раздуть даже могучий северный ветер.

Ладно, начало положено. Зажмурился, вскинул руки и в мельчайших подробностях вообразил бушующий огонь, опадающий на преследователей клочьями полыхающей парусины. И тут на смену послушному прежде чародейству пришла тупая боль в затылке, к горлу подступила тошнота, а из носа и ушей потекла густая почти черная кровь.

— Леня!

Меня затрясло, я упал на колени, но ладони не опустил. Превозмогая ломоту в суставах, которые невидимая сила выворачивала наизнанку, отринул все посторонние мысли и сосредоточился на единственном четком образе. С запредельным, нечеловеческим усилием балансируя на грани яви и обморока, направил все свое сознание на воплощение крохотной, но адски жаркой искорки, от которой зажгутся костры. Наверное, пещерные люди так не мечтали о них, как я в тот миг.

— Леонид!

Окрик девушки исказился, словно пленку зажевало, все вокруг замерло, оцепенело, и в мутной серо-синей дали расцвело рыжее зарево, а боевые кличи ушкуйников сменились плесками — перепуганные воины сигали в воду и гребли к берегу, оставляя позади пожираемый пламенем тримаран.

Я выкроил немного времени, но второй корабль уже огибал трещащий оседающий остов, приподняв левый поплавок из воды, а наша посудина осталась без магической подпитки и быстро теряла ход. Толком не отдышавшись, залез на банку и вцепился в прави́ло. Сердце кольнула раскаленная игла, я блеванул кровью на шубу.

— Боги! — Лира подскочила ко мне, тараща глаза. — Отдохни, а то помрешь!

Да, скорее всего мне конец. Звуки исчезли, тело перестало слушаться, а от дикого головокружения шатало как в пятибалльный шторм, хотя Саммерен как и века назад никуда не спешила и не волновалась, в отличие от роняющего темные капли паренька. И варианта оставалось всего два: либо сдохнуть сейчас от непосильной натуги, либо чуть позже и наверняка в куда более страшных мучениях. Поэтому полный вперед, не взирая ни на что.

— Леня… — Бледное личико Лиры зависло в пальце от моего.

— Тсс… Все в порядке, — я криво улыбнулся. — Ну, почти. Протри глаза, не вижу ни хрена.

Зашуршал мешок, с треском лопнула какая-то тряпка. Лейтенант свесила руку за борт и осторожно стерла кровь с пышущих жаром лба и век. Холодная вода пришлась как нельзя кстати — срывающийся на холостые обороты мотор малость угомонился, жгучая игла прекратила пульсировать в затылке, но я все равно чувствовал себя как после зверского избиения батогами.

— Они далеко? — от малейших движений накатывала тошнота, а желудок саднило от желчной пустоты.

— Да, — попутчица подняла голову и вздохнула. — Пока…

Ключевое слово — пока. Как известно, от «пока далеко» до «мля, они лезут на борт» — один шаг.

— Есть попить?

— Сейчас.

Снова зашуршало, и стянутых пленкой губ коснулась горловина бурдюка. Думал, вода или (что лучше) вино, однако к удивлению из мешочка пахнуло чем-то кисломолочным — кефир, что ли? Хотя откуда у эйнов кефир? Скорее всего, кумыс — лошадей-то целые табуны. Никогда не пробовал кумыс, а тут взял и вылакал все до капли, и в гудящей как тромбон башке немного прояснилось.

— Слушай внимательно, — просипел, не сводя мутного взгляда с подруги. — Сейчас подойду к берегу, ты спрыгнешь и бегом от реки, поняла? Сам же постараюсь увести их подальше, прежде чем… ну… — эх, а говорить о собственной смерти не так-то и просто, аж голос дрогнул.

Лира насупилась и уставилась в темнеющую даль.

— Мы так не договаривались. Обещал довезти до Ангвара — вот и вези.

Я вздохнул и тоном умирающего от ран солдата произнес, неотрывно глядя на низкие окутанные зеленым свечением звезды:

— Прости, опять облажался. Теперь уж точно в последний раз.

— Не ной. — Она явно хотела разозлить меня и таким образом подбодрить, но у самой голос сорвался на хрип.

— Просто говорю как есть. Не знаю, сколько еще протяну. Может, вон до того поворота, и то если очень повезет. Мне все равно крышка, а тебе погибать незачем.

— Плыви, — Линн потерла рукавом нос. — И меньше болтай.

Через пару минут я окончательно выдохся, и лодка легла в дрейф. Преследователи, почуяв близящуюся расправу, завопили пуще прежнего, однако загнанная добыча хоть и лишилась ног, но все еще могла кусаться. Лира помогла мне перебраться на нос, а сама встала на корме, в победной позе водрузив правую ногу на борт и блеснув клинком в опущенной руке. Ветер колыхнул полы плаща, растрепал обрезанные волосы, и пусть воительница стояла спиной, я во всей красе воображал ее хищное лицо и хмурый взгляд исподлобья, не сулящий врагам ничего, кроме быстрой смерти.

Я насчитал девятерых ушкуйников на приближающемся тримаране: трое занимались рулем и парусами — эти включатся в бой самыми последними. Вторая тройка стояла на ближайшем к нам поплавке, балансируя без рук как на сноуборде, и размахивала дротиками и короткими мечами — незаменимым оружием для абордажных схваток. Последнее трио крепило концы веревок к перекладинам и раскручивала крючья — эти займутся «стыковкой» кораблей, как только те сойдутся на достаточное расстояние.

Я смотрел на все это и не понимал, на что надеется попутчица, стоя одна напротив шайки головорезов. Как собирается отбиваться от трех брошенных разом копий или «кошек»? И даже если каким-то чудом сумеет уклониться от дальних атак, на что надеется в ближнем бою против девятерых здоровенных мужиков, упражняющихся со своим арсеналом годиков этак с шести?

Или же ею двигало извращенное понятие о доблести и чести, требующее любой ценой погибнуть с мечом наголо?

— Лира… — я закашлялся и сплюнул кровь. Девушка не шелохнулась, будто высеченное из дерева идолище, и даже легкое покачивание ладьи никоим образом ее не колыхало. — Эйны не знают, что ты при делах… Сдавайся, а я возьму вину на себя.

Она выждала немного, обдумывая услышанное, а после запрокинула голову и расхохоталась так, что разошедшиеся в боевом угаре дикари захлопнули рты и с опаской переглянулись.

— Держи курс, — тяжеленный меч описал мельницу как невесомая хворостинка. — И перед тем как начнем, давай кое о чем договоримся.

Воительница еще ни разу не обернулась, и мне почему-то резко расхотелось видеть ее лицо, а в особенности — глаза. Что-то странное появилось в ее поведении и речи, отчего больше пугали не берсерки вдали, а подруга в шаге напротив.

— Ты навсегда забудешь о том, что сейчас увидишь, — не дождавшись ответа, процедила Линн. — А я забуду о твоем позорном предложении. Идет?

— Д-да… — выдохнул я, всерьез подумывая о том, чтобы зажмуриться и зажать уши как пугливый ребенок в грозу, но любопытство все же пересилило страх. И как вскоре выяснилось — напрасно.

Самый молодой и потому нетерпеливый северянин первым швырнул копье с тридцати шагов, и несмотря на расстояние, снаряд угодил точно в цель. Лира приняла его на клинок — нет, не отбила, не разрубила, а взяла меч двумя руками — за яблоко и острие — и прислонила к нагруднику под небольшим углом. Копье, пронесшись со свистом по дуге, ударило аккурат в ложбинку клинка, да с такой силой, что воительница отшатнулась и уперлась левой ногой в противоположный борт, чудом не кувыркнувшись в воду.

В воздухе повис немой вопрос — как? — причем не только у меня. Ушкуйники тоже все прекрасно видели и уронили челюсти, глядя на фокус из одного разряда с волшебством. В темноте, на шатком суденышке, на огромной скорости остановить копье полоской стали в полпальца шириной. Кто, черт побери, научил ее подобному трюку — Оби-Ван?

Миг спустя Лира подбросила мыском упавший дротик, подхватила, развернула нужной стороной и отправила в обратный путь. Но не в прежнего хозяина, а в самого старого, опытного и представлявшего наибольшую угрозу бойца. С тем же недоумением лысый здоровяк уставился на торчащий из груди кол и плашмя грохнулся в реку.

Тут бы эйнам включить мозги да развернуться подобру-поздорову, но жажда мести за вожака вскипятила и без того разгоряченную кровь. Сразу три кошки с неуловимо коротким интервалом полетели к ладье — первый Лира срубила на подлете, от второго уклонилась, а в третий крюк поймала свободной рукой и дернула всем весом. Незадачливый абордажник не ожидал подобного исхода, потерял равновесие и с громким ревом нырнул вслед за главарем.

Корабли еще не сошлись, а враг уже потерял двух воинов, и Лира не собиралась останавливаться на достигнутом. Когда до тримарана оставалась метра полтора, девушка без малейших колебаний перемахнула на край поплавка, где до нее мог дотянуться только один эйн, и численный перевес не играл существенной роли. Но в то же время на всей посудине не сыскать более неудобного и опасного места — узкое, скользкое от набегающих волн и непрерывно качающееся вверх-вниз, а рядом ни веревки, ни перекладины.

Как оказалось, на подобные неудобства попутчица вовсе не обращала внимания и держалась устойчивее мужиков на палубе. Один из них под свист и улюлюканье попытался уколоть наглячку дротиком, но та перехватила древко, дернула на себя — и третий эйн с воплем исчез под «бананом».

Опьяненного яростью ума хватило понять, что не стоит лезть к лейтенанту врукопашную, но прежде чем в нее полетели новые копья, Линн кувыркнулась на доски через плечо и лежа рубанула ближайшего разбойника по щиколоткам. Меховые унты не спасли от удара тяжелого пехотного меча, созданного для пробивания лат и кольчуг, эйн уронил меч, качнулся и полетел в воду.

Минус четыре меньше чем за минуту — да за такие навыки и генеральские погоны не стыдно вручить… ну, или что тут носят вместо погон? Одному Марзалу ведомо, скольких красных фурия пустила в расход, раз дослужилась до старшего офицера, но северяне всяко не чета вымуштрованным королевским солдатам.

И Лира подтвердила мою догадку, кинувшись на оторопевших врагов и мельницей вспоров глотки сразу двоим. Кряхтя и шипя ушкуйники осели на палубу, держась за горла и пуча зенки. Увидев лужи крови и обезображенных соратников, оставшиеся эйны предпочли попытать удачу вплавь и щучками прыгнули с борта. Подруга проводила их взглядом, как ни в чем не бывало скакнула обратно, застав меня за не самым приглядным занятием — я свесился по грудь за борт и блевал дальше, чем видел.

— Что с тобой? — мечница примостилась на банке и закуталась в плащ. — Качка?

— Нет… — я попытался выпрямиться, но скользнул взглядом по удаляющемуся тримарану и согнулся в новом приступе рвоты. — Я, конечно, видел расчлененку, но вживую…

Линн хмыкнула и отвернулась, разглядев нечто невообразимо интересное на залитом лунным светом берегу.

— Не ранена? — уточнил на всякий случай, помня о ее презрении к травмам.

Качнула головой.

Какое-то время мы молча отдыхали — она после драки, я после вывернутого наизнанку желудка — наслаждаясь ночной тишиной, непривычной до звона в ушах после какофонии отгремевшей стычки.

— Два-один, — с улыбкой просипел я.

Попутчица вскинула брови.

— Я тебя раз спас, а ты меня — уже второй. Так что за мной еще одно спасение.

— Просто помолчи… — девушка глубоко вздохнула и закрыла глаза. — И мы в расчете.

— Нет, так не пойдет, — зачерпнул горсть воды и прополоскал рот, сморщившись от холодной боли в зубах. — Лучше скажи, всем этим приемчикам в монастыре научилась?

— А где еще, — с легким раздражением прозвучало в ответ. — Не всем же силу посылают боги. Кому-то приходится по старинке, ручками и ножками, день за днем, год за годом…

— Тяжело было? А-то все думаю, в универ поступать или в армейку топать. Ну, по-вашему — пройти испытание в Академию магии или в королевскую рать записаться.

— Тяжело, — собеседница не стала обращать внимание на мои муки выбора. — Днем — муштра, ночью — тюрьма для малолеток. Сначала изнываешь на плаце, потом выживаешь в компании волчат, которые хотят тебя не только прирезать, — Лира зябко повела плечами. — А еще там любили пороть. Привязывали к тележному колесу, спускали штаны и розгами… Тех, кто постарше — плеткой. За особые залеты могли и кнутом побить… иногда до смерти. Порка за провинности. Порка за нерасторопность. Но чаще просто так, для закалки характера.

Я во всей красе представил привязанную к колесу подругу, которую мужик в балахоне с остроконечным капюшоном хлещет семихвосткой по голой заднице. Хоть немного отвлекся от дикарей с выпученными зенками и фонтанами кровищи из разваленных шей.

— Чего лыбишься? — девушка нахмурилась и вонзила в меня тот же взгляд, каким одаривала врага перед знатной дракой.

Признаваться было чревато, и дабы не выдать постыдную правду, выдал правду искреннюю и совершенно невинную:

— Рад, что мы снова вместе. Пусть и на время.

— Угу, — Линн прижала меч к груди и закрыла глаза. — А теперь дай наконец поспать.