Разгильдяй

Глава 15

Следующей ночью склоны холма озарили десятки погребальных костров — стоящие кругом мятежники тихо молились обоим богам, провожая в последний путь друзей, сыновей, братьев. Не стал торопить скорбящих — быстрая и уверенная победа выкроила немного времени на отдых и поминки. Но прежде чем пойти последним маршем на Герадион, стоило привести в порядок Брилл на случай новой осады и возможного отступления. И хотя дозоры сообщили, что ангварский полк повернул к столице, крепость на холме должна вместить всех, кто осмелится встать под синий стяг в решающем бою. Поэтому своими силами восстановил разрушенную стену и поспешил к цитадели, ремонтом которой занялись две дюжины пожилых мастеров с отрядом молодежи на подхвате. И прежде чем взяться за пробитую кладку и обугленные перекрытия, предстояло вытащить всех погибших при пожаре.

На площади подле крыльца ровными рядами укладывали трупы — раздавленные обломками, обугленные до черной корки и погибшие от удушья. Прошел мимо, стараясь не смотреть на раззявленные рты, вытаращенные и белые как у печеной рыбы глаза и бугристую черноту вместо лиц, и стараясь пореже дышать, как вдруг боковым зрением заметил в дальнем углу опаленную рыжую копну.

Близняшки лежали рядышком и будто спали, если бы не угольные разводы на коже и неестественная недвижимость — и хоть смерть от отравления гарью в разы менее жуткая, чем в открытом огне, легче от этого не стало.

— Мы нашли их в подвале, господин, — воин с длинными седыми усами прижал к груди стеганый подшлемник. — Бедные девочки. Жить бы да жить.

Присел на колено и сжал холодную твердую ладонь Иланы, не в силах смотреть на почерневшую от сажи некогда прекрасную мордашку, ныне превратившуюся в пепельную маску смерти. Но самое страшное — это по моему приказу сестры спрятались в подвале, чтобы не попасть под обстрел в тот самый миг, когда я нарочито остановил лишь одно бревно из трех. И как ни крути, это решение правильное от первого до последнего шага, вот только в своей невиновности можно убедить судью, но не совесть. Что поделать — не бывает войн, которые губят только негодяев, и любая распря в первую очередь забирает самых сильных, смелых и достойных.

С утра пораньше над городом вновь пронесся перестук топоров — четыре сотни бойцов рубили и заостряли дубы — нет, не для баллисты, а для трех рядов наклонного частокола. Стены крепости, как ни странно, ее самое уязвимое место, слабое звено обороны, а мне требовался укрепленный до предела опорный пункт, чтобы нас не разгромили прежде, чем со всего королевства подтянутся подкрепления.

Но сколько бы людей не вдохновилось идеей восстания, нам остро требовались союзники со стороны, да не вчерашние крестьяне, едва выучившиеся, каким концом копья колоть врага, а каким приветствовать командира, а опытные воины. И на ум в первую очередь пришли самая подходящая кандидатура — эйны, однако до крайнего севера добираться в лучшем случае пару недель, но коль уж заполучил в грязные лапки могущественнейшую из магий, значит самое время воспользоваться ею соразмерно статусу и мощи.

— Леонид?

Вздрогнул, увидев нависшего надо мной Борбо. Генерал успел привести себя в относительный порядок, но все равно выглядел как волк, славно порезвившийся на овчарне.

— Я тут подумал, — прогудел великан и вытащил из-за пазухи сложенную в квадрат синюю ткань — плотную, яркую и сразу видно — дорогую. — Таиться боле нет нужды. Носи это с гордостью.

Встал и вскинул подбородок, и фибула на груди щелкнула булавкой медали за отвагу. Воевода кивнул, убедившись, что плащ сидит согласно уставу и достоинству и стукнул себя кулаком в панцирь.

— Когда вернем трон — назначу тебя старшим советником.

Я лишь склонил голову, скромно улыбнулся и произнес:

— Мне пора к эйнам. Попробую переманить дикарей на нашу сторону.

Тяжеленная ладонь легла на плечо, и мне пришлось неслабо напрячь спину, чтобы не согнуться под весом мозолистой лапищи.

— Дерзай. Верю, все получится. Коль уж в тебя поверила Лира — то поверят и варвары. Ну, успехов. Не знаю, чем все в итоге закончится и пересечемся ли еще раз, поэтому говорю сразу и как есть. Я с огромной радостью породнился бы с тобой, будь дочь жива.

— Я не подведу.

Старик улыбнулся — впервые за все время нашего знакомства.

— Не сомневаюсь. До встречи, колдун — маленький снаружи и величайший внутри.

Эх, если бы так и было. Зажмурился, вырывая из памяти ощущение холодной влаги под ногами, рева студеного ветра и густого уханья прибоя. Это оказалось не проще, чем выловить рукой рыбешку в ведре мутной воды, заклинание сработало далеко не с первого раза, но вот привычные гомон и стук сменились шепотом Брилльского моря, а теплый летний воздух — пробирающим до костей морозом.

Я вновь стоял на горбу громадного Дан'Айгура — Камня Духов: сосредоточения стихий и шаманской силы. Пенные шапки разбивались о покатые темно-серые бока и кололи незваного гостя замерзающими на лету брызгами, хмурые тучи сбивались надо мною в иссиня-черный грозовой фронт, и сама природа словно кричала — убирайся, чужак, тебе здесь не рады. Но я и не в гости пришел, а взять свое и, если понадобится, сразиться за это с кем (или чем) угодно.

Меж тем сквозь вой и плеск пробился голос — медленный и тягучий как сам водоем. Никогда прежде не слышал ничего подобного, будто речь одновременно принадлежала и молодому мужу и юной женщине, и малолетнему ребенка и дряхлому старику на смертном одре. Неудивительно, ведь у Моря нет ни пола, ни возраста, только Мощь, глотающая корабли, крушащая скалы, низвергающая в пучину целые города, и Власть надо всеми, кто осмелится подойти к берегу или отправиться в путь по волнам на утлой вязанке бревен — столь же хрупкой, как и тела копошащихся на палубе людишек.

— Кто… ты?.. — эхом далеких волн пророкотало море, открыв взору каменистое дно, залитое чистейшей колдовской энергией. Быть может, на этих брегах родились сами Марзал и Тенеда, а может до сих пор живут в бурлящем взваре концентрированной магии.

— Тот, кто пришел дать эйнам свободу, — не кривя душой произнес я, глядя на подернутый дымкой окоем. — Но сперва они сослужат мне верную службу.

Тяжелые гребни опустились, разгладились, и море погрузилось в безмятежные раздумья, а затем из-под камня вспучилась водяная гора высотой в несколько этажей и нависла над головой сиреневым полупрозрачным щупальцем. Я и близко не представлял, чем грозит столкновение с бездной, и все же приготовился к бою — возможно, к последнему в своей жизни.

Но холм изошел бурунами, словно тысячи невидимых сверл врезались в пенистую гладь, и неспешно, с гулким выдохом осел, лизнув на прощанье склон валуна, и там, где вода коснулась камня, остался кожаный бурдюк, легко уместившийся на ладони. Вытащил пробку, понюхал — ни намека на запах, но стоило подключить не нос, а шестое — магическое — чувство, и мозг едва не взорвался от изобилия невероятных ароматов, ни один из которых ни с чем не сравнить и никак не описать, ибо на всей земле подходящих слов еще не придумали. И лишь раз глотнув подарок богов, почувствовал себя так, будто не колдовал ни разу в жизни, и вся потраченная на чепуху, смерть и благие дела мощь под напором ударила в пересохшие жилы. Нет, новый глаз не вырос и шрамы не затянулись, однако по ощущениям я мог двигать горы — тем и занялся.

Камень духов, при всем уважении, — не гора, но и поднял его так же просто и непринужденно, как и обычную гальку. Море подсобило, выплюнув толстый зад каменного «медведя», и громадный валун отправился к лабиринту посреди заснеженной пустыни — второму по значимости месту силы. А человек на вершине горба нашептывал играющему в полах робы и развевающему плащ ветру призывное послание для шаманов.

На следующий день, когда я отдыхал на склоне приземлившегося Дан'Айгура, тринадцать стихийных владык прискакали к подножью и кланялись важному гостю в пояс. По их словам, я первый из смертных и третий после богов, кто сумел передвинуть валун, ибо Море скорее вышло бы из берегов и затопило весь мир, чем отдало бы свою величайшую святыню — мост между водой, землей и воздухом.

В свою очередь объяснил, чего хочу и что получат племена, когда Борбо взойдет на трон, и все тринадцать северных колдунов поклялись кровью в верности, покуда голову Забара не приколотят к главным городским воротам. После переговоров отправился на юг вдоль реки — уже без камня, на границу между сочными колосящимися полями и вымороженной на сотни метров вглубь землей.

Сутки спустя подле меня причалили дюжина и одна весельная ладья по сто ушкуйников каждая — со щитами вдоль бортов, и каждый — в цветах и орнаментах своего племени, а на колотых бурых от воды досках — пестрые угловатые фигуры: ромбы, квадраты, многоугольники, а на килях и уключинах — разноцветные ленты, будто на свадьбу собрались, а не в поход. И раз взглянув на хмурые безбородые лица, понял — это лучшие из лучших, элита среди элит, воины, о которых можно только мечтать. Обухи топоров с украшенными полосками ткани рукоятками ударили в расписные щиты, под монотонный бой я взошел на острый нос главного корабля и направил небольшой, но более чем боеспособный флот вниз по Саммерен — прямиком к цитадели Ангвара.

За километр до цели стало ясно — захватывать город не придется, ведь он уже охвачен грабежами и расправами. Над крепостью все так же реял алый стяг, но даже с расстояния было заметно, что укрепление оставлено гарнизоном. Островок с замком — единственное место, где не полыхали пожары, не лилась кровь и в небо не чадили черные столбы. В двух других районах царило настоящее безумие — оставшись без железной руки коменданта и мечей стражи, голь громила и своих и перепуганных до смерти дворян.

Решетчатые ворота не устояли под натиском ревущей точно пламя толпы, и чернь серой лавиной хлынула на узкие мощеные улочки, оставляя за собой горы мусора и растерзанных трупов. Одуревшие от безнаказанности мародеры тащили все, что пролезало в дверные проемы: легкое уносили, а тяжелое вытаскивали наружу и сжигали вместе с забитыми батогами сэрами и изнасилованными леди. Награбленное по мосткам из связанных лодок переправляли в родную гавань на другом берегу, где более ленивая и нерасторопная босота убивала и насиловала вчерашних соседей, приятелей и собутыльников, а после пыталась сбагрить трофеи в давным-давно закрывшиеся лавчонки и кабаки.

Кабаки… Отправив ушкуйников заниматься совершенно несвойственным им делом — подавлять беспорядки, я поспешил в знакомый закоулок, сдувая в реку всех на пути, но «Удачный улов» оказался пуст и выглядел заброшенным со дня моего отъезда. Когда вернулся в квартал знати, северяне уже справились с поставленной задачей, пусть и не совсем так как хотелось — просто перебили всех, кто не успел разбежаться, и осадили особняк мэра — самое крепкое здание в Ангваре после крепости.

Оно даже выглядело как замок, только с облицованными белым мрамором стенами и двускатной черепичной крышей. Дверь — что от королевский сокровищницы, окна уже бойниц да еще и забраны крест-накрест стальными прутьями в палец толщиной. Но вольные речные разбойники кололи и не такие Орешки: уже свалили росший неподалеку и наверняка сакральный ясень (не станут же сливки общества сажать в элитном районе дешевку) и острили конец для тарана.

Осадное бревно, к счастью, не понадобилось — едва я взошел на крыльцо, как заскрежетал засов, и навстречу вышел Тим с изящной шпагой под мышкой. Позади стояла Бет в вечернем синем платье и с арбалетом на плече, за ней как дубы высились голые по пояс «жеребцы» с дубинками за поясами. Судя по несметному количеству ран, ссадин и синяков, бунт застал компашку за самым интересным, но герои-любовники проявили себя как всамделишные герои и не щадя животов увели охотливую даму перца подальше от взбеленившейся толпы. Что тут скажешь: век живи — век удивляйся.

Ну а за ними маячили неизвестные холеные физиономии в крайней степени растерянности — беда вынудила весь цвет городской аристократии собраться под одной крышей, а если выразиться иначе (и точнее) — загнала всех окрестных пауков в банку и захлопнула крышку.

— Паря! — выкрикнул Тим и полез одеваться. И судя по дребезгу в голосе и блеску в глазах, шпион не ерничал, а правда был рад меня видеть. Еще бы, ведь я гонец, принесший весть о помиловании прямиком на эшафот. — Чтоб тебя бесы драли! Еле узнал!

Девушка удостоила спасителя кивком, бугаи — настороженными взглядами.

— Тут полный ад! — продолжил сокрушаться хвостатый пройдоха. — Птичку убили…

— Не он первый, — прозвучало ответ, и от моего взгляда весельчак и балагур сник и поежился как от порыва морозного ветра, — не он последний. Скольких дворян удалось сберечь? Докладывай.

Трактирщик поморщился и поскреб грязную шею.

— Не пойму, ты теперь за генерала? И недели не прошло, а…

Пальцы с хрустом сжались в кулак, и дверь весом в пару центнеров сама собой захлопнулась с такой силой, что поперек крыльца вспучилась трещина, а с крыши посыпалась черепица.

— Ай, ай! — Тим козлом запрыгал на месте, боясь попасть под глиняный ливень, но и не рискую приближаться к тому, кто его вызвал. — Уймись, чародей!

— Да, за генерала, — дверь тихонько отворилась, а осколки скатились по окутавшему собеседника колдовскому щиту. — Отныне командует либо Борбо, либо я, и великана здесь, как видишь, нет.

Разведчик стряхнул с мятой рубашки кирпичную пыль, вытянулся по струнке и отсалютовал кулаком в грудь:

— В вашем распоряжении полторы сотни князей, графов и герцогов. Треть из них верна законному наследнику!

— Понял, — кивнул и жестом велел ушкуйникам взять площадь в широкое кольцо. — Те, кто за Борбо — шаг ко мне. Кто против — оставайтесь в доме.

Несмотря на отчет Тима, предо мной выстроились все до единого — мужчины в расшитых золотом камзолах, женщины в растрепавшихся от бега платьях с грязными полами, с десяток детей — все хмурые, усталые и зареванные. Не то что бы я сильно любил нажившихся на чужом труде богатеев, но уж мальцы точно ни в чем не виноваты и не должны в столь раннем возрасте столкнуться со смертью родных, кем бы те ни были. И уж тем паче нет на свете ничего более гадостного, чем когда отцы и матери хоронят детей.

Интересно, меня уже отпели или надеются до последнего? Как вообще поминают пропавших без вести? Вроде бы есть какая-то судебная процедура о признании… а, в бездну!

— Разумный выбор, — прокашлялся от подкатившего к горлу кома и добавил: — Я не силен в этих ваших благородных началах. Но, насколько помню, у каждого из вас есть земельные наделы, так?

Знать охотно закивала, не сводя с меня распахнутых глаз — одной смерти удалось миновать, однако не принесет ли этот парень в странных одеждах вторую за случайно оброненное слово или неподобающий жест?

— И работают на вас крестьяне и батраки, верно?

Снова кивки.

— Отлично. К закату, — зачем-то постучал пальцами по запястью, хотя с детства не ношу часов, — приведете к воротам всех здоровых мужей от шестнадцати до сорока лет. Вопросы?

Собравшиеся в изумлении завертели головами, но вопросов не последовало — ни ропота ни шепота.

— Тим, ты за сотника. По северному — кормчего. Возьмешь ребят с тринадцатой ладьи и проводишь господ и дам по плантациям или где там они живут. И проследишь, чтобы в точности выполнили указ. Кто заартачится и начнет бузить, — сквозь сжатые пальцы просочилось ревущее пламя, — гонца ко мне. Я разберусь.

Толстосумы вздрогнули как щенки от выстрела и поспешили покинуть город под конвоем богатырей в коже и шкурах.

— Третья и четвертая ладьи! — гаркнул подчиненным, за время плавания выяснив, что отряд в сто топоров называется так же, как и корабль, на котором передвигается, — занять крепость и вскрыть арсенал. Пятая и шестая — на стены, и чтобы ни одна мышь, даже летучая, не проникла в Ангвар! Остальные — обыскать дома, перевернуть вверх дном каждую хибару и найти все, чем можно сражаться — от дубинки до боевой косы. Встретите голь и прочие отбросы — не нападайте первыми, пусть уходят. Но если нападут на вас — в расход.

Ушкуйники грохнули копьями в брусчатку, дружно ухнули и разошлись. Речные пираты как никто иные понимали важность слаженности и расторопности, ведь без этих качеств не то что в поход не отправишься, а от берега не отплывешь. Этим парням можно (и нужно) доверять без раздумий и колебаний: с одной стороны, это вышколенные боевые дружины, знающие толк в осадах и набегах. А с другой — религиозные фанатики, которые не посмеют нарушить волю шамана и под страхом мучительной смерти. И если северные колдуны приказали подчиняться пришлому иномирцу, то эйны скорее отрежут головы сами себе тупыми ржавыми ножами, чем навлекут гнев стихий на семьи и становища. Побольше бы таких рубак, но уж сколько дали. Увы, дворянские холопы и на пушечное мясо слабо годятся, но на войне все средства хороши, а я слишком далеко зашел, чтобы поворачивать в шаге от цели.

Крутанулся на пятках, смахнув пыль с мостовой, и собрался было проверить, как дела в крепости и есть ли там чем поживиться, как вдруг услышал за спиной вкрадчивый голос:

— Леня?

Обернулся — Бетани в окружении верных, кхм, друзей — веки опухшие, губки дрожат, и смотрит робко так, словно нищенка на паперти. И не скажешь, что это хамка, извращенка и белоручка.

— Да? — сердито бросил в ответ, сам того не желая — раздрай в Ангваре нарушил стройный и выверенный план похода на столицу, чем порядком взбеленил его составителя.

— Я… — девушка опустила голову. — Мне… нам некуда идти. Земли нет, холопов тоже. Был только банк, но его… — она всхлипнула, но взяла себя в руки и, глубоко вдохнув, продолжила, — разграбили в первую очередь. Отец пытался… но…

Да что за день сегодня такой? А, ну да — очередной день гражданской войны: самой лютой, кровавой и беспощадной из войн. Стоило подумать об этом, и меж ребер затеплилось полузабытое чувство из, казалось, другой вселенной, другого мира и другого меня — жалость. Не сострадание, не сочувствие, а именно жалость — как жалеют обиженного ребенка или побитую кошку. Да, жизнь Бет не назовешь праведной, но и зла распутница никому не делала. Просто при нашей первой встрече я еще не знал, что такое настоящая тьма и принимал за нее постыдные, но в целом безобидные проявления. Ну любит Бет с тремя сразу, ну ведет себя как хабалка — и дальше что? От ее дрянного поведения города не горят.

— Идем, — протянул изуродованную ладонь.

— А мои? — дворянка отрывисто кивнула на «тарзанов» и покраснела.

— А твои завтра возьмут оружие и пойдут мстить ублюдку, из-за которого погиб отец.

Бет оглянулась и захлопала ресницами, но качки, кем бы они ни были до Конюшни, кивнули с уверенностью закаленных бойцов, которым не привыкать гулять рука об руку с Костлявой.

Крепость на острове была такой же, как и любая другая: снаружи угловатая, обтянутая каменной чешуей и увенчанная зубчатой короной, а внутри холодная, тесная и темная. Но это и не дворец, а для моего небольшого, но гордого войска нашлось достаточно коек, столов и жаровен. Погреба ломились от припасов, стойки с оружием остались нетронуты — палаши, палицы, алебарды, все стояли на своих местах. Гарнизон покидал укрепление в такой спешке, что многие воины забыли на матрасах личные вещи.

Я расположился в покоях коменданта, обставленных не богаче комнаты Борбо, только мебель поменьше. Опустился в кресло перед камином, взмахом руки подпалил поленца и разбавил кубок крепленого вина каплей Брилльской воды. И если бы не смрад от тысяч сгоревших трупов, романтика летнего вечера среди неспешной Саммерен поглотила бы с головой. Но я не стал окружать помещение непроницаемым пузырем, не «застеклил» бойницы колдовскими заслонами и вдыхал гарь полной грудью, чтобы ни на минуту не забывать — война не закончена, решающая битва еще не началась, а я отдыхаю, но не на отдыхе, и должен думать лишь о победе и способах ее достижения.

Еще вчера не приходилось решать задачки сложнее, чем из сборника для подготовки к ЕГЭ, а теперь мои руки по плечи в крови, а скоро перемажусь с ног до головы. И самое страшное — ни холодно ни жарко от сотен загубленных жизней, словно это и не люди вовсе, а пиксельные солдатики в компьютерной игрушке. Полк туда, полк сюда, этих вперед, этих в расход, а сам сидишь и наблюдаешь свысока, недосягаемый и неуязвимый. Неужели в этом и заключается воля богов и мое предназначение в роли Избранного? Но почему бы Тенеде и Марзалу самим не спуститься с небес, открутить Забару башку и прекратить напрасное кровопролитие? Если они способны даровать силу, в буквальном смысле кроящую реальность, то почему бы просто не пожелать, чтобы у всех раз и навсегда всё стало хорошо? Ох уж эти неисповедимые пути…

Выудил из-за пазухи бронзовый цилиндрик и потер теплую гладь большим пальцем, не отводя глаза от хоровода огоньков у обугленных, пышущим рубинами дров. Несмотря на предстоящую битву, меня разморило удивительным спокойствием, хотя прежде места не находил даже перед обычной контрольной. Учеба, друзья, семья… Память превратилась в мензурку с дистиллированной водой, куда по капле вливали черную грязь: поверхность еще чиста и прозрачна, середина едва просматривается из-за мути, а дна уже и вовсе не видать. Такое впечатление, что чем дольше тут нахожусь, тем сильнее новый мир довлеет над старым, поглощая и уничтожая все сколь-нибудь дорогое, как бы говоря — это не твое, не трогай, проходи мимо, ты — чужак, зараза, смерть. Почти каждый, кто так или иначе связывал судьбу с взбалмошным пришельцем, либо погиб, либо скоро погибнет, будто эта реальность окружила инородное тело гнойным нарывом и пытается вытолкнуть прочь как занозу. Или того хуже — швырнула чужака в своеобразный карантин и планомерно избавляется от всех зараженных, подчищая следы пребывания здесь того, кто тут быть никак не может.

Бред…

А если мое появление в этой странной вселенной что-то сломало или нарушило, и теперь… А какая, блин, разница? Уже скоро или найду путь домой или погибну сам — иного не дано, а значит и забивать голову всякой чепухой не стоит. Делай что должен, а там — хоть потоп.

Пока размышлял о былом да наболевшем, сзади незаметно подкрался сон и со всей дури врезал по затылку. Очнулся поздним утром в том же самом кресле от разноголосого гомона и бряцанья сбруи. Ушкуйники грузили запасы арсенала на ладьи и переправляли в район бедняков, меньше пострадавший от кровавой вакханалии. Там алебарды и палаши смешивались в кузовах телег с кольями, топорами, дубьем и прочим хламом, больше похожим на трофеи из дедушкиного сарая, которому предстояло вскоре стать орудиями возмездия.

Смочив кончик языка морской водой, взбодрился как от двойной дозы тройного эспрессо и поспешил к воротам, куда стекались колонны бородатых мужиков и подростков с едва пробившейся щетиной, одетых как один в холщевые рубахи, широкие штаны и плетеные сандалии. Многие несли на плечах косы, мотыги, а то и просто «голые» черенки, отчего издали напоминали спешащих в поле батраков. Каждую серую змейку сопровождал отряд дикарей, ибо без хмурого конвоя горе-вояки вмиг разбежались бы по окрестным лесам.

Тим пришел последним и доложил, что под стяг удалось поставить (а точнее — загнать) полторы тысячи холопов, батраков и прочих подневольных: как и было велено — от шестнадцати до сорока лет. Я глядел на переминавшихся с ног на ноги угрюмо уставившихся в пол крестьян и старался не думать, сколько семей останутся без кормильцев по моей прихоти и будут обречены на каторжный труд или голодную смерть. С другой стороны, если удастся собрать побольше дружинников Борбо, успевших побывать в одном-двух боях и знающих, чем щит отличается от шишака, то этих доходяг можно оставить на «галерке».

Но пока пошагают наравне со всеми — для устрашения врагов и воодушевления возможных союзников. Да уж… их бы самих вдохновить, а то стоят как на похоронах любимых матушек, но лезть на броневик (вернее, на груженую броней повозку) совершенно не хотелось. Священной славой решающая сеча и не пахла, а от осознания количества посланных на убой людей в прямом смысле подташнивало, и под желудком ворочался холодный склизкий спрут. Пусть генерал толкает пламенные речи — у него всяко лучше получится, а моя задача доставить это, кхм, воинство под стены Герадиона.

Быстрее всего туда добраться по реке, вот только в ладьи такая уйма пассажиров не влезет — уместить хотя бы половину без риска начерпать забортной воды, а то и вовсе опрокинуться. А еще припасы… А на приколе в Ангваре осталось дай Хаос полсотни суденышек самых разных форм и размеров — от бесполезных в походе рыбацких лоханей до изящных и быстрых, но чересчур легких дворянских яхт.

Подумав немного и посоветовавшись с Тимом, принял следующее решение: одну ладью под обоз, а крестьяне пусть навяжут вдоволь плотов и пойдут за гребными кораблями на буксире — Саммерен на этом участке самая тихая, ровная и полноводная, и никакой беды не случится. И над городом снова разнесся стук топоров, от которого в последнее время начали дергаться веки — даже обожженное и стянутое запекшейся коркой правое.

В тот же день отправил в Брилл гонцов, и двое суток спустя речная армада отправилась в сплав, никуда не торопясь, не налегая на весла и целиком отдавшись воле волн. Мимо проплывали знакомые пейзажи, но теперь деревни и хутора казались опустевшими, заброшенными, вымершими — лохани сиротливо покачивались у пустых причалов, молчали дворы, кузни и овчарни, а вездесущая детвора, для которой и одна ладья — диво дивное, не выбегала полюбоваться великой флотилией в тринадцать кораблей и плотов.

Лишь вдали отрывисто брехали псы, не в силах побороть инстинкты, но тут же умолкали, боясь накликать беду. Мир замер в ожидании бойни, какой не видывал прежде, само время, казалось, остановилось, а воздух приобрел странный запах — незаметный, неощутимый как чистый пропан, но вызывающий тревожное нытье в груди.

Борбо не приукрашивал — Герадион в самом деле поражал размерами, да так, что становилось не по себе от одной мысли о штурме такой громадины.

Столица занимала треть речной долины, где Саммерен разливалась шире всего, и в отличии от любых других средневековых городов, все предместья, поля и деревни находились внутри стены. И была та стена столь широка, что на ней не только телеги разъедутся — трассу в две полосы можно кинуть и еще место для велосипедной дорожки останется. Длиной белокаменный «заборчик» с зубцами величиною в дом успешно поспорил бы с МКАД, а высотой — с десятиэтажкой. Кроме того, преграда шла и по воде, отсекая солидный участок русла, и сквозные арки для кораблей в любой миг могли перегородить опускными решетками с прутьями толщиною в мачту. Если же какой безумец не повернет восвояси от одного только вида каменного титана, сотни арбашетов на боевом ходу с первого же залпа помогут переправиться в лучший из миров.

Судя по набросанной генералом карте (а уж он знал столицу как никто иной), за первым рубежом протянулся зеленый круг ферм, посадов и дворянских угодий — именно благодаря надежно защищенному пригороду, больше всего страдающему от набегов и осад, Герадион продержался бы в кольце врагов несколько десятилетий, а при жесткой экономии — и веков.

Да и чтобы окружить такого гиганта на полмиллиона душ понадобится войско во сто крат превосходящее то, что нам удалось собрать за прошедшие с битвы под Бриллом полторы недели. Сильно сомневаюсь, что если все солдаты встанут спиной к стене и возьмутся за руки, круг из мятежников замкнется.

Семь сотен из дружины Борбо, полторы тысячи ангварских крестьян (кто играл в «Героев», знает, сколь полезны и боеспособны эти юниты), две с половиной тысячи из разрозненных отрядов со всего королевства и тысяча триста ушкуйников — северной элиты, моей личной гвардии. никому другому варвары подчиняться не собирались, о чем сразу заявили по прибытию в лагерь, смотрящийся на фоне столицы как палатка рядом с торговым центром.

Шесть тысяч частично обученных абы как снаряженных воинов смотрелись смешно и против первой — внешней стены, а над ней возвышалась вторая — потоньше, покороче, с ветряными мельницами вместо баллист, но по-прежнему непреодолимая преграда для обычных людей. На такую верхотуру и на лифте подниматься устанешь, что уж говорить о штурмовых лестницах. Чтобы связать-сколотить хотя бы одну, придется вырубить целую рощу, а никаких деревьев на сотни верст от города не росло, и не нужно быть Сунь-Цзы, чтобы догадаться — почему.

В самом же центре купала шпиль в облаках башня цвета оплетенной золотыми нитями слоновой кости, о размерах которой и не взялся бы даже гадать. Останкинская рядом с ней как соломинка подле шеста — вот какой исполин стоял на страже не только Герадиона, но и всего королевства. С последнего этажа кремового циклопа все земли, наверное, как на глобальной карте в той же «Цивилизации», и одним богам ведомо, как долго строили этот колосс и сколько колдунов отдали все свои силы до последней капли. Одно известно наверняка — без магии подобное не возвести, и даже с горба далекого холма, где мы разбили лагерь, чувствовалось то же тяжелое буйство стихий, что и на холодной спине Дан'Айгура.

И если Море охотно рассталось с Камнем Духов, то Забар будет накачивать стены силой до самого конца, и пытаться проломить их столь же бессмысленно, как и колоть лед зубочисткой. Особенно забавно в этом свете выглядели ворота — вполне себе обычные, двустворчатые, но Борбо объяснил, что в случае нужды привратники опустят рычаги, и многотонный гранитный блок запечатает проход так, что острие ножа в щель не пролезет.

— Что думаешь? — спросил старый волк.

Покрутил пергамент так и эдак и пожал плечами — а хрен его знает, у этой крепости нет слабых мест. И корзинки с порохом в ливневый сток не хватит и для пары трещин — разве только засунуть в канализацию (которая, к слову, сливалась в реку) ядерную бомбу.

Выйдя из шатра, подставил уставшее зудящее лицо вечернему ветру, наслаждаясь открывшимся с высоты видом: цветущие луга, окрашенная бронзой Саммерен, белые купола на склоне и мраморный гигант вдали. Одним словом — ни разу не Мордор, и не скажешь, что пред тобой обитель темного властелина, скорее — цитадель света и добра. Но ничего, Герадион еще вернет былые славу и величие, как только законный наследник вернется на трон.

Понять бы еще, как проложить путь к заветной цели. По земле — вообще не вариант: осадные орудия, стены, лучники, колдуны… Нашу храбрую ватагу превратят в дымящийся фарш еще на подходе. Вода — вариант получше, там хотя бы успеем подплыть вплотную к решеткам, пусть и не в полном составе, а хотя бы половиной, но затем… что затем? Раздвинуть такие прутья вряд ли получится, не вплавь же добираться до берега, в самом-то деле. Подкоп вырыть? А если стена и в глубину такая же? Маги же строили, что им мешало. Земля — нельзя, под землей — нельзя, вода — тоже облом…

Минуточку…

Я вздрогнул как на пчелу усевшись и приставил ладонь козырьком. Ну конечно же, вот он — ответ. Если нет возможности перелезть, доплыть и проползти, значит… придется перелететь. Воздух — нужная стихия, и я уже умею ей управлять. Смог парить на громадном валуне — смогу перебросить и флот.