На рассвете нам подали легкий завтрак — кусочки печеной рыбы и свернутые клубками бурые водоросли, похожие по вкусу на морскую капусту. После трапезы слуги принесли пушистые серые шубы и волчьи шапки — больше никакой одежды нам не полагалось.
В сопровождении дюжины лучших воинов — самых крепких, умелых и суровых — я и Танбад взошли на широкую ладью с такими низкими бортами, что вода не перехлестывала через них лишь потому, что Саммерен этим утром во всей красе проявила свой неспешный северный норов. По сути это был грузовой плот с носом, кормой и мачтой, к которой привязали двух белых косматых лошадок.
Ушкуйники с гулким уханьем оттолкнулись баграми от берега и быстрее перебирающего лапками паука поставили косые паруса. Лодка (или плот, или что бы то ни было) плавно пошла вниз по течению к ледяной синеве Брилльского моря. Мы с шаманкой устроились рядышком в плетеных креслах, похожих на перевернутые корзины со спинками: я с любопытством разглядывал стойбища эйнов, женщина неотрывно смотрела вперед.
— Кстати, а что мне делать надо? — решил уточнить на всякий случай то, что стоило выяснить еще вчера, прежде чем соглашаться, но зудящее желание поскорее убраться из этого безумного мира в который раз толкнуло на необдуманный поступок.
— Узнаешь на месте, — с легким раздражением ответила Танбад.
— Ну, ладно, — проворчал я, малость опешив от резкой смены настроения. Женщины… у них такое постоянно.
— Не злись, — ладонь владычицы — жесткая и грубая — накрыла мою, и от злости не осталось и следа — как (простите за глупый каламбур) рукой сняло. Мысли о доме померкли, сознание затянуло зыбким маревом, сквозь которое проступали лишь похотливые фантазии о грядущем таинстве.
Где-то через час ладья причалила в устье реки. Мы запрыгнули в седла и поскакали к торчащему из воды здоровенному валуну, воины же разбили небольшой лагерь подле вытянутого на хрустящий галечный берег плота. То ли бугаи больше заботились о сохранности ладьи, то ли не имели права даже издали наблюдать за священнодействием.
Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралась мертвая каменная пустошь, накрытая жидкими перистыми облаками, похожими на мазню белой краской по пронзительно-голубому холсту. Большие и маленькие глыбы вразнобой валялись тут и там, то складываясь в запутанные лабиринты, то подобно аляповатым стенам окружая широкие поросшие лишайником проплешины. Одни камни до покатой глади облизал древний ледник, прежде чем навеки отступить дальше на север, другие заострил свистящий ветер. С высоты птичьего полета побережье напоминало россыпь колотой щебенки вперемешку с галькой, будто некий великан взял по горсти того и другого, швырнул под ноги и в беспорядке разровнял.
Созерцание заснеженных пейзажей навевало всякие разные думы, в основном далекие от приятных. Еще бы — вон у японцев сады камней на задних двориках, и то умудряются по полдня медитировать, а предо мной раскинулось целая каменная равнина — поди попробуй очистить голову от всякой ереси.
Лира.
Правильно ли поступил, послав спутницу лесом и, по сути, променяв на ту, кто без выкрутасов согреет моего изрядно околевшего на морозе младшего приятеля? Не скажут ли потом, что променял товарища на влагалище? Но что я вообще знаю о Линн, кроме пары мутных фактов из не менее мутной биографии? Да, девушка верна мне, но это не преданность старого друга, а слепой фанатизм, причем основанный на очевидном заблуждении.
Сейчас валькирия считает меня Избранным, но что если природа колдовских сил не имеет ничего общего с замыслом Тенеды и Марзала? Как поступит закаленная в боях солдатка, когда узнает правду? Думаю, никакая магия не удержит мою дурную головушку на плечах, так зачем жалеть о том, что сбросил с возу бомбу замедленного действия — непредсказуемую и крайне опасную?
И пусть мы прошли через огонь и воду (а точнее через плен, пытки и чертей), но никакие злоключения, никакая добрая (или не очень) память не вернут наши отношения в былое русло. Встретились врагами и разбежались врагами, а недолгий и непрочный союз — всего лишь результат недопонимания.
Ну да и хрен с ней, все равно никакого проку нет. Из всех передряг ее вытаскивал я, а в благодарность получал одни замечания: это не так, то не эдак… Тут уж простая и понятная сделка с Танбад выглядела куда более предпочтительным вариантом, чем споры с поехавшей сектанткой.
От размышлений о делах насущных как по щелчку переключился на тяготы родного мира, о котором в суматошной гонке со смертью успел почти позабыть. Это ж сколько уже времени прошло с моего исчезновения? Около недели? Надеюсь, господа полицейские не спустили на Леху с Катькой всех собак, обвинив в убийстве и выпытывая, где спрятано несуществующее тело…
Как там мама? Отважилась ли рассказать о пропаже отцу после долгих лет без единого контакта? Ох, лучше об этом даже не думать, и так на душе погано. И вообще, а что если все вокруг — предсмертные переживания, а сам я с пробитым черепом валяюсь в коме? А пусть лучше так, ведь это самый благоприятный исход из возможных: ни друзей никто мучить не станет, да и родне проще — хотя бы знают, где их непутевый отпрыск и что он в какой-то степени жив…
А, к черту все! Ломать репу надо о чем-то полезном — например, как добраться до столицы и свинтить отсюда, а все эти «а что если?» или «а вдруг все иначе?» еще никому не помогли. Буду решать проблемы по мере поступления, и на носу как раз таинственный ритуал — на нем и сосредоточусь.
Серая громада, к которой мы подъехали, возвышалась над соседями как небоскреб над избушками. Настоящий исполин, отец всех камней, царь-валун. Не знаю, от какой скалы он откололся и как попал на берег, но на его горбу можно дом построить, да не абы какой, а трехэтажный особняк, да еще место под гараж останется.
Издали реликт напоминал прилегшего отдохнуть медведя — мордой к суше, к морю задом. Когда подобрались ближе, заметил ступени, высеченные от уткнувшегося в берег «носа» до выпирающего над водой «крупа». Слева и справа виднелись длинные цепи орнаментов и рисунков — за ночь бы их не нанесли, даже работая всем племенем, значит на камне проводят ритуалы испокон веков, а значит Танбад не врет.
— Это Дан'Айгур, — с придыханием произнесла ведунья, широко распахнутыми глазами глядя на великана снизу вверх. У его подножья человеческие фигурки казались игрушечными, хрупкими и менее ценными, чем пылинки на ветру. За то время, что этот камень умывается ледяными водами и чешет айсбергами крутые бока, сменились тысячи, а может и десятки тысяч поколений. Несметные полчища родились и умерли, не оставив после себя ничего, кроме руин и погребенных в вечной мерзлоте останков, а эта громада пролежит тут еще столько же, незыблемая и глухая к чаяниям скачущих кругом букашек. — Дверь Духов. За ней вход в иной мир, откуда мы, шаманы, черпаем силу. Эта мощь надежно укрыта от глаз богов, но ее сторожит сама сущность воды. Ты должен с ней сразиться.
Вот так да. Думал, просто порезвимся на расстеленных шубах, Танбад получит маленького шаманчика, а я — лодку и охрану до столицы, а тут на тебе — с какими-то сущностями сражайся. Надеюсь, не в виде гномика.
— А получится?
Женщина ехидно улыбнулась:
— Постараешься — и получится.
Я расправил плечи и встряхнул руками, будто готовящийся к бою боксер. Не очень хочется драться, да еще и непонятно с кем (или с чем), но придется, и не столько из-за благосклонности шаманки, сколько из желания поскорее убраться из неприветливого снежного края. Да, ночные сияния очень красивы, а особый шарм можно отыскать и в россыпях валунов и в полярной ночи месяцев эдак под шесть, но как писал «наше все» — вреден климат для меня. Да, в оригинале не климат, а север, но север северу рознь, и морозы под минус сорок бывают далеко не везде… в общем, вы поняли.
— Ну, попробую.
Я вытащил из кармана палочку, но украшенная браслетами рука как змея метнулась к ней, выхватила и сломала надвое.
— Это — мусор, — Танбад брезгливым жестом швырнула обломки в море и коснулась моей груди. — Сила — тут. Не в дереве, не в железе, а внутри тебя. Действуй, и ничего не бойся.
А красавица умеет воодушевить, но все равно малость мандражировал перед грядущей схваткой. Знать бы еще, что за сущность и как с ней бороться, а то опять: пойди незнамо куда и одолей незнамо что. Но делать нечего: не врубать же заднюю в последний момент, лишаясь не только подмоги, но и последнего уважения в глазах роскошной северянки. Спешился, запахнул шубу и потопал к ступеням, как вдруг услышал позади насмешливый голос:
— Разденься.
— Раздеться⁈ — я крутанулся на пятках и выпростал пальцы из длинного рукава. — Да тут градусов двадцать минимум!
— Раздевайся, — уже приказным тоном повторила шаманка. — Духи не носят одежд, и тебе не надо. Бой пройдет на равных.
— Я же околею!
Она пожала плечами и улыбнулась:
— Значит, ты не Избранный. И поверь, это не самая плохая смерть для самозванца.
Пришлось стаскивать теплую шубу и шапку, задыхаясь от порывов соленого промораживающего до костей ветра. Обнял себя, вжал голову в плечи и побрел по острому крошеву, цыкая и шипя на каждом шагу. Наверное, Русалочка меньше страдала впервые выйдя на сушу, чем я, примерзая стопами к влажным камням. Да, идти в общем-то недалеко, можно и потерпеть, но между берегом и ступенями шумела полоса прибоя метров десять шириной.
Осторожно окунул в пену пальцы и тут же перестал их чувствовать. Судорога, гипотермия, смерть — вот и весь ритуал. Пока размышлял о нелегкой доле, из глубины, обдав колючими брызгами, вынырнул полупрозрачный переливающийся радугой шар. Пару секунд подрагивал на месте, словно выискивая цель, а затем с плеском вытянулся и принял форму человека. Очень, кстати, похожего на меня, только целиком из мутной жижи и с длинными тонкими хлыстами вместо рук.
— Так вот ты какая — сущность воды… — процедил под стук зубов, как завороженный глядя на элементаля и совсем позабыв о лютой стуже.
Дух ничего не ответил, да и вряд ли вообще умел говорить. Сразу рубанул водяным кнутом по плечу, и на коже вздулась алая полоса, словно не водой приложили, а раскаленным железом.
— Ах ты, лужа ходячая! — в праведном гневе возопил я. — Ну, держись…
Отскочил, катая меж пальцев огненный шарик, и со всего размаху швырнул точно в цель, но существо в последний миг увернулось. Точнее, рассыпалось тысячью искрящихся капель, а затем стеклось воедино. И как, скажите на милость, в него попасть? Один плюс — я начал неплохо колдовать без палочки, видимо, близость мира духов подпитывала магией или же блок немного ослаб в вотчине чужой стихии.
Враг не остался без ответа и врезал с двух рук сразу. От резкой боли помутнело в глазах, на впалом животе вспыхнуло темно-красное перекрестие.
— Так значит? — я зашипел как вода на раскаленной сковородке и зажал руками брюхо, словно меня не высекли, а пропороли насквозь. — Посмотрим, как запрыгаешь, когда превратишься в сосульку.
Вскинул руки — левую вперед, правую согнул в локте, и, повинуясь прописанному в мыслях сценарию, из ладоней выстрелили ослепительные голубые протуберанцы, с морозным треском и звоном бьющегося льда сошлись в единый луч и копьем вонзились в тушу водяного.
Заклинание наполнило врага хлопьями снежной кашицы — первой предвестницы скорого оледенения, я не без труда усилил колдовской натиск, жмурясь от нестерпимого сияния и треска, и уже приготовился праздновать победу. Но тут вода закрутилась вихрем, изошла пузырями и забурлила как в кипящем чайнике, а противник из четко очерченной формы превратился в сгусток неуязвимого для холода пара.
Оборона в тот же миг переросла в наступление — дымчатое щупальце сконденсировалось на лодыжке, дернуло и опрокинуло меня на острые камешки. Кое-как отползя, увидел тянущиеся за собой кровавые дорожки — дело запахло солененьким, и благой исход таял что тот пар.
— Не хочешь помочь⁈ — крикнул шаманке.
— Это твой бой, — усмехнулась та. — Сражайся как мужчина!
— Советы давать каждый умеет, — я встал, пошатываясь как боец после нокдауна, и поднял кулаки к подбородку, исподлобья разглядывая колышущуюся тварь. — Но вот ты, козлина мутная, подкинул отличную идею. Не получилось заморозить — попробуем испарить.
Вокруг противника взревел небольшой смерч, расшвыривая во все стороны гальку. Дух попытался вырваться из крутящегося быстрее болгарки кольца, но неистовая воронка слизала его плечо вместе с водяным хлыстом. Посланец моря явно занервничал, задрожал, начал метаться из стороны в сторону в поисках слабого места, но я держал так же крепко, как хозяин рвущегося с поводка пса, вздумавшего напасть на ребенка.
Мышцы свело как от удара током, из носа брызнула кровь, в легких развели костер, однако прекрасно понимал — отпущу и будет гораздо хуже. Оставалось лишь добавить огня — и водяному конец. Повинуясь моей воле, воздух раскалился, дрожащее марево исказило очертания гигантского валуна.
Я уже не видел врага — предо мной будто стартовала ракета: оглушающий рокот, сбивающая с ног тряска, на ладонях и груди взбухают волдыри — такого жара поддал, что сам обжегся, но оно того стоило — даже самая страшная боль всяко лучше смерти. И только когда из смерча вылетело облачко пара, опустил руки и рухнул на колени.
Делюсь ощущениями: пробежал кросс, получил люлей от десяти гопников, снова пробежал кросс. Не то что двигаться — моргать тяжело, зато после такой баньки и ледяной прибой — парное молоко.
Как взобрался по скользким ступеням — не помню. То ли ползком, на четвереньках, то ли Танбад помогла — черт знает, но уверен в одном: все вокруг расплылось, утратило очертания и воспринималось горячечным бредом. Очухался уже на вершине серой громады, прикованный кандалами за руки-ноги. На мне сидела шаманка, разглядывая себя в отражении полированного тесака из чистого золота с подозрительно зазубренным лезвием — учитывая мягкость металла, такие отметины вполне могли остаться от рубки… например, костей.
— Наконец-то. — Женщина отложила оружие и сползла мне на колени, грубо сжав сморщившийся как жухлая морковка член.
Несмотря на грубую и спешную ласку, расти срамной уд не спешил. Спину и задницу насквозь пронзал холод, торс нещадно пекло от ожогов, голова раскалывалась, а во рту насрали кошки — одним словом, не до секса. Но Танбад явно куда-то спешила и настойчиво дергала причинное место, причиняя больше боли, чем удовольствия.
— Не тяни — не репка, — прошипел, морщась от накатившей мигрени и пытаясь сфокусироваться на облике наездницы, чьи очертания превратились в двоящийся силуэт, то слепящий как засвеченная пленка, то утопающий в тени как негатив.
— Заткнись, — рявкнула Танбад. — И делай то, зачем пришел.
— Почему я в цепях?
— Это не цепи, — с каждым словом женщина проявляла все больше раздражения, и от вчерашнего томного спокойствия не осталось и следа. — А оковы духов. Забыл?
— А тесак зачем?
— На всякий случай, — меж пухлыми губками блеснули мелкие зубки, и готов поклясться — каждый был острее волчьего клыка. — Вдруг нападет кто.
— Че-т подозрительно, — я дернулся, звякнув цепями, но проще силой мысли сдвинуть весь этот чертов валун, чем высвободиться из кандалов в палец толщиной.
— Милый… — Ведьма выгнулась кошкой, скользнув грудью по моему одеревеневшему телу, и дохнула в лицо смрадом тухлой рыбы. Ее тело было холодно как полежавший в сугробе труп, а острые соски впились в кожу чуть ли не до крови. — Вставай. Пора делать маленького шаманчика.
— Тесак в море выбрось и сделаю, — я опасливо покосился на блестящую гладь и, казалось, разглядел в изгибах примитивной ковки распахнутые пасти сотен мужей, заманенных колдуньей на проклятый камень.
— Ну что такое? — с насмешливой пародией на былую нежность проворковала тварь. — Ты уже меня не хочешь?
Танбад заерзала на причинном месте, постанывая и сжимая разукрашенные будто кровью груди. Я хоть и озабоченный придурок, но сразу понял — все это жу-жу-жу неспроста: обездвижен, безоружен, на мили вокруг ни души, а рядом баба, которую знаю меньше суток. И у нее здоровенный тесак. Золотой. А что делают золотым оружием? Правильно — приносят жертвы. И тут меня охватил такой страх, что все набухшее вмиг сдулось.
Женщина в гневе впилась когтями в бедро и вытаращила белесые как у дохлой нерпы глаза.
— Вставай, кому сказала!
— Знаешь, я передумал. К черту эти ритуалы. Как-нибудь сам доберусь до столицы.
Ответом стала улыбка, больше похожая на хищный оскал маньяка:
— Поздно метаться, птенчик. Хочешь не хочешь, но я подниму твою змейку, а потом заберу силу.
— Каким, простите, образом? — несмотря на дыхание смерти, я старался не поддаваться панике и что есть мочи напрягал мозги, выискивая любые, даже самые безумные пути отступления.
Шаманка провела обухом по ребрам. Кожу обожгло холодом, но показалось — огнем.
— Съем твои сердце и мозги, — из уголка растянутой как у жабы пасти свисла зловонная струйка. — Но сначала ты извергнешься в меня до последней капли.
Ну вот, сперва изнасилуют, потом сожрут — а так все хорошо начиналось. Пожалуй, если когда-нибудь вдруг пересекусь с Лирой — попрошу прощения за озабоченное поведение и муравьев в штанах. Уж лучше френдзона и поцелуи в щечку, чем обед у поехавшей ведьмы, где ты — главное блюдо.
Я снова задергался и зазвенел цепями, хотя прекрасно понимал — никто не услышит и не придет на помощь. Даже если предсмертные вопли пробьются сквозь рев ветра, гулкое дыхание моря и долетят до ушкуйников, не пойдут же воины против главы племени? А больше никого поблизости нет, только камни, камни, камни… А вообще, не самое плохое место для последнего пристанища. Красивое, живописное, пропитанное колдовством и тайнами.
— Расслабься, — ухо защекотал прохладный выдох, — и умрешь довольным. Уйдешь в мир духов на пике наслаждения, о котором не смеет мечтать никто из живущих.
— Слушай… — я облизнул пересохшие онемевшие губы, силясь вернуть им хоть немного тепла. — А куда спешить? Ну получишь ты мою магию сегодня… или завтра, да хоть через год — времени еще полно.
— Заткнись! — звериные глаза полыхнули демоническим огнем. — Я и так слишком долго ждала. Час пробил!
Клинок золотой молнией вспыхнул надо головой. Еще секунда — и клюнет в грудь, добавив к немалой коллекции вмятины и от моих ребер. Так закончит свой путь простой и ничем не примечательный парень с планеты Земля — глупый, взбалмошный, несерьезный, но никому не причинивший зла. На бесконечно далекой родине его объявят пропавшим без вести, дело за недостатком улик уйдет под сукно и никто никогда не узнает, где лежат выбеленные солеными штормами кости.
И если очень повезет, какой-нибудь сумасшедший в шапочке из фольги узнает о пропаже из выпуска региональных новостей и напишет короткий пост в интернете: дескать, это была очередная жертва внезапного перемещения между мирами — и эта запись станет единственным упоминанием обо мне, затерянным среди миллионов страниц некрологом. Над сетевым дурачком посмеются от души, в комментариях нагадят тролли, и ни одному из них и в голову не придет, что все это — чистая правда.
От этих мыслей слезы навернулись сами собой, как не сдерживался, как не крепился. И больше всего жалел не себя, а родных и близких, которые до самой смерти вряд ли найдут покой — мама уж точно. Так и будет каждый вечер звонить мне на мобильник и слышать редкие протяжные гудки, сменяемые чеканным голосом автомата: абонент не отвечает, оставьте сообщение после сигнала. И она оставит. Что-нибудь в духе: «сынок, как ты? Мы все тебя очень ждем». А потом проворочается до утра, вздрагивая от поскрипывания едущего лифта или шагов на лестничной площадке, в надежде, что вот-вот раздастся звонок или скрежетнет ключ в замке.
Я шмыгнул и до белых искорок стиснул веки. Что же — сам виноват. Возможно, в следующей жизни буду умнее.
— Отойди от него, — холодным прибоем прокатился над валуном знакомый голос.
По ступеням поднималась Лира с мечом наголо, медленно выплывая из-за камня. Хмурый взгляд исподлобья, сжатые в бледную линию губы, полы синего плаща метут мокрую гладь, а острие меча аж дрожит от напряжения в руке.
Вряд ли получится описать нахлынувшие в тот момент чувства. Фонтанирующее счастье. Взрывная эйфория. Распирающий изнутри восторг… и слов-то подходящих не подберешь. Представьте самый радостный момент в вашей жизни — и не какую-нибудь чепуху вроде щенка на день рождения или успешной сдачи экзаменов. Нет, вспомните что-то в самом деле серьезное: например, вам поставили диагноз — рак мозга, но последующие анализы его не подтвердили. Или любимый человек пропал, а спустя неделю нашелся целый и невредимый. Или разминулись с пьяным лихачом за секунду до столкновения, после которого вас смыли бы с асфальта брандспойтом. Представили? А теперь умножьте это на десять — вот что я почувствовал тогда.
— Только посмотрите, кто пришел, — мурлыкнула Танбад и взяла тесак наизготовку.
Без лишних слов Лира прыгнула наперерез, чуть не наступив на мое расплывшееся в дебильной улыбке лицо. Шаманке отскочила от первого выпада, спасительница тут же кольнула острием, но змеюка отразила удар с ловкостью опытного фехтовальщика. И если мастерство лейтенанта понятно и обосновано, то скачки и пируэты размалеванной ведьмы иначе чем колдовством и не объяснишь.
Со стороны поле боя выглядело тем еще сюром, будто сошедшим с полотен Мунка. Посреди валуна голый пацан в цепях, а вокруг бабы клинками машут, смертным боем бьются, никого и ничего вокруг не замечая. И ладно Танбад босая, а вот у Лиры сапоги с невысокими, но тяжелыми каблуками и стальными подбойками. Как наступит — мало не покажется.
Несмотря на ярость схватки, Лира действовала с умом и старалась оттеснить гадину к краю. Шаманка отбивалась, но тесак мечу не соперник. И хоть гадина носилась голышом, козырь в рукаве все же припасла. Взмахнула рукой и плеснула в лицо сопернице ледяной пеной. Вроде пустяк, а на холоде и пронизывающем ветру весьма неприятно. Чтобы согреться, спутница усилила натиск. Танбад же ушла в глухую оборону, отступая все дальше к краю. И хоть золото погнулось в трех местах, толстый обух мог без труда выдерживать удары еще очень долго, особенно в таких быстрых и умелых руках.
Как только на валун накатила очередная волна, девушку вновь поразила струя вперемешку с кусачим инеем. Лира отвернулась, потеряла противницу из вида, и тут же получила тесаком по плечу. По касательной, неглубоко, но плащ тут же пропитался кровью, однако Линн не вскрикнула, даже не зашипела, презрев боль и полностью сосредоточившись на поединке. Сразу видно, на войне лейтенант не в обозе сидела, и шрамы получила не в пьяных драках.
Защитница с утроенной силой ринулась в бой, и я хоть не бог весть какой спец в фехтовании, однако не заметил в движениях подруги ни спешности, ни безудержной ярости — только холодный как Брилльское море расчет и годами отточенные приемы. Но против колдовства меч бессилен, и хорошо еще, что силы Танбад иссякли, а подзарядиться змея не успела.
Так, а чего я, собственно, лежу и молча наблюдаю за боем, исход которого определит и мою судьбу тоже. Да, цепи, но колдовать они не мешают — напрягся, шипя кровавой пеной, и представил вокруг шаманки непроницаемый для магии купол. Сработало! Мегера махнула рукой, призывая водяной столб, но воды остались глухи к ее приказам.
— Давай! — прохрипел, закатив глаза. — Держу!
Лира намотала на предплечье подол плаща и пантерой бросилась на врага. Ведьма приняла мощный рубящий удар на обух, но отвлечь внимание колдовством уже не могла и тут же получила кулаком в ухо. Качнулась, пьяно замотала головой и заорала раненой выпью, поймав животом клинок. Спартанский удар ногой сбил гадину с уступа и та, вереща и размахивая руками, ухнула в пенную воду. Попыталась выплыть, придерживая кишки ладонью, но, судя по громкому плеску и хрусту, угодила в пасть какой-то морской твари. И поделом. Вот вообще не жалко.
Победительница села рядом и заскрежетала защелками. Ее лицо не выражало ровным счетом никаких эмоций — ни страха, ни радости победы. Лира не ругала меня, не обзывала похотливым придурком, не корила за беспечность, а молча копалась в замках, и от этого было втройне больней.
— Спасибо, — я встал, потирая запястья и дрожа как цуцык. Замерзший, обнаженный, в подтеках размазанной краски — более жалкого зрелища и вообразить сложно.
Лейтенант смерила меня пустым взглядом, смахнула со лба прилипшую прядь и спокойно произнесла:
— Возвращаю должок, — и в этом спокойствии таилось больше презрения и ненависти, чем в самой жуткой ссоре. — Теперь квиты. Прощай.
— Но… — я потянулся рукой к удаляющейся и чуть прихрамывающей фигурке. — Нельзя просто так взять и уйти! После всего, что было!
Она молчала, цокая по камню.
— Лира! Дай мне шанс!
Ни слова, ни взора — ни грамма внимания для ленивого ублюдка. Да, заслужил, но после всего пережитого просто взять и отпустить ее уже не мог. Догнал, коснулся плеча и попытался развернуть, но вместо долгожданных объятий получил такого крюка в подбородок, что грохнулся на спину как опрокинутая шпала.
— Шанс⁈ — рявкнула фурия, вскинув руки не то в мольбе, не то в полном недоумении, а налетевший ветер распахнул плащ подобно крыльям. — Какой по счету⁈
— Пошледний, — пробормотал в ответ, трогая деревенеющее лицо.
— Последний? Такой же как второй? Или третий?
Не без труда и щепотки магии выпрямился и с искренней серьезностью сказал:
— Совсем последний.
Линн фыркнула и тряхнула растрепанными локонами.
— Совсем последний — это значит до новой давалки? А потом бросишь меня, наше дело и пойдешь жахаться⁈
Я вскинул щетинистый подбородок и нахмурил обрамленное отросшими волосами суровое лицо, став живым воплощением справедливой решимости — профиль хоть сейчас чекань на монетах, а анфас — прямиком на агитационные плакаты в стиле: «а ты записался добровольцем?». И голос зазвенел под стать внешности — низкий, строгий и впервые в жизни пронизанный стальными нотками непоколебимой уверенности:
— Я тебя не брошу. И… прости, пожалуйста.
— Прости — это просто слово, — проворчала Лира, отвернувшись. — Очень удобно насвинячить, а потом — прости, прости! Тенеда простит.
— Обещаю больше не свинячить.
— Однажды ты уже пообещал стать хорошим. Не мне! Ему! — Кивнула на пасмурное небо. — Твои слова не стоят и куриного дерьма. Ты думаешь не той головой. Оставь меня в покое.
— Лира…
— Всё, хватит. — Она вскинула ладонь. — Похоже, ты и в самом деле Избранный, но я точно не твоя Спутница.
— Учти, — ее капризы начали подбешивать, несмотря на греющее сердце раскаяние, — бегать за тобой как собачка никто не собирается. Все — значит все. Жалеть потом не будешь?
— Н… — Девушка осеклась на полуслове и опустила глаза. — Может и буду. Но это не твое дело. Но… знаешь что? Давай так — вместе доберемся до города, а там уже… распрощаемся.
Я скрыл улыбку, чтобы кое-кто не зазнался, и сомневающимся тоном протянул, будто прикидывая все за и против и вынося итоговый вердикт:
— Ну, в принципе, попробуем… Вдвоем всяко веселее. Угоним корабль — и по прямой в столицу.
— Угоним корабль⁈ — Лира всплеснула руками. — Совсем рехнулся на радостях? А команду где возьмем? Тоже угоним?
— Слушай, — я почесал затылок и виновато проворчал, — тут такое дело… Не знаю, как так вышло… Короче, смотри сама.
Здоровенный булыжник воспарил над пляжем, повинуясь моей воле.
— Дар потихоньку возвращается. А ты собралась пропустить самое интересное.
Лейтенант молчала, но по бегающим глазам и подрагивающим губам было видно — колеблется, тоже взвешивает плюсы и минусы, а точнее — свою гордыню и долг перед Тенедой. Чтобы поторопить подругу, поднял обожженные ладони в примиряющем жесте и мягко произнес:
— Никаких обязательств. Не спутники, а попутчики. Просто потому, что вместе безопаснее.
Она наконец кивнула:
— Хорошо.
На всякий случай уточнил, а то мало ли — вдруг это море ухнуло, от него ответа быстрее дождешься:
— Хорошо?
— Да. И не дави лыбу. Куда лезешь?.. По морде дам!
— Дай. — Обнял ее, стараясь не задеть раненое плечо. — Заслужил.
Лира замахнулась, но в последний миг опустила кулак.
— Оденься, балбес… А то отморозишь самое дорогое.
— Самое дорогое я сейчас держу в руках.
— Да пошел ты! — полушутя огрызнулась воительница. — С шаманкой обломилось и сразу добрый такой стал, заботливый. Кобель.
Она оттолкнул меня и пошла к ступеням, а я провожал ее слезящимися от ветра глазами и улыбался как в последний раз.