Разгильдяй

Глава 11

Первый ангварский находился на площади, встретившей меня блестящей от полуденного солнца мостовой и журчащим посреди фонтаном в виде статуи колдуна в капюшоне, из воздетых к небу ладоней коего стекала вода.

Наверное, это и есть Забар — неделя без году на троне, а уже лепит всюду свои идолища. Что тут скажешь, тиран он и в параллельной вселенной — тиран. Но миловидным молодым дворяночкам изваяние явно пришлось по вкусу — девушки в кремовых платьях с высокими корсетами тихонько щебетали, обмахиваясь веерами и не обращая внимания ни на кого, кроме статуи.

Кроме красавиц на небольшом кругом пятачке, окруженном богатыми фасадами, больше никто не гулял — выряженные в черные камзолы господа выходили из банков и ратуши и тут же спешным шагом шли прочь с угрюмыми лицами и понурыми головами. Война подобно лесному пожару пожирала не только жизни, но и деньги, и привыкшие жить на широкую ногу сливки общества воспринимали потерю капиталов куда тягостнее, чем, например, смерть близких родственников. Ведь уход какого-нибудь дядюшки или отца — это в первую очередь солидная прибавка в виде наследства, а сбережения же уходили раз и навсегда. Вряд ли вокруг каждый первый был умелым бизнесменом или местечковым Илоном Маском — нет, все эти люди поднялись из грязи благодаря труду крепостных, а то и вовсе рабов, поэтому я не испытывал к ним ни грамма жалости.

Первый агмарский расположился в красивом белом здании с полуколоннами и пологой двускатной крышей с флагштоком. К тяжеленным, способным выстоять под ударами таранов дверям вела мраморная лестница с ковровой дорожкой, по обе стороны от которой прели на жаре неподвижные латники в красных плащах.

Я спокойно прошел мимо, не услышав ни единого скрежета или лязга — на грабителя не похож и черт со мной. Наполненный скрипом перьев и стуком счет общий зал делился надвое мореными перегородками с крохотными окошками, напротив которых протянулись искусно вырезанные лавочки, а по углам торчали бочки с похожими на фикусы растениями. Все это до нытья в сердце напомнило, конечно, не современный земной банк, но условный рассчетно-кассовый центр где-нибудь на отшибе крохотного провинциального городка. Если переодеть немногочисленных посетителей и клерков в привычную нам одежду и развесить на стенах мониторы, ни с первого, ни со второго взгляда разница не покажется такой уж разительной. Даже запах стоял похожий — пыль, бумага и неуловимый щекочущий нос аромат, присущий, на мой взгляд, всем без исключения конторам подобного плана.

Когда же под гулкое эхо шагов я подошел к перегородке и наклонился к окошку, сходство стало еще более очевидным. Да, девушка предо мной носила не привычную офисную блузку и жилетку, а просторную рубаху, стянутую под грудью черным корсажем, и щелкала не клавиатурой, а костяшками на тонких проволочках, но взгляд и выражение лица в духе: «я рада вас видеть, чего приперся?» выудили из сознания крамольную мысль — а не попаданка ли передо мной, какая-нибудь Маша из третьего отделения известного всем банка? Вряд ли, но, видит хаос, так смотрели клерки во всех мирах и вселенных: искоса, исподлобья, с полным безразличием и в то же время с требуемым для дорогого гостя почтением.

— Извините, — я улыбнулся и вежливо спросил. — Как пройти к главному?

— Вы записаны? — с легкой настороженностью ответила сотрудница.

Сказал правду:

— Нет, — и тут же добавил: — Но он меня ждет.

Наверняка, моя истощавшая болезненная физиономия и аляповато сидящий костюм боевого капитана, совершенно не подходящий худосочному подростку, пробудили в девушке ненужные подозрения — да, тревожных кнопок у них нет, но на крыльце целый взвод мечников, и они услышат крик и визг даже сквозь толстенные створки. Но в то же время у меня был козырь, на который мало кто из современников обращает внимание — ослепительно-белые ровные зубы как из рекламы жвачки, а подобной роскошью в этом мире мог похвастать далеко не каждый богатей. Поэтому версия с ряженым разбойником отпала сама собой, красавица в кои-то веки расслабилась и ответила с куда большим пиететом и любопытством, пусть этот ответ и был отказом.

— Господин Вильмар без записи не принимает.

Кто бы сомневался. Еще не хватало, чтобы всякие смерды мешали уважаемому человеку чахнуть на чужом злате. Но отступать некуда, я снова улыбнулся, но уже добавил в спокойный уверенный голос холодные нотки, какими стращал Бетани в карете:

— Дело срочное. Передайте господину Вильмару, что пришел близкий друг его дочери.

Не сказав ни слова, клерк выбралась из кабинки и скрылась за неприметной дверью, наполовину скрытой раскидистым кустом. Секунд через десять вышла и жестом предложила войти.

— Господин Вильмар ждет.

Вот так бы сразу. Добрым словом и угрожающим намеком можно добиться большего, чем даже пистолетом.

Банкир как две капли воды напоминал одного необъемного быдловатого фрика из интернета — лысый, тучный и с угрюмым взглядом исподлобья, даже золотая цепь в палец толщиной покачивалась на заплывшей жиром шее с таким количеством складок, какого и на животе не у каждого насчитается. Только вместо малинового пиджака — черный камзол с буфами на плечах и белоснежным воротником-жабо.

Толстосум сидел за столом, окруженный баррикадой из бумажных штабелей, нервно щелкал счетами и что-то записывал в журнал пестрым, похожим на павлинье пером — не иначе подсчитывал барыши или прикидывал, кто и сколько процентов должен по займам и кому стоит дать рассрочку, а кого проще сослать на галеры. Едва взглянув на меня, толстяк скривился и затряс брылами:

— Нет, не годитесь. Слишком юны и, судя по одежде, не очень богаты. Прощайте.

Я без спроса сел в глубокое кожаное кресло, помнящее отпечатки задниц элиты насквозь прогнившего города — продажных судей, нечистых на руку купцов и прочих взяточников, и закинул ногу на ногу. Взглянул на пузыря, чуть запрокинув голову и приветливо улыбнулся:

— Вы, видимо, приняли меня за жениха?

Собеседник насупился пуще прежнего, но несмотря на грозный вид не спешил сыпать оскорблениями, хвататься за оружие или на худой конец звать охрану. Видимо, моя одежда и запредельная наглость выступили своего рода маскировкой, и банкир не спешил с активными действиями, чтобы случайно не наехать на важную шишку — например, на ревизора или агента королевской разведки.

— А за кого мне вас принимать? — буркнул жирдяй. — Тут чуть ли не каждый день вьются «близкие друзья» Бет и страстно алчут ее руку и сердце. Хотя на самом деле вам, щеглам, нужно иное — мои деньги. И если я и дам благословление, то только заморскому принцу. А вы явно не принц.

Что же, сам напросился. Я развел руками и, не прекращая давить ехидную улыбку, как можно внятнее произнес:

— Долго же вы держите дочурку в девках. А она не каменная. И не чурается ничего, скажем так, человеческого.

Перо со скрежетом впилось в толстенный гроссбух и пронзило насквозь сразу три листа, залив строчки вокруг «раны» черной «кровью». В воцарившейся тишине хруст сломавшегося кончика показался пистолетным выстрелом, Вильмар изошел багровыми пятнами и привстал, гневно трепеща ноздрями.

— Вы на что, сударь, намекаете?

Я поднял ладони в примиряющем жесте, не отводя взгляда от налитых кровью поросячьих глазок, готовых вот-вот вспыхнуть как уголья на ветру.

— Ни на что. Кстати, не замечали за Бетани странной тяги к коням?

Вильмар долго молчал, неотрывно глядя на меня и сопя как загнанный бык. Я не отвернулся и ни разу не моргнул, наслаждаясь распирающей толстяка яростью. Наконец он процедил:

— Ты хоть понимаешь, куда лезешь, щегол?

Я усмехнулся:

— Только без угроз, ладно? Вы же деловой человек, к чему эти бандитские фразочки? Давайте лучше заключим сделку, как и принято у деловых людей. Вы — спишете долг господину Тану. Я — навсегда уеду из города и никому не скажу, кого встретил в Конюшне и чем этот кто-то там занимался.

Резные ножки тяжеленного трона заходили ходуном, словно к туше напротив подвели ток. Если бы банкир вцепился не в подлокотники, а в стол, то на нем началось бы землетрясение баллов в пять минимум — так дрожали пухлые пальцы со здоровенными перстнями, которые уже не снять без хирургического вмешательства.

— Тебе никто не поверит, — процедил богатей, тараща глаза и брызжа слюной. — Никто! Я тебя… сгною!

Чем сильнее трясет человека во время подобных речей, тем меньше верится в его угрозы. Поэтому я бровью не повел, продолжая с упорством опытного палача закручивать винт гаротты:

— С каких пор от слухов ждут правды? Слухи на то и слухи, что могут быть полным враньем. Но отмыться от них очень сложно. Благородные доны начнут перешептываться. Косить глаза. Сторониться вас и вашего банка. А на заморских принцев можете даже не рассчитывать.

Игра в гляделки растянулась минуты на две, и мне стало искренне жаль обмякшего в кресле старика. С одной стороны, это он воспитал тупую извращенку, либо потакая слабостям ненаглядной доченьки, либо попросту забив на нее и с головой уйдя в поиски новых способов сделать кошель потяжелее. Но с другой, Бет уже давно не ребенок и пора включать голову не только для того, чтобы вставить туда чей-нибудь болт.

Банкир наконец перестал сверлить во мне дыру, малость успокоился и взялся за сердце. Я уже приготовился бежать к нему с целебным червячком в руках (а то и с электрошоком), но начальник первого ангварского с шумом выдохнул и пробормотал:

— Ладно. Деньги приходят и уходят, а благополучие родни важнее всего. Будет вам расписка.

— Прямо сейчас, — уточнил на всякий случай, старательно пряча распирающую радость. Рано… еще слишком рано и все может за секунду пойти наперекосяк.

— Разумеется.

Вильмар выдвинул ящичек стола, но достал оттуда не бланк, не печать, не новое перо, а крохотный арбалет — как раз такой, чтобы прикончить сидящего напротив гостя. Без угроз и предостережений взвел резким (и отточенным — применять эту игрушку ему, видимо, доводилось не раз) движением рычага, направил мне в лицо и без малейших колебаний спустил скобу. Тетива звякнула струной, и стрелка размером с карандаш зависла в сантиметре от переносицы, после чего внезапно развернулась и тюкнула толстяка в лоб. Несильно, даже кровь не выступила, но банкир вмиг побледнел, уронил оружие и воздел очи в потолок.

— Значит так вы дела ведете? — прошипел я и, не дождавшись ответа, чуть сильнее вонзил острие в морщинистую кожу.

— Простите… — как скаженный выпалил Вильмар, хватая воздух распахнутым ртом и дрожа всем телом, отчего сальная подкладка тряслась как желе на включенной во все обороты стиральной машине. — Не знал, что вы… Ради всех богов, простите. Сейчас же выдам расписку.

— Угу, — я зажал стрелку меж пальцев и поднес к глазам окованный золотом наконечник, любуясь тонкой ручной работой, достойной прирожденного резчика или ювелира. — И еще тысячу золотых сверху за моральный ущерб. Наличкой.

Толстяк, не думая спорить и торговаться, взял бланк, печать и спешно заскрипел пером. После, крякнув, вытащил из вмонтированного в тот же стол сейфа пенал, формой напоминающий коробку конфет — внутри на бархатной подстилке лежали в десять рядов блестящие «колбасы».

— Вот, держите.

Коробка с НЗ весила около десяти кило, хотя я уже приготовился заколдовывать ее каким-нибудь заклинанием облегчения или левитации. Судя по отсутствию замка, подобная сумма не являлась для богатея хоть сколь-нибудь значимой: что же, Вильмар с голоду не помрет — разве что белобрысой шлюшке придется удовлетворяться более дешевыми развлечениями, а мне эти монетки край пригодятся на действительно благое дело.

— Спасибо, — я сунул звенящий коробок под мышку и изобразил некое подобие легкого поклона. — И помните: попытаетесь мстить — одними слухами не отделаетесь. У вас дома в укромном уголочке совершенно случайно — как по волшебству — появится синий флаг. Возможно, не один. И какие-нибудь повстанческие листовки до кучи. Весь этот компромат будет очень надежно спрятан, но королевские дознаватели его обязательно найдут. Мы друг друга поняли?

Совсем раскисший старикан поправил жабо и сглотнул:

— Д-да, господин колдун.

— Вот и славно. Удачного дня.

Шантаж — есть. Остался третий пункт, квинтэссенция моего преступного замысла — провокация, да не абы какая, а вооруженная и грозящая большими жертвами и далеко идущими последствиями для всех причастных.

Перебраться на противоположный берег не составило труда — в порту всегда дежурили хмурые хароны в черных балахонах, готовые за пару монет отвезти всех желающих прямиком в зловонный заваленный грязью ад и при этом не задавать ненужных вопросов. И хотя обратный путь прошел без сучка и задоринки, до самого трактира я то и дело зыркал по сторонам в ожидании подлянки. И дело не столько в длинных руках обиженного до глубины черной душонки банкира, сколько в моем крайне подозрительном для трущоб облачении и предательски звенящем на каждом шагу пенале. Но то ли пятой точкой чуяла исходящую от меня опасность, то ли не хотела связываться с влиятельным хлыщем — по крайней мере, при свете дня.

Подлянка случилась уже на пороге «Удачного улова», когда Тим поприветствовал дорогого гостя нацеленным арбалетом. Присмотревшись, трактирщик свистнул и спрятал оружие под прилавок:

— Ничего себе! Не узнал, богатым будешь. Ты что, офицера ограбил?

Молчаливый Птичка хохотнул из угла.

— Нет, — ящик с золотом грохнулся на бочку — единственный целый предмет интерьера и то лишь потому, что на момент недавней стычки стоял в подсобке. — Этой ночью Лиру отправят в столицу на шлюпе «Гордость Герадии». Мне нужна какая-нибудь лохань и команда.

— Погоди. — Шпион тряхнул хвостом. — Ты что, таки провернул задуманное? Меньше чем за сутки⁈ В одиночку? Да ладно!

— Мармеладно, — без намека на юмор или иронию произнес я. — Поможете или нет?

Мужчина развел руками и вздохнул:

— Извиняй, паря. Нас осталось всего пятеро, включая тебя, а на шлюпе человек тридцать будет. Чистое самоубийство.

— Может, нанять кого-нибудь? Запросить подкрепление?

— Нанять? Не смеши. Местные бандюги только голь драть горазды, а на вояк не сунутся ни за какие коврижки. А подкрепление не успеет, все отряды очень далеко. Правда жаль, что так вышло. Но, видимо, не судьба.

Я зашел слишком далеко, чтобы отступать на последнем шагу, поэтому продолжил цепляться за любые доступные ниточки. Не может же быть так, что среди разрухи и безнадеги не найдется достаточно отчаянных парней, чтобы попытаться взять на абордаж королевский корабль. Когда озвучил это предположение, Тим скривился, качнул головой и проворчал:

— Ну не знаю… Может, и найдутся, но тебе придется отвалить им целую гору золота.

— Горы нет, — я медленно, будто фокусник приподнял крышку шкатулки. — Как думаешь, этого хватит?

Птичка подобно зачарованной змее выполз из угла и вместе с шефом уставился на стройные ряды тонких дисков с ребристыми гранями. Золотой отсвет словно костер в ночи озарил вытянувшиеся лица, полыхнул в распахнутых глазах — с добрую минуту шпионы пялились на сокровище, разве что не роняя слюни.

— Это… — выдохнул трактирщик, не в силах оторваться от манящего блеска, — решило бы немало наших проблем…

— Это, — я захлопнул крышку, — решит проблему Лиры. А вы получите вдвое… или втрое больше, если поможете мне. У вас тут все на мази. Уверен, каждую крысу по кончику хвоста узнаете. Хотите гору золота? Я хочу отряд отчаянных головорезов. Настоящих, мать их, пиратов. И что-то подсказывает, в этой дыре таких предостаточно.

Шпионы переглянулись — Птичка кивнул сразу, а Тим долго размышлял, закусив сгиб пальца и поглядывая то на меня, то на дверь, то на шкатулку с золотишком. Несмотря на затянувшееся ожидание, я не смел торопить кабатчика, ведь его ответ либо сильно упрощал третий этап, либо делал его практически невыполнимым.

— Еще три, — хозяин наконец показал оттопыренные пальцы и стукнул ими по крышке.

Три так три. Дара вполне хватит и на десяток таких коробок. Мы скрепили устный договор рукопожатием, после чего разведчики отправились на поиск подходящих кандидатур, а я занялся копированием. Вариант отщелкать тысячу монет по одной отмел сразу — и считать замучаешься, и рука отвалится, поэтому всецело сконцентрировался на шкатулке. Левая ладонь легла на холодную резную доску, правая зависла над бочкой на высоте ящичка, я представил под ней точно такой же пенал вместе с драгоценным содержимым и в тот же миг кожу защекотал приятный шершавый холодок.

Все произошло так быстро, что я даже не успел как следует напрячь воображение, однако пот хлынул в глаза такими ручьями, словно я пробежал километр в шубе. Заглянул в подсобку, утолил дикую жажду чаркой пива и без промедлений включил колдовской принтер, дабы не терять время, которое в тот момент было куда ценнее любого золота.

Во второй раз волшба заняла около пяти минут, и это было далеко не единственным неудобством — от тупой боли в затылке накатывала тошнота, грудь изнутри сдавило тисками, а из носа капала густая как ликер кровь. Несмотря на далекое от нормального самочувствие, я не рискнул прервать заклинание, чтобы в случае неудачного завершения процесса не пришлось повторять все заново.

Перед последним заходом пришлось заставить себя передохнуть хотя бы полчасика. Все это время просидел в углу, чувствуя себя как после ударной тренировки в качалке с упражнениями на все мышцы какие есть и с учетом того, что это мой первый поход в подобное заведение в жизни.

При создании третьей копии в довесок ко всему вышеперечисленному добавились температура под сорок, озноб, тремор и крошащий эмаль зубовный скрежет. Понадобилась вся выдержка и сила, чтобы не грохнуться в обморок, и после того, как треклятая шкатулка наконец проявилась из сгустившегося светящегося облака, я рухнул на колени, облокотился на сотворенное злато и простоял так битый час, балансируя на грани сознания и наслаждаясь мельтешением черных и белых пятен, как если бы кто-то с огромной скоростью включал и выключал лампочку в комнате без окон и щелей.

Не знаю, сколько времени это длилось — может час, может сутки, но в чувства вернули вкрадчивые шаги и скрип двери. Шпионы вернулись, после чего долго и обстоятельно проверяли чуть ли не каждую монету на зуб, но и этого им не хватило, чтобы удостовериться в их неподдельности. Тим выудил из кармашка линзу увеличительного стекла и рассмотрел с десяток золотых, скрупулезно выискивая несуществующие отличия от образцов. Вскоре оказалось, что и этого недостаточно — и Птичка, и трактирщик загребли по горсти из разных шкатулок и отправились проводить полевые испытания, чтобы на практике выяснить, не заметят ли подвоха местные продавцы, собаку съевшие на разномастных фальшивках.

Само собой, никто не нашел ничего подозрительного. Вернувшись, Тим без лишних слов поманил меня и велел поплотнее закутаться в плащ, чтобы ни одна живая душа не обратила внимания на вычурный наряд.

— Это было непросто, но я нашел нужных ребят, — заговорщицки прошептал проныра, петляя в закатных сумерках по вонючим и настолько узким улочкам, что в сравнении с ними коридор в моем подъезде — Триумфальная арка. — Лучше них никого не сыскать. Исполнительные. Профессионалы! А самое главное — достаточно отмороженные для нападения на королевский корабль. Но запомни — чем бы ни кончилась эта авантюра, мы тебя не знаем, а ты — нас, понял?

— Не дурак, — буркнул в ответ, подрагивая от усталости, проникающей сквозь ткань ночной зябкости и волнения перед грядущей схваткой.

По большому счету, я-то и дрался всего пару раз в жизни, а теперь меня ждал не дворовый махач, а смертный бой с превосходящими силами противника. И на загадочных наемников придется положиться куда больше, чем хотелось, ведь сил на размножение золота ушло столько, что о колдовстве в полную мощь придется забыть на неделю минимум. И хорошо еще, если дар не откажет в самый неподходящий момент — я хоть и не ради себя пошел на преступление, но кто знает, как оценят сей поступок боги и не посчитают ли его проявлением постыдной слабости.

Мы покинули Ангвар без каких-либо препятствий и отправились на север вдоль стены. Тим шел впереди, отыскивая путь в чуть разбавленной луной тьме с той же непринужденной легкостью, как и при свете дня. Птичка замыкал процессию, оглаживая рукоятки спрятанных за пазухой кинжалов, но несмотря на вооруженный эскорт, чувство сгущающейся опасности наотрез отказывалось меня покидать. Я брел неизвестно куда в компании едва знакомых людей, занятых не самым безобидным, скажем так, промыслом, и случись беда — все крики и мольбы разбились бы о высоченную каменную кладку. Трактирщик получил все, что хотел, а от колдуна всяко лучше избавиться, чтобы не попал в лапы врага, а то вдруг еще завербуют.

Но все обошлось. Мы миновали спящую деревеньку и добрались до берега Саммерен, заросшего камышом в человечий рост. В отличие от земного растения, стебли местного отличались пластмассовой упругостью — не сломаешь, не разогнешь, а клинковидные листья могли исполосовать до костей, если неосторожный путник на полном ходу врезался бы в шелестящую зеленую преграду.

Тим вынул из-за голенища кинжал длиной в локоть (и как только ходить не мешает) и принялся расчищать путь, ловким и очень быстрым движениями прирожденного убийцы срезая поросль без единого звука и колебания — издали и в яркий полдень сторонний наблюдатель не заметил бы, что кто-то идет через камыш. Мне показалось, путь занял минут тридцать, хотя двигались мы не слишком медленнее, чем обычно, и вот наконец впереди мелькнула пологая песчаная коса. А на ней — вытащенная на берег «обоюдоострая» ладья, подле которой кружком сидели плечистые фигуры, в полутьме похожие на громадных мохнатых пауков. Лунный свет блестел на белом мехе, придавая еще больше сходства с неведомыми чудовищами, и когда воины встали, мне захотелось на всех парах, наплевав на листья-бритвы, бросится наутек.

Эйны.

Дюжина вооруженных до зубов северян в кожаных нагрудниках и волчьих шапках: толстые надбровные дуги, блестящие темные глаза и размалеванные сурьмой безбородые лица. К счастью, никто из них не заорал и не начал швырять в меня дротики — скорее всего, эти ребята представляли иное племя, коих в изобилии водилось на Крайнем севере и вполне могло случиться так, что о существовании Танбад многие и вовсе не догадывались.

Черт знает, где Тим их раздобыл, но эта сторона вопроса меня ничуть не волновала, ведь более подходящих кандидатов для абордажа сложно и представить.

— Гор, — разведчик представил вожака ушкуйников — разумеется, самого здорового и свирепого, чью изрезанную шрамами одноглазую физиономию обрамляли черные как смоль волосы до плеч.

Я кивнул в ответ, не рискуя открывать рта, чтобы случайно сказанной глупостью не обрушить и без того шаткий союз. Однако давно уже подметил — чем упорней стараюсь игнорировать неприятности, тем с большим интересом неприятности липнут ко мне.

— Ты! — верзила принюхался как пес и ткнул в меня крючковатым татуированным пальцем с обломанным ногтем. — Шаман?

Уж чего-чего, а лжи и обмана эйны не выносили на дух, и коль уж великан каким-то образом почуял магию (ну не на запах же, в самом деле), то лучше и не пытаться юлить и отнекиваться — хуже будет.

— Шаман, — бросил я, подражая рубленным рычащим фразам собеседника.

Мало ли шаманов в этом мире? Кому какая вообще разница?

— Ветер бает, — гаркнули в ответ, — белый шаман убил Танбад. Это был ты?

Ну вот и приехали. Кто бы мог подумать, что весь Брилльский берег уже знает о моем (а точнее — о Лирином) поединке. И кто, любопытно, узнал о битве, если свидетелей не было и в принципе быть не могло? Неужто и впрямь ветер разнес по становищам печальную весть?

Стоящие по бокам шпионы вмиг почуяли неладное, занервничали, заозирались, но кинжалы доставать не спешили — и слава хаосу: проще и быстрее сделать себе харакири, чем лезть с такими зубочистками на ватагу матерых головорезов с топорами, копьями и тесаками.

— Паря, — уголком рта процедил кабатчик. — У нас проблемы?

Еще какие, но перед сворой бешеных псов лучше не дергаться и ни в коем случае не торопить события. Поэтому не стал отвечать прямо, а посчитал себя вправе уточнить суть предъявленных обвинений:

— С чего ты взял? — спросил, глядя бугаю в скошенную переносицу. — Я не единственный белый шаман в этом мире.

Гор нахмурился. Облаченные в кожу скалы около него зашевелились, завертели головами, и я уж подумал, что в попытке не ляпнуть лишнего конкретно ляпнул лишнего и оскорбил вожака, но тот счел вопрос вполне уместным и пояснил за слова:

— Ветер бает, ты похож на того шамана как две горсти снега.

Интересно, что хуже — солгать и быть тут же изобличенным или сознаться в убийстве могучей и наверняка многими уважаемой женщины. Ожидание критически затянулось — судя по усилившемуся сопению и хрусту суставов, скоро и без чистосердечного признания начнется бойня. Поэтому собрал все остатки дара и произнес, опустив взгляд на блестящие черные точки:

— Да. Это был я.

Лицо северянина превратилась в каменную маску. Ватага перестала сопеть и скрипеть дубленой кожей, казалось, вообще все звуки стихли: от плеска волн у берега до уханья филинов в лесу. Мы пялились друг на друга с минуту, не моргая и не смея пошевелиться, как вдруг вопреки всем ожиданиям ссохшиеся обветренные губы растянулись в довольной ухмылке, а на плечо легла мозолистая ладонь.

— Спасибо, — громыхнул Гор. — От этой суки никакого житья не было. Знал бы, кому придется помогать — и денег бы не взял. А ну, парни, на весла!

Я распрощался с разведчиками, и около полуночи ладья причалила в небольшой заводи километрах в десяти выше по течению. Отсюда город казался игрушечным, поблизости ни сел, ни других кораблей, и нашу маленькую шалость вряд ли кто заметит… ну разве что всевидящий и чересчур болтливый ветер. Ушкуйники расселись на банках и молча точили гарпуны и топоры, я же дежурил на корме и наблюдал за дрожащим блеском лунной дорожки.

Прошел час, второй, а шлюп все не появлялся. Сердце защемило от тревожных мыслей — а вдруг какая накладка? Мало ли что могло пойти не так в этой сложной и громоздкой схеме: мэр обманул, командир крепости забыл о просьбе, корабль задержался или переводить уже просто некого… Столько времени прошло, Лиру три раза могли замучить до смерти. Что же, если корабль не появится… на рассвете сам пойду за ней и будь что будет.

Через десять минут вдали вспыхнули слабенькие огоньки — судя по расположению, на носу и мачтах. Вслед за свечением из темноты донеслись плеск рассекаемой острым носом глади и хлопанье парусов. Когда шлюп поравнялся с нами, в свете кормового фонаря я увидел большие деревянные буквы: «Гордость Герадии».

— Пора!

Эйны тут же взялись за весла, ухнули, разом налегли и ладья резво пошла на перехват. Никогда бы не подумал, что гребцы сдюжат догнать парусник, да еще так быстро. Сонный латник на шканцах звякнул в колокол и крикнул:

— Ослепли что ли, черти⁈ Смотрите, куда прете! Врежетесь сейчас!

Бедняге и в голову не пришло, что это не заплыв наперегонки с северными купцами, а разбойное нападение — да не где-нибудь, а на участке между двумя крупнейшими и лояльными городами.

Прилаженное к килю заостренное бревно протаранило борт повыше ватерлинии, но прежде чем ночную тишину всколыхнул оглушающий треск, ушкуйники уже выстроились у борта с кошками на плечах. Дозорный, видимо, все никак не мог поверить собственным глазам — его буквально парализовало от наглости и возмущения, и когда колокол зазвенел сигнал тревоги, первые дикари уже влезли на палубу.

— Подъем! — верещал солдат, изо всех сил теребя за медный язык, словно намереваясь отогнать громкими звуками речных бесов.

Испуганный ор сменился надсадным хрипом — броня лоялистов крепка, но от могучих ударов тяжеленными абордажными топорами по шлему спасает плохо. По такелажу поползли силуэты, в свете луны похожие на огромных пауков, срезая паруса и обездвиживая пойманную добычу. Многие стражники спали, наверняка изрядно налакавшись перед скучным и совершенно безопасным плаванием, поэтому выскакивали из трюма без нагрудников, лишь с мечами и щитами, но вслед за бездоспешным авангардом подтянулись и латники.

Треть ушкуйников занялась матросами, остальные двинулись к люку, откуда как черти из табакерки выпрыгивали солдаты. В ночной тиши гулкое уханье щитов звучало набатом, но в целом эйны дрались на удивление бесшумно, не рыча и не оглашая округу воинственными кличами. Скрежетала сталь, вскрикивали раненые, слышались плески скинутых за борт тел.

На меня кинулся воин, занеся над головой двуручник. Сделал жест, словно толкаю его ладонями в грудь, и закованного в сталь беднягу сдуло с палубы, а следом отправился и его напарник. Наше счастье (и их беда), что безалаберная солдатня не взяла с собой колдуна, потому что уже после пары легких пассов меня снова затрясло, а губы и подбородок обожгло соленым теплом с запахом железа.

Над ухом просвистела стрела, а вот соседу повезло меньше — попали в спину. Дабы не искушать судьбу, я зайцем прыгнул с линии огня и спрятался за мачтой. Тут же раздался характерный трещащий стук — наконечник впился в дерево.

— Шканцы! — крикнул эйн, прежде чем упал замертво, пораженный в грудь.

На квартердеке выстроились лучники. Среди них был офицер с украшенным аксельбантом панцирем и плащом с золотой оторочкой — он-то, скорее всего, и командовал кораблем. Попытался достать стрелков, но порыв ветра лишь качнул полы накидок.

В попытке подобраться поближе перебежал за соседнюю мачту, как вдруг из гущи драки выскочил окровавленный матрос и рубанул тесаком, метя в шею. Не знаю, каким чудом успел присесть — наверное, опять магия подсобила, но лезвие вонзилось в сосну в двух пальцах от макушки. Секунда промедления — и башка долой.

Лягнул гада в колено, выбив сустав, и из присеста рванул в укрытие. Две стрелы полетели мимо, третья сорвала левый эполет, но мне удалось подобраться ближе к целям, но десяток шагов ничего не решил — враги все еще стояли вне досягаемости для магии, иссякающей как вода в проколотом бурдюке.

Напрягши последние силы, окружил себя невидимым коконом. Как там было — всю энергию на щиты? Да-да, оно самое. Кувыркнулся, чуть не поскользнувшись на окровавленных досках, и по-пластунски подполз к лежащему на боку латнику. Спрятался за трупом как за баррикадой и аккуратно поднял голову.

И тут на меня наступил эйн, пятясь от троицы разъяренных матросов. Что поделать — в горячке боя всякое бывает. Несмотря на щит, боль была адская — еще бы, такая туша да на поясницу. Высвободившись, вытащил из его сумки последний дротик, развернул тупой стороной и швырнул в лучника. Удар вышел такой силы, что бедолагу катапультой вышвырнуло за корму.

Стрелки разом пригнулись, дав возможность добежать до ведущей на шканцы лестнице, и тут-то я выплеснул всю накопленную злость.

— Капитан за бортом! — крикнул кто-то.

Послышались громкие плюхи — несколько матросов щучками нырнули в реку. Ушкуйники принялись бить их дротиками и гарпунами, как стайку вспугнутых тюленей, но я велел оставить их в покое — корабль, считай, за нами и лишние жертвы ни к чему.

— На палубе чисто! — отозвался Гор.

Вслед за ним я спустился на среднюю, где прятался под мешками картошки один единственный моряк, да и тот кок. Схватил трясущегося мужика за грудки и гаркнул в бледное лицо:

— Где девушка?

— В трюме… Пощадите.

— Сиди и не рыпайся.

После допроса отпустил ушкуйников на грабеж и похороны павших братьев, мне же в трюме вряд ли угрожала серьезная опасность. Зажег огонек в ладони и спустился в шатающийся пропахший солью, рыбой и тиной мрак. Сердце рвалось наружу, в горле пересохло, каждый шаг стоил огромных усилий — еще никогда меня не охватывали такие страх и волнение. Впервые за долгие годы, а возможно и за всю жизнь я боялся не за себя, не за родню, а за постороннего человека. Боялся узнать, что с ней сделали. Боялся увидеть изуродованное, а может и вовсе мертвое тело.

Позвал тихонько:

— Лира?

Нет ответа.

Всюду стояли нагромождения бочек и мешков, где сам черт ногу сломит. Спешил как мог, заглядывал в каждый угол и закуток, но нигде не находил ни следа подруги.

— Лира!

Тишина.

Спустя несколько минут блуждания по лабиринту тюков и ящиков, нашел ее на корме. Они сидела в углу, привалившись плечом к влажным доскам. Вся такая маленькая, тощая, беззащитная. В грязных штанах и безрукавке из парусины. В ржавых кандалах. С мешком на голове.

— Лира!

Даже не пошевелилась. В голове завертелась глупая мысль — вдруг это не она? Вдруг какая-то другая пленница? Серьезно, не гнать же из-за одной целый шлюп. Наверное, в трюме полно заключенных.

Сел рядом на колени, потрогал плечо — едва теплое. Снял мешок и зажмурился, не в силах смотреть на синяки и ссадины. Но это ничего. Это мы подлечим. Давай, червячок, за дело.

С пальца спрыгнул золотой сгусток и нырнул в шею. Поползал немного, поблестел под кожей, вылез и пропал. Сразу вспомнились слова, сказанные шаманке, казалось, годы назад. «Мои соболезнования. Но я не умею воскрешать мертвых».

Бережно уложил обмякшее тело на спину и прильнул ухом к груди — стук есть. Или просто волны налетают на борт? Еще раз. Червяк — в бой! Прямо в сердце.

Целебная завитушка спустя миг вылезла и погасла. Как чиркнувшая, но не сумевшая загореться спичка.

— Нет… — я тряхнул головой. — Не может все так закончиться! После всего, что было… Я же попаданец! Избранный! Главный герой! В сказках так не бывает!

Чуда не случилось. Когда удача понадобилась больше чем когда бы то ни было, и благосклонность богов куда-то испарилась как по щелчку. Несмотря на все попытки, несмотря на хлещущую из носа кровь дыхание подруги слабело с каждой секундой.

И тут позади раздался стук — тихий, вкрадчивый, нарастающий. Я еще не видел источник звука, но уже чувствовал пропитавшую затхлый воздух угрозу, словно в спину уткнулись десятки мечей и копий. Обернувшись, заметил в кромешной тьме фигуру в балахоне, подсвеченную призрачным, похожим на северное сияние ореолом. Стучал резной посох с золотым навершием, а заплетенная в тугую косу седая борода с первого взгляда дала понять, кто передо мной.

Колбан.

Собственной персоной.

Старый ублюдок и садист, верный прихвостень самозванца на троне, палач и безжалостный убийца.

Поняв, что таиться во тьме больше не имеет смысла, чародей щелкнул узловатыми как у мумии пальцами, и золотой шар вспыхнул ярче стоваттной лампы, изгнав из трюма последние тени.

— Наигрался? — проскрипела стянутая капюшоном тьма. — И хватит. Не спорю, за твоими потугами любопытно наблюдать, но мой лорд устал терпеть твои выходки.

— Как ты?.. — невольно сорвалось с дрожащих губ.

— Как — что? — с усмешкой прошелестел сгущенный сумрак. — Оказался здесь? Нашел тебя? Раскусил твой план? — капюшон качнулся, исторгнув зловещий старческий хохот. — Легко. Ведь это я его придумал. Я развесил все крючки. Я насадил нужную наживку. Я забросил удочки в прикормленных местах. И вот рыбешка вытянута на берег — уставшая и готовая разреветься. Думал, ты тут ферзь? Нет, малыш, ты даже не пешка — ты клетка, по которой переставляют фигуры.

Наверное, это прозвучит излишне пафосно, но за что купил — за то и продаю: я медленно встал, презрев саднящую боль и головокружение, и взмахнул руками, словно стряхивая с них несуществующую воду. В ладонях вспыхнули тусклые, почти не заметные в золотом сиянии посоха огоньки — и все же достаточно горячие, чтобы подпалить трясущуюся от смеха бороду.

— Малыш… — без злобы, скорее с усталой жалостью произнес колдун. — Ну куда ты лезешь? Ну не заборет слепой щенок волка. Мой господин велел передать тебе последнее предложение — присоединись или погибни. Нам незачем сражаться, мы на одной стороне, служим одним богам и преследуем общую цель — мир и процветание.

Я сплюнул жгучий бурый сгусток и оскалил окровавленные зубы:

— Да что-то по тебе не скажешь.

Колбан расправил плечи и склонил посох в мою сторону:

— Значит, ответ — нет?

— Значит — пошел ты на хер, козел.

Сорвавшееся с кожи пламя слилось в ревущую струю огнемета. На миг показалось, что старика поглотил бушующий пожар, но вот напор ослаб и предо мной проступили очертания заключенной в сияющий пузырь фигуры. Защитный барьер гидравлическим прессом пополз на меня, поглощая огонь и, несмотря на все старания отвоевывающий сантиметр за сантиметром.

Я подался вперед, скрипя зубами и жмурясь до радужных пятен, но оттолкнуть натиск магического щита было столь же непросто, как и сдвинуть с места джип. Я подключил все возможные и невозможные резервы, но огонь из лазерного луча шаг за шагом превращался в колеблющийся на ветру нефтяной факел. Пришлось отступать, пока пятка не коснулась распластанного в грязи тела.

До сих пор не представляю, что на меня нашло в тот миг. Возможно, осознание скорой смерти, ведь дальше отступать было попросту некуда, и Колбан размазал бы нас о доски. Возможно, нашла выход неугасимая ярость, особенно сильная в момент бессильного унижения — когда стараешься, пытаешься, перепрыгиваешь через себя, а все равно не можешь ничего добиться. Так или иначе, пламя вспыхнуло расплавленным металлом, корпус корабля изошел черными дымящимися пятнами, воздух раскалился настолько, что стало невозможно дышать, а затем грянул взрыв, вышвырнувший меня в глубины беспамятства.