"Святые" 90-е Пионер – Том II

Глава 25

И я действительно слабо представлял, в какую историю ввязался. Да, понимал, что дело пахнет большими деньгами, но масштабы были словно из кино — мозг отказывался складывать цифры в реальную картину.

— Если всё так, то как мне с родителями быть? — спросил я, впиваясь взглядом в Бондаря. Он сидел развалясь в кресле, крутя в пальцах потёртую зажигалку.

— Не дёргайся. — Бондарь щёлкнул огоньком, закуривая. — Их на служебную дачу отвезли. Дом как крепость: решётки, сигнализация, два наших парня с автоматами во дворе. Спи спокойно.

— А мастерская? — не отступал я, замечая, как он невольно коснулся кобуры под пиджаком.

— Туда не сунутся. — Выдохнул он дым в потолок, рисуя кольца. — Но на всякий… поставили пару орлов. Если что — отобьются.

Тяжесть в груди не уходила. Я провёл ладонью по столу, ощущая шершавость дерева под пальцами:

— А мне-то что делать?

Бондарь оживился, шлёпнув тетрадью по столу. Обложка хлопнула, подняв облачко пыли.

— Как что? Бери эти летописи — ткнул он в пачку тетрадей, — и в бой! Покой нам только снится! — Его усы дёрнулись в ухмылке, обнажив жёлтый клык.

— Но как? Даже если техническую сторону отбросить, ту же алкашку, не говоря уже о чем-то другом, закупать надо, а где денег взять столько? Из той суммы что выделил Лосев, почти ничего не осталось, а мне ещё парней хоронить, да и семьям их помочь обещал…

— Не дрейфь, говорю же, раскололись оба наших красавца, вот смотри.

С этими словами Бондарь поднялся со своего места, подошёл к стене, снял картину с конями, и потянул за гвоздь на котором она висела.

Тишину разрезал щелчок. В камине что-то звякнуло, будто упала заслонка.

— Не понял, — пробормотал я, вставая.

— Терпение, — Бондарь засучил рукав, полез рукой в чрево камина. Сажа осыпалась чёрными хлопьями на паркет. — Ага, вот ты где…

Со скипом вытащил присыпанный сажей и пылью металлический ящик. Поставил на стол с глухим стуком.

— Ну как? — Откинул он крышку.

— Нормально… — заглянул я внутрь. — Это сколько же здесь? — ящик был плотно набит пачками долларов.

— Много! Штук сто, не меньше, — похлопал он по деньгам, словно гладя собаку. — Хватит на старт?

Точных данных у меня не было, но сопоставляя то что было известно по реализации, мог предположить что такого количества хватит не на одну закупку. Правда как я буду это делать, представлял очень слабо.

— Тебе нужно встретиться с поставщиком, его координаты есть, это начальник какого-то отдела нашего винно-водочного, и популярно объяснить с кем он теперь будет работать.

— Не понял. Патрин же из Польши товар возил? Причём тут наш завод?

— С чего ты взял что из Польши? Зачем ему это, если есть и ближе, и дешевле?

— Так дефицит же? — совсем запутался я.

— Поэтому и дефицит что почти всё налево уходит! — рассмеялся Бондарь.

— Кроме спирта, начни с палаток. Официально ты их забрать не сможешь, но пусть платят за «крышу». Сделай громко, чтоб все шептались: «Новый хозяин пришёл».

— А менты? Не закроют?

— Менты будут тебя носить на руках, — усмехнулся он. — Главное — без стрельбы. Нервируй конкурентов, а не милицию.

Когда он ушёл, я остался с ящиком. Открыл окно — ворвался запах угольного дыма, — соседи напротив топили печь. Где-то вдалеке гудел поезд. Взял ящик, высыпал содержимое на стол, пересчитал. Ровно сотня.

Как знал.

«А действительно ли Лосев с Бондарем чекисты? Да, организация серьезная, тут спору нет, но слишком уж размашисто всё, и в то же время просто. А народу сколько задействовано? Неужели им так интересен городок наш?», — подумал я, глядя на следы сажи на полу. — «Кто-то спрятал родителей, кто-то помог с шишигой, кто-то прибрал после налета. Целая армия теней за спиной».

Звёзд с неба я никогда не хватал, но и дураком себя не считал. Сидя в кабинете покойника, в его потертом кожаном кресле, я щурился от полосы света, пробивавшейся через щель в шторах. За окном хлопья снега прилипали к стеклу, медленно сползая вниз. Бондарь и Лосев могли хоть на ушах стоять — их снисходительные полуулыбки, похлопывания по плечу как мальчишке, только подстегивали. Я, конечно, подвигаюсь в нужном им направлении, но исключительно столько, сколько решу сам. А пока что я глотал информацию, как губка, но фильтровал каждое слово.

— Собери парней в зале к девяти. Базар есть, — вызвав Соню, бросил я. Он стоял в дверях, замерший, словно тень. Его камуфляжная куртка была запачкана грязью, на рукаве — темное пятно, похожее на кровь.

— Понял. Сделаю, — кивнул он, повернувшись так резко, что пол скрипнул под сапогами.

— И ещё… — остановил я его, когда он уже взялся за ручку двери. — Найди Миху. Пусть зайдёт через полчаса.

Соня молча кивнул, исчезнув за дверью с глухим щелчком замка.

Я развернул к себе стопку тетрадей. Переплёты некоторых поистрепались, листы пахли табаком и пылью. Открыл верхнюю, в черной обложке. На первой странице — столбцы цифр, подписи, сокращения. Листал, пока не наткнулся на список бригадиров, глядя на количество строк — каждая из которых обозначала бригаду, в очередной раз удивился размаху Патринской организации. Десятки фамилий, прозвищ, адресов. Своё имя — Иванов Дмитрий Аркадьевич — нашёл в конце. Рядом: «Новичок. Контроль — 3 нед.» Ниже — ещё трое с аналогичными пометками.

В нижнем ящике стола взял блокнот в кожаном переплёте. Страницы были чистыми, кроме первой — чьи-то каракули: «Склад № 4 — 20 ящ. 15.12». Рядом лежала ручка, тяжёлая, с позолотой. Прижал перо к бумаге, выводя фамилии с конца списка. Новые бригадиры. Молодые. Голодные. Те, кого легко можно перевербовать.

— Звал? — дверь распахнулась с грохотом. Миха ввалился в комнату, сбрасывая снег с куртки на ковёр. Лицо красное от мороза, на щеке — свежий синяк.

— Садись, — махнул я на стул, выдвигая ящик. Достал пачку стодолларовых купюр, перетянутую резинкой. — Вот. Раздай пацанам. По штуке на рыло.

Он взял деньги, посмотрел недоуменно.

— Сколько здесь?

— Восемь.

Брови его поползли вверх:

— Восемь? Нас шестеро…

— Долю Лехи и Стаса поделите. Похоронами займусь отдельно.

Миха замер, сжав купюры так, что костяшки побелели. Потом кивнул, сунув пачку во внутренний карман:

— Спасибо. Всё?

— Не всё. — Я протянул ему листок с фамилиями. — Тут список. Патринские бригадиры. Узнай про них. Кто, что, где… У тебя брат в ментуре, да?

Он напрягся, будто его ударили под дых. Глаза сузились:

— Откуда знаешь?

— Видел вас на днях у гастронома. Как близнецы.

— Ясно. Но ты не подумай…

— Я и не думаю, это даже хорошо что есть к кому обратиться, ты же поможешь?

— Ну…

— Не бесплатно разумеется, баксов двести твоему брату хватит?

— Да… Наверное…

— Вот и договорились, — я откинулся в кресле, наблюдая, как он выходит, хлопнув дверью.

Ну вот, теперь главное не ступить, довести дело до развязки. Не то чтобы я совсем не верил большому капитану и Бондарю, но что-то напрягало. Что-то мелкое, незначительное, но очень и очень важное. И самое главное, не знаю почему, но я был уверен что всё разрешится в самое ближайшее время. Два, может три дня, не больше.

А пока надо встретиться с тем человеком который поставлял бухло Патрину.

Имя есть, место работы тоже, остаётся доехать, найти, и поговорить.

Толпу собирать не стал, незачем, поехали вдвоем с Шухером.

Серые корпуса из силикатного кирпича, облезлые трубы, запах браги, смешанный с мазутом. У проходной стела с крашеными буквами: «Слава Труду!».

— Пропусков нет? — гаркнул престарелый вахтёр в стёганой фуфайке, разглядывая нас через запотевшее стекло.

Я помотал головой.

— Тогда извините, ребятки, не пущу, порядок такой! — развёл он руками.

В общем, пройти на территорию нам не дали, для этого нужен был пропуск, зато мы смогли лицезреть нашего героя на стенде «передовики производства».

Липатов Андрей Валентинович. Лет, если по фото, под сорок, брюнет, черты лица тонкие, нос крючком, глаза навыкате. Своеобразный, такого легко запомнить.

Вернувшись к пропускному столу, я спросил на вахте когда он обычно выходит.

— Три дня как в отпуске! — буркнул вахтёр, и странно замолчав, глазами показал куда-то за моей спиной.

Поворот головы — и я увидел его. Липатов шёл по промёрзшему асфальту, подняв воротник пальто. Шаг чёткий, будто отбивал строевой шаг.

— Андрей Валентинович, здравствуйте! — сделал я шаг наперерез, блокируя ему путь.

— Что вы хотели, молодой человек? — бросил он через плечо, так и не повернув головы. Пальцы нервно поправили очки.

— Поговорить, — не отставал я, вплотную пристроившись слева. Берцы звонко хлопали по льду в такт его шагам.

— Прием по личным вопросам — вторник с двух до пяти, — он резко остановился, доставая из кармана часы-луковицу. Цепочка брякнула о пуговицу пальто.

— Нет, вы не поняли, — перехватив его взгляд, надавил я, — Мне надо сейчас.

— Извините, молодой человек, я очень спешу, — отшатнулся он, смешно задергав носом, словно принюхиваясь.

— Я много времени не отниму, — приглушив голос, я наклонился к его уху. — Вы Патрина хорошо знали?

— Патрина? — губы искривились в подобии улыбки. — Не припомню…

— Это не важно, — перебил я, — Важно, что я теперь вместо него. И буду забирать те же объёмы.

Липатов замер, словно врос в асфальт.

— Пройдёмте ко мне в машину, чтоб не на холоде говорить. — предложил я, и когда он мотнул головой, чуть сдвинул куртку, показывая пистолет за поясом.

— Это не обсуждается, пойдёмте.

Липатов залез в салон, сгорбившись, будто пытаясь стать меньше. В машине он уткнулся в стекло, теребя портфель. Глаза упорно смотрели на заводские трубы, когда я завёл двигатель.

— Вы меня с кем-то путаете, молодой человек. Не знаю я никакого Патрина, и никогда ничего ему не поставлял. Да что там, я вообще никому ничего не поставлял! — внезапно замахал он руками.

— Ладно, вы не оставляете мне выбора, Андрей Валентинович. — стараясь оставаться спокойным, пожал я плечами, а когда он попытался выйти, аккуратно рубанул его ребром ладони по шее.

Тело обмякло. Шухер присвистнул, закуривая:

— Зачем так грубо? Можно было бы просто рот заклеить…

Ехали недолго, до пустыря за заводскими стенами. Остановив машину, я поменялся с Шухером местами, он вперед, я на заднее сиденье.

После нескольких пощёчин, Липатов очнулся.

— Всё ещё не хотите вспоминать, Андрей Валентинович? — спросил я, наклоняясь так близко, что почувствовал запах его одеколона.

Тот мотнул головой.

— А если я вам чего-нибудь отстрелю? — достав пистолет, я провёл дулом по виску «объекта», оставив белую полосу на красной от холода коже. — Не поможет памяти?

Шухер, сидящий за рулём, щёлкнул зажигалкой, поджигая сигарету. Оранжевый огонёк осветил в зеркале его усмешку.

— Не-не надо… — просипел Липатов, и капля пота скатилась с виска на воротник рубашки. Глаза округлились, в них явно читался испуг.

— Вариантов других нет, — перебил я, глядя, как он сглатывает ком в горле. — Либо работаешь со мной, либо ни с кем. Десять секунд. — Щёлкнул предохранителем, и звук заставил его дёрнуться.

Шухер выпустил дым в потолок, тыча пальцем в пятно на полу.

— На улицу его вытащи, а то опять салон отмывать… В прошлый раз замучился…

Но вытаскивать никого не пришлось, клиент сдался.

— Ловко ты его… — Шухер затянулся сигаретой, глядя в боковое зеркало на удаляющуюся фигуру Липатова. Мы только что высадили его у хрущёвки, где он, сутулясь, быстро скрылся в подъезде.

— А что тут такого? — Я переключил передачу, резко стартовав с места. — Чел замазан по самое не хочу. Сам видел — дрожал, как осиновый лист. Намёка хватило…

— Всё равно. Не каждый так сможет… — Шухер прикрыл глаза, откинувшись на сиденье.

— Да брось ты. Это уравнения второго порядка не каждый решит, а запугать лоха… Тут ума большого не надо.

Свернув с проезда Никельщиков на проспект Мира, я вжал педаль газа. Асфальт здесь был чистым, без сугробов и колдобин. Фонари отражались в накатанном на тротуаре льду, оставшемся после недавней оттепели. Впереди пыхтел грузовик с дровами, навстречу полз пустой «Икарус», похожий на гигантского светлячка. Сзади, звеня рельсами, ускорялся трамвай. Несмотря на вечер пятницы, машин было мало — редкие фары мелькали в темноте.

— Не рано? — Шухер посмотрел на часы.

— Сколько сейчас?

— Половина.

— Нормально. — Я свернул к знакомой двухэтажке с вывеской «Юбилейный». — Заедем в ресторан, возьмём жратвы, бухла… Пацанам на ужин.

Деньги, толстая пачка в кармане куртки, давали странную уверенность. Не те крохи, что копишь годами, а настоящая мощь — зелёные купюры, пахнущие типографской краской.

— Добрый вечер. Чего изволите? — Швейцар в потёртом фраке лениво приподнял бровь. Его лицо, обветренное и морщинистое, светилось фальшивой учтивостью.

— Халдея позови. — Я бросил взгляд на гардероб с засаленными шторами. Из кухни доносился звон посуды.

— Сей-час… — Он юркнул за тяжелую дверь с витражным стеклом.

Через минуту появился официант в белом переднике, испачканном соусом.

— Ящик нормального коньяка. Не той бурды, что в прошлый раз. — Я шлёпнул две сотки на стойку. — И хавчика — на двадцать человек. Чтобы мясо, овощи, нарезки всякие. От пуза.

— Как скажете-с… — Он ловко подхватил купюры, скрыв их в кармане.

Через пятнадцать минут два здоровенных молодца в черных фартуках грузили в багажник «девятки» ящик с бутылками и пакеты, от которых пахло копчёной колбасой и жареным мясом.

В зал приехали без пяти девять. Навьючились жратвой, и вниз.

Там нас уже ждали. На самом деле я не ожидал что будет так много народа. Обычно в зале человек десять, редко больше. Сейчас же «яблоку некуда упасть».

Передали ношу, вернулись забрали остальное. Мужики без слов всё поняли, тут же стащив «дежурные» парты, из которых организовали длинный стол.

Накрыли как смогли, использовав всю посуду какую нашли, мне показалось что даже стеклянные пепельницы, и через десять минут уже разливали коньяк по разнокалиберной таре.

— За Леху и Стаса… — Шухер поднял алюминиевую кружку. Голос его, обычно грубый, дрогнул. — Чтобы не зря…

Я сидел рядом, прислонившись к бетонной стене. Ждал возмущений, вопросов, требований. Вместо этого увидел десятки рук, тянущихся к еде, и глаза, горящие решимостью. Даже те, кто еще недавно роптал, сейчас молча наливали алкоголь.

— Деньги пахнут, — пробормотал Шухер, садясь рядом. — Вот и вся наука.

Еженедельник «Аргументы и Факты» № 9. 01/03/1991

ГОРЯЧАЯ ТЕМА. Все рухнет по плану

НА пороге 1991 г. московское здравоохранение, а с ним и здоровье нескольких миллионов людей оказалось на грани катастрофы. По расчетам Главного медицинского управления Мосгорисполкома, для обеспечения населения города всеми видами бесплатной медицинской помощи на прежнем уровне бюджет городского здравоохранения по сравнению с 1990 г. должен вырасти в 2,5 раза.

Однако нынешний бюджет сформирован по «остаточному принципу» с дефицитом в 1 млрд. 203,8 млн. руб. Его анализ показывает, что увеличения ассигнований на 182,8 млн. руб. хватит только на выплату отчислений на соцстрах (в этом году они уже не 7%, а 26%) и на «старые долги» — прибавку к зарплате работникам медучреждений, обещанную еще несколько лет назад. На повышение зарплаты медикам денег не выделено. Ассигнования на хозяйственные расходы больниц не учитывают рост оптовых цен и тарифов на коммунальные услуги (электроэнергия — 29%, теплоэнергия — 60%, стирка белья — до 400%, транспорт — 50%, обслуживание холодильных установок — 200%) и подорожание продуктов.

Бюджет здравоохранения на 1991 г. был рассмотрен в Моссовете. Итог таков: в Москве нет средств и найти дополнительно на охрану здоровья москвичей 1,3 млрд. руб. невозможно. Есть варианты сокращения расходов, но они могут дать экономию лишь около 70 млн. руб., закрыть «дыры» в бюджете этим нельзя. Возможен перевод на платную основу некоторых видов медицинской помощи (косметология, оздоровительные центры), но полное разрушение системы бесплатной медицины при снижении уровня жизни недопустимо.

Когда говорят о том, кто же будет «хозяином» в Москве, союзное и республиканское руководство постоянно подчеркивает свое «доброе» отношение к нуждам столицы. Но когда встает вопрос о реальной помощи москвичам, — которые имеют несчастье жить в «двойной столице», то сразу выясняется, что все городские проблемы должны решать Мосгорисполком и Моссовет. Без целевого дополнительного финансирования здравоохранения из союзного и республиканского бюджетов в равных долях медицину Москвы невозможно сохранить даже на прежнем уровне.

Если доведенные до последней черты 250 тыс. медиков Москвы объявят забастовку, вопрос о которой уже стоит в повестке дня, то последствия для города и всей страны будут непредсказуемыми. И. РЕПИН, зам. начальника Главного медицинского управления Мосгорисполкома, народный депутат Моссовета.