Без пяти двенадцать, на улице валит снег, у соседей через стенку надрывается «Комбинация» со своим хитом «Америкэн бой», а в телевизоре юморят хорошенько забытые мной артисты. Сказав родителям что иду к друзьям, я никуда не пошёл, сижу один за журнальным столиком, положил в тарелку оливье, налил домашнего вина и терпеливо жду когда пробьют куранты.
Был бы телефон с интернетом, пиликал бы сейчас, разрывался от смс и картинок с поздравлениями. И ведь нет чтобы просто, от души черкнуть что-нибудь типа — «Братан, с новым годом!», люди шлют друг дружке всякую хренотень, и радуются, создают иллюзию праздника. Особенно тяжко стало когда смс бесплатные сделали, особенно одаренные ставят рассылку на все контакты, и поздравляют одной смс-кой. И неважно что там и парикмахерская, и бухачий сантехник, и газовая служба, и баня, и даже померший три года назад крановщик с соседней улицы. Плевать, главное отправить, а кому и зачем, дело десятое. Вот только и получателям плевать, многие не поймут даже от кого поздравления, а уточнять не будут, потому что плевать. Да и самому рассылателю халявы, тоже глубоко безразлично, но делает, потому что дурак, наверное.
Здесь же, в самом начале девяностых, интернета нет, что такое смс тоже никто не знает, и чтобы поздравить человека, надо прийти лично, позвонить, отправить открытку, или отбить телеграмму, то есть напрячься. Разумеется, газовую службу и баню с парикмахерской поздравлять уже не станешь, хлопотно, а вот близких, если есть таковые, не забудешь.
Пока предавался унынию, картинка на экране телевизора сменилась часами, потом красным флагом на башне кремля, затем что-то мигнуло, и появилась знакомая физиономия с пятном на лысине.
— Дорогие товарищи, дорогие соотечественники! — чуть кося мимо камеры, начал человек с пятном — Стрелки часов приближаются к отметке, отделяющей не только один день от другого, но и старый год от нового. В эти минуты мы перебираем в памяти события уходящего года, с надеждой думаем о том, что ждёт нас и наших близких, нашу великую страну в наступающем одна тысяча девятьсот девяносто первом году.
На этом месте я сбавил звук, слушать меченного не хотелось, и добавил уже в конце, чтобы не пропустить бой курантов.
'……согласие и благополучие в каждом доме!
Пусть возродится к новой жизни наша Отчизна!
С Новым годом, дорогие согра…'
Не дотянув каких-то секунд до боя часов на башне, в телевизоре громко щёлкнуло, экран погас и запахло палёным.
Случись такое в первой моей жизни, это было бы реальное огорчение, сейчас же смотрел я на черный экран, и улыбался.
Неприятно, да, но совсем не смертельно, подумаешь, железка. Один черт смотреть нечего. Разве что мама расстроится когда придёт, любительница она у телевизора вечерком посидеть.
Задумавшись, минут десять я посозерцал пустой экран, потом забрал со стола тарелку с оливье, и сменив дислокацию, устроился возле окна на кухне. Ещё не в полную силу, но там тоже «показывали» интересное. Встретив новый год за столом, на улицу «прибывали» соседи.
Ионовы с третьего этажа только что вышли из подъезда, и размахивая бенгальскими огнями, громко орали песенку про деда Мороза. Тажгуловы всем семейством кинулись покорять залитую на днях детскую горку, Трофимов Леха со своим братом полудурком боролись в снегу, а дядя Толя — местная достопримечательность, устанавливал ракету с фейерверком прямо посреди детской площадки, не обращая внимания на скачущую вокруг детвору.
— Кос-мо-навт! Кос-мо-навт! — кричали дети, то ли дразня, то ли подбадривая изобретателя.
«Космонавт» — такое прозвище дядя Толя получил лет десять назад, когда так же в новый год, сразу после боя курантов, вышел на улицу чтобы запустить свою первую самодельную ракету. С виду она была маленькая и невзрачная, но когда взорвалась не дожидаясь команды на старт, сделала это так мощно, что самого дядю Толю едва не закинуло на козырек подъезда.
Хоть и серьезно ему тогда досталось, выводов он не сделал, продолжая каждый новый год повторять свой подвиг, иногда успевая отбежать, а иногда нет.
Поначалу его пытались урезонить, милицию вызывали, мужики с ним даже кулаком разговаривали, но ничего не помогало, и через какое-то время все просто смирились. — Главное чтобы никто лишний не пострадал, — вынесли вердикт. А космонавт если хочет, пусть «летит».
Глядя в окно на подготовку к «полету», я уже знал что будет дальше, ибо каждый год всё проходило по одному и тому же сценарию.
Через пару минут к месту старта подскочит Нина Ивановна, дворничиха из ЖЕКа, очень добродушная тетка, а следом за ней Тамара Петровна, вредная старуха, главная дворовая сплетница. Объединившись в тандем, эти две бойкие женщины, следуя вердикту жителей, будут криками отгонять детей на безопасное расстояние.
В то что ракета полетит, уже никто не верил, хоть и говорили что дядя Толя когда-то серьезно занимался наукой, и даже работал в каком-то НИИ.
Я его тоже не воспринимал как нормального человека, — дурачок и дурачок, и сейчас, расслабленно глядя как он ковыряется со своим детищем, чуть не пропустил момент когда дворничиха Нина Ивановна и вредина Тамара Петровна погнали детей от ракеты. Дети весело кричали, пытались прорваться, но опытные дамы не зря ели свой хлеб, и вскоре вся ребячья ватага была оттеснена за «периметр безопасности», то есть к подъезду.
А потом я даже не понял что произошло, дядя Коля ещё не успел отойти, как двор внезапно наполнился ярким светом, сильно загудело, и поднимая облака перемешанного с паром дыма, ракета пошла ввысь. Сначала медленно, словно сомневаясь, потом быстрее и быстрее, и секунд через пятнадцать, может чуть больше, взорвалась где-то высоко в небе, развалившись на тысячу разноцветных искорок.
Не знаю что «космонавт» напихал в ракету, но выглядело это настолько чарующе, что спустя какие-то минуты во двор высыпали практически все соседи. Веселые, несмотря на мороз, счастливые, открытые лица, пока ещё, по факту, советских граждан.
Ну а что, имеют право. Ведь о том что будет дальше, они пока не подозревают, несмотря на то что газеты пишут всякое нехорошее, а с экрана телевизора говорят о назревающих проблемах. Человек так устроен что пока самого не коснется, не поверит. Да, экономика страны на последнем издыхании, начались задержки заработной платы, повсеместно поднялись цены, но люди думают что это временно, стоит немного потерпеть, и всё вернётся на круги своя. Тот же завод, к примеру, что с ним может случится? Это же гигант мировых масштабов, в глазах работающих там людей он как вечный двигатель: однажды запущенный, никогда уже не остановится. Поэтому и веселье.
У нас во дворе есть практически все национальности; таджики, узбеки, армяне, азербайджанцы, казахи — да кого только нет. И в той другой, прошлой своей жизни я не придавал этому значения, искренне считая что все люди братья, и в то что в азиатских республиках бывшего уже СССР повсеместно начался геноцид русских, никогда бы не поверил.
Но он начался, и я знал что прямо сейчас в канун нового года в Таджикистане заживо сжигают стариков просто за то что они русские, расстреливают школьные автобусы с русскими детьми из гранатометов, на центральной площади насилуют и рвут на части русских женщин, жгут православные храмы, убивают священников, а весь город оказывается разрисован лозунгом «Русские, оставайтесь, нам нужны рабы!»
Морги переполнены трупами, их уже некуда складывать, а тела все везут и везут. Тех кто пытается уехать, расстреливают из автоматов и сжигают прямо в вагонах поездов и салонах автобусов. И такое происходит не только в Таджикистане, «братья», кажется, соревнуются — кто больше убьет русских женщин, детей и стариков.
Перечислять не имеет смысла, такое творилось практически во всех азиатских республиках бывшего СССР, но кроме таджиков, особенно отличились азербайджанцы. Врываясь в квартиры, они зверски убивали хозяев, не считаясь с возрастом и полом, после чего приступали к грабежу. К ним с энтузиазмом присоединялись соседи жертв, устраивая драки между собой, не поделив что-нибудь из награбленного.
Трупы выбрасывали из окна, и на улице над ними продолжали глумиться. Женщин и мальчиков, прежде чем убить, по очереди насиловали на глазах у всех… под восторженное улюлюканье их же женщин и детей.
На балконной решётке распяли девочку лет десяти, она висела там до самого ввода войск, а около кинотеатра «Шафаг» на костре живьём жгли детей.
Но веселящиеся в снегу перед домом люди об этом не знают, и даже расскажи я им, ни за что не поверят.
Изменить что-то, или повлиять как-то, не в моих силах, и единственное что мне доступно, прожить новую жизнь изначально руководствуясь этим знанием.
Братство народов, ага, как же, держи карман шире.
Углубившись в воспоминания, я не сразу сообразил что за окном происходит что-то не то. Время уже к четырем, народ в основном разошелся по домам, осталась только компания молодежи у столика в глубине двора. Человек шесть или семь, парни и девушки, пришли они не так давно и видимо ещё не успели замёрзнуть.
Кто такие, я не видел, и вообще особо внимания не обращал, пока не услышал женский крик, пронзительный и полный отчаяния. Присмотрелся, стоят две машины, Ауди-сигара, и, вроде бы, восьмерка. Так же народу прибавилось, причем мужского пола. Ну, думаю, знакомые какие-то подъехали, мало ли, но потом смотрю, не то что-то происходит. Кто-то в снегу валяется, и возня какая-то у машин.
Сначала не хотел лезть, подумаешь, молодежь развлекается, а потом что-то в голове словно щёлкнуло, воспоминания нехорошие. Деталей не всплыло, но сам факт отпечатался чётко, беда будет если не вмешаюсь.
Не раздумывая, надел куртку, натянул шапку, ту что с прорезями, перчатки, быстро достал с антресоли дубинку телескопическую, сунул в карман пистолет, и посомневавшись, забрал из нычки глушитель.
Подошёл к дверям, хотел через подъезд выйти, но голоса услыхал, спускался кто-то. Решил через окно спальни, на другую сторону, чтобы не палиться.
Быстро сдвинул штору, открыл щеколду, потом другую, и оглядевшись, спрыгнул вниз. Окно за собой прикрыл, сунув вместо уплотнителя край шторы. Времени в обрез, поэтому дальше бегом побежал, и не напрямую, а в обход, так чтобы выйти со стороны подстанции.
Как назло снег повалил стеной, видимость ухудшилась, но когда подходил уже к месту разборок, речь чужую услышал, и воспоминания «прорвало». Это были цыгане, здесь неподалеку у них «стойбище» в частном секторе, на огонек заехали, покуражиться решили. Убьют они кого-то из парней, а девчонок силком увезут, точно. И не накажут их никого, сначала, вроде как, не найдут, а потом вообще замнут дело.
Приглядевшись, увидел что двое уже лежат, и ещё одного парня скрутили, прямо при мне в снег лицом уложив. Гогочут, орут что-то не по нашему, а девок не видно, похоже в машины уже усадили.
Раздумывать не стал, наверняка цыгане не пустые, поэтому разговоры разговаривать никак нельзя. На ходу достав пистолет, накрутил глушитель, прицелился, и начав с тех что за рулем, спокойно добил остальных. Никто даже не дёрнулся.
Быстро заглянул в салон восьмёрки, убедился что девчонки живы, двое, сильно испуганы. В Ауди та же картина, две девушки на заднем сидении.
Не произнеся ни слова, нацарапал дулом пистолета стрелу на капоте восьмёрки, и ушел в обход через чердак девятиэтажки. В один подъезд зашел, из другого вышел, так чтобы следы скрыть. Хотя снег такой повалил, что можно было смело хоть напрямик идти.
Вернувшись домой тем же путем, через окно, тщательно протер подоконник, дубинку так же на антресоль сунул. Пистолет и шапку ещё по пути на чердаке спрятал, на всякий случай.
Умылся, и завалившись спать, продрых до прихода родителей.
Точнее даже не до прихода, а когда голоса чужие услышал.
— Нет, ничего не знаю, мы недавно пришли, отмечали всей семьей у друзей в седьмом микрорайоне. — говорил кому-то отец.
— Во сколько вернулись, точно можете сказать? — спросил кто-то незнакомый.
— Да вот, буквально часа полтора как.
— Понятно. Спасибо за содействие, не знаете, соседи ваши напротив, дома сейчас?
— Они у родителей на «втором участке», каждый год уезжают дня на три.
— Ясно, ещё раз спасибо, всего хорошего, и с наступившим! — сказал незнакомец, дверь хлопнула и наступила тишина.
Полежав минут десять, я поднялся, натянул трико, майку, после чего пошел в ванную. Там умылся, глянул на себя в зеркало, — нормально. Пацан как пацан, в жизни не подумаешь что убил кого-то, тем более такую толпу. Сколько их было? Семь, или восемь?
А родители молча сидели на кухне.
— Привет. Что такие хмурые? — встал я в дверях.
— Да есть от чего… — задумчиво протянул отец, мама же только вздохнула.
— Я тут поел чуток, ругать не будете?
— Понравилось? — с тем же скорбным выражением лица поинтересовалась мама.
— Ну конечно, такой вкусноты давно не ел, всё просто отлично. Вы-то чего такие грустные? Случилось что-то?
Родители переглянулись.
— Точно не знаю, но говорят во дворе у нас ночью несколько человек убили… — задумчиво глядя в окно, ответил отец, а я, словно случайно проследив за его взглядом, увидел кучу милицейских машин, и целую толпу милицейского же народа.
— Нифига себе! Кого убили?
— Цыган, вроде, каких-то, и нашего паренька… Но это не точно, сам понимаешь, слухи…
Значит всё-таки не успел я, обидно. Надо было раньше вспомнить, может и предотвратил бы гибель пацана. Цыган мне не жаль, в наших краях цыганская группировка держит в страхе целые районы; никто не работает, мужики воруют, бабы людей дурят, и все поголовно, включая детей, наркотой торгуют.
Дальше разговор не задался, родители сидели нахмурившись, и положив хорошую порцию салата, я отправился к себе в комнату. Хотел ещё про телевизор сказать, но не стал их совсем расстраивать. Нет, так-то я понимаю, не каждый день людей пачками кладут, тем более прямо во дворе. Как минимум повод задуматься, а для советского человека ещё и чужое горе, которому надо обязательно посочувствовать.
С удовольствием доев оливье, я оделся, и ничего не сказав родителям, вышел во двор.
Милицейских машин поубавилось, самих ментов тоже, увеличилось только количество зевак. Знакомые и незнакомые, люди стояли у подъездов, под козырьками занесённых снегом детских песочниц, и просто посреди двора. Все чего-то ждали.
— Здорово. — подошёл я к знакомому парнишке из третьего подъезда. Имени его я не знал, он был года на три младше, и в дворовую братву не входил, занимаясь музыкой и рисованием. Эдакий домашний мальчик.
— Привет. — настороженно ответил он.
— Что тут случилось-то?
— Цыган убили, сразу десяток. Вроде как те с кем-то из местных зацепились.
— А с кем?
— Не знаю, про это ничего не говорят.
— А кто убил, известно? Свидетели есть?
На этот вопрос «домашний мальчик» ответить тоже не смог, и просто пожал плечами.
Вообще, искать правдивую информацию в толпе зевак последнее дело. Но мне сам факт, для легенды, вдруг менты рыть начнут, будут тут всех подряд опрашивать, и мой интерес, в отличии от его отсутствия, в этом случае будет вполне уместен.
Ну а так, хорошо вышло. Следов нет, пушка левая, мотива нет, свидетелей нет. Выстрелов никто не слышал, парни мордами в снег лежали, меня не видели. Из окон домов вообще обзора не было, с неба так повалило, что пока я туда шел, сам едва не потерялся. Девки вряд-ли вообще что-то вспомнят, напугались, да и когда в салон заглядывал, на меня они не смотрели. Ну а если и видели, вдруг, так только человека в маске. Ни примет, ни описания. Идеальное преступление.
Еженедельник «Аргументы и Факты» № 1. 3.01.1991
Цыганское счастье (фрагмент)
'Цыганский народ на сегодня, пожалуй, единственный из многих, над чьей головой не висит, как дамоклов меч, национальный вопрос. Не оттого ли, что чуждые оседлости, политике, да и самому социуму, оказались они нынче свободнее всех: чуть что не так — подхватились и айда счастья искать. Так уж повелось: и власти, и мы сами всегда смотрели на них сквозь пальцы, вроде есть они, а в то же время их нет — не озоруют, и ладно. А между тем цыгане давно присутствуют в нашей жизни. Правда, романтики в ней значительно поубавилось, а проблем и невзгод — не меньше, чем у других.
— Как живете-кочуете? — спросила я главу семейного бизнеса цыгана Артура, чей «пост» — возле станции метро «Рижская».
— Да нет, прошли те времена. Маленький был — кочевал с родителями. Сейчас мне 27, уже 5 лет живу своим домом с женой и, четырьмя детьми под Астраханью. А вообще — семья наша большая. Нас, детей, у отца с матерью 12, у каждого теперь — свои дети. Так что близких родственников человек 50, я точно не подсчитывал. Зачем в Москву приехали? Чтобы заработать хорошо: кто торгует, кто гадает, кто так деньги просит.
— А просить не стыдно?
— Нет. Когда люди сами подают, что же здесь плохого?
— Разве ваша семья бедная?
— Ну нет! Какой же я бедный: дом есть, машина есть. В Москву из семьи нас только несколько человек приехало, а имеем в день по 500 рублей. Одно плохо: если рэкетир подойдет, надо платить по пятерке с человека в день. Я честно деньги зарабатываю, сигареты продаю.
— Где же вы их берете?
— Мне их приносят, по рублю за пачку «Явы», а я вам по два продаю.
— И это называется «честно»?
— А то нет? Я тут целый день стою, и когда холодно, и когда дождик. Все деньги потом отдам родителям — у нас старших почитают. Это у нас традиция.
— А еще какие у вас традиции?
— Мы все друг другу помогаем, цыган цыгана в беде не бросит. Нас мало, и вот, чтобы сохранить свои обычаи, в мужья и жены берем только цыган. Бывает, конечно, что вступают в брак с русскими, но от таких отрекается весь род. Еще какие традиции? Да вот, хотя бы юбка цыганская, — какую моя жена носит, такую и ее бабка и прабабка носили.
— Значит, вам ваша жизнь нравится?
— Жить можно. Гитару вот только хорошую нигде не купишь.'