В дверь позвонили, Бондарь открыл и посторонился, это был доктор. Лет сорока, невысокий, в болоньевой куртке и шапке с помпоном. Он снял очки в роговой оправе, протер их платком который достал из кармана, и сразу стал похож на школьного учителя — строгого, но уставшего от вечного бардака в классе.
— Где пациент? — спросил он, даже не поздоровавшись. Голос — сухой и нетерпеливый.
Бондарь кивнул на диван. Круглый лежал, вцепившись в подлокотник, лицо серое, на лбу испарина. Простыня под ним уже пропиталась темно-бордовым, и я подумал, что диван, наверное, придется менять.
— Пациента раздеть до пояса, — сняв куртку, доктор положил на стол отделанный потрескавшейся кожей чемоданчик, открыл его. Внутри блеснули щипцы, скальпель, какие-то бутылки. — И свету добавьте.
Выполняя просьбу-приказ, Шухер взял на тумбе у окна настольную лампу с зеленым абажуром, и поставил её на столик возле дивана. Провод был перемотан изолентой, но когда вилка воткнулась в розетку, лампа зажглась, отбрасывая пятнистую тень на потолок.
— Спирт есть? — спросил доктор.
— Нет, только немного водки и самогон. — ответил Бондарь, стоя в дверях.
Доктор вздохнул, достал шприц, и отламывая носик у ампулы, сказал.
— Мне тащи водку, а самогон ему зальёте.
— А что, обезболивающего нет?
— Мало. Придется потерпеть. — ответил доктор, всаживая Круглому в плечо толстую иглу.
Тот застонал.
— Терпи казак, атаманом будешь… — успокоил доктор, и обращаясь к нам, добавил, — самогону напьётся, дайте ему палку какую-нибудь, чтобы зубы не сломал, — и дождавшись когда Бондарь притащит остатки «пшеничной», принялся за дезинфекцию инструмента.
Я отвернулся, а потом, не дожидаясь начала операции, вообще ушел на кухню. Хоть и привык, но вида крови не люблю. Долго, правда отсидеться не удалось.
— Пионер! — заорал Шухер, — помогай держать!
Пришлось вернутся в самый разгар действа.
Кровь сочилась из дыры под ключицей, судя по разрезу, пуля засела где-то глубоко. Доктор ковырял щипцами, и каждый раз, когда металл цеплял плоть, Круглый выл, кусая палку.
— Держите крепче! — рявкнул доктор, когда Круглый рванулся, выгибаясь не хуже заправского гимнаста.
— Блядь, да сколько можно⁈ — заорал тот.
Щипцы звякнули о что-то твердое. Доктор вытащил пулю — крошечный кусочек свинца, будто горошина из рогатки. Бросил её в жестяную миску, где она глухо стукнула, оставляя кровавый след.
— Готово, — выдохнул он, протирая лоб рукавом.
Круглый уже не кричал. Глаза закатились, губы синие. Доктор наложил повязку, замотал бинтами, словно мумию.
— Жить будет? — спросил Бондарь, закуривая.
— Если не сдохнет от вашего самогона, то да, будет, — доктор снова протер очки, собрал инструменты. — Два дня не двигаться. И смените ему простыни, а то точно сдохнет, только от вони.
И только он это сказал, как по комнате «поплыл» запах, Круглый обоссался.
Через минуту доктор ушел, резко хлопнув дверью. Бондарь взял бутылку, и молча вылил остатки себе в рот.
Мы прошли на кухню.
— И что теперь? — Шухер швырнул на стол пачку «Стюардессы», отчего зазвенела жестяная пепельница.
Бондарь, прислонившись к холодильнику с облупившейся эмалью, достал складной нож и начал чистить ногти. Лезвие ловило свет, рисуя на стене дрожащий блик:
— Пока ничего, ждём. Я у корешей поспрашиваю, может нароют кто это вас встретил так горячо…
Шухер резко обернулся, зацепив локтем чашку с остатками чая. Бурый круг расползся по столешнице:
— А нам-то что делать, Дим?
— Поедем к Лехе, узнаем как пацаны добрались.
— А Круглый?
— Полежит пока, Бондарь присмотрит. Правда ведь?
Бондарь фыркнул, с силой щёлкнув ножом:
— Я те что, сиделка?
— Ну значит найди того кто присмотрит, если сам не желаешь.
Он лишь махнул рукой. С его-то связями найти санитара проще, чем папиросу скурить. Эта бутафорская злость — чисто для Шухера, чтоб не думал, что всё как по маслу.
Покинув квартиру, вскоре мы уже садились в припаркованную во дворе девятку. Мотор ожил на втором повороте ключа, выплевывая сизый дым из выхлопной трубы. Сегодня не холодно, поэтому греть особо не стал, дождался когда чуть тепленьким подует, так чтобы стекла не сильно потели, и развернувшись, выехал со двора.
— Вопрос можно? — Шухер прикурил, прикрывая ладонью дрогнувшее пламя. Сигарета вспыхнула, осветив его впалые щеки.
— Валяй.
— Что это было?
Я придержал машину перед выбоиной, чувствуя, как ремень безопасности впивается в плечо:
— В смысле?
— Мне Соня рассказал, как ты с пулеметчиком на чердаке разобрался. Да и потом, отойти нам дал. Даже мы, прошедшие через мясорубку, в ступоре были. А тут пацан сопливый… — он резко вдохнул дым, добавляя, — ты только не обижайся.
Стеклоочистители заскрежетали, сдирая с ветрового стекла застывший лед.
— Первый раз — слепая удача. Отвлечь их от вас — другого выхода не было. Да и везение…
— Ну-ну… — Шухер швырнул окурок в приоткрытое окно, и до самого конца пути смотрел на мелькающие желтыми огнями пятиэтажки, будто искал в них ответ.
Ехали, правда, недолго, и вскоре, поставив машину напротив входа в обиталище афганцев, ёжась — а с заходом солнца похолодало, спустились в подвал.
Внизу грохотало: музыка, лязг блинов, стон турников, прерывистое дыхание. Воздух гудел от тестостерона и дешевого одеколона. Парни в растянутых майках синхронно повернули головы, узнав наши тени на пороге.
Мы поздоровались, и не задерживаясь, двинулись в кандейку к Лехе.
Открыв дверь, я поморщился. Накурено было так, что хоть топор вешай. Народу тоже битком, и в центре два героя, Соня с Михой. Судя по довольным рожам, делятся впечатлениями.
Заметив меня, Леха шагнул навстречу, прикрыв за собой дверь.
— Дим! — Его шрам от уха до подбородка вспыхнул багровой полосой, словно живой нерв: — Что с Круглым⁈
— Пулю вынули. Зашили. Отходит пока, вину осознает.
— Вину?
— А тебе твои орлы не сказали?
— Не сказали что?
— Как он пулю поймал? Как приказа ослушался?
— Говорили что-то, но так, не углубляясь.
— Значит сам углубись, очухается, разберись, накажи его.
— Наказать? За что?
— Лех, ты меня вообще слышишь? Он приказ нарушил, группу подвёл, еще б немного, и мы бы там все остались. Догоняешь?
Леха посмотрел пристально, так что шрам на щеке ещё сильнее побагровел и задёргался, — у него бывает такое когда он нервничает, или злится. И кивнул, выдавив из себя с неохотой.
— Ладно, разберусь.
— Вот-вот, разберись Лех, и на будущее, если что, мне такие идиоты не нужны. Соня, красавчик, адекватный, Миха тоже не дурак, и не из пугливых, а этот просто на голову больной.
Леха кивнул ещё раз, мы пожали друг другу руки и я двинулся к выходу.
Вышел, — на улице совсем похолодало, хотя может быть так казалось после натопленного подвала. Но в любом случае градусов двадцать есть, да ещё и с ветром.
Дошел до машины, открыл, сел за руль и посидев немного в тишине, завёл двигатель. Думать не хотелось, хотелось газировки из автомата, бутерброд с колбасой за два девяносто, и чтобы единственной проблемой была добыча бензина для мотоцикла.
Посидел, помечтал, воткнул передачу, и дальше всё как обычно: на дорогах — колеи от грузовиков, все чаще встречаются разбитые фонари, перевернутые мусорки на проспекте, и разлетающиеся от ветра пластиковые пакеты — символы новой эпохи.
За то что нас найдут, я не переживал. Те кто меня видел, мертвы, парни же вообще не светились. Машины мы оставили на задах, погони не было. Камер, или чего-то подобного, на дорогах нет, а то что я рискну отжать Патринский бизнес, никому и в голову не придёт. Если на то пошло, я больше волновался за тех кто выследил нас с Шухером в том подвале, вот они точно знали кто мы, и где нас искать. Единственное чем я себя успокаивал в этой ситуации, тем что хотели бы, давно бы уже что-нибудь предприняли. А раз «молчат», значит не надо им этого.
Зайдя к Бондарю, я снял куртку и сразу прошёл на кухню, в комнате с Круглым кто-то был и мне не хотелось лишний раз светиться.
— Чай будешь? — спросил хозяин, когда его руки ровными движениями уже разливали напиток по стаканам. Мой внезапный визит не заставил его даже моргнуть — будто ждал.
Я кивнул.
— Задача должна быть выполнена, — сказал он глухим голосом, ставя передо мной стакан. Пар поднимался спиралью, растворяясь в свете голой лампочки.
— Интересно, как? — я придвинул стул, усаживаясь. — Те кого мы ищем, наверняка уже всё выложили. Если их и найдут — то весной, когда растает лёд в карьере.
Бондарь потянулся за папиросой, достал, помял ее, и неторопливо закурил.
— Их там не было — сказал он.
— И еще. Засаду организовали не вояки. Тот, с кого ты жетон снял, — бывший водила из учебного центра. Спортзал на базе посещал, вот и связи.
— Тогда откуда оружие? — я отхлебнул из стакана, наблюдая, как тень от сигаретного дыма пляшет на обоях.
— Да всё оттуда же, ты же знаешь, какое сейчас время: за пару бутылок «Арарата» любой прапор не то что пулемет, — танк продаст!
Если это действительно так, а у меня не было оснований не верить Бондарю, становится понятно почему мне удалось настолько легко справиться, будь они на самом деле из ГРУ, вряд-ли бы так вышло. Я, конечно, тоже не пальцем деланный, но против слаженной группы спецназеров точно бы не потянул.
— Что дальше? — спросил я, глядя через стекло как ветром раскачивает фонарь напротив подъезда.
— Доводим до конца. — Бондарь затушил папиросу. — Или боишься?
Я не боялся, о чём и сообщил. Он же клятвенно пообещал что в этот раз сам пойдет со мной, и сам всё проконтролирует. Дело — как он выразился, плёвое. Есть один бывший профилакторий на окраине, там держат тех кто нам нужен. Надо просто прийти туда, и забрать этих людей.
Охраны немного, так что сложностей никаких не предвидится, делов на полчаса, не больше.
— Поднимай своих ребят, выдвигаемся рано утром. — сказал он.
— Интересный ты какой, а с оружием что? У нас ни патронов, ни пушек толком.
— За это не переживай, пойдем с полной выкладкой, под спецназ косить будем.
То что я принял за сарказм, оказалось правдой. Десять комплектов формы, шлемы, бронежилеты, автоматы, ящик с гранатами и даже три рации ждали нас в кунге шестьдесят шестого газона, за рулём которого был сам Бондарь.
— Ну что шеф, — обратился он ко мне, стоя у кунга, — как заказывали!
Играя свою роль, я важно кивнул.
Переодевались на ходу, шишига транспорт медленный, ехать далеко, поэтому особенно и не торопились.
— Мне броник не нужен, толку чуть, а тяжёлый как падла! — возмутился один из бойцов с позывным Бульба. Небольшого росточка, широкий как шкаф, парень этот был откуда-то с Украины, и говорил мешая и коверкая слова.
— Не выпендривайся, одевай! — рыкнул на него Леха.
— Надевай, — поправил Соня, проверяя магазин. Его и так уважали, но после вчерашней заварухи он ещё прибавил в авторитете, и теперь на многих своих товарищей поглядывал свысока.
— Неважно. — отмахнулся Лёха. — добавляя — проверьте всё тщательно, и смотрите, кто чудить будет, сам лично пристрелю!
Иногда говорят — всё не слава богу. Вот и наша «Шишига» заглохла в километре от цели. Не желая сдаваться, Бондарь крутил стартером, но двигатель оживать не хотел, и только чихая, выдыхал последнее тепло в колючий воздух. Я первым выпрыгнул из кунга, чувствуя, как мороз мгновенно холодит лицо.
— Все готовы? — спросил Леха, рассматривая столпившихся бойцов.
— Так точно… — нестройно отозвались парни.
— Оружие, гранаты, всё проверили?
Получив очередной утвердительный ответ, он поправил автомат на плече, и построил своих в шеренгу.
— Ну, с богом! — махнул рукой Бондарь, и мы двинулись прямо по дороге. Он впереди, я замыкающим. Толком ещё не рассвело, но ориентировались уже играючи.
Остановившись перед небольшой посадкой, рассредоточились.
Я достал бинокль, разглядывая объект, рядом встал Бондарь, в профиль, под капюшоном, напоминая какого-то персонажа из ужастиков. Соня, обмотанный серым шарфом до глаз, щёлкнул затвором АКСУ, буркнув что-то матерное про мороз. Подошли Шухер с Лехой, а Бондарь, пряча огонек папиросы в кулак, молча указал на двор: две «восьмёрки», УАЗ-буханка, и «Волга» с заиндевелыми стёклами. Значит, народа внутри достаточно.
— Окна первого этажа заколочены, вход через двойные двери. — не отрываясь от бинокля, озвучивал я. — Бондарь, Соня — правая сторона. Миха, Стас — левая. Остальные со мной.
Прошли через дырку в заборе, потом разделились.
Показав одному из парней своей группы остаться здесь, с остальными я двинулся дальше.
От забора до здания расстояние метров восемьдесят, снег не чищен, сугробы выше колена, ботинки проваливаются, идти пытаемся след в след, но получается не очень.
Добравшись до стены, останавливаемся, я выглядываю из-за угла — стараясь сообразить как лучше подойти к дверям, но тут где-то справа раздается автоматная очередь, потом ещё одна, и вскоре начинается полноценный стрелковый бой.
— Давай в окно! — кричу парням, и вырвав сразу две доски, бью прикладом стекло.
Лезу первым, опираясь на руки парней.
— Чисто! — ору, помогая влезть Шухеру.
Помещение в котором мы оказались, небольшое, и судя по составленным стопкой тазам, что-то хозяйственное.
Не дожидаясь когда переберутся остальные, осторожно открываю дверь и вываливаюсь в коридор.
— Чисто!
Коридор узкий, пахнет сыростью и сигаретным дымом. Пригнувшись, движемся к лестнице. За спиной хрипло дышит Шухер. Впереди дверь приоткрыта, из щели падает луч света.
— Гранату! — шиплю через плечо.
Шухер швыряет эф-ку в проем. Грохот, визг осколков по штукатурке. Врываемся следом. Комната с ободранными обоями, за баррикадой из перевернутых столов — двое. Один с перекошенным лицом тянет ствол в нашу сторону. Короткая очередь, он оседает, второй, раненый осколками гранаты, бросает Стечкина, зажимая окровавленное плечо.
— Живой! — ору Шухеру, указывая на пленного, предполагая что его нужно связать, но ввалившийся в комнату Бульба, всаживает тому короткую очередь в три патрона.
Хочу спросить — нахрена, но только машу рукой.
Идем дальше, до лестницы на второй этаж. Суюсь, и еле успеваю отпрыгнуть, сверху поливают из автомата. Пули крошат бетон над головами. Шухер, прижимаясь к стене, швыряет вверх еще одну эф-ку. Взрыв, вопль. В дыму лезем по ступеням, спотыкаясь о тело с развороченным животом.
— Там еще один! — кричит вырвавшийся вперед Леха, но его голос обрывает очередь из-за угла. Он падает, хватаясь за бедро. Бульба матерится и тащит его в нишу к лестнице.
В коридоре грохочут выстрелы, и спустя мгновение доносится крик,
— Свои! Не стрелять! — это с другой стороны подошёл Бондарь.
Не глядя, пробегаю дальше, вижу дверь, и с ходу вышибив её ногой, готовлюсь стрелять, но в последний момент убираю палец со спускового крючка.
Мужик, прикрученный проволокой к батарее, зажмурился, и выставив вперед дрожащие ладони, бормотал чтобы его не убивали. Но я бы и так не стал стрелять, потому что это был тот самый заложник, ради которого и затевалась операция. Видок у него, конечно, так себе, но я его узнал, видел с Патриным в ресторане пару раз. Имени только не запомнил.
— Где второй? — рявкнул я, пригибаясь к окну. Стекло было разбито, и морозный воздух выедал дым, обнажая детали: следы побоев на лице заложника, рваную рубаху, синяки на шее.
— В подвале! — голос сорвался на визг. — Держали нас там… меня перевели сюда час назад!
Шухер ввалился в комнату, запыхавшийся. Его щека была рассечена осколком, кровь стекала на воротник.