Пьяный батя

Глава 23. Шаркхольмские вечера и спички для бедных

Ночной Шаркхольм — это смесь фестиваля, катастрофы и массовой пьянки. Улицы гудят, таверны горят огнями, а в переулках гремят драки. Воздух пахнет солью, вином, потом, жареной рыбой и разочарованием.

По обеим сторонам улиц толпятся портовые дамы. Женщины всех мастей и национальностей, от роскошных красоток в шёлковых платьях до грудастых амазонок, которые могли бы выжать из тебя душу только одним взглядом.

— Эй, морячок, хочешь утонуть в любви? — мурлычет одна, обвивая шею проходящего матроса.

— Не зови его, он ещё за прошлый раз не заплатил! — орёт другая, тыча в этого же беднягу пальцем.

— Ко мне, ко мне, у меня сегодня скидки! — зовёт третья, сидя прямо на бочке.

— В прошлый раз твои скидки обошлись парню в чесотку! — ржёт её соседка.

Пираты, судя по всему, особо не выбирали — кто-то тащил женщин за руки, кто-то вёл долгие переговоры о цене, кто-то просто пытался не свалиться в ближайшую канаву от выпитого.

Я пробирался сквозь этот хаос, лениво чесал затылок и бормотал под нос:

— Чёртова хитрая мёртвая жопа… Будет смеяться… Будет измываться… Как же не хочется обратно в Некрополис…

Одуванчик остался в «Солёной Сирене». По слухам, он уже сожрал пару лошадей, свиней и, возможно, одного мелкого пирата, который неудачно пытался вытащить у него морковку.

Я брёл, рассматривая город.

И тут, у одной из таверн, рядом с толпой пьяных матросов, которые устроили потасовку, стояла маленькая, тощая, очень грустная девочка.

— Мистер, мистер, купите спички. Всего один медяк.

Я остановился.

Маленькая девочка. Одна. Ночью. В Шаркхольме.

Ну да, ну да.

Я прищурился, кивнул:

— Девочка, а хочешь конфетку? У меня дома много конфет… Сосательных.

Лицо девочки меняется мгновенно.

Из трогательного детского личика оно превращается в абсолютно взрослое.

Я усмехаюсь.

— Как я и думал. Женщина. Полурослик.

Она улыбнулась, скрестив руки.

И, кстати, очень даже красивая.

Я осматриваю её с любопытством.

— Эх, была бы ты нормального размера… Почему меня вечно окружают красивые дамы, которых нельзя обнять? То женщина-лев, которая могла бы разорвать в клочья в постели. То мёртвая аристократка, которая слишком холодная. А теперь ты, миниатюрная принцесса.

Полуросличка хмыкнула.

— Вы, надеюсь, знаете мадам Мурену? Сам капитан не может подойти, но он послал меня.

Я лениво пожал плечами.

— А чем докажешь?

Она достала кусочек бумаги с печатью.

Я узнаю знак.

Морен.

— Ладно.

Я протягиваю письмо.

Она прячет его, но я решаю добавить немного комедии.

Наклоняюсь ближе, ухмыляюсь, почти шёпотом:

— Ну раз ты не девочка… Может, пососёшь у меня конфетку?

Её глаза сверкнули.

Я заметил блеск стали.

Кинжал?

Вот же нехорошо.

Она делает движение — быстрое, резкое.

Я инстинктивно хватаюсь за грудь, уже думаю о плохом.

Но боль… другая.

Я смотрю вниз.

У меня на груди конфета.

Сосательная.

Полуросличка хохочет, уходит в темноту, на ходу бросая:

— Сам пососи, умник!

Я стою, тупо глядя на конфету, и понимаю:

Ну, по крайней мере, письмо доставлено.