Провальный план

Глава 39

11 день 8 месяца 879 года, храм Филоры в Королевском Лесу

Иааиуиэль шагнула через порог храма и на нее неожиданно пахнуло детством. Не в буквальном смысле, все же в лесах светлых росли иные деревья и травы, да и сами они пахли иначе. Но ощущение! Полутьма и свет, пробивающийся сквозь кроны деревьев, ветки и листья, ощущение единения с природой, словно ты часть мега-дерева, а оно часть тебя.

В детстве Иааиуиэль не слишком охотно ходила в храм Филоры — там, дома, в южных джунглях — предпочитая сбегать и качаться на лианах, прыгать с ветки на ветку, носиться взапуски с другими детишками или воображать себя могучей и отважной исследовательницей, пробирающейся сквозь дикий лес, полный монстров и опасностей. Лес, где не ступала нога живого.

Но здесь и сейчас этот привет из детства, напоминание о доме неожиданно умерили пыл и ярость Иааиуиэль, смягчили страдания. Не убрали до конца, но Иааиуиэль стало легче.

— Благодарю тебя, Утешительница, — пробормотала она под нос, сотворяя знак Филоры.

Богиня не ответила, да Иааиуиэль и не ждала ответа. Сама знала, что она плохая верующая, негодная. Молилась мало, вспоминала о Филоре только время от времени, регулярно отзывалась о богах в ехидном ключе, да и угодных Филоре дел практически не творила, скорее даже наоборот, рубила деревья, жгла их в кострах.

Воинственный Терун орков, пожалуй, был ей ближе, чем мягкая покровительница растений и утешительница Филора. Возможно, не получи Иааиуиэль в детстве веры в Филору, так и осталась бы не верящей ни в кого, как Бран.

Продолжая возвращение в детство, Иааиуиэль обняла статую Филоры, словно росток, припавший к могучему древу, и забормотала:

— Вечнозеленая Филора, тебе угодна любая жизнь.

Да, плохая верующая, тут же остановилась Иааиуиэль, предавшись сомнениям. Ордалия, богиня целительства и любви — разве не она отвечала за жизнь. Или Алианна, богиня зверей и птиц? Эльфы почитали Алианну меньше Филоры, но все же, пожалуй, выше остальных богов.

— Ты утешаешь и ободряешь, помогаешь расцвести, — снова забормотала Иааиуиэль, ощущая, что слова остаются пустыми.

Мгновение возвращения в детство мелькнуло и ушло. Пустота вместо веры, разочарование вместо поддержки. И дело было даже не в низком значении атрибута Веры самой Иааиуиэль — все когда-то начинали с нуля в нем. Просто пустота и понимание, что Филора никогда не услышит ее и не ответит. Чтобы боги отвечали, требовалось самому верить и молиться, прежде чем просить, следовало давать, а Иааиуиэль ничего этого не делала.

Она произносила привычные, заученные в детстве слова, но те оставались пусты.

— Во мне нет веры и я, наверное, тот самый дурной росток, который следовало бы прополоть, — заговорила она, просто изливая душу статуе. — Та сухая ветка, которая лишь занимает место на общем стволе. Зараженный гнилью плод, портящий все вокруг.

Монстра кусок, если уж говорить прямо. Наверное, дело в этом, подумала Иааиуиэль, ощущая, как на глаза наворачиваются слезы. Как мог старый герой полюбить ее, зная, что тело — лишь монстра кусок? Кто угодно, но только не Бранд!

Жгучие слезы катились из глаз, в этот раз не смешиваясь с кровью, но словно разъедая плоть.

— Недостойно, пожалуй, с моей стороны молить тебя об утешении и указании нового пути, — продолжала Иааиуиэль, — потому что на нем надо будет верить, а я не чувствую в себе веры.

Гатар бы, пожалуй, никогда не оказался в такой ситуации. Какой еще кризис веры, когда и так все ясно, вот он путь Воина, следуй ему и Терун вознаградит тебя! Марена ступила на этот путь, взыскуя возмездия и справедливости и неудивительно, что Грознейшая Эммида ответила ей.

— А что ты чувствуешь в себе? — неожиданно прозвучал вопрос.

Ошеломленная Иааиуиэль чуть отпрянула от статуи, на пару мгновений решив, что богиня заговорила с ней. Ее слезы оставили дорожки и теперь казалось, что это плачет деревянная статуя Филоры, целомудренно украшенная деревянными же побегами плюща и такими же листьями.

Но затем опыт наемницы взял верх, сдернул Иааиуиэль на землю с божественных высей. Сообщения перед глазами, дескать «Богиня Филора обратилась к вам!» не было. Следовательно, кто-то обращался к ней, кто-то с божественным голосом, сумевший подобраться незаметно.

Иааиуиэль развернулась, чуть ли не прыжком, оказавшись лицом к лицу с королевой Алавии. Светлейшая Оаэлиниииэ, Защитница Лесов, Опора Кроны и кто-то там еще, смотрела спокойно, изучающе. Иааиуиэль согнулась в низком поклоне.

— Ваше Величество, — почтительно произнесла она.

Но тут же обида и злость вспыхнули в груди, ломая привычное поведение и отключая разум. Жизнь наемника может и весела иногда, но отнюдь не так легка, как о том поют дурные барды. Умение кланяться нанимателям и аристократам, сильным мира сего, иначе останешься без денег, а то и без головы. Иааиуиэль не без оснований считала, что хорошо справляется, не раз гасила пожар опасных ситуаций, вызванных в том числе и тем, что Гатар отказывался кланяться.

Большая грудь и готовность к постельным утехам тоже помогали.

— Я! — воскликнула Иааиуиэль, дерзко вскидывая голову и руку.

Пальцы на руке согнулись, разве что когти не вылезли. Ударить, расцарапать, побить соперницу! Из полутьмы храма вокруг стремительно, легко выступили несколько Хранителей, готовясь покарать нарушительницу. Но за мгновение до этого Светлейшая переменилась. Не физически, конечно, королеве, надо полагать, не было нужды поедать куски монстра, чтобы получить способности трансформации.

Изменилось ощущение, исходящее от Светлейшей.

Величие. Мощь. Власть.

Оаэлиниииэ словно бы засветилась изнутри и Иааиуиэль ощутила, что задыхается. Стоящая перед ней воистину была королевой, имела право приказывать, казнить и прощать, каждое слово ее было благом и милостью, любое внимание — бесценной наградой.

Проверка Воли провалена!

Иааиуиэль упала на колени, словно перед богиней, осознавая собственную ничтожность, испытывая сильнейшее раскаяние за то, что посмела поднять руку на Королеву. Хранители тоже остановились, снова скрылись в тенях и полутьме храма.

— Встань, дитя мое, — прозвучал с небес ласковый голос.

Иааиуиэль поднялась. Она еще пыталась бороться, напоминала себе, что Бран пару раз показывал нечто очень похожее, приотпускал Волю на волю. Тщетно. Злость на Брана, на королеву, на себя таяла и исчезала, растворялась в радости того, что на нее обратили внимание.

Светлейшая была прекрасна, Иааиуиэль теперь видела ее словно бы глазами Брана и понимала, что за такую женщину действительно можно умереть. А любовь ее — словно подарок богов, за который вдвойне не жалко умереть.

— Я могла бы сейчас получить от тебя все ответы, — произнесла Светлейшая, подходя ближе.

Рука ее коснулась подбородка Иааиуиэль и по телу темной эльфийки прокатилась волна возбуждения.

— Но не буду, — улыбнулась Оаэлиниииэ уголками губ.

Наваждение схлынуло, перед Иааиуиэль снова стояла пожилая эльфийка. Властная, бледная, с какой-то легкой тиарой а-ля корона на голове, но все же — обычная живая. Не светящаяся богиня, за взгляд которой можно умереть.

Безумие эмоций ушло, вернулись осторожность и рассудок. Надо было что-то сказать, но что? Любые слова сейчас выглядели как хождение по тоненькой веточке над пропастью. Напасть на королеву? Но в глубине души она знала ответ. Не королеву, не было в тот момент перед глазами Иааиуиэль никакой королевы. Вот соперница, отнявшая любимого мужчину, была. Не разум, инстинкты и ревность требовали расцарапать сопернице лицо, порвать платье, повалить на пол и унизить, в общем, сделать не привлекательной.

Глупость? Колоссальная.

— Следуй за мной, — сказала Светлейшая, разворачиваясь.

Иааиуиэль последовала, понимая, что не последует, так ее подхватят под темны рученьки Хранители и понесут. Возможно даже без сознания. В то же время возродившийся внутри мелкий злой голосок нашептывал, что это все Бран виноват. Стал, понимаешь ли, героем, никому не кланяется, всех бьет, с королевами спит, да еще и других заражает своим дурным примером!

Маг-портальщик переправил их куда-то и какое-то количество шагов спустя они оказались на небольшой уютной террасе, балконе-уступе на теле мега-дерева. По высоте где-то две трети ствола, прикинула на глаз Иааиуиэль, бросив взгляд вниз.

— Это, можно сказать, мои личные покои, — сказала Оаэлиниииэ с легкой улыбкой. — Когда мне хочется отдохнуть, я сижу здесь, вдыхаю аромат дерева и горячего ягодного пунша, а также любуюсь закатом.

Иааиуиэль молчала, по-прежнему не зная, что говорить. Кидаться на королеву? Глупо и бессмысленно. Прыгать за балкон? Глупо и самоубийственно. Молчать и все отрицать? Так ее снова очаруют и она сама все выдаст.

— Садись, раздели со мной этот пунш и ответь, так что ты чувствуешь в себе?

— Я, я не понимаю, — презирая себя за этот жалкий лепет, ответила Иааиуиэль. — Что вы хотите услышать?

Она пыталась вызвать в себе прежнюю злость, ревность, ярость, напоминала, что вот он прекрасный шанс избавиться от соперницы! Падения с такой высоты, чуть ли не в восемьсот футов не переживет никто. Пыталась, но искра злобы не разгоралась в пожар, гасла в трусливых напоминаниях и дрожи тела.

— Что я хочу услышать, — задумчиво повторила Оаэлиниииэ, отпивая глоток пунша. — Ох, деточка, в этом-то и проблема. Когда ты королева — легко сделать так, чтобы говорили только то, что ты хочешь услышать. Слышать только приятное, упиваться этим нектаром восхвалений, за которым потом придет жестокое похмелье реальности.

Она провела изящным пальчиком по краю бокала, посмотрела на Иааиуиэль с легкой улыбкой.

— Живые стремятся говорить не правду, а то, что звучит правдоподобно и при этом, по их мнению, будет приятно моему слуху. Меньше шансов, что казнят за плохие новости или указание на ошибку, больше шансов получить какую-то награду, титул, просто благосклонную улыбку. Я задаю вопрос, рассчитывая на правдивый ответ, а живые вместо этого начинают лихорадочно потеть и соображать «что же она хочет услышать?»

— Простите, Ваше Величество, — пробормотала Иааиуиэль, прикрываясь бокалом пунша, словно тот мог скрыть ее смущение.

Да, королеве светлых было далеко до Брана, но при превосходстве в сотню уровней, Иааиуиэль уж точно была для нее открытой книгой, прячься хоть за бокал, хоть под стол.

— Никаких величеств, — заявила Оаэлиниииэ, опираясь локтями на стол и кладя голову поверх рук. — Я же объяснила, между королевой и подданными не бывает правдивых и честных разговоров, а мне нужна правда и искренность. Ты напала на меня, значит, способна отстраниться от образа королевы. Представь себе, что я твоя подружка. Или любимая тетушка, от которой у тебя нет тайн.

Странные какие-то желания, подумала Иааиуиэль настороженно, да кто поймет этих высокоуровневых во власти? Мысль о том, что Бран поплевывал на них и их желания сверху, неожиданно доставила какую-то извращенную радость.

— Честность и искренность? — переспросила задумчиво Иааиуиэль, небрежно разваливаясь в мягком древесном кресле.

Только бы не переиграть! Не забыться! Не впиться в лицо этой бледной стерве! Оправдание есть — сделав так, она подведет Брана, тот уже никогда на нее не посмотрит. Но тело за последние дни столько раз подводило Иааиуиэль, что расслабляться, пожалуй, не следовало.

— То есть в пунше ничего не было? — спросила она. — Для честности?

— Нет. Я могла бы подавить свою волю твоей, обаять, запугать, но это ненадежные методы. Попытки угодить ответом или избежать боли, это почти то же самое, что попытки угадать «что же она хочет услышать?» То же самое касается различных зелий и снадобий.

Тон королевы изменился. Закрыть глаза, так и правда, беседа с любимой тетушкой.

— А вам нужна честность. Зачем?

— Чтобы понять.

Иааиуиэль от удивления приоткрыла один глаз, посмотрела на «любимую тетушку».

— Никогда Бранд не интересовался семьей, не заводил детей, на нем всегда была защита, которую так никто и не смог снять, — заговорила Оаэлиниииэ, глядя вдаль. — И вдруг он дедушка! Как?! Как у Платы это получилось?!

У Иааиуиэль была одна идейка, но вслух ее сказать — без головы остаться. Да и давать советы сопернице? Соблазнить ее и через нее подобраться к Брану? Иааиуиэль вспомнила, как стояла на коленях, разве что хвостиком не виляла и отказалась от идеи.

— Никогда Бранд не интересовался молодежью, да еще такой низкоуровневой. Не издевался, не унижал, ничего такого, просто не замечал — не его уровень. А если и находился кто-то наглый и безмозглый, вроде вашего барда, так убегал прочь опозоренный. Своего последнего ученика Бран убил собственноручно и поклялся больше не брать учеников. И вдруг он возится с вами, словно и правда стал старым дедом с кучей внуков. Вот что я хочу понять, как он так изменился? Почему?

Так-так-так, счастливо запело что-то в груди Иааиуиэль и тут же оборвалось. Чему она радуется? У соперницы проблемы? Так она хотя бы Брана заполучила, а сама Иааиуиэль и того не добилась!

— И зачем вам все это? — спросила Иааиуиэль.

Вышло грубовато, но ведь королева сама настаивала на равном общении? Пусть получит! Потом наверняка отомстит, но то потом!

— По той же причине, что и у тебя. Кручу своими эльфийскими прелестями, добиваясь того, чтобы любимый мужчина, с которым я готова провести всю свою жизнь и которому готова нарожать детей, остался со мной.

Иааиуиэль словно молотом Марены между ушей влупили, а Оаэлиниииэ лишь улыбнулась слегка печально, с ностальгией, и откинулась на спинку кресла, уставилась на закат, ожидая, пока темная эльфийка придет в себя.