Провальный план

Глава 27

9 день 8 месяца 879 года, степи орков, племя Однорогого Быка

«Укрепи волю мою, Терун, ибо не подобает воину», вознес Гатар короткую, рваную даже не молитву, просьбу. Терун не ответил, дрожь в руках и губах, слеза в правом глазу, волнение в груди не прошли. Возможно, бог воинов тоже считал, что не подобает так себя вести.

Гатар ткнул пятками в бока Резвого, посылая вперед, чтобы друзья не видели его состояния. Правда, так он быстрее приближался к родным шатрам, с выцветшими зелено-желто-белыми полосками, но разве не этого сейчас хотел Гатар? Столько лет на чужбине и никогда он так не волновался. Думал о родной степи с теплотой, говорил о ней с гордостью, но волнение и перестук сердца, словно то хотело выскочить из груди и побежать впереди лошади? Никогда.

— Я — воин, — напомнил себе Гатар, но тщетно.

Запах степных трав, недаром говорили, что тот, кто вдохнул его хоть раз, обречен вернуться. Но ведь он сбежал из дома, чтобы больше не видеть его! Что на него нашло? Духи гор помутили его разум, когда он заговорил о путешествии в родное племя? Почему он так волнуется?! Живы ли родители? Крошка Энта? Неприступная Мадыська?

— Я выгляжу недостойно, стану посмешищем, — напомнил себе Гатар.

Воля +1!

Подействовало, он собрался. Выпятил челюсть вперед, выпрямил спину, замедлил бег Резвого, заставил перейти на важный, медленный шаг. Не мелочь из норы суслика едет, Воин 141-го уровня! Почти что ученик самого Бранда Алмазного Кулака, который лично общался с Теруном и получил от бога в дар перчатку! Рассказать кому — не поверят, на поединок вызовут, с ума сойдут, будут Гатара носить на плечах всем племенем! Но нет, он должен быть сдержан, спокоен, всегда спокоен. Как сам Бранд.

— А ну стой! Назови себя! — навстречу выметнулись двое, тоже голые по пояс, тоже с секирами.

Гатар мысленно поклялся себе, что добьется и сможет, получит в дар секиру Джаггера Мясника и уж в следующий приезд!

— Гатар Моргат вернулся в родное племя, — свысока бросил Гатар.

Сколько он не был дома? Десять лет? Дюжину? Эту молодую парочку он не узнавал. Возможно, когда он уезжал, те еще бегали голозадые на четвереньках, крутили хвосты овцам.

— Непутевый сынок Анеи Моргат? — неожиданно прыснул парень.

Пастух 67-го уровня. Возможно, этим объяснялся недостаток ума.

— Что ты сказал? — прищурился Гатар, стараясь говорить сдержанно. — А ну, слезай со своей клячи и держи ответ за слова!

Ярость пыталась ударить в голову, застлать глаза багровым, но Гатар сдерживался. Кажется, он начинал понимать мастера Брана, почему тот всегда такой демонстративно сонно-равнодушно-спокойный. Когда настолько превосходишь противника, нет, когда настолько превосходишь живых вокруг, никак нельзя давать волю ярости и гневу. Слишком просто поубивать всех вокруг, а это недостойно. Ну что Гатару этот Пастух? Он же его одним мизинцем побьет!

Но и смолчать нельзя, особенно когда слова косвенно оскорбляют его родную мать!

Круг, прочерченный ножом по сухой траве и земле. Сверкающие глаза молодого пастушка, когда-то и Гатар был таким же. Молодым, дурным, желающим красоваться перед девками.

— А сейчас мы видим традиционный поединок внутри круга, — раздался за спиной голос Брана.

— Да в Стордоре в селах так же развлекаются, — насмешливый голос Минта.

Богатырский, медленный замах пастушка. Наверняка он казался себе очень умелым и быстрым. Гатар тоже был таким же, когда уехал из родной степи. Наглым и безмозглым, не смотрел на уровни, не понимал, когда следует придержать язык. Удивительное дело, для орка, выросшего с пониманием, что за слова надо держать ответ.

Гатар смотрел на продолжающийся, медленный и тягучий удар, и словно в прошлое заглядывал. Он покинул степи и охамел, все вокруг казались такими мелкими и жалкими, по сравнению с его могучим телом. Не было родителей, не было племени, казалось, некому было призвать его к ответу. Очень больно его тогда жизнь отхлестала по лицу, вразумила.

Гатар даже не стал прибегать к умениям или обману, просто шагнул вперед и чуть вбок, вдарил с левой.

— Кха-а-а, — выдохнула орчанка, провожая взглядом тело.

Юного пастушка смело и швырнуло прочь, он полетел, ударяясь о землю, подпрыгивая, хватая полные пригоршни травы, в тщетных попытках остановиться, щедро разбрызгивая кровь и зубы. Отлетел, еще попытался встать, но тут же упал и затих.

Сообщения о том, что он повержен, не последовало.

— Ты чего? — возмутилась орчанка.

— Проучил немного, — снова выпятил челюсть Гатар. — Преподал урок жизни, пока сама жизнь не взялась за него. Жить будет, но если не укоротит язык, то проживет недолго.

Прозвучало как-то напыщенно, но Гатар решил, что и так сойдет. Главное — волнение в груди стихло, вернулось самообладание. А урок пастушку следовало преподать. Еще бы прямо мать Гатара оскорбил, вообще пришлось бы убить!

Взгляд Гатара снова пробежал по орчанке перед ним, отмечая осанку, посадку в седле, мускулистые ноги и крепкий зад. О боги, нигде на чужбине Гатар не встречал такого зада! Только у той троллихи, но как же потом Гатару было стыдно!

— Цэ-цэ-цэ, — зацокала орчанка осуждающе. — А знаешь ли ты, что это я называла тебя непутевым сынком Анеи? А мой муж лишь повторил мои слова?

Команда за спиной наблюдала с ясно ощутимым интересом, хотя вряд ли что-то понимала, а мастер Бран не спешил переводить. Орки, выходившие из шатров, тоже смотрели заинтересованно, похоже, предвкушая доброе развлечение. Двое уже тащили в сторону сбитого с ног Гатаром, похоже к шатру шамана.

— Тоже хочешь поединка? — мрачно осведомился Гатар. — Я бы с тобой вышел на поединок, только дружеский. А может даже в жены взял бы перед лицом Теруна, не будь ты замужем!

— Цэ-цэ-цэ, — повторила орчанка, качая гладко выбритой головой. — Нахватался же на чужбине дряни. С чего ты взял, братец, что я не могу называть тебя непутевым?!

Молния Теруна с небес не поразила бы Гатара сильнее, чем эти слова. ЭТО крошка Энта?! Его младшая сестренка, которую он помнил зеленым комочком в качающейся колыбели?! И он смотрел… он смотрел на нее… о боги, он предложил ей… предложил ей такое!!

Он, наказавший мужа своей сестры за слишком длинный язык (и, возможно, несправедливо наказавший), сам распустил язык! Да так, что его стоило бы укоротить!

Вы получаете недостаток «Головокружение!»

— 50 % Ловкости и Интеллекта на 300 секунд

Вы получаете недостаток «Растерянность»!

Вы неспособны мыслить ясно в течение 300 секунд

Вы наносите урон самому себе! Вера -50!

Это было ужасно, но недостатки неожиданно смягчили удар. Неспособность мыслить ясно не давала осознать всю глубину ужаса сотворенного им. Гатар пошатнулся еще и упал с лошади, прямо в сухую, горячую землю. Впился в нее зубами, ощущая горький привкус, ощущая себя таким же горьким и ядовитым. До него донесся смех других орков.

— Сын вашего племени вернулся домой и заступился за честь матери, — раздался над головой спокойный голос Брана. — Да, он произнес недостойные слова, но сейчас раскаивается в них, как и подобает Воину, не забывшему о чести.

Если бы Гатар сейчас мог мыслить ясно, он бы что-то сделал. А так он мог лишь кусать траву, желая вспороть себе кишки, дабы унять боль внутри. Орки примолкли, тишину нарушало только гавканье пустобрехных собак, да и то какое-то сдавленное, словно они боялись приблизиться к Гатару.

— Встань, Гатар.

Даже пожелай он воспротивиться, не смог бы. Все равно, что он попытался бы противиться съезжающей на него скале. Мастер Бран поднял его за плечо одной рукой, повел, словно Гатар шел сам, за пределы шатров. На пригорок с установленной там статуей Теруна. Пока они шли, Недостатки спали с Гатара, сознание прояснилось, и он чуть не захлебнулся в смеси жгучего стыда с признательностью, застонал, не зная, как выразить все словами.

— Послушай меня, — заговорил Бран. — Я знаю, тебе кажется, что проще умереть, чем жить с таким позором, но не терзай себя. Ты не знал и не мог знать, а твоя сестра первой должна была остановить мужа. Или хотя бы назвать себя. Помолись Теруну, да-да, я знаю, что ему можно молиться где угодно и что вы ставите статуи для лучшей концентрации на образе, потому и притащил тебя сюда. Потом сходи и обними родителей, извинись перед сестрой и ее мужем, выпей с ним. Упейся этой вашей кобыльей дури, порази какую-нибудь прекрасную орчанскую деву, чье дыхание слаще меда и попотей с ней как следует в каком-нибудь шатре. Сам расскажи все Марене и Ираниэль, пока им не поведали остальные, и посмейся вместе с ними. Завтра ты увидишь, что жизнь не закончилась и тебе станет легче.

Гатар угрюмо молчал, глядя на стойбище родного племени. Чего он вообще волновался, чего он вообще сюда вернулся?

— Я понимаю, — неожиданно сухо рассмеялся Бран, — это все стариковские нравоучения, кто их слушает? Да и советы от меня, никогда не имевшего семьи, тоже не вызывают доверия. Ты ошибся, промахнулся — бывает. Вставай и сражайся, как подобает воину, потому что эту ошибку еще можно исправить.

Сейчас наверняка про внучку свою начнет нудеть, подумал Гатар, и почти не ошибся.

— Я когда-то был как ты, — заговорил Бран. — Молод, полон дури в голове и желания кому-то чего-то доказать. Я разругался с родителями в пух и прах и ушел. Выбился наверх, десять раз чуть не помер, получил свою первую Особенность, не стоуровневую от профессии, и гордый, с раздутой грудью, выпяченным вперед подбородком, помчался домой. Ты знаешь, что я там нашел? Ничего. Никого не было, всех их убили, все они стали нежитью, кого не порубали на куски в процессе. Я даже не узнал, где они, потому что Короля-Демона Скелетов уже успела прибить другая команда героев. Всю поднятую им нежить прибили, очистили и сожгли, а прах развеяли. Долгое время мне казалось, что это из-за меня, из-за моих выкриков и пожеланий им сдохнуть, когда я уходил. Но я даже извиниться перед ними не мог. Ты волновался из-за….

— Дед! Де-е-е-е-е-ед!!! — донесся из стойбища голос Минта, явно усиленный умениями Барда.

Бран сухо хмыкнул, поднялся и пошел в ту сторону. Гатар остался, пытаясь переварить услышанное и случившееся. Не так он себе представлял возвращение в родное племя, совсем не так. Он повернулся к статуе Теруна — в виде орка, разумеется, с щитом и мечом, открытым торсом, надменным взглядом воина и лысой головой.

— Терун, — начал он и осекся.

Ведь Бранд не верил в богов! Но Терун общался с ним, сражался, явил свою милость. Что это было, как не знаки, посланные богом? Да что там знаки — прямое указание. Не духи гор помутили его разум, а наоборот, великий Терун взял и направил своего воина!

Гатар поднялся, сжал правую руку в кулак, приложил к нему левую ладонью и поклонился статуе.

— Да будет сила и слава твоя, Терун, на земле, в небесах и в Бездне. Благодарю тебя за указанный путь. Я последую за мастером Браном и обещаю быть достойным такого наставника, а также нести имя твое, Терун, повсюду!

Гатар ощутил присутствие чего-то необъятного и величественного, горделивого и могучего.

Бог Терун услышал ваше обещание!

На мгновение Гатар дрогнул, раньше бог никогда не отвечал ему. Теперь уже не увильнуть, не скрыться, не струсить, ведь Терун видит все! Гатар выпрямился и еще раз коротко поклонился статуе, всем корпусом. Да, будет тяжело, но это испытание, которое Терун посылает только лучшим из лучших!

Он блуждал по дорогам и странам, но теперь ступил на путь предназначения, путь к мечте. На душе Гатара стало легко и спокойно, он начал спускаться с холмика к стойбищу. Будут насмешки, будут упреки со стороны родителей, но он примет их, пройдет испытание и выйдет из него крепче прежнего. Последует за мастером Браном и станет Воином не хуже его.

Просто, понятно, надежно.

Ноги несли его к шатрам, а разум затопляли воспоминания детства. С этого же холмика они катались кубарем, на спор, кто дальше. Вон там ставил шатер старый Аптар и точно так же сладко тянуло жареной бараниной, разве что собаки не гавкали — ведь маленький Гатар с ними дружил и катался на них верхом. Раздался перестук толкушек, тянуло замоченными кожами — на этом месте племя оставалось долго, обычно предпочитая посылать отдельный отряд за солью на солончаки.

— Хорошего тебе вечера, Мадыська, — сказал он, глядя на ту, что был влюблен в юности. — Ты все так же прекрасна.

Возможно, это хотел ему сказать Терун? Что невозможно понять, насколько ты изменился, пока не столкнешься с прошлым? Обязательно надо будет спросить мастера Брана о пути Воина. Еще вчера Гатар посмеялся бы сам над собою, в полной уверенности, что и так знает, что же такое путь воина.

Но то вчера.

— И тебе, Гатар, — подбоченилась Мадыська, все такая же прекрасная.

Кто-то сказал бы, что она постарела, но Гатар научился ценить и красоту зрелости.

— Говорят, ты набрался дурных вкусов в других странах, — прыснула она, — и теперь любишь сестру?

— Моя маленькая сестренка стала красавицей, — мягко согласился Гатар, — но люблю я ее исключительно как сестру.

— Докажи! Выходи со мной на поединок! — приглашающе отставила зад Мадыська.

«Благодарю тебя, Терун», подумал Гатар, укрепляясь духом.

— Непременно, как только навещу родителей и поприсутствую на пиру в честь нашего приезда.

— Твоего приезда!

— Нашего, — качнул головой Гатар.

Он пошел к шатру родителей, ощущая, что все сделал правильно.