Проклятый Лекарь. Том 7

Глава 9

У меня не было времени праздновать победу или анализировать, как нам удалось ранить почти полноценного элементаля тьмы.

— Ростислав, быстро проверь крышу на магические следы и ловушки! — приказал я, подхватывая Анну на руки. — Нюхль, осмотри периметр и за мной!

Она была лёгкая. Слишком легкая для взрослой женщины. Килограммов сорок, не больше.

Семя тьмы высасывает не только душу, но и жизненную силу тела, превращая человека в высохшую мумию. Если верить этому ублюдку Альтруисту, у нас двадцать четыре часа. Вернее, осталось двадцать три.

Но я не верю врагам по умолчанию — это первое правило выживания. Может быть двенадцать часов. Может, шесть. А может, он специально солгал, чтобы я расслабился и потерял время на бесполезные попытки.

Бросился к пожарной лестнице, перекинув Анну через плечо — так удобнее спускаться. Ржавые ступени скрипели под моим весом, местами отваливалась краска.

— Босс, крыша чиста! — крикнул сверху Ростислав, просочившийся сквозь вентиляционную шахту. — Только остаточная энергия от портала и следы крови! Этот гад точно не скоро оправится!

— Хорошо! Спускайся за нами! — велел я.

Прыгнул с последних двух метров, согнув колени для амортизации. Удар отдался в позвоночнике — это тело ещё не привыкло к таким нагрузкам. В прошлой жизни я прыгал с десятиметровых стен и не морщился. Здесь до такого ещё далеко.

У подъезда меня уже ждали люди Бестужева. Фёдор и Антон стояли с пистолетами наготове — глоки семнадцатой модели, если не ошибаюсь. Профессиональная стойка, пальцы на спусковой скобе, но не на курке.

— Что произошло, черт возьми⁈ — Фёдор сделал три быстрых шага вперед, увидев Анну в моих руках. — Мы слышали шум! Грохот, крики! Что за хрень там творилась⁈

— Похититель вернулся, — коротко ответил я, перекладывая Анну в более удобное положение. — Отравление экзотическим токсином. В «Белый покров», немедленно! Каждая секунда на счету!

— Твою мать! — Фёдор распахнул заднюю дверцу бронированного джипа. — Антон, за руль! Включай мигалки и сирену! На фиг правила!

Я нырнул на заднее сиденье, все еще держа Анну на руках. Фёдор запрыгнул с другой стороны, захлопнул дверцу. Антон рванул с места еще до того, как мы пристегнулись — визг покрышек, запах паленой резины.

— Какой токсин? Что за отравление? — Федор уже доставал телефон, набирая номер одной рукой. — Нужно предупредить клинику! Подготовить противоядие!

— Экзотический нейротоксин, — соврал я. — Очень редкий, из Юго-Восточной Азии. Обычная токсикология не поможет, нужны особые методы.

Как объяснить бывшему спецназовцу про магическое семя тьмы? «Видите ли, Фёдор Батькович, вашу подопечную заразили демоническим паразитом, который сожрет ее душу за сутки, превратив в бездушную тень»? Он же все-таки не врач. Может и попытаться отвезти ее к другим специалистам. А время уходит.

Антон выжимал из четырехтонного бронированного джипа все возможное. Московские пробки расступались перед воем сирены и мигающими синими огнями — кто-то из принципа пропускал, кто-то из страха. Некоторые водители тупили и не успевали уйти с дороги — Антон объезжал их по встречке, тротуарам, газонам, не снижая скорости.

— Сто сорок по Кутузовскому! Вы охренели⁈ — заорал какой-то гаишник в мегафон, но Антон даже не притормозил.

Я положил ладонь на грудь Анны, закрыл глаза, активировал некромантическое зрение. Мир потускнел, но я увидел главное — ее аура таяла, как свеча на сильном ветру. Золотистое сияние жизни тускнело и сжималось с каждой секундой.

Девять процентов в Сосуде Живы. Это все, что у меня осталось после битвы с Альтруистом. Если я потрачу их сейчас на стабилизацию Анны, сам окажусь полностью беззащитен. Не смогу даже диагностику провести, не говоря об извлечении семени. Но если не потрачу, она может не доехать до клиники живой. Дилемма. Чертова дилемма.

— Держись, — прошептал я, начиная медленно вливать Живу в ее угасающее тело. — Просто продержись еще немного. Не смей умирать, слышишь?

Тонкая золотистая струйка энергии потекла из моих пальцев в ее грудь. Не лечение — просто поддержка жизни. Как капельница с физраствором для человека в шоке. Как искусственное дыхание для утопающего.

Голова сразу закружилась. Девять процентов… восемь… шесть…

— Доктор, вы в порядке? — Фёдор заметил, как я покачнулся. — Вы бледный как мертвец!

— Все нормально. Это мой естественный цвет лица, — прошептал я. — Сколько еще до клиники?

— Три минуты! Может, две, если Антон не убьет нас раньше!

— Я вас всех переживу! — огрызнулся Антон, влетая в поворот на скорости восемьдесят километров в час. Машина накренилась, но удержалась.

Три минуты. Сто восемьдесят секунд. При текущей скорости потери энергии Анна протянет до больницы. Но что потом?

У меня останется четыре процента силы — кот наплакал. Этого не хватит даже на полноценную диагностику семени тьмы, не говоря о его извлечении. Нужен план. Нужны помощники. Нужно чудо.

Антон влетел на территорию «Белого покрова», проигнорировав шлагбаум — тот просто сломался от удара. Охранник только махнул рукой и полез звонить начальству.

Резкий тормоз у входа в приемный покой — машина встала боком, оставив черные следы на асфальте. Я вывалился из дверцы, все еще держа Анну.

— Спасибо за помощь! Дальше я сам! — кивнул я охранникам.

— Мы подождем здесь! — крикнул Федор. — Если что нужно — звоните! И держите нас в курсе!

Конечно, подождете. Профессиональная охрана не бросает пост, даже если он уже полностью провален. Гордость и чувство долга — иногда это важнее логики.

Я ворвался в приемный покой, едва не снеся дверь плечом. Дежурная медсестра — Валентина Сергеевна, женщина лет пятидесяти с добрым лицом — подскочила со стула, опрокинув чашку с чаем.

— Доктор Пирогов! Святые угодники, что случилось⁈ — сразу вскрикнула она.

— Готовьте реанимацию! — велел я. — Девушка, двадцать семь лет, отравление неизвестным нейротоксином! Брадикардия тридцать шесть ударов в минуту, брадипноэ шесть вдохов в минуту, кома третьей степени по шкале Глазго!

— О господи! Сейчас, сейчас! — она схватила телефон внутренней связи, лихорадочно набирая номер. — Алло, реанимация? Это приемный покой! Готовьте палату, экстренный случай! Критическое состояние! Доктор Пирогов везет!

Две санитарки — здоровенные женщины, способные поднять двухсоткилограммового пациента — выкатили каталку. Я аккуратно уложил Анну на белые простыни, проверил пульс на сонной артерии — еле прощупывается, нитевидный.

— В реанимацию, бегом! — скомандовал я. — И вызовите дежурного анестезиолога!

Мы помчались по коридору. Поворот налево — кардиология. Длинный коридор — терапия. Еще поворот — путь к реанимации…

И тут из бокового коридора выскочил доктор Смирнов. Владимир Петрович — хороший врач, но вечно паникующий. Лицо белое, как больничная простыня, глаза безумные, дешевый галстук сбился набок. Халат заляпан чем-то бурым — то ли кровью, то ли борщом, то ли и тем и другим.

За ним две перепуганные медсестры катили каталку. На ней — молодой парень лет тридцати. Славянская внешность, русые волосы, спортивное телосложение. Тело выгибалось в жутких судорогах, изо рта шла розовая пена, глаза закатились. Портативный монитор показывал полный хаос — тахикардия сто сорок, давление то взлетает, то падает, сатурация прыгает от шестидесяти до девяноста.

— Святослав Игоревич! — Смирнов бросился ко мне, хватая за рукав халата трясущимися руками. — Слава богу, вы здесь! Он умирает! Прямо сейчас, на моих глазах! Мы перепробовали все! Диазепам не помогает! Фенобарбитал тоже! Даже пропофол — снотворное для анестезии — не останавливает судороги! Вы обещали помочь! Вы сказали, что посмотрите его после обеда!

Черт возьми! Пациент с непонятными анализами. Сначала думали панкреатит, а теперь добавились странные судороги неясной этиологии.

Смирнов приходил утром, умолял о консультации. Я обещал посмотреть после обеда, даже записал в блокнот. А потом позвонил Сергей с воронками, следом — Бестужев с новостью о пропаже дочери, и я напрочь забыл об этом парне. Тьма некромантская, как я мог забыть⁈

Быстро осмотрел парня некромантическим зрением — всего секунда, больше не мог себе позволить. Странная картина. Энергия скапливается в области поджелудочной железы, но расходится неправильно, хаотично.

— Сколько он уже в таком состоянии? — спросил я, пытаясь выиграть время.

— Два часа! — Смирнов почти плакал. — Начались легкие подергивания, потом переросли в настоящие судороги! Мы думали — эпилепсия, но ЭЭГ показывает норму! Потом решили, что отравление, но токсикология чистая! Амилаза зашкаливает, но КТ показало, что поджелудочная в порядке!

— Родственники где?

— В холле! Мать в истерике, отец готов нас всех поубивать! Это сын депутата Мосгордумы! Если он умрет, нам всем конец!

Сын депутата. Прекрасно. Политическое давление в придачу к медицинской катастрофе. Но это не главное.

Главное — проклятие. Оно не простит, если парень умрет из-за моей забывчивости. Я нарушил данное слово, обещал помочь и не помог. Проклятие может забрать не просто проценты из Сосуда. В худшем случае — заберет жизнь Анны в качестве «штрафа» за нарушение контракта. В лучшем — мою собственную.

Я обязан спасать всех, кто встречается у меня на пути. Это условие сделки с проклятием.

— Слишком поздно! — простонал Смирнов, комкая мой рукав. — Еще пять минут максимум, и начнутся необратимые изменения в мозге! Отек, некроз нейронов! Мы уже вызвали родственников попрощаться!

Посмотрел на умирающего парня — пена изо рта стала кровавой, начались петехии — точечные кровоизлияния на коже. Потом на Анну — бледная, еле дышит. Потом снова на парня.

Два критических пациента. Оба умирают прямо сейчас. У меня четыре процента силы. Команды нет — Кирилл сидит дома с Костомаром, Мёртвый на другом конце города на базе, Ростислав может только наблюдать. Что делать? Кого выбрать? Кого спасать первым?

Стоп. А кто вообще сказал, что нужно выбирать?

Это мышление обычного врача — один пациент за раз. А я не обычный врач. Я — некромант с тысячелетним опытом. Я командовал армиями мертвецов, координировал атаки тысяч юнитов одновременно. Неужели я не справлюсь с двумя пациентами?

— Обоих в реанимацию! — рявкнул я голосом, который не терпит возражений. Тот самый командный тон, которым я отдавал приказы генералам нежити. — Палаты семь и восемь, они смежные! Двери между ними держать открытыми! Быстро!

Тем временем влил один процент Живы в пациента Смирнова. Чтобы он вообще дотянул до лечения. Тогда у него будет шанс.

— Но… но как вы будете… — начал Смирнов.

— Выполнять! — рыкнул я так, что он подскочил. — Владимир Петрович, катите своего пациента в восьмую палату! Готовьте дефибриллятор на двести джоулей! Набор для интубации трахеи! Проверьте запас атропина, адреналина и лидокаина! Все по максимуму!

Медсестры переглянулись, но подчинились. В моем голосе было что-то, что заставляло людей слушаться не раздумывая. Остатки некромантической харизмы, способность подчинять волю.

— Валентина Сергеевна! — повернулся я к старшей медсестре. — Найдите главврача Сомова! Срочно, немедленно, хоть из-под земли достаньте! Скажите, что это вопрос жизни и смерти дочери графа Бестужева! Он поймет важность!

— Дочери графа⁈ — ахнула она, взглянув на Анну. — Это же… это же Анна Алексеевна! Я ее помню, она приезжала на открытие!

— Меньше эмоций, больше дела! Бегом за Сомовым! Код красный!

«Код красный» — неофициальный сигнал для магов в клинике. Означает критическую ситуацию, требующую магического вмешательства. Сомов ввел его после нескольких инцидентов с магическими отравлениями.

— Всем остальным очистить коридор! — добавил я громче. — Никто не входит и не выходит без моего личного разрешения! Это карантин!

Реанимационное отделение встретило меня управляемым хаосом. Медсестры готовили оборудование — капельницы, дефибрилляторы, наборы медикаментов. Санитары таскали дополнительные мониторы. Младший медперсонал суетился, не зная, чем помочь.

Я встал ровно посередине коридора, между седьмой и восьмой палатами. Отсюда я мог видеть обе каталки через открытые двери, обоих пациентов.

— Стоп! — поднял руку. — Всем замереть на пять секунд! Полная тишина!

Все послушно застыли. В наступившей тишине было слышно только пиканье мониторов — частое, тревожное у парня, редкое, замедленное у Анны. Хриплое дыхание обоих. Капанье капельниц.

Хорошо. Хаос прекратился. Теперь нужно превратить эту толпу в единый механизм.

У меня есть набор испуганных, но компетентных медиков. Есть современное оборудование. Есть лекарства.

Нет только сил для магии и времени на раздумья. Значит, нужно компенсировать недостаток личных ресурсов четкой организацией и делегированием.

— Так, слушайте внимательно, — заговорил я четко и громко. — Сейчас мы спасем обоих пациентов. Для этого нужна абсолютная координация и беспрекословное выполнение моих команд. Я буду дирижировать, вы — играть по нотам. Никакой самодеятельности, никаких сомнений. Вопросы будете задавать потом, когда оба будут жить. Всем понятно?

Ответом стали дружные кивки. В глазах медперсонала я видел страх, смешанный с надеждой. Они знали мою репутацию — диагност, который не ошибается. Человек, спасающий безнадежных.

— Отлично. Палата восемь — пациент доктора Смирнова. Мужчина, тридцать лет, судороги неясной этиологии. Владимир Петрович, вы и две медсестры — ваша команда. За мной! — велел я.

Пока маги соберутся, этот сын депутата может уже умереть. Помочь ему нужно в первую очередь. Анна пока не в таком критическом состоянии.

Быстрым шагом вошел в восьмую палату. Парень выгибался на каталке, несмотря на фиксирующие ремни. Кожа покрылась испариной, синюшная. Монитор показывал критические значения — пульс сто шестьдесят, давление сто восемьдесят на сто десять.

Судя по тому, что я увидел некромантическим зрением, энергия скапливается в районе поджелудочной железы, но не из-за воспаления. Она заблокирована, заперта, не может выйти. Как будто что-то создало пробку в энергетических каналах. И эта заблокированная энергия вызывает судороги, пытаясь прорваться наружу.

— Анализ на амилазу делали? — спросил у Смирнова.

— Да, конечно! Первым делом! — закивал он. — Зашкаливает! Больше тысячи единиц при норме до ста! Поэтому мы и подумали на острый панкреатит! Но КТ показало, что поджелудочная железа в полном порядке! Никакого отека, некроза, воспаления!

Амилаза — фермент поджелудочной железы, расщепляющий крахмал. При панкреатите она выбрасывается в кровь. Но если железа здорова…

— УЗИ брюшной полости делали? — я продолжил задавать вопросы.

— Разумеется! Все чисто! Печень, почки, селезенка — все в норме!

— А анализ мочи на амилазу?

Смирнов замер:

— Нет… мы не успели… пациент в таком состоянии…

— Макроамилаземия, — произнес я уверенно. — Редкое состояние. Ложноположительный результат на панкреатит. Амилаза связалась с иммуноглобулинами (антителами) в крови, образовав крупные комплексы. Они слишком большие, чтобы фильтроваться почками, поэтому накапливаются в крови.

— Но… но это же доброкачественное состояние! — воскликнул Смирнов. — Оно не вызывает судорог!

— Само по себе — нет. Но оно маскирует истинную проблему. Отвлекает внимание, как фокусник отвлекает зрителей.

— Тогда что вызывает судороги⁈

Я еще раз взглянул на монитор, на пациента, потом на результаты анализов, которые Смирнов держал в трясущихся руках.

— Тромбоз мезентериальных сосудов, — объявил я. — Острое нарушение кровоснабжения кишечника. Кишечник умирает от ишемии — недостатка кислорода. Некроз кишечной стенки вызывает выброс токсинов в кровь. Токсины вызывают судороги. У нас максимум десять минут до необратимого некроза всего кишечника.

— Невозможно! — выдохнул Смирнов. — Ему всего тридцать лет! Тромбозы мезентериальных артерий бывают у стариков с атеросклерозом!

— Возраст — не абсолютное противопоказание для тромбозов. Тромбофилия, антифосфолипидный синдром, врожденные аномалии свертывания — масса причин для тромбоза в молодом возрасте. Спорить будем или спасать?

— Спасать! Но как⁈ Нужна экстренная операция! — Смирнов начинал паниковать.

— Не успеем довезти до операционной. Будем проводить системное растворение тромба прямо здесь, прямо сейчас. Готовьте альтеплазу — рекомбинантный тканевой активатор плазминогена! Сто миллиграммов! — четко указал я.

— Но… но без ангиографии? Вслепую? Это безумие!

— У нас нет времени на ангиографию. И слушайте меня очень внимательно, Владимир Петрович.

Я наклонился к нему, понизив голос до шепота:

— Сейчас вы будете моими руками. Я буду говорить, что делать, а вы — выполнять. Не думать, не сомневаться, не анализировать — просто делать. Как робот. Как продолжение моей воли. Поняли?

Он закивал, глаза расширились от страха и… восхищения?

У меня осталось три процента силы в Сосуде. Один процент я вложу в Смирнова — временно обострю его восприятие, ускорю реакцию, усилю мелкую моторику. Пусть на пять минут почувствует себя гениальным хирургом уровня Пирогова. Настоящего Пирогова, не меня.

Положил руку ему на плечо, пустил тончайшую струйку Живы. Всего капля, но направленная точно в нужные центры мозга.

Смирнов вздрогнул всем телом, его зрачки расширились:

— Я… я чувствую… это невероятно! Я вижу все так четко!

— Не отвлекайтесь на ощущения. Катетеризация бедренной артерии. Немедленно. У вас есть тридцать секунд.

Руки Смирнова вдруг обрели непривычную для него точность и уверенность. Он схватил иглу для пункции, обработал кожу пациента антисептиком одним точным движением.

— Пальпируйте пульс на бедренной артерии… — начал я.

— Вижу! Чувствую! — перебил он, и игла вошла в артерию с первой попытки. Идеально, под углом сорок пять градусов, точно в центр сосуда. — Есть кровь! Артериальная!

— Отлично. Проводник внутрь. Медленно, по току крови… так… теперь извлекайте иглу и вводите катетер по проводнику…

В обычной ситуации на это ушло бы минут пять даже у опытного хирурга. Смирнов справился за сорок секунд. Магия творит чудеса, даже такая слабая.

В этот момент в коридоре послышался топот ног. Прибежал запыхавшийся главврач Сомов. Лицо красное от бега, дорогой галстук сбился набок, на лбу испарина.

— Святослав Игоревич! — выдохнул он. — Что случилось⁈ Валентина сказала, что дочь Бестужева при смерти⁈

— Анна отравлена, — бросил я через плечо, не отрывая взгляда от действий Смирнова. — Магический токсин. «Семя тьмы», если вы слышали о таком!

Сомов побледнел так резко, что я испугался, как бы инфаркт не случился:

— Семя тьмы⁈ Но это же… Святые угодники, это же невозможно снять! Это верная смерть!

— Возможно. Трудно, опасно, но возможно. Однако мне нужна помощь. Моей Живы не хватит — у меня почти ноль. Нужна дополнительная энергия, желательно — от новичков в лекарском деле, а не от опытных диагностов. Соберите всех, кто есть в клинике. Варвару Лукиничну, Ольгу Петровну, даже медсестру Светлану из хирургии — у нее есть искра дара.

Светлана даже не знает о своих способностях. Считает, что просто «удачливая» медсестра. Но я вижу в ней потенциал. Крошечный, неразвитый, но в нашей ситуации каждая капля энергии на счету.

— Но что они будут делать? У новичков совсем мало опыта! — недоумевал Сомов.

— Встанут вокруг кровати Анны в седьмой палате, — продолжил я, контролируя, как Смирнов подключает систему для инфузии. — Образуют круг, возьмутся за руки. И будут источниками энергии, батареями. Я буду фильтром, преобразователем и скальпелем. Буду выкачивать Живу, очищать от примесей и направлять на операцию по извлечению семени из души.

— Но это же опасно! — запаниковал Сомов. — Если вы возьмете слишком много энергии, мы можем умереть!

— Если я не возьму достаточно, Анна точно умрет. Что хуже — риск или гарантированная смерть дочери вашего главного спонсора? Графа, который оплачивает половину бюджета клиники?

Сомов сглотнул. В его глазах шла борьба — страх против долга, самосохранение против репутации.

— Я… я соберу всех, — наконец выдавил он.

— Палата семь. И поторопитесь — у нас максимум пятнадцать минут до точки невозврата.

На самом деле меньше десяти. Но пусть не паникуют раньше времени. Паника — плохой помощник в медицине.

— Готово! — объявил Смирнов. — Катетер установлен и зафиксирован!

— Отлично. Начинайте инфузию альтеплазы. Десять миллиграммов внутривенно струйно, это ударная доза. Потом капельно девяносто миллиграммов в течение часа.

— Но нужен мониторинг! Коагулограмма! Может начаться кровотечение!

— Я буду мониторить состояние. А вы просто делайте, что говорю. Колите!

Смирнов набрал препарат в шприц, подключил к катетеру, медленно ввел.

— Готово! Запускаю капельницу!

— Следите за давлением и пульсом. Если упадет ниже девяноста систолическое — сразу зовите!

Так, теперь Анна.