Петр Алексеевич Бестужев. Старший сын графа. Возможный наследник медицинской империи стоимостью в миллиарды. Тот самый мажор-повеса, которого я месяц назад «отклеивал» от молодой графини.
— Петя! Петруша! Петька-идиот, как я его в детстве называла, — Анна попыталась всплеснуть руками, но силы подвели, и получилось жалкое подергивание. — Наследник папиной империи, хотя какой из него наследник — посмешище одно!
— И что, он просто пришел к тебе? Позвонил в дверь? — уточнил я.
— Нет, этот придурок… ты не поверишь… он постучал в окно на кухне! В ОКНО! На ДВЕНАДЦАТОМ этаже! Представляешь уровень идиотизма? Я сначала подумала, что у меня галлюцинации от переутомления начались! Или что это голубь-мутант размером с человека!
И он же — Альтруист, теневик минимум пятого круга посвящения, агент Ордена Очищения. Точно занимает там какую-то руководящую должность.
Интересная метаморфоза. Из безмозглого мажора-наркомана в фанатика-террориста. Хотя, если подумать, это не такая уж большая трансформация — фанатизм и наркомания имеют схожую природу. Зависимость от идеи вместо зависимости от вещества.
— И что твой брат сказал? Объяснил, зачем пришел? Точнее, прилетел?
— Позвал на крышу! Сказал, что у него супер важный разговор, который нельзя вести в квартире — вдруг прослушка от папиных конкурентов или инквизиции. Параноик чертов! Я так разозлилась! Мало того что он пропадает месяцами без весточки, не звонит, не пишет, заставляет отца седеть от беспокойства, так еще и заявляется как вор — через окно! Я хотела устроить ему такой скандал! За все его загулы, пьянки, девок! За то, что довел папу до микроинфаркта своими выходками!
— И ты пошла с ним? Просто так? Без вопросов?
— Конечно пошла! — Анна возмущенно фыркнула, насколько позволяли силы. — Он же брат! Родная кровь! К тому же я хотела высказать ему все, что думаю о его поведении! Все эти годы копила претензии! И вот наконец — шанс выплеснуть! Представляешь, какой катарсис я предвкушала?
— И что было дальше?
— А дальше… — она снова нахмурилась, явно напрягая память. — Дальше странно. Я помню, как поднималась по пожарной лестнице. Ругалась про себя, что надела новые туфли — каблук застревал в решетке. Потом вышла на крышу, увидела Петра при дневном свете, открыла рот, чтобы начать отчитывать… и все. Темнота. Следующее воспоминание — ты держишь меня за руку и говоришь, что все будет хорошо.
Классическая защитная амнезия с элементами диссоциации.
Психика заблокировала травмирующие воспоминания — черные провалы вместо глаз брата, его превращение в теневика, момент введения семени тьмы. Мозг решил, что эта информация слишком опасна для сознания, и упрятал ее глубоко в подсознание, за семью замками.
Может, оно и к лучшему. Знание о том, что родной брат пытался превратить тебя в бездушного монстра, может сломать кого угодно психологически.
— Анна, — я взял ее за руку, стараясь говорить максимально мягко, как с ребенком, который боится темноты. — Есть серьезные основания полагать, что именно Петр… сделал с тобой что-то плохое. Очень плохое.
Ее глаза расширились до размера блюдец. Потом сузились в злобные щелочки. Лицо начало краснеть. Она разозлилась:
— ЧТО⁈ Этот придурок что-то со мной сделал⁈ Отравил⁈ Ударил⁈ Усыпил⁈ О, когда я выберусь отсюда, я устрою ему такой скандал! Такой грандиозный, эпический, вселенский скандал! Он будет извиняться до конца жизни! Нет, до конца следующей жизни! И той, что после! Я заставлю его вымаливать прощение на коленях! Ползать у моих ног! Целовать землю, по которой я хожу!
Даже едва живая, слабая, как новорожденный котенок, она готова устроить апокалипсис. Настоящая русская женщина — сначала убьет, потом спросит за что, а потом еще раз убьет для профилактики.
— Это самое малое, что он заслуживает, — согласился я.
Мой внутренний аналитик тем временем продолжал раскладывать информацию по полочкам.
Петр Алексеевич Бестужев — теневик минимум пятого круга, возможно, выше. Пятый круг — это уже серьезно. Это годы тренировок, сотни убитых во имя тьмы, полное отречение от человечности. Член Ордена Очищения — террористической организации, мечтающей об уничтожении обычных людей и власти магов. Использовал родную сестру как приманку для меня, некроманта. Заразил ее семенем тьмы.
Но почему именно ее? Только чтобы завербовать или сломить меня? Маловероятно. Орден мог найти сотни других способов давления. Или есть более глубокий план? Может, Анна важна сама по себе? В ней течет кровь древнего рода, есть потенциал к магии. Может, план был превратить ее в оружие?
И как давно Петр в Ордене? Судя по степени слияния с тьмой — минимум пять лет.
— Святослав? — Анна сжала мою руку слабыми, холодными пальцами. — Ты выглядишь… странно. Как будто увидел призрака. Или сразу нескольких. Или целое кладбище призраков. Что ты мне не договариваешь? Что случилось с Петром?
— Твой брат изменился, Анна. Радикально изменился. Он больше не тот беззаботный повеса и прожигатель жизни, которого вы знали.
— В смысле? — в ее голосе появилась надежда. — Остепенился? Женился? Нашел работу? Бросил пить? Перестал снимать девок пачками?
— Хуже. Намного, катастрофически хуже. Но это сложная тема. Потом обсудим, когда ты окрепнешь. Сейчас тебе нужен покой и восстановление.
— Святослав, не пугай меня! Что может быть хуже, чем…
Дверь палаты распахнулась с такой силой, что ударилась о стену и отскочила обратно. Но это не остановило человека, который влетел в палату как торнадо в дорогом костюме.
Граф Алексей Петрович Бестужев собственной персоной. Один из богатейших людей России, владелец медицинской империи, человек, который обычно входит в помещения величественно, как император.
Сейчас он выглядел… растрепанным. В больничной пижаме. Обычно идеально уложенные волосы торчат в разные стороны, седые пряди особенно заметны.
За ним маячили два охранника — Фёдор и Антон, явно пытавшиеся его удержать или хотя бы замедлить.
— Граф, вам нельзя так резко двигаться! — умоляюще говорил Фёдор. — У вас же был энергетический криз! Доктор запретил волнения!
— К черту криз! К черту доктора! К черту всех! — рявкнул граф с такой силой, что Фёдор попятился. — Моя дочь очнулась, и я ее увижу! Даже если придется пройти по трупам!
И он буквально рухнул на колени у кровати — резко, без переходов, как подкошенный. Схватил руку Анны обеими ладонями и прижал к губам. По его щекам потекли слезы — не показные, не театральные, а настоящие, искренние, мужские. Те самые, что появляются раз в жизни, когда эмоции прорывают все плотины.
— Анечка! Доченька! Солнышко мое! Заинька! Рыбка золотая! — он захлебывался словами, перескакивая с одного ласкового обращения на другое.
— Папа… — Анна слабо улыбнулась, и в ее глазах тоже появились слезы. — Ты плачешь? Ты же никогда не плачешь… Даже когда мама умирала, ты держался…
— Я думал, я тебя потеряю! — граф всхлипнул, и это был совершенно не аристократический звук. — Как маму потерял! Думал, останусь совсем один в этом проклятом мире! Один в огромном доме, с кучей денег, которые никому не нужны! Анечка, прости меня! Прости старого дурака! Я должен был лучше тебя защищать! Нанять больше охраны! Не отпускать одну! Запереть в башне, как принцессу!
— Папа, я в порядке. Правда. Просто немного устала. Доктор Пирогов меня вылечил. Как всегда.
Граф резко повернулся ко мне. Лицо выражало гамму эмоций. Благодарность, облегчение, почти религиозное благоговение, как будто передо мной не человек, а архангел, спустившийся с небес специально для спасения его дочери.
— Святослав Игоревич! — он вскочил с колен с удивительной для своего возраста прытью и, прежде чем я успел отреагировать, заключил меня в медвежьи объятия. — Вы спасли мою девочку! Второй раз! Дважды вырвали ее из лап смерти! Вы… вы не человек! Вы святой! Нет, больше чем святой! Вы божество!
Неловко. Чертовски неловко. Даже для Архилича.
Мужик рыдает у меня на плече, размазывая сопли по моему халату, благодарит за спасение дочери. А я при этом регулярно сплю с этой самой дочерью.
И ее чуть не убил его собственный сын. Семейная драма уровня древнегреческой трагедии. Не хватает только хора и чуда с небес.
— Я просто выполнял свою работу, граф, — попытался я высвободиться из объятий.
— Работу⁈ — он отстранился, но продолжал держать меня за плечи, тряся как грушу. — Это не работа! Это чудо! Настоящее, блистательное чудо! Что с ней было? Что случилось? Отравление? Нападение? Магическая атака? Фёдор сказал что-то про крышу и какое-то недоразумение!
Я бросил быстрый взгляд на Анну. Она едва заметно покачала головой — классический сигнал «не говори правду». Особенно про Петра.
— Отравление нейротоксином, — начал я врать с каменным лицом.
— Отравление? — граф нахмурился, переваривая информацию. — Но Фёдор сказал, что на крыше был кто-то! Что вы дрались с теневиком!
— Фёдор видел, как я нес Анну с крыши, и его воображение дорисовало остальное. Профессиональная деформация охранника — везде видеть угрозы. На самом деле Анна поднялась на крышу подышать свежим воздухом — вы же знаете, она любит высоту. Почувствовала головокружение, тошноту, потеряла сознание. Я нашел ее вовремя. Еще пять минут, и начались бы необратимые изменения в мозге.
Ложь льется, как мед с языка. Гладко, сладко, правдоподобно. В конце концов, лучшая ложь — это правда с небольшими корректировками.
— О господи… — граф снова повернулся к дочери. — Анечка, золотце мое, ты должна больше отдыхать! Меньше работать! Правильно питаться! Я найму тебе личного повара! И тренера! И диетолога! И еще одного врача! Нет, трех врачей! И мы обязательно найдём того, кто это сделал!
— Папа, не начинай… — простонала Анна.
— Нет, я настаиваю! И никаких возражений! Ты переезжаешь обратно домой, под мой присмотр! Хватит жить одной!
— Папа!
— Или я переезжаю к тебе! Да, отличная идея! Буду контролировать каждый твой шаг!
— ПАПА!
— И еще… — граф резко развернулся ко мне, глаза горят фанатичным огнем. — Святослав Игоревич, я ваш вечный, бесконечный должник! Вы спасли единственное, что у меня осталось в этой жизни! Самое дорогое! Дважды вырвали ее у смерти! Просите что угодно — деньги, связи, должности, недвижимость! Хотите, я куплю вам клинику? Целую сеть клиник? Или яхту? Остров в Тихом океане? Замок в Шотландии? Назовите цену!
Ага, а сына и наследника он, похоже, совсем списал со счетов. Уже не первый раз слышу от графа подобные формулировки. Интересно.
Если бы я попросил сейчас руку его дочери, он бы отдал, не раздумывая. Вместе с половиной состояния в качестве приданого и благословением на первенца.
— Спасибо за щедрое предложение, граф. Но у меня есть все необходимое для комфортной жизни.
— Нет-нет-нет! — он замахал руками так энергично, что чуть не сбил капельницу. — Я категорически не приму отказа! Должна же быть хоть какая-то награда! Хоть символическая благодарность! Иначе я просто сойду с ума от чувства неоплаченного долга!
— Ну, если вы так настаиваете… Я хотел бы напомнить о нашем разговоре, — сказал я, воспользовавшись моментом. — Вы упоминали особняк в Барвихе, который пустует. Я бы не хотел ждать оформления всех бумаг и оплаты. И заехать в него как можно скорее.
— Особняк? — граф моргнул, потом хлопнул себя по лбу с такой силой, что эхо разнеслось по палате. — Точно! Конечно! Черт возьми, как я мог забыть! Склероз проклятый! Фёдор!
Начальник охраны оказался в дверях за долю секунды — видимо, стоял сразу за порогом:
— Да, граф?
— Немедленно, сию же секунду свяжись с Мариной! Пусть бросает все дела и везет сюда ключи от дома в Барвихе! Все комплекты — от дома, от ворот, от гаража, от винного погреба! И документы на временное пользование!
— Но граф, — Федор замялся, — для оформления документов нужно нотариальное заверение, печати, регистрация в Росреестре…
— Плевать! — рявкнул Бестужев с такой яростью, что даже я вздрогнул. — Мне плевать на бюрократию! Святослав Игоревич получит ключи сегодня! Сейчас! Немедленно! А бумажки оформим потом! Если надо, я лично приеду к нотариусу домой и заставлю его работать ночью! Под дулом пистолета, если потребуется! Выполнять!
— Есть! — Фёдор исчез быстрее, чем появился.
Граф повернулся ко мне, лицо мгновенно сменилось с грозного на радушное:
— Дом ваш, Святослав Игоревич. Полностью, безоговорочно, навсегда. Если хотите — бесплатно.
— Бесплатно не хочу. Деньги у меня есть, — покачал головой я. Не люблю подачки. Достаточно того, что он делает скидку на него.
— Ваше право! — кивнул граф Бестужев. — Можете заселяться хоть сегодня, хоть сейчас.
— Вы невероятно щедры, граф.
— Это ничто! Пыль! Капля в океане! — он всплеснул руками. — За жизнь моей дочери я готов отдать все состояние! Все клиники, все дома, все счета! Она — единственное, ради чего я живу!
Пятьсот квадратов в Барвихе. Неплохая такса. Я получил, что хотел.
В прошлой жизни я воскрешал королей за меньшие суммы. Правда, тогда они платили золотом и землями, а не недвижимостью в элитном поселке.
Через пятнадцать минут запыхавшийся охранник — не Фёдор, кто-то из других — принес увесистую связку ключей и толстую папку документов. Граф лично вручил их мне, вложив ключи в мою ладонь и накрыв своими руками:
— Адрес здесь, — он ткнул пальцем в документы. — Рублево-Успенское шоссе, поселок «Барвиха Хиллс», улица Лесная, дом семнадцать. Охрана на въезде предупреждена о вашем визите, пропустят без вопросов и проверок. Если будут проблемы — звоните мне лично, в любое время дня и ночи.
— Благодарю вас, граф. Это чрезвычайно великодушно с вашей стороны.
— Еще раз повторяю — это ничто! Если нужно что-то еще — машина, яхта, самолет — только скажите!
Я встал, намереваясь тактично покинуть палату и дать отцу с дочерью побыть наедине. Но Анна слабо позвала:
— Святослав… спасибо. За все. За спасение. За то, что был рядом. За то, что не бросил.
— Отдыхай. Я загляну вечером, проверю твое состояние.
Выйдя из палаты Бестужевых, я направился к лестнице. Нужно было заглянуть в свое отделение диагностики — проверить, не сожгли ли его в мое отсутствие ретивые коллеги.
С доктором Рудаковым во главе они вполне способны устроить революцию, пока начальства нет.
Спускался по широкой парадной лестнице. Четвертый этаж пролетел незамеченным — административный блок, бухгалтерия, отдел кадров. Скучные люди в скучных кабинетах, перекладывающие скучные бумажки. Необходимое зло любой организации.
Третий этаж — диагностическое отделение. Проходя мимо стеклянной перегородки конференц-зала, краем глаза заметил знакомый силуэт. Остановился, присмотрелся. Моргнул. Присмотрелся еще раз.
Не может быть! Это галлюцинация. Переутомление. Мало сплю, много работаю, вот мозг и выдает глюки.
Но нет. Это действительно был он. Михаил Волконский. Тридцать пять лет. Собственной персоной.
Тот самый Волконский, которого месяц назад арестовала инквизиция по подозрению в некромантии.
Какую тьму он тут делает?
А ведь я был уверен, что он гниет в застенках инквизиции. Или уже сожжен на Лобном месте для назидания другим дуракам, решившим поиграть со смертью. Инквизиция не церемонится с некромантами — быстрый суд, еще более быстрый приговор, костер в тот же день.
А он тут. В моей клинике. В моем отделении. В дорогом костюме. С папкой документов в кожаном переплете. Оживленно что-то обсуждает с главврачом Сомовым. Жестикулирует. Улыбается. Как ни в чем не бывало.
Сомов кивал, что-то записывал. Волконский доставал бумаги из папки, показывал, тыкал пальцем в какие-то графики. За звуконепроницаемым стеклом не слышно ни слова, но по жестам и мимике понятно — идет серьезный деловой разговор.
Тьма некромантская. Он мне тут никуда не упал!
— Приветствую вас, повелитель, — раздался тихий, вкрадчивый шепот прямо над ухом.
Другой бы на моем месте подпрыгнул и схватился за сердце. Я и глазом не моргнул, потому что заметил его еще три секунды назад.
Из тени мраморной колонны бесшумно шагнул начальник службы безопасности «Белого покрова». Мой некромантический подданный, раб, слуга.
Взгляд у него особенный — холодный, оценивающий, расчетливый. Взгляд человека, убившего не один десяток себе подобных и готового убить еще. Взгляд профессионального киллера на государственной службе.
— Сколько раз тебе говорить — не называй меня так при людях! — прошипел я, быстро оглядываясь по сторонам.
В коридоре вроде было пусто — ни пациентов, ни медперсонала. Но в больнице стены имеют уши, а потолки — глаза в виде камер наблюдения.
— Тысячу извинений, повели… — он осекся, поправился. — Доктор Пирогов. Старая привычка. В голове вы всегда повелитель, мой господин, мой владыка. Трудно переключаться на мирскую маскировку. Некромантическая связь сильнее сознательного контроля.
Я понимал, что сделать это ему было крайне трудно. Мое влияние на него было слишком велико. Его преданность превышала прямой приказ. Хотя признаюсь, мне нравилось, когда он меня так называет.
Хоть кто-то!
Так что мои приказы были отданы… скажем так, не в полную силу.
— Учись переключаться. Быстро. Или я найду начальника охраны, который умеет держать язык за зубами и мозги в черепе. Ты же не хочешь стать безработным? С твоим послужным списком тебя возьмут только в ЧОП охранять ларьки.
— Понял, осознал, исправлюсь, — он склонил голову в покорном жесте. — Больше не повторится.
— Что ты вообще здесь делаешь? Зачем поднялся в диагностическое?
— Слежу за объектом, — кивнул он на стеклянную перегородку. — За Волконским. С момента, как он появился в клинике. Это было час двадцать три минуты назад. Вошел через главный вход, предъявил охране удостоверение консультанта Министерства здравоохранения.
— Консультанта? Какой тьмы консультанта? Кстати, откуда он вообще тут? Его же инквизиция арестовала. Должен сидеть в камере-одиночке. Или висеть на дыбе. Или гореть на костре. Инквизиция не отпускает подозреваемых в некромантии.
— Выпустили день назад, — Свиридов достал смартфон, пролистал что-то. — Официальная причина — недостаточно доказательств для обвинения. Все улики исчезли. Протоколы допросов пропали из сейфа следователя.
— Как удобно, — я усмехнулся. — Как своевременно. Дядя-чиновник постарался? Отмазал племянничка?
— Нет, там другое. Есть нюанс, очень интересный нюанс.
— Какой?
— У меня есть информация из надежных источников — Волконский теперь работает на инквизицию. Завербован как осведомитель. Агент под прикрытием. Крот. Стукач, если по-простому.
— Вот же тьма, — я выругался, не сдержавшись. — Со всех сторон обложили, черти. Откуда инфа про Волконского? Насколько надежная?
— Абсолютно надежная. Железобетонная. У меня остались друзья в инквизиции. В отделе внутренней безопасности — это которые следят за самими инквизиторами. Они не могут повлиять на решения руководства, но информацию сливают регулярно. За определенную плату, естественно. Бесплатный сыр только в мышеловке.
— И какова миссия этого инквизиторского крота? Что конкретно он должен делать?
— Следить за вами, пове… доктор.