Голос Мёртвого на том конце срывался в истерику — редкое явление для человека, который препарирует трупы с энтузиазмом ребенка, разбирающего новую игрушку.
— Всеволод, — я говорил специально вкрадчиво. Иногда это помогает людям сосредоточиться. Как пощечина, только вербальная. — Остановись. Сделай глубокий вдох. Выдох. Еще раз. Хорошо. Теперь отвечай на вопросы четко и по существу. Ты пробовал его выключить?
— Выключить? — голос Мёртвого дрогнул от непонимания, словно я предложил ему станцевать балет в морге. — А как? У него же нет кнопки питания! Это не телевизор! Это сложнейший некромантический конструкт!
О тьма. Человек изучал запрещенную литературу, потратил целое состояние на редкие компоненты, сшил из кусков мертвецов двухметрового монстра, но не знал, что в него нужно заложить базовую команду деактивации. Это как построить автомобиль без тормозов — технически возможно, но чертовски глупо.
— Ясно, — я потер переносицу, чувствуя приближение головной боли. Не физической — та мне не грозит благодаря регенерации. Ментальной. — А базовые команды управления ты закладывал? Аварийный протокол? Систему перезагрузки? Или только двигательная активность у конструкта имеется?
— Я… я думал, главное — оживить! — оправдывался он. — В тех книгах, что я читал, писали только про сам процесс создания! Про управление там было так… вскользь… парой строк…
— Потому что некоторые авторы не могут разжевать читателю простые вещи… Эх, прошли те времена, — усмехнулся я себе под нос. Громче добавил: — Постарайся его как-то успокоить. Держи подальше от острых предметов и окон. И от людей. Особенно от людей. Сейчас буду.
Я отключился и поднял взгляд. Вся моя необычная компания смотрела на меня с напряженным ожиданием.
Костомар замер с поднятой вилкой — кусок бекона забавно покачивался на зубцах. Ростислав завис в воздухе, забыв даже изображать процесс нюхания завтрака — а он до этого так увлеченно играл в «я тоже ем», что иногда сам верил. Вольдемар наконец-то отвлекся от созерцания стены и уставился на меня немигающим взглядом покойника. Что, собственно, соответствовало действительности.
Даже Нюхль перестал грызть кость и уставился зелеными глазницами. В тишине было слышно, как капает слюна с его костяных челюстей на пол.
Кап. Кап. Кап.
Кирилл вообще подался вперед так сильно, что чуть не упал со стула. Балансировал на самом краешке, держась за стол побелевшими пальцами.
Ну что вы на меня смотрите, как дети на Деда Мороза? Или как приговоренные на палача. Тоже, кстати, подходящее сравнение.
— Возьму с собой только Кирилла, — объявил я.
Разочарованный выдох прокатился по столовой, как волна. Такой дружный, такой печальный, что хоть записывай на пластинку и продавай как звуковой эффект «Крушение надежд».
— Опять без нас веселиться будете! — возмутился Ростислав, демонстративно скрестив полупрозрачные руки на груди. — Всегда так! Самое интересное — и без старины Ростислава! Дискриминация по признаку отсутствия физического тела!
— Я ем грунт, — печально добавил Костомар.
По интонации явно читалось: «Это несправедливо, хозяин. Мы же команда. Команда не бросает своих. Даже если свои — это скелет в кулинарном фартуке».
— Не раскисать, — скомандовал я, вставая из-за стола. Сэндвич с ростбифом пришлось оставить — жаль, но дело не ждет. — Там особо нечего делать. Просто неполадки с одним конструктом. Рутина. Техническое обслуживание. Как прочистка засора в раковине. Не тот случай, чтобы собирать всю команду.
— Засор в раковине? — Ростислав аж подлетел к потолку от возмущения. — Вы сравниваете некромантию с сантехникой?
— А что, неплохая аналогия, — пожал я плечами. — И там и там работаешь с неприятно пахнущими субстанциями. И там и там нужны специальные инструменты. И в обоих случаях лучше доверить дело профессионалу, иначе будет только хуже.
— Но мы же могли бы помочь! — не сдавался призрак.
— Чем? Ты будешь летать вокруг и комментировать? «О, какой чудесный шов на трупе! Какая изысканная гниль! Восхитительный аромат разложения!» Спасибо, обойдусь.
— Я мог бы… мог бы… — Ростислав задумался.
— Ростислав — охрана периметра. После всех событий с Орденом Очищения нужна повышенная бдительность. Патрулируй территорию, следи за подозрительными личностями.
— Есть, командир! — призрак отдал шутливый салют. — Буду нести вахту, как в старые добрые времена, когда охранял покои графини Орловой от недоброжелателей! Ни одна мышь не проскочит! Хотя мыши меня не боятся. Птицы тоже. Вообще животные как-то игнорируют призраков, это несправедливо…
— Вольдемар — займись подготовкой тренажерного зала в подвале. Нужно оборудовать место для тренировок. Расчисти пространство, проверь электричество, вентиляцию. И вам троим пора начинать отрабатывать командное взаимодействие. Когда столкнемся с воронкой, нужно, чтобы мы действовали как единая команда.
Мертвец молча кивнул. Лаконичный, как всегда. Начинаю привыкать к его экономному расходованию слов. Может, у него просто голосовые связки подгнивают — надо будет проверить. От этих доморощенных некромантов можно ожидать чего угодно.
— Нюхль, естественно, со мной, — добавил я.
Костяная ящерица радостно заурчала. Спрыгнула со стула с грацией пьяного бегемота, попутно опрокинув миску. Кость покатилась по полу, оставляя жирный след.
— Я ем грунт! — возмутился Костомар, указывая костлявым пальцем на беспорядок.
Судя по интонации Костомара, он говорил: «Я только что пол помыл, хозяин! Теперь опять мыть! Эта ящерица совсем обнаглела!»
— Сам уберет, — пообещал я, хотя прекрасно знал, что Нюхль и не подумает этого делать. У него вообще с бытовой ответственностью проблемы. Впрочем, чего еще от него ожидать?
Кирилл вскочил так резко, что стул опрокинулся назад с грохотом:
— Я готов! Когда выезжаем? Что брать с собой? Это опасно? Нужна боевая экипировка? Защитные амулеты? Оружие? Я могу…
— Спокойнее, курсант, — остудил я его энтузиазм. — Это учебная поездка. Будешь наблюдать и учиться. Максимальная опасность — испачкаться трупной жидкостью. Никакой угрозы для жизни. Максимум — увидишь деградирующий конструкт.
— А почему он деградирует? — тут же вцепился в тему Кирилл.
— По дороге расскажу. Выходим.
Вышли мы из дома на утреннюю прохладу. Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, создавая причудливую игру света и тени на дорожке. Птицы орали, как потерпевшие — брачный сезон, что поделать. Белка сидела на ветке и смотрела осуждающе. Та самая или другая — не разберешь. Для меня все белки на одно лицо.
Сергей уже ждал на парковке. Черный джип сверкал свежевымытыми боками — водитель встал пораньше, чтобы навести лоск. Мотор мурлыкал, как довольный кот. Большой, трехтонный кот с двигателем в четыреста лошадиных сил.
Сергей стоял рядом с открытой задней дверью.
— Доброе утро, Святослав Игоревич, — поприветствовал он, чуть наклонив голову. — Куда изволите ехать?
— Ого, как официально! Северный форт, — ответил я, усаживаясь в салон. — База Ливенталей. Помнишь, где это?
— Так точно. Сорок минут без пробок, час двадцать с учетом утреннего трафика.
Машина плавно тронулась, выруливая на лесную дорогу. Гравий захрустел под колесами.
Первые десять минут ехали молча. Я просматривал новости на планшете — нужно было держать руку на пульсе того, что происходит в империи и мире в целом.
Кирилл ерзал на сиденье, явно собираясь с духом для вопроса. Поглядывал на меня, открывал рот, закрывал. Как рыба на суше.
Мать моя некромантка. Парень же сейчас лопнет от любопытства.
Наконец он не выдержал:
— Святослав Игоревич, можно вопрос по некромантии?
— Валяй, — разрешил я, не отрываясь от новостной ленты. Дочитывал абзац про коррупцию в Свердловской области.
— Если доктор Мёртвый создал конструкт, почему тот ему не подчиняется? — спросил Кирилл. — Разве создатель не должен иметь полный контроль? По логике, связь создателя и создания нерушима.
Я отложил планшет. Вопрос был дельный, показывал, что парень думает, а не просто запоминает. Хороший признак. Из тупиц маги не получаются — максимум фокусники.
— Хороший вопрос. Книги по магической теории писали теоретики. Люди, которые сами никогда не создавали нежить. Это как учиться плавать по учебнику — можешь выучить все движения, но пока не прыгнешь в воду, плавать не научишься. А доктор Мёртвый как раз создавал свой конструкт по книгам.
— То есть книги врут?
— Не врут. Упрощают. Смотри, в некромантии есть два типа контроля над нежитью. Первый — через ритуал привязки. Это когда ты проводишь полноценный обряд подчинения, вплетаешь свою волю в саму суть конструкта. Как впечатываешь свою подпись в его мертвую душу. Такая связь постоянная, не требует поддержки. Конструкт будет подчиняться, пока существует.
— Звучит идеально, — заметил Кирилл.
— Идеально, но необратимо. Это как усыновление: юридически оформил — и всё, обратной дороги нет. Конструкт твой навеки. И если он окажется бракованным, неудачным, опасным — твоя проблема. Уничтожить можно, но это болезненно для некроманта.
— А второй способ? — спросил Кирилл.
— Второй — энергетический контроль. Ты просто вливаешь в конструкт свою силу и управляешь им через этот канал. Но это как держать собаку на поводке из дыма: стоит ослабить концентрацию или истощить резерв — и контроль теряется. Временно, ненадежно, энергозатратно. Зато обратимо — надоел конструкт, прекратил подпитку, и он развалился.
— И доктор Мёртвый использовал второй способ?
— Хуже, — я усмехнулся. — Он вообще не использовал никакой способ правильно.
Машина выехала на шоссе. Сергей плавно набирал скорость, обгоняя попутные машины.
— Всеволод — гениальный патологоанатом и неплохой алхимик, — продолжил я. — За столько лет работы в морге он провел больше вскрытий, чем иной хирург — операций. Знает человеческое тело как свои пять пальцев. Каждую косточку, каждый нерв, каждый сосуд. Но как некромант он — самоучка.
— Самоучка? Разве можно самому научиться некромантии? — этого Кирилл искренне не понимал.
— Можно научиться теории. Можно даже провести простые ритуалы. Но создать полноценный конструкт… Это как попытка провести операцию на сердце, прочитав учебник. Теоретически знаешь, что делать. Практически — режешь не там, шьешь не так, и пациент умирает.
— Но конструкт же ожил?
— Да, ожил. С моей помощью. Я наделил его сознанием и передал под управление Мёртвому, а он даже с этим не справился.
Я помолчал, вспоминая тот день, когда Мёртвый впервые показал мне свое творение. Это было… впечатляюще. И жутко одновременно. Даже для меня.
— Он подобрал идеальные части тела, — продолжил я. — Каждая деталь лучшая в своем роде. Правильно их соединил — швы идеальные, нервы сшиты, сосуды соединены. Проложил энергетические каналы — и тут он молодец, не каждый мастер так сможет.
— Звучит красиво.
— Идеальное тело. Но он не смог установить контроль. Не хватило знаний, опыта и сил.
Кирилл задумчиво кивнул:
— А вы что с ним сделали?
— Я вложил свою энергию для запуска, — объяснил я. — Думал, потом передам контроль Мёртвому. Но передать нечего — нет базовой привязки. Теперь конструкт частично связан со мной, частично пытается существовать автономно. Мёртвый льет в него свою силу, пытаясь установить контроль, но это все равно что заливать воду в дырявое ведро. Без базового ритуала привязки ничего не получится.
— А почему вы тогда сразу не провели ритуал привязки?
— Потому что это чужой конструкт. Если я проведу полный ритуал, он станет моим навсегда. А Мёртвый хочет учиться, хочет сам управлять своим творением. Он же столько лет мечтал об этом. Это его детище, его гордость. Забрать — значит сломать человека.
— Но если никто не контролирует…
— Вот именно. Конструкт начинает деградировать. Без постоянной подпитки некромантической энергией мертвая плоть разлагается ускоренными темпами. За сутки превратится в обычный труп, вонючий и малоподвижный. За неделю — в скелет с остатками мяса. За месяц там только прах останется. Но хуже другое.
— Что может быть хуже?
— Квази-разум. Мёртвый использовал мозг целиком — от гениального математика. Думал, будет умный слуга. Но мертвый мозг не думает — он имитирует мышление. Как… как компьютер, зараженный вирусом. Вроде работает, но непредсказуемо. Конструкт начинает проявлять подобие эмоций — злость, страх, агрессию. Это не настоящие чувства, просто хаотичные импульсы. Но со стороны не отличишь.
Машина выехала на МКАД. Движение было плотным — утренний час пик. Офисный планктон спешил в свои аквариумы. Сергей умело лавировал между полосами, используя все возможности мощного двигателя.
— Святослав Игоревич, — подал голос водитель, глядя в зеркало заднего вида. — Через двадцать минут будем на месте.
Скоро из-за поворота появился Северный форт.
У КПП нас остановил молодой охранник. Лет двадцати пяти, не больше. Форма отглажена до хруста, сапоги начищены до зеркального блеска, автомат висит как влитой. Самоуверенный взгляд — он из тех новобранцев, что компенсируют недостаток опыта избытком рвения. Знакомый типаж. Через пару лет либо поумнеет, либо получит пулю. Третьего не дано.
— Документы, цель визита, кто вызывал, — отчеканил он, даже не взглянув толком на машину. Смотрел куда-то поверх крыши, подбородок задран, грудь колесом.
О тьма. Классический случай «звание ефрейтора ударило в голову». Сейчас будет качать права и демонстрировать власть. У нас нет на это времени.
— Мы от Ярка, — спокойно сообщил я через приоткрытое окно. Стекло было бронированное. От снайперской пули спасет. — Я доктор Пирогов. Срочный вызов.
— Не знаю никакого Ярка, — охранник нахмурился, впервые опустив взгляд на меня. — И списка посетителей на сегодня у меня нет. В журнале пусто. Никаких докторов не ждем. Разворачивайтесь.
— Молодой человек, — я сохранял спокойствие, хотя внутри уже закипало раздражение.
Терпение, Святослав. Он просто исполнительный дурак. Таких много. Они полезны на своем месте — как шестеренки в часах. Маленькие, глупые, но необходимые.
— Позвоните начальнику охраны. Скажите, что приехал доктор Пирогов. Срочное медицинское дело, — попросил я.
— Начальник охраны не принимает звонки от первого встречного, — охранник уперся, как баран. — У него важное совещание. Приказ есть приказ — без пропуска не пущу. И вообще, что за самоуправство? Думаете, назвали фамилию — и все двери открыты? Давайте, не задерживайте проезд. За вами очередь.
Оглянулся — действительно, сзади стояли две машины.
Вот же упертый. Еще и начальника форта не знает. Ладно, придется действовать через голову.
Достал телефон, набрал номер Ярка. Тот ответил после второго гудка:
— Пирогов? Что случилось?
— Стою у ваших ворот. Еду к Мёртвому — у него проблемы с конструктом. А тут особо ретивый охранник не пускает. Говорит, не знает никакого Ярка.
— Что⁈ — рявкнул Ярк так громко, что даже через динамик было больно ушам. — Дай ему трубку! Живо!
Протянул телефон охраннику:
— Ваш начальник хочет поговорить. Срочно.
Парень взял телефон с сомнением, как берут гранату с выдернутой чекой:
— Алло? Да, это пост номер один. Ефрейтор Петренко. Так точно… Что? Но я… Виноват! Господин полковник, я не знал… Есть, господин полковник! Так точно! Немедленно! Никак нет, не повторится! Слушаюсь!
С каждым словом лицо охранника меняло цвет. Сначала побледнел — когда понял, кто звонит. Потом покраснел — когда начался разнос. К концу разговора был цвета спелого помидора, а на лбу выступили капельки пота.
Из телефона доносился отборный мат. Ярк, видимо, объяснял молодому бойцу базовые принципы субординации, важность знания руководства и недопустимость тупого следования инструкциям.
Особенно запомнилась фраза: «Петренко, у тебя что в черепной коробке — мозг или инструкция по применению туалетной бумаги? Пирогов — личный гость графа! Он может приезжать в любое время! Запомни это лицо, болван! И если еще раз не пустишь — будешь до конца службы сортиры драить! Своим языком!»
Охранник вернул мне телефон трясущейся рукой.
— П-простите, доктор Пирогов, — выдавил он, сглатывая. — Проезжайте. Вас, оказывается, ждут. Извините за задержку. Я… не знал…
— Бывает, — великодушно кивнул я. — Рвение похвально, но мозги иногда тоже включать полезно. И запомни — инструкция не догма, а руководство к действию. Думать все равно надо.
Шлагбаум поднялся с металлическим скрежетом. Мы проехали на территорию.
Как обычно: везде — люди в военной форме. Маршировали, бегали, стояли в оцеплении. Дисциплина чувствовалась в каждом движении, каждом жесте. Ливентали держат свою армию в идеальной форме.
Но всё это великолепие военной мощи меркло перед картиной, развернувшейся у корпуса Б. Полный жесткач, — другого слова не подобрать.
Конструкт доктора Мёртвого — двухметровая гора мертвой плоти, собранная из частей разных тел, словно конструктор «сделай сам монстра» — носился по плацу, как взбешенный бык. Или как медведь-шатун. Или как все демоны ада одновременно.
За ним бегала целая толпа, всё походило на сцену из абсурдного театра. Военные с автоматами наперевес — человек десять, не меньше. Сам Мёртвый в развевающемся белом халате, который делал его похожим на привидение. Еще несколько человек в штатском — медики из санчасти, судя по сумкам с красными крестами.
— Не стреляйте! — кричал Мёртвый, размахивая руками как ветряная мельница. — Это ценный научный образец! Уникальное создание! Произведение искусства! Я потратил на него годы!
— К черту науку! К черту искусство! К черту ваши годы! — рявкнул кто-то из военных, судя по нашивкам — капитан. Здоровенный мужик, шея как у быка, кулаки как кувалды. — Эта тварь только что сержанта Петрова через весь плац швырнула! Как мешок с картошкой! Он теперь в медсанчасти с сотрясением! Готовсь! Целься!
Солдаты вскинули автоматы. Десять стволов нацелились на конструкт. Пальцы легли на спусковые крючки.
Конструкт словно почувствовал опасность. Остановился, развернулся, зарычал. Издал такой низкий, утробный звук, от которого мороз по коже пробегает. Как будто открылись врата ада и оттуда донесся приветственный рев.
И бросился прямо на строй военных. Двести килограмм мертвой плоти на скорости тридцать километров в час. Как таран. Как живой — точнее, мертвый — танк.
— Огонь! — скомандовал капитан.
Автоматы затрещали дружным хором. Пули впивались в мертвую плоть со звуком, похожим на удары молотка по мокрой глине. Фонтанчики черной жижи — застывшая кровь вперемешку с трупной жидкостью — взмывали в воздух.
Конструкт дернулся, зашатался, как пьяный. На секунду показалось, что упадет…
И продолжил бежать. Еще быстрее. Еще яростнее.
Мёртвый схватился за сердце, застонал так, словно это в него самого стреляли:
— Нет… моё создание… моя работа… три года подготовки…
Упал на колени прямо в грязь, хватая ртом воздух. Халат испачкался, но ему было уже плевать.
Кирилл дернул меня за рукав:
— Святослав Игоревич! Нам разве не надо поторопиться? Они же его уничтожат! Разнесут в клочья!
Я наблюдал за происходящим с профессиональным интересом. Как энтомолог, изучающий редкого жука. Или как театральный критик на премьере.
— Кого уничтожат? Труп? — спросил я спокойно. — Кирилл, это оживленная мертвечина. Уже мертвая. Попробуй убить то, что уже мертво. Все равно что пытаться утопить рыбу. Или сжечь пепел. Оксюморон в чистом виде.
— Но пули же…
— Делают дырки. И всё. Смотри внимательно — конструкт игнорирует повреждения. У него нет болевых рецепторов — нервы мертвы. Нет жизненно важных органов — сердце не бьется, легкие не дышат, печень не фильтрует. Можно изрешетить его как сито, превратить в швейцарский сыр — будет двигаться, пока есть энергия и целы основные двигательные узлы. Позвоночник, основные сухожилия, крупные мышцы. Все, что повреждено, я смогу восстановить. А вот насколько конструкт вынослив — это интересно.
— Но он же остановится?
— Когда энергия кончится. Или когда его разнесут на такие мелкие куски, что двигаться будет физически нечем. Но это долго и почти невозможно. У военных кончатся патроны раньше.
Конструкт тем временем добрался до военных. Схватил ближайшего — молодого лейтенанта, худенького паренька лет двадцати — огромными ручищами. Пальцы, толстые как сосиски, обхватили шею.
Поднял над головой, словно куклу. Лейтенант дрыгал ногами в воздухе, пытаясь вырваться. Бесполезно — это как пытаться вырваться из железных тисков. Которые к тому же мертвые и злые.
— А вот это уже серьезно, — я решил начать действовать и направился в гущу событий. — Сейчас шею свернет, как цыпленку. Кирилл, не отставай! Урок номер один — всегда успевай вовремя!