— Представтесь, пожалуйста, — настоял я.
— Это Лилия Павловна Ростова, экономический консультант Алексея Петровича Бестужева. Вы, наверное, меня помните… — ответил женский голос на том конце. Взволнованный, слегка дрожащий, с нотками паники.
Вспомнил ее. Лилия Ростова. Наследственный ангионевротический отек — редкое генетическое заболевание. Дефицит С1-ингибитора системы комплемента приводит к внезапным отекам.
Чуть не задохнулась прямо в коридоре клиники месяц назад — отек гортани. Спас ее вовремя вколотым адреналином. Умная женщина, грамотный экономист, из тех, кто видит цифры за людьми. Что ей понадобилось в такое время?
— Конечно, помню, — ответил я вежливо, хотя внутри уже напрягся. — Надеюсь, приступов больше не было? Вы же теперь носите с собой автоинжектор с адреналином, как я советовал?
— Да, ношу, спасибо… Всегда в сумочке… — в трубке послышался какой-то шум. Крики на заднем плане, грохот, звон разбитого стекла. — Простите, Святослав Игоревич, но мне нужно, чтобы вы приехали. В клинику. Срочно. Очень срочно!
— Что случилось? — я выпрямился.
— Я не знаю! — она явно паниковала, слова путались, дыхание сбивалось. — Тут что-то очень странное происходит. Совершенно невероятное! Я не могу объяснить по телефону. Это нужно видеть! Мне нужно, чтобы вы приехали. Лично. Пожалуйста! Вы единственный, кто может в этом разобраться!
На заднем плане раздался грохот, потом чей-то восторженный визг. Женский голос кричал: «Чудо! Это чудо!» Мужской смех. Аплодисменты?
Странно. Не похоже на панику. Скорее на празднование. Но Лилия явно встревожена. Что там могло случиться?
Я уже заинтригован.
— Простите, мне нужно идти! — выпалила Лилия. — Тут такое творится! Я перезвоню! Или нет, просто приезжайте! Пожалуйста! Как можно быстрее!
Короткие гудки.
Я посмотрел на погасший экран телефона, обдумывая услышанное.
Что за чертовщина? Крики, но не ужаса, а радости. Лилия взволнована, но не напугана — скорее растеряна. И эта фраза — «что-то очень странное».
Не опасное, не ужасное, а именно странное. И почему она звонит мне, а не Бестужеву? Он же ее руководитель и со-владелец клиники. Они вместе дольше работали.
Кирилл проснулся от разговора, потер глаза, поправил очки:
— Что случилось? Кто звонил? Опять кризис?
— Лилия Ростова из «Новой Зари». Говорит, там проблемы. Странные проблемы. Но какие именно, она не объяснила. Слишком взволнована.
— Может, не стоит ехать? — предложил Кирилл, зевая. — Вы же устали. Столько всего сегодня было. Да и я тоже еле на ногах стою. Может, завтра? Или пусть полицию вызовут, если что серьезное.
— Когда экономист клиники звонит главному акционеру в панике — это серьезно, — ответил я, уже принимая решение. — Экономисты не паникуют по пустякам. Они паникуют только когда дело пахнет большими убытками. Или большими проблемами с законом. Или и тем, и другим одновременно.
А учитывая, что совсем недавно мы уничтожили там воронку Ордена Очищения, могло остаться что-то недоработанное. Магия не терпит небрежности. Всегда есть последствия.
— Сергей! — окликнул я водителя.
— Да, Святослав Игоревич? — тот посмотрел в зеркало заднего вида.
— Сколько нам ехать?
— Пятнадцать минут, если без пробок. Двадцать, если с ними.
— Мигалки включи.
— Есть, — Сергей ухмыльнулся. — Люблю официальные поводы для нарушения правил.
Машина плавно ехала по развязке. Включились синие мигалки, и поток машин расступился перед нами как Красное море перед Моисеем. Хотя какой Моисей в Российской Империи? Скажем, как бояре перед императорским кортежем.
«Новая Заря». Когда мы там уничтожили воронку Ордена Очищения, казалось, все закончилось. Но в таких делах ничего не заканчивается просто так. Всегда есть последствия. Всегда есть осложнения. Как в медицине — вылечил пневмонию антибиотиками, получи дисбактериоз. Убрал опухоль — жди метастазы.
Нюхль проснулся, поднял костяную морду, принюхался. Потом недовольно фыркнул и снова свернулся клубком.
— Даже Нюхль чует неладное, — заметил Кирилл.
— Или просто недоволен, что его разбудили, — поправил я. — С ним никогда не знаешь наверняка.
«Новая Заря» встретила нас… праздником.
Нет, серьезно. Я ожидал увидеть панику, хаос, может быть, эвакуацию. Пожарные машины, полицию, санитаров в противочумных костюмах. Вместо этого — атмосфера всеобщего ликования.
В холле играла легкая музыка — что-то из классики, Вивальди, кажется. «Времена года», весна. Пациенты в больничных халатах сидели в креслах, улыбаясь и болтая друг с другом как старые друзья.
Медсестры порхали между ними как бабочки, раздавая чай и печенье. Санитар в углу поливал цветы и что-то напевал. Даже уборщица, мывшая пол в углу, двигалась в такт музыке, превращая мытье в подобие танца.
— Это точно та клиника? — растерянно спросил Кирилл, озираясь. — Может, мы адресом ошиблись? Или попали в параллельную реальность?
— Нет, та самая, — я прищурился, активируя некромантическое зрение. — Вон там табличка — «Клиника „Новая Заря“, лицензия такая-то».
Мир потерял краски, стал черно-белым. Но зато проявилось то, что скрыто от обычного взгляда.
И тут же я почувствовал ЭТО.
Приторно-сладкая энергия, похожая на сахарную вату, смешанную с сиропом. Розовый туман, если можно так назвать энергетическое поле.
Она пронизывала все здание, окутывала каждого человека, проникала в легкие с каждым вдохом. Но под этой сладостью, глубоко внутри, таилось что-то еще. Что-то хищное, голодное, выжидающее.
Это не естественная радость. Химическая или магическая. Кто-то накачивает этих людей эндорфинами — гормонами счастья. Или их магическим эквивалентом. Но зачем? Массовый эксперимент? Прикрытие для чего-то худшего?
— Святослав Игоревич! — Лилия Павловна Ростова буквально выскочила из-за угла, чуть не сбив с ног проходящую мимо медсестру. — Вы приехали! Слава… то есть, хорошо, что вы здесь!
Она выглядела растерянной.
Деловой костюм помят, пиджак застегнут на неправильные пуговицы. Волосы выбились из обычно идеальной прически. В руках планшет, который она судорожно прижимала к груди как щит.
— Лилия Павловна, — кивнул я, сохраняя спокойствие. — Объясните, что здесь происходит? Почему все выглядят как под действием наркотиков?
Она огляделась, словно проверяя, не подслушивает ли кто. Потом схватила меня за рукав:
— Пойдемте в мой кабинет. Быстрее. Здесь все как будто под гипнозом. Или хуже. Они не видят проблемы. Для них все прекрасно!
Мы пошли по коридору. Навстречу попалась медсестра Раиса Павловна — пожилая женщина лет шестидесяти, которую я помнил по клинике «Золотой Крест». Тогда мы спасали Лилию Павловну и она была жутко недовольна. Сейчас она сияла как начищенный самовар. И что она вообще делает в «Новой Заре»?
— Доктор Пирогов! — воскликнула она, всплескивая руками. — Как чудесно, что вы к нам заглянули! А меня сюда Алексей Петрович перевел. Да! И я жутко рада. Какой прекрасный вечер! У нас такие успехи! Такие чудеса! Вы не поверите!
— Какие чудеса, Раиса Павловна? — спросил я осторожно.
— Пациенты выздоравливают! — она захлопала в ладоши как ребенок. — Господин Петров с циррозом печени, вон анализы почти в норме! За три дня! Госпожа Иванова с диабетом второго типа — сахар стабилизировался без инсулина! Мальчик Коля с детским церебральным параличом начал ходить! Это же настоящие чудеса!
— Интересно, — пробормотал я.
Цирроз печени не лечится за три дня. Это необратимый процесс замещения нормальной печеночной ткани соединительной — фиброз и узловая регенерация. Максимум можно замедлить прогрессирование, компенсировать функцию.
А тут «почти норма»? Чушь какая-то.
Диабет второго типа можно контролировать, но не вылечить за дни. ДЦП — вообще органическое поражение мозга, максимум — реабилитация и улучшение функций. Но не излечение.
— А как же побочные эффекты? — спросил я. — Любое быстрое выздоровление имеет цену.
— Никаких побочных эффектов! — радостно заявила медсестра. — Все счастливы и здоровы! Это благодать! Подарок небес!
Или проклятие ада. В медицине не бывает чудес. Бывают только отсроченные последствия.
Кабинет Лилии оказался оазисом нормальности в этом море эйфории. Маленькая комната, заваленная бумагами. Три монитора на столе, все показывают таблицы и графики. Кофемашина в углу, запах свежесваренного эспрессо. На стене — диплом экономиста МГУ и сертификаты повышения квалификации. Бестужев успел и ее перевести сюда и она уже успела здесь обжиться.
Она закрыла дверь, повернула ключ, проверила, что окна закрыты. Паранойя? Или разумная предосторожность?
— Они все как зомби, — выдохнула она, падая в кресло. — Счастливые зомби. Это началось три дня назад. Сначала я думала — совпадение. У пары пациентов улучшение. Бывает, ремиссия, эффект плацебо. Но потом…
Она открыла ноутбук, развернула экран к нам. Графики, таблицы, диаграммы — язык цифр, который она понимала лучше человеческого.
— Смотрите. Резкий скачок выздоровлений. За три дня выписалось больше пациентов, чем за предыдущий месяц. Статистически невозможно! Вероятность такого — меньше одной миллионной процента!
Она открыла другую вкладку:
— А вот финансовые показатели. Сначала я радовалась — прибыль растет, репутация клиники на высоте. Люди готовы платить любые деньги за место в клинике чудес. Но потом я поняла проблему.
— Какую проблему? — не понял Кирилл. — Разве выздоровление пациентов — это не хорошо? Разве не для этого существуют больницы?
Лилия посмотрела на него как на наивного ребенка, потом перевела взгляд на меня:
— Объясните вашему ученику экономику частной медицины.
— Кирилл, — начал я терпеливо, — частная клиника — это бизнес. Как любой бизнес, она должна приносить прибыль. Основной доход идёт от длительного пребывания пациентов. Койко-день стоит от десяти до пятидесяти тысяч рублей в зависимости от палаты. Плюс процедуры, лекарства, консультации.
— Но если пациент выздоровел…
— То он уезжает и перестает платить, — закончила Лилия. — Пациент с хроническим заболеванием — это стабильный доход месяцами, годами. А здоровый пациент — это пустая койка и ноль прибыли. Посмотрите, за три дня мы потеряли семьсот тысяч рублей недополученной прибыли. Если так продолжится, через неделю клиника обанкротится!
— Но это же… циничноǃ — возмутился Кирилл. — Получается, вы не хотите, чтобы люди выздоравливали?
— Это бизнес, — пожала плечами Лилия. — Я не говорю, что мы специально не лечим или вредим. Мы лечим, но в разумных пределах. Поддерживающая терапия, постепенное улучшение, контроль симптомов. А тут — мгновенное исцеление! Это экономически невыгодно!
Умная женщина. Видит картину целиком. Не поддалась всеобщей эйфории. Ее рациональный ум сопротивляется магическому воздействию. Интересно, почему?
Может, дело в ее болезни? Ангионевротический отек связан с иммунной системой, а она часто конфликтует с магией.
— И что спровоцировало эти «чудеса»? — спросил я. — Что изменилось три дня назад?
— Новый главврач, — Лилия скривилась, словно проглотила что-то горькое. — Доктор Зайцев. Граф Бестужев назначил его неделю назад. Сказал, что это восходящая звезда медицины, гений диагностики, светило терапии. С тех пор и начались странности.
Не удивлен. Бестужев не всегда умеет хорошо подбирать персонал.
— Хочу встретиться с этим Зайцевым, — сказал я. — Немедленно.
— Конечно. Он сейчас в кабинете. Но… — Лилия замялась, подбирая слова. — Будьте осторожны. Персонал его обожает. Буквально стал боготворить. Говорят, он творит чудеса голыми руками. Исцеляет прикосновением. А тех, кто сомневается…
— Что с ними?
— Они меняются. Становятся такими же восторженными. Как будто им промыли мозги. Или заменили личность. Доктор Козлов из хирургии был скептиком, смеялся над «чудесами». Поговорил с Зайцевым наедине. Вышел другим человеком. Теперь улыбается, восхваляет нового главврача, говорит о новой эре медицины.
— Ментальное воздействие, — пробормотал я. — Или химическое. Или и то, и другое.
— Вы думаете, это как-то связано с… — осторожно спросила Лилия. Бестужев ввел ее в курс дела. — С той воронкой?
— Возможно. Магия не исчезает бесследно. Всегда остаются отголоски, эхо, последствия. Как радиация после ядерного взрыва — невидимая, но смертельная.
Кабинет главврача находился на третьем этаже, в конце коридора. Пока поднимались по лестнице — лифт почему-то не работал — я наблюдал за происходящим, анализировал.
Везде царила одна и та же картина — счастливые пациенты, восторженный персонал, атмосфера почти религиозного экстаза. Как в секте, где все выпили особый чай и теперь видят мир в розовом цвете.
Но это не просто массовая эйфория. Есть система, структура.
Тонкие нити той самой приторной энергии тянулись от каждого человека куда-то вниз, в подвал. Как невидимые поводки. Или как кровеносные сосуды, ведущие к единому сердцу.
Что-то в подвале питалось этими людьми. Не убивало, нет — паразитировало. Как пиявка, которая сосет кровь, но впрыскивает анестетик, чтобы жертва не чувствовала боли.
— Святослав Игоревич, — прошептал Кирилл, идя рядом. — Вы видите эти… нити? Энергетические потоки?
— Ты тоже видишь? — удивился я.
— Немного. Как туман, но разноцветный. И все ведет вниз. Что там, в подвале?
— Скоро узнаем. Но сначала — знакомство с кукловодом.
Дверь кабинета была приоткрыта. Изнутри доносились голоса — мужской, вкрадчивый, и женский, восторженный.
Я толкнул дверь.
Кабинет оказался обставлен с претензией на роскошь. После ухода Михайлова он разительно изменился.
Кожаная мебель, персидский ковер (подделка, но качественная), картины на стенах (репродукции, но в дорогих рамах). На столе — позолоченная табличка «Главврач Зайцев И. П.» и фотография в рамке — сам Зайцев пожимает руку какому-то важному чину.
Сам Зайцев оказался мужчиной лет сорока пяти. Ничего примечательного — среднего роста, полноватый, с начинающей лысеть головой. Редеющие волосы аккуратно зачесаны набок, чтобы прикрыть плешь.
Лицо круглое, с ямочками на щеках, которые должны были придавать ему добродушный вид. Костюм дорогой, но сидит плохо — видно, что покупал навырост или похудел недавно.
Но глаза… Глаза выдавали его с головой. Бегали как у карманника, пойманного на месте преступления. Маленькие, близко посаженные, водянистые. Взгляд скользкий, не задерживается ни на чем.
Мелкий жулик. Из тех, кто ворует по мелочи, но мечтает о большом куше. Подхалим с начальством, тиран с подчиненными. Классический тип неудачника с комплексом наполеона.
Рядом с ним стояла молодая медсестра — лет двадцати пяти, симпатичная блондинка. Смотрела на Зайцева как на божество.
— … и после вашего прикосновения боль полностью прошла! — говорила она. — Это чудо, Иван Петрович! Вы святой!
— Ну что вы, Машенька, — Зайцев изобразил скромную улыбку. — Я просто делаю свою работу. Дар свыше, знаете ли. Нужно использовать во благо людей.
Дар свыше. Пф… Скорее уж дьявольский. Или орденский, что почти одно и то же.
— Доктор Зайцев? — я вошел в кабинет, не дожидаясь приглашения.
Он вскочил из-за стола так резко, что чуть не опрокинул чашку с чаем. Узнал меня мгновенно — информирован, значит.
— Святослав Игоревич! — он расплылся в подобострастной улыбке. Мерзкой, липкой, фальшивой. — Какая честь! Сам совладелец клиники! Легенда московской медицины! Я столько о вас слышал! Ваша репутация гремит по всей империи!
Он бросился ко мне, протягивая руку для рукопожатия.
Рукопожатие оказалось именно таким, как я ожидал — влажное, вялое, неприятное. Как пожать руку мертвой рыбе. Или медузе. Ладонь потная, пальцы мягкие, без силы. Фу, в общем.
Подхалим с амбициями. Опасная комбинация. Такие готовы на все ради власти.
— Доктор Зайцев, — кивнул я холодно, вытирая руку о платок демонстративно. — Слышал, у вас тут успехи.
— О да! Потрясающие результаты! — он заговорил быстро, захлебываясь словами. — Революционный подход! Комплексная терапия! Холистическая медицина! Я разработал уникальную систему исцеления, основанную на активации внутренних резервов организма! Хотите, проведу экскурсию? Покажу чудеса современной медицины!
— Хочу, — согласился я. — Очень хочу увидеть эти чудеса.
— Машенька, — обратился он к медсестре. — Будьте добры, предупредите отделения — у нас высокие гости!
— Конечно, Иван Петрович! — она умчалась, чуть ли не подпрыгивая от восторга.
— Пойдемте, пойдемте! — Зайцев засуетился. — Я покажу вам то, что изменит медицину навсегда!
Следующие полчаса были сюрреалистичными. Даже для меня, видевшего многое за тысячу лет.
Зайцев водил нас по палатам как экскурсовод по музею. В каждой — «чудесное исцеление». Театр абсурда в медицинских декорациях.
Первая остановка — терапевтическое отделение.
Доктор Рыжиков, заведующий — седой мужчина лет шестидесяти, опытный врач старой школы. Месяц назад он скептически относился к любым новшествам. Сейчас сиял как начищенный пятак.
— Святослав Игоревич! — воскликнул он. — Вы пришли в удивительное время! У нас настоящая медицинская революция!
Подвел к койке, где лежал мужчина лет пятидесяти:
— Пациент Сидоркин, пятьдесят два года. Поступил с гепатитом С, генотип 1b, фиброз печени третьей стадии. Вирусная нагрузка была два миллиона копий на миллилитр!
— И что в итоге? — спросил я, хотя уже догадывался.
— Представляете, вирусная нагрузка упала в сто раз! За три дня! Сегодняшний анализ — двадцать тысяч копий! Это невозможно с точки зрения классической медицины, но анализы не врут!
Врут. Или их подделали. Или прибор сломан. Гепатит С лечится месяцами современными противовирусными препаратами — софосбувир, даклатасвир. И то не всегда успешно. Вирус мутирует, приспосабливается. А тут — чудесное исцеление за три дня? Бред.
Но некромантическое зрение показывало другое. Печень пациента была все так же поражена — я видел темные пятна фиброза, нарушенную структуру. Но поверх настоящей болезни лежала пелена той самой розовой энергии. Она маскировала симптомы, создавала иллюзию здоровья.
— Покажите анализы, — потребовал я.
Рыжиков протянул планшет. Я изучил результаты. Действительно, цифры показывали улучшение. Но что-то было не так…
— Это не оригинал, — заметил я. — Это скан. Где оригинальный бланк из лаборатории?
— Э… в архиве, наверное, — замялся Рыжиков. — Иван Петрович ввел электронный документооборот…
Конечно, ввел. Электронные документы легче подделать. Особенно если имеешь доступ к базе данных. Кого-то он мне напоминает. Одного пройдоху, который ввел тоже самое, а потом стер все к Тьме!
Вторая остановка — неврологическое отделение.
Доктор Соколова, заведующая — женщина лет сорока, энергичная, компетентная. Раньше. Сейчас она выглядела как фанатичка на религиозном собрании.
— Иван Петрович творит настоящие чудеса! — вещала она, ведя нас по коридору. — Вот, смотрите!
Открыла дверь палаты. На койке сидел мужчина лет шестидесяти, двигал правой рукой — медленно, неуверенно, но двигал.
— Пациент Николаев, инсульт в бассейне средней мозговой артерии слева. Поступил три дня назад с правосторонним гемипарезом — паралич правой половины тела. Вчера правая сторона была полностью обездвижена! А сегодня — смотрите!
Она заставила мужчину поднять правую руку. Тот с трудом, но поднял на несколько сантиметров.
— Подвижность восстанавливается! Это невероятная скорость восстановления! Обычно на это уходят месяцы реабилитации! — просияла Соколова.
Слишком быстро. Восстановление после инсульта — процесс длительный. Нейропластичность мозга — способность создавать новые нейронные связи — имеет пределы. За три дня максимум — уменьшение отека мозга. Но не восстановление двигательных функций.
Активировал некромантическое зрение на полную мощность. И увидел истину.
Мозг пациента был поврежден — темное пятно некроза в области двигательной коры. Но розовая энергия создавала обходные пути, временные мостики. Она заставляла мышцы двигаться, минуя поврежденные участки мозга. Как кукловод дергает за ниточки марионетку.
— Это не восстановление, — тихо сказал я.
— Что? — не расслышала Соколова.
— Ничего. Продолжайте.
Третья остановка — детское отделение.
И вот тут я почувствовал настоящую злость.
В палате лежал мальчик лет семи. ДЦП — детский церебральный паралич. Органическое поражение мозга, возникшее в перинатальный период. Неизлечимо. Можно только улучшить качество жизни, научить элементарным навыкам.
— Колечка! — воскликнула медсестра. — Покажи дяде, как ты умеешь!
Мальчик медленно, с огромным трудом, встал с кровати. Сделал два неуверенных шага.
Родители — молодая пара — плакали от счастья.
— Это чудо! — рыдала мать. — Он никогда не ходил! Врачи говорили — безнадежно! А доктор Зайцев… он святой!
Я смотрел некромантическим зрением. Розовые нити обвивали ноги мальчика, заставляли мышцы сокращаться. Но это было не лечение. Это была имитация. Когда действие энергии прекратится, ребенок снова не сможет ходить. И разочарование убьет родителей.
Это преступление. Давать ложную надежду неизлечимо больным — худший вид жестокости.
— Впечатляет, не правда ли? — Зайцев сиял от гордости. — Моя методика творит чудеса!
— Очень впечатляет, — согласился я ровным тоном. — Но как именно работает ваша методика? В чем секрет?
Его глаза забегали еще быстрее:
— О, это очень сложно! Комплексное воздействие! Активация скрытых резервов! Квантовая медицина! Биоэнергетика! Резонансные частоты!
Набор псевдонаучной чуши. Классический шарлатан. Но откуда у шарлатана такая сила?
— Хочу увидеть процесс исцеления, — сказал я Зайцеву. — Прямо сейчас. В действии.
Его глаза забегали еще быстрее, зрачки расширились — признак стресса:
— Конечно! Разумеется! Как раз должен прийти пациент на прием! Вы увидите революцию в медицине!
Приемный кабинет был обставлен со вкусом — мягкие кресла, приглушенный свет, картины с умиротворяющими пейзажами на стенах. В углу — аквариум с золотыми рыбками. На столе — ваза с живыми цветами. Создавалось ощущение уюта и покоя.
Классическая психологическая манипуляция. Расслабить пациента, снизить критическое мышление.
В дверь постучали.
— Войдите! — пропел Зайцев.
Вошла пожилая женщина, лет семидесяти. Опиралась на трость, двигалась медленно, осторожно. Артрит — я видел по характерной деформации суставов пальцев. Узловатые, искривленные, воспаленные.
— Марья Петровна! — Зайцев расплылся в улыбке. — Как вы себя чувствуете, дорогая?
— Ох, доктор, плохо, — пожаловалась женщина, усаживаясь в кресло с видимым трудом. — Болит все. Особенно колени и руки. Ночью спать не могу — крутит суставы. Таблетки не помогают.
— Сейчас поможем, — Зайцев подошел к ней, закатал рукава. — Расслабьтесь. Думайте о чем-нибудь приятном.
Он положил руки на ее колени. Закрыл глаза, изобразил сосредоточенное лицо.
И тут я увидел ВСЁ.
От авторов:
Дорогие читатели! Благодарим Вас за поддержку в виде лайков, наград и комментариев. Это очень помогает нам и дальше продолжать писать историю Святослава Пирогова каждый день. Вы — лучшие!
Кстати, продолжение уже выложено здесь: