Призраки Эхо (СИ)

Глава 1. Гардемарин с «Нагльфара»

— Потроха Великого Се! Куда опять запропастился этот проклятый мальчишка? Только попробуйте сказать, что он снова превратился в кота и у него лапки! Пусть отрабатывает свой хлеб, если больше ни на что не годен. А будет артачиться, попробует лазерных плетей.

Саав Шварценберг громыхал экзоскелетом по отсекам и при этом ругался так мощно и с таким вкусом, что покраснели бы не только демоны Нижнего мира, но и сам Трехрогий Великан. Княжич Синеглаз обычно слушал эту похабщину с замиранием сердца, как высокую поэзию, запоминая и переводя на родной сольсуранский язык наиболее понравившиеся забористые идиомы.

Сейчас он, впрочем, испытывал одно раздражение. Если бы у него и в самом деле получалось в полной мере использовать древний дар асуров и превращаться по желанию в опасного хищника, лежать бы старому пирату с разодранной глоткой или носиться по рубке вслепую с располосованным когтями лицом.

Ишь чего удумал! Не княжеское это дело — палубу драить, не говоря уже обо всем остальном! И не его, Синеглаза, вина, что на «Нагльфаре» дроны не приживаются совершенно, команда — сплошь лодыри и разгильдяи, поэтому грязь стоит такая, что даже родной Дворец Владык, тот еще клоповник, представляется образцом опрятности и комфорта. И с чего это старый пират решил, что наследник сольсуранского престола станет чистить эту выгребную яму, по недомыслию названную кораблем, и, точно безмозглая рабыня, ублажать пьяных недоумков?

Синеглаз убрал со лба отросшую до самого носа прядь и провел ладонью по волосам, тщась пригладить растрепавшуюся пушистую пепельно-серую копну, до вчерашнего дня висевшую неопрятными сосульками. Хоть какая-то польза от этих превращений. В облике горного кота Роу-Су княжич имел возможность наводить чистоту без дополнительных приспособлений. Тем более что воду на «Нагльфаре» экономили не хуже жителей солончаков и пустынь.

Эх, жалко, что материнская человеческая кровь не позволяла ему по своему усмотрению принимать облик древнего тотема Великого Асура, от которого отец вел свой род. Увы, сын князя Ниака превращался в Роу-Су, лишь когда отцу ради его политических интриг или еще каких-то прихотей требовалось сменить облик, надев чужую личину. И Саав Шварценберг до вчерашнего дня об этой особенности не знал.

Протиснув гибкое, жилистое тело поглубже в свое укрытие между двумя тюками контрабандной ванкуверской пушнины, Синеглаз прислушался. Кажется, Шварценбергу надоело браниться и он придумал занятие поинтереснее, чем поиски беглого гардемарина, которого решил разжаловать в мальчика на побегушках или что похуже. А если старому пирату все еще неймется, пусть засунет свои претензии куда подальше. Вместе с апсарскими танцами. Синеглаза ему не видать как своих ушей, тем более что в заменяющем сломанный позвоночник экзоскелете капитан и так утратил половину былой подвижности.

Впрочем, в этот мурлакотамовый лаз княжич и сам протискивался с трудом. Особенно когда оставался человеком. Все-таки в свои двенадцать лет он выглядел выше и крепче сверстников. А остальным членам команды, чтобы до него добраться, пришлось бы перелопатить все содержимое трюма.

Эх, зачем он только сбежал из дворца, поверив россказням Обезьяньего бога Эркюля и других бездельников? Мол, увидишь надзвездные края, посмотришь, как живут вестники.

Надзвездные края, то есть открытый космос, как вестники и контрабандисты с «Нагльфара» называли эту черную пустоту, усеянную мелкими сияющими точками звезд, туманностей и поясов астероидов, и в самом деле завораживали и пленяли. А уж червоточины или кротовые норы — участки экзотической материи, позволявшие совершать гиперпространственные скачки, и вовсе казались чем-то невообразимым. Когда после первого перехода, который Синеглаз провел в амортизаторе, полном вопящих от испуга мартышек, Саав соизволил пригласить венценосного гардемарина на мостик, княжич едва в обморок не грохнулся от восторга. Особенно когда увидел голографический монитор, где отображалась модель Млечного Пути с проложенным курсом «Нагльфара», и другие приборы.

Больше всего в рубке его поразило, каким образом с такой махиной, в которую мог бы вместиться Царский град со всеми его обитателями, управляются всего шесть человек. Причем не одновременно, а по очереди. Как выяснилось, большую часть экипажа составляют инженеры, обслуживающие какие-то непонятные системы, абордажники и артиллеристы. Да и тех раза в четыре меньше, нежели на синтрамундских морских кораблях, где команда нередко достигает полутора сотен. Впрочем, помимо капитана и Эркюля, по-приятельски бывавших во дворце, за время пути княжич успел познакомиться только с суровым артиллеристом Тараном и командиром абордажников Шакой, которого из-за его угольно-черной кожи в первую встречу принял за демона нижнего мира.

Заметив растерянность юного гостя, Шварценберг удовлетворенно осклабился в полуседую рыжеватую бороду.

— Ну что, салага, — спросил он, привычно передвигая на приборной панели значки, — не хочешь обратно во дворец к мамкам-нянькам?

— Можно подумать, если я скажу, что хочу, ты меня отвезешь? — как можно более независимо и презрительно отозвался Синеглаз, непроизвольно повторяя движения кэпа и пытаясь прикинуть: хватит ли его познаний в навигации, чтобы, подобно Эркюлю и другим членам команды, хотя бы выполнять указания.

— Да я тебя скорее на торг в окраинные миры свезу, чем стану потакать твоим капризам, — расхохотался пират, выводя на приборную панель данные о ближайших поясах астероидов и не менее опасных для корабля непроходимых кротовинах. — И мне плевать, что по этому поводу скажет твой убийца-отец.

На «убийцу» Синеглаз сначала обиделся. А то он сам не ведал о причастности папаши к гибели царицы Серебряной и наследника династии сольсуранских владык. И напрасно родитель потом утверждал, что таким образом мстил за жену, царевну Страны Тумана, которую царь Афру счел недостойной роли супруги, предпочтя юную посланницу. Но одно дело знать, другое — выслушивать хулу от старого отцовского подельника и грязного пирата. Впрочем, вида княжич не подал.

— А я думал, ты меня отвезешь в гости к вестникам, — по-кошачьи фыркнул он, отметив про себя, что путешествие с контрабандистами было не самой лучшей затеей.

Впрочем, тогда он еще верил, что Шварценберг не посмеет осуществить свою угрозу. В конце концов, пират вел дела с его отцом еще в те годы, когда будущий правитель Сольсурана барыжил на невольничьем рынке, скупая за бесценок стариков и калек, которых Саав потом продавал на топливо змееносцам. Впрочем, и Саав поначалу вынашивал в отношении юного княжича далеко идущие планы. И обещанная встреча с вестниками в них вовсе не входила.

Нет, Синеглаз, конечно, не надеялся, что как только острый нос «Нагльфара» пробьет небесную твердь, они прямиком попадут в Надзвездные чертоги. Все-таки к тому времени, когда вестники покинули землю Сольсурана, ему исполнилось уже десять лет, и больше игр со сверстниками и забав с маленькой царевной он любил рассказы о том, как устроен мир.

Тем более что вестники, в отличие от долгополых жрецов, свою мудрость в тайне не держали и объясняли все куда доходчивее, чем надменные книгочеи, которых отец выписал для обучения единственного законного наследника из далекого Синтрамунда. Жрецы, безусловно, владели мудростью Великого Се и умели толковать Предание, но ничего не видели дальше храмовых знаков. Что же до книгочеев, то, хотя они кичливо утверждали, будто являются последними хранителями мудрости древней Гарайи, на деле не могли толком объяснить, почему день сменяет ночь. А ведь жители погибшего града Двенадцати пещер умели создавать порталы и перемещаться по воздуху.

Предводитель вестников, младший сын которого был почти ровесником Синеглаза, не просто рассказал, но пригласил княжича на борт огненной колесницы, как в Сольсуране именовали звездные корабли, и предложил ему совершить путешествие на орбиту планеты.

Десантный звездолет «Пардус» хоть и уступал «Нагльфару» в размерах, но содержался в идеальном порядке, а в его трюмах вместо контрабанды хранилось различное ценное оборудование, с помощью которого вестники помогали жителям травяных лесов строить мосты и дороги, делать красивые вещи, лечить и учить людей. Однако генераторы защитного поля не менее надежно защищали экипаж от нежелательных визитеров, а плазменные установки были готовы отразить любое нападение. Впрочем, тогда Синеглаз на орудия и генераторы не глядел, поглощенный величием бескрайней пустоты космоса и хрупкой красотой родной планеты, окутанной, словно легкой фатой невесты, слоями облаков и воздушных потоков.

Тогда княжич впервые узнал, что это не Владыка Дневного света бороздит небосвод на белом зенебоке, а планета Васуки вращается вокруг него вместе с тремя лунами и другими небесными телами. Что же до звезд, то это вовсе не глаза предков и духов-прародителей, как любили рассказывать жители травяных лесов у очага, а огромные шары раскаленного газа, такие же, как Владыка. И почти каждый такой шар имеет свою планетную систему, многие из которых заселены вестниками.

Отправившись в путешествие со Шварценбергом, княжич надеялся на всех этих планетах побывать. Однако тут его ждало первое разочарование.

— Почему мы правим в сторону от Паралайза? — не мог взять он в толк, когда «Нагльфар», пройдя кротовину, соединявшую Васуки с системой, где находилась эта планета-курорт, вместо того, чтобы запросить разрешение на посадку, начал производить спешные маневры, намереваясь спрятаться в туманности и потихоньку улизнуть куда подальше.

— Что, салага, не успел в космос выйти, уже о пляжном отдыхе размечтался? — добродушно приложил гардемарина Шварценберг. — Рано нам еще на шезлонгах вверх пузом разлеживаться! Да и пустое пузо грей не грей, а полным оно все равно не станет. Надо сначала дело провернуть, а потом можно хоть на Паралайз — нежиться на солнышке, хоть на Сербелиану — игристым заливаться, хоть свою планету купить.

— Какое такое дело? — не понял Синеглаз.

— Время придет, узнаешь, — осклабился Шварценберг. — Тебе понравится! — заговорщицки улыбнулся он. — Тем более, в предстоящей нам заварушке тебе отведена, можно сказать, заглавная роль. Поэтому пока иди и не задавай лишних вопросов.

— Понимаешь, малыш, — положив княжичу руку на плечо, пояснил добродушный здоровяк Эркюль, зачем-то державший на борту корабля не менее десятка вертких и наглых мартышек и потому получивший от Саава прозвище Хануман или Обезьяний бог. — После гибели царицы Серебряной твоя планета считается закрытой, поэтому мы там высаживались, можно сказать, инкогнито. Если мы повернем в сторону Паралайза, то придется раскрыть патрульным наш маршрут. К тому же Паралайз — это курорт для богатеев, и я туда отправлюсь только в том случае, если этого потребует дело революции.

Что такое революция, Синеглаз представлял достаточно смутно. Вестники говорили, дескать, это что-то вроде переворота, в результате которого пришел к власти его отец, но как-то иначе. Одно он уяснил. За приглашением в надзвездные края стояла какая-то корысть. Это только вестники и царица Серебряная могли строить городские укрепления, ковать несравненной красоты и крепости мечи и лечить жителей травяных лесов, не требуя никакой платы, кроме песен и родовых легенд.

Синеглаз ради прогулки между звезд не пожалел бы ни звонких меновых колец, ни самоцветов, но старому пирату от него требовалось нечто другое. То, что княжич при всем своем желании не мог ему дать.

Когда он, неожиданно для всех и себя самого, обратился в горного кота и начал носиться по рубке, раздирая когтями обшивку, Шварценберг пришел в такую дикую ярость, словно в него вселился не только Трехрогий великан, но и хозяин Нижнего мира Хоал.

— Стоять! Сын асурской подстилки! Плазменную установку тебе в глотку! Ты что себе позволяешь? Немедленно вертай обратно! Нашел время шутки шутить!

Синеглаз хотел объяснить, что обратно он обернуться сможет не раньше, чем отец примет свое изначальное обличье. Но у него вышел только обиженный мяв, ибо звуки, которые он пока издавал, даже с большой натяжкой не получалось назвать рыком. Пытаясь объясниться, княжич метнулся в сторону приборной панели: но Шварценберг встал у него на пути.

— Ну, что застыли, словно слизни в вакууме? — заорал он на потрясенных членов команды. — Тащите сеть! Заприте этого пушистого ублюдка в трюме, пока он весь корабль не разнес.

Понимая, что дело пахнет жареным, Синеглаз пустился наутек. Он ртутью просочился мимо замешкавшегося Эркюля, сбил с ног двоих навигаторов и, домчавшись в десяток прыжков до грузового отсека, юркнул в спасительный лаз, благодаря Великого Се и духов-прародителей за то, что вдогонку ему не послали разряд плазмы. К счастью, применять импульсное оружие на кораблях строжайше запрещалось, за исключением абордажного отсека, и даже контрабандисты этому правилу следовали. Тем более «Нагльфар» выглядел настолько ветхим, будто его обшивку плели из сольсуранской многоцветной травы.

В этот раз княжичу, можно сказать, повезло. Отец пробыл в чужом обличии всего сутки, а на пути Шварценберга не оказалось ни одной червоточины. Только и этого времени хватило, чтобы понять: из Роу-Су покоритель космических просторов совсем никудышный.

Обычно Синеглаз, узнав, что ему придется вновь сменить облик на звериный, успевал удрать из Дворца Владык и Царского Града, чтобы вдоволь насладиться свободой и неповторимыми ощущениями, которые давало гибкое, упругое тело Роу-Су. Не так давно он научился самостоятельно охотиться, и пойманная в травяном лесу дичь стоила любых самых изысканных лакомств. И это не говоря о способности слышать, как стучат по камням на другой стороне ущелья копыта быстроногих косуляк, видеть, как сокращаются перепонки у парящего высоко в небе летающего ящера, чувствовать вкусные и пряные ароматы наполненного разнообразной живностью травяного леса.

Нынче ему приходилось едва сдерживать рык, страдая от вибрации, задыхаться от запаха смазки, слегка разбавленного вонью плохо выделанных шкур, лежать неподвижно почти в полной темноте. Хорошо, что в конце концов удалось провалиться в забытье и проснуться уже в человеческом обличии. Впрочем, положение его это ничуть не облегчило.

— Что ты себе вообразил, тупой кошак? — с порога напустился на него Саав, едва только княжич, промахнувшись с подсчетом вахт, попытался пробраться в кубрик. — За каким Трехрогим ты тут устроил это гребанное представление? Я и так знаю, что твой отец оборотень, для этого тебя, никчемного дикаря, с собой в космос и взял.

Синеглаз попытался объяснить, но Саав только пришел в ярость.

— Что значит не могу превращаться по своему желанию? — заорал он, бешено сверкая глазами и потрясая лазерной плетью. — Научишься, коли я велю! Или хочешь узнать, как пахнет твоя паленая задница?

— Да что ты напустился на мальца, кибер ты недоделанный! — попытался увещевать капитана Эркюль. — А если он правду толкует?! Говорил я тебе, надо было не с мелким играться, а уговаривать его отца.

— Вот ты бы, Хануман, и уговаривал! — огрызнулся Шварценберг. — Я Ниаку еще в прежние годы намекал, что он свой талант в гнилое болото зарывает.

— С такими способностями из него бы получился первый на всю галактику медвежатник, — вытащил улыбку из бороды Эркюль, заговорщицки подмигивая Синеглазу.

— Вот и я о том же, — немного успокоившись, кивнул Шварценберг. — Мужик своей выгоды не понимает, держится за власть в этом вонючем мирке, со змееносцами стакнулся, девчонку эту, в смысле царицу Серебряную, зачем-то грохнул, а нам теперь с его никчемным отпрыском возись! В общем, у меня разговор короткий!

Он с прежней угрозой подался в сторону прижатого к переборке Синеглаза.

— Либо мальчишка, как мы и рассчитывали, выполняет свою часть работы, либо я его отправляю палубу драить и плясать для команды апсарские танцы!

— Да ну тебя совсем, Саав! — махнул пухлой рукой Эркюль, заслоняя своей могучей фигурой без вины виноватого княжича и незаметно выпуская на свободу мартышек. — У нас на борту извращенцев нет. Мы же не поганые змееносцы, а честные революционеры. Хотя согласен, в окраинных мирах за такого кукленка отвалили бы круглую сумму, — добавил он, заставив Синеглаза похолодеть.

Ох, матушка-матушка, первая красавица далекой Страны Тумана! Зачем, спрашивается, таким пригожим родила? Лучше бы унаследовал грубоватые, мужицкие отцовские черты, зато никто бы не вел разговоры про развратные апсарские танцы. Впрочем, Эркюль, как обычно, шутил, вернее, заговаривал капитану зубы.

Как только освобожденные мартышки оказались на полу, они затеяли возню прямо между одетых в экзоскелет ног Шварценберга, так что старому пирату пришлось слегка посторониться. Для Синеглаза этого оказалось достаточно. Едва проход хоть немного освободился, он как ошпаренный выскочил из кубрика и понесся вновь к своему укрытию, искренне желая капитану провалиться в черную дыру и лихорадочно соображая, где в трюме хранится запас еды. Если удастся продержаться до любого обитаемого мира, ноги его больше не будет на проклятом корабле.

Вот только как быть с амортизатором? Ванкуверская пушнина, конечно, сгодится в момент взлета или посадки, но в червоточине его расплющит, точно летающего ящера, попавшего под мельничные жернова. Да и при самом благоприятном исходе, если он доберется до обитаемого мира, что он станет делать? Разве только прибьется к бродячим циркачам и попытается разыскать знакомых вестников. И еще большой вопрос, как его встретят. Он, понятное дело, никого не убивал и даже не показал отцу, куда царица Серебряная во время резни спрятала маленькую дочь, но кто знает, захотят ли после всего, что произошло, вестники иметь с ним дело.

Невеселые размышления княжича прервало появление одной из мартышек. Зверек безбоязненно приблизился к Синеглазу, не чувствуя в нем хищника, а ведь в кошачьем обличии княжич сожрал бы обезьянку, не задумываясь. Он и сейчас с интересом принюхался, и рот его наполнился голодной слюной. Все-таки он не ел уже двое суток, и неизвестно, когда представится шанс утолить голод. А живая и теплая мартышка выглядела аппетитнее лежалых шкур. Его размышления прервал голос Эркюля:

— Эй, малец, ты все еще там? Вылезай, кэп ушел на мостик. Перекусишь, освежишься, а там мы что-нибудь придумаем. В конце концов, драить палубу — это не такое уж обидное занятие. В старину на флоте все юнги и гардемарины через это проходили. Ну, что молчишь? Так и будешь там сидеть?

Хотя Синеглазу до рези в животе хотелось есть, а присутствие мартышки только усиливало выделение желудочного сока, вылезать он пока не собирался, хотя и понимал, что каждая минута промедления увеличивает шанс новой встречи с разгневанным капитаном.

— Вы обманули меня! — выкрикнул он резко, стараясь, чтобы его голос не дрожал. — Вы с самого начала не собирались меня везти ни к каким вестникам. Как я сразу не догадался? Я же помнил, что они когда-то отобрали у Шварценберга корабль, а потом держали его в тюрьме.

— Это все в прошлом, — отозвался Обезьяний бог, запуская в лаз еще пару мартышек.

К спинам зверьков оказался привязан сухпаек, который княжич умял в одно касание. Потом еще одна мартышка притащила бутылку воды.

— Шварценберг помирился с вестниками, хотя нынешнее предприятие хотел бы сохранить в тайне от них, — уточнил Эркюль.

— Что вы от меня хотите? — ополовинив бутылку, поинтересовался княжич.

— Чтобы ты в зверином облике проник сквозь защитное поле в сокровищницу раджи Сансары и, вновь превратившись в человека, отключил сигнализацию, как это сделал твой отец в покоях царя Афру и царицы Серебряной.

Хотя Синеглаз терпеть не мог, когда ему напоминали о той страшной ночи, когда из простого сына советника он нежданно-негаданно стал княжичем, он признал, что в планах контрабандистов есть рациональное зерно. По неизвестной причине в облике горного кота они с отцом становились невидимы для сканеров энергетических полей. Хотя для обычных Роу-Су, как и для других крупных хищников, система защиты вестников оставалась непроницаемой. Отец и сам не знал об этой особенности, пока Синеглаз, которому в облике кота приспичило поиграть с маленькой царевной, не пробрался в ее покои, благополучно миновав все щиты.

— А бриллианты и другие драгоценности пойдут на дело революции? — уточнил княжич, пытаясь представить размер куша, который рассчитывал с его помощью урвать Шварценберг.

— Здесь наши планы несколько расходятся, — уклончиво ответил Эркюль. — Но в идеале — да. Понимаешь, в принципе систему можно и взломать, — продолжал он, почувствовав, что его юный собеседник немного успокоился. — Но операторов такого уровня во всей галактике только двое, да и те недоступны. Пабло Гарсиа полгода назад пропал где-то в треугольнике Эхо, а Онегин беременна! Да и не согласится она ни за какие коврижки снова работать со Шварценбергом. Ты правда не можешь контролировать свои превращения? — возвращаясь к основной теме, уточнил он.

— Ну, существует одна штука, — неопределенно отозвался Синеглаз. — У Сема-ии-Ргла наподобие скрижали из храма Великого Се.

Княжич несколько приободрился. Он понял, что пираты сделали на него ставку, а значит можно потянуть время, рассказывая сказки и заливая в уши слушателям хмельное таме. Авось как-нибудь все образуется. Он раздумывал, какую бы полуправду еще измыслить, чтобы звучало убедительно. Однако в этот момент, слегка приглушенная тюками со шкурами, завыла сирена, и поставленный голос системы оповещения приказал экипажу занять места согласно инструкции о действиях в чрезвычайной ситуации, а пассажирам укрыться в амортизаторах.

— Какого Трехрогого! — на сольсуранский манер выругался Эркюль. — Эй, малец, давай-ка вылезай! Тут уже не до шуток.

Синеглаз и сам это понял. Оказаться раздавленным из-за глупого упрямства ему в любом случае не хотелось. Прихватив с собой растерявшихся мартышек, он с проворством тотемного предка выскользнул из лаза и вслед за Эркюлем порысил в кубрик.

— Живее сюда! — торопил его контрабандист, распределяя мартышек по поверхности амортизатора, пока остальные члены экипажа спешно облачались в экзоскелеты и ввинчивались в проемы узких трапов.

Пользоваться лифтами в нештатных ситуациях на корабле запрещалось, а коридоры и пролеты между палубами были длинные с торчащими из-под раздолбанной обшивки пучками проводов и рядами непонятных трубок. Синеглаз хоть не раз удивлялся их бесконечности, но за время пути изучил не хуже запутанных переходов родного дворца. Когда он в кошачьем облике удирал с мостика и потом выбирался из кубрика, это знание помогло ему оторваться от преследователей. Сейчас княжич внезапно осознал, что его бросают одного в компании орущих мартышек и в случае внезапной эвакуации не факт, что за ним вернутся, и вцепился в Эркюля мертвой хваткой.

— Ты чего? — не понял обезьяний бог.

— Я с тобой! — взмолился Синеглаз.

— Да ты сдурел! — возмутился Эркюль.

Потом, видимо, передумал, и, махнув рукой, вытряхнул из недр комбинезона в амортизатор еще пяток мартышек и указал княжичу их место.

— Давай, полезай!

Синеглаз так и не понял, как они вдвоем втиснулись в один экзоскелет. Похоже, внушительные габариты Эркюля были отчасти обманом. Ибо любой его костюм, включая скафандр, подбирался с таким расчетом, чтобы за пазухой уместились наиболее ценные контрабандные товары или все питомцы. Место последних сейчас и занял Синеглаз, распределивший части своего тела вдоль корпуса контрабандиста на манер рюкзака. Его, конечно, мотало из стороны в сторону, и он ничего не видел, но он все же был уверен, что уж теперь-то в случае чего его не бросят. Вдвоем они достаточно ловко взобрались по крутому трапу, причем Эркюль показал такую прыть, какую княжич от этой туши, напоминающей пещерного табурлыка, явно не ожидал.

Сирена продолжала надрываться, а при подходе к рубке еще и погас свет. Эркюль крепко выругался, но скорости не сбавил. Судя по репликам, доносившимся с мостика, случилось нечто из ряда вон выходящее.

— Почему меня сразу не вызвали? — используя крепкие выражения всех обитаемых миров, выговаривал вахтенным Шварценберг.

— Но я не думал, что в этой туманности окажется такая мощнейшая гравитация, — дрожащим голосом пытался оправдываться старпом.

— Какая тебе это в бездну туманность?! — напустился на него Шварценберг. — Ты что, кусок космического хлама, никогда не слышал о треугольнике Эхо? Мы должны были проскочить его еще два дня назад, но этот мохнатый сученыш, когда носился по рубке, видимо, сбил программу настройки курса.

Хотя Синеглаз почти ничего пока не смыслил в навигации, он вспомнил, как Шварценберг и его помощники упоминали о некоем кладбище кораблей, притянутых чудовищным гравитационным полем тройной звезды, словно в насмешку над ее способностью поглощать любые сигналы прозванной Эхо. Княжич очень хорошо запомнил незнакомые мудреные слова «черная звезда»[1], «пульсар»[2], «красный карлик»[3] — так Шварценберг называл небесные тела, входившие в «треугольник Эхо». При случае Синеглаз хотел бы также поподробнее расспросить капитана или Эркюля, что такое «аккреция вещества»[4], «поляризация вакуума» и «гравитационная сингулярность». Эти термины тоже фигурировали в обсуждении. Другое дело, что никаких настроек он не сбивал. И нечего на него вешать всех кавуков нерезаных.

Синеглаз заерзал, пытаясь выбраться, но его приструнил Эркюль.

— Какая разница, кто сбил настройки курса, — бодрым тоном проговорил Обезьяний бог. — В этом треугольнике и раньше пропадали десятки кораблей, включая звездолет «Павел Корзун», на борту которого находился наш знакомец Пабло Гарсиа. И вряд ли в каждой рубке резвились горные коты. Черная звезда нестабильна, как непроходимая червоточина, да и на пульсаре периодически случаются вспышки рентгеновского излучения, от которого электроника сбоит!

— И что, у нас тоже никаких шансов выбраться? — всхлипнул кто-то из команды.

— Не с таким количеством энергии, — не стал его обнадеживать Шварценберг. — Если бы мы не сделали крюк, забирая этого бесполезного звереныша на Васуки, — попытался вернуться он к прежней теме.

— Или пробыли бы там немного дольше, — заметил Эркюль, напоминая о спешке, в которой одержимый своими грандиозными замыслами Шварценберг покидал планету, даже не удосужившись полностью зарядить аккумуляторы, на что ему потом неоднократно пенял Обезьяний бог.

— Что будем делать, кэп? — поинтересовался еще кто-то из команды настолько робко, что Синеглаз даже не узнал голоса.

Шварценберг отозвался привычной похабщиной, означавшей, что в сложившейся ситуации он предпочел бы обойтись без дурацких вопросов.

— Насколько мне известно, в треугольнике Эхо одна из планет имеет твердую поверхность, — отведя душу, пояснил он. — И у нас с вами появился шанс проверить, так это или нет. Шевелите задницами, салаги безрукие! — возвращаясь к прежнему сварливо-деловому тону, приказал он. — Мне нужны данные для расчета нового курса. И обязательно нужно сделать поправку на гравитацию. Попытаемся совершить посадку, а там видно будет.