Приказано поступать по совести

Глава 3

Настроения идти на уроки не было от слова совсем. А потому, находясь в подавленном состоянии, я поспешил покинуть школу. Домой возвращаться тоже было неохота. Меня распирало от злости, мне нужно было в срочном порядке развеяться, а потому я побрёл, куда глаза глядят.

Минуя дворы, улицы, переходы и автодороги, я шёл, не замечая движения вокруг себя. Словно я существую отдельно от всего остального мира, и меня не касается лай собак, свист шин, полицейские сирены, сигналы машин или ругань встречных мне людей. Меня словно выбило из колеи.

Почему всё так? Почему?! Почему одним можно всё, а другие даже на самооборону права не имеют? Почему сынки депутатов и бизнесменов могут калечить людей, ломать им судьбы и даже убивать, и им не будет ровным счётом ничего, а обычным людям не дозволено даже защищать себя? Ведь как же, ведь будут же проблемы с директором, с родителями "жертвы", а если сильно не повезёт, то ещё и с полицией!

***

Мне вспомнилась моя первая драка. Это был 9 класс. Тогда, я сидел в классе на большой перемене, читая различные статейки, как вдруг в класс ворвался мой одноклассник и по совместительству бывший друг - Серёга. Задыхающийся, красный, как рак, и с безумным взглядом:

- Серёг, что такое? - взволнованно спросил я.

- Пидоры! Я их всех убью нахер! - прорычал Серый.

- Тише, Серёг, успокойся. Что случилось то? - спросил я, подойдя к нему и положив руки ему на плечи.

Наверное, ему минуты три понадобилось на то, чтобы окончательно успокоиться и собраться с мыслями прежде, чем он начал рассказывать:

- Я, короче, иду по коридору на втором этаже, и вижу, что там движ какой-то нездоровый намечается. Ну, я подхожу, и вижу, что там Максон с Федей дерутся друг с другом. Ну эти, которые отсталые, из восьмого класса. Я короче подхожу, чтобы спросить, что происходит, а там толпа целая собралась. И девушки, и куча других людей - и все просто снимают! Никто нихера не пытается сделать!

- Так, ну и что по итогу? - спросил я.

- Одноклассники стравливают этих инвалидов и заставляют драться друг с другом, а сами на камеру это снимают! - прошипел Серёга, и снова начал закипать.

Сложно сказать, что я испытал в тот момент. На первом плане всё же было неподдельное удивление. Признаться честно, раньше мне никогда не было понятно, почему людям нравится причинять другим боль. И ведь правда, в чём удовольствие? Что должно быть не так с человеком, чтобы от вида того, как другие страдают, он получал удовольствие? Именно в тот момент я впервые столкнулся с настоящей человеческой жестокостью. И ещё страшнее было то, что зачинщики этого беспредела получали удовольствие от жалкого зрелища драки двух неполноценных людей, и без того покалеченных жизнью.

Серёга был готов поломать напополам всех до единого, однако я его остановил. В первую очередь я руководствовался тем, что мы наживём себе кучу проблем, от которых потом не отмоемся. А у меня так вообще мама учителем работает в этой же школе, а значит проблемы будут не только у меня, но и у моей семьи.

Нам, двум девятиклассникам не оставалось ничего, кроме как пойти жаловаться завучам. Естественно, нам пообещали разобраться в проблеме, после чего развернули и вежливо выставили за дверь. И мы даже поверили, что с проблемой действительно разберутся. Однако, в один прекрасный день, во время одной из перемен, мы с Серёгой шли по коридору и попали прямо на очередной бой двух инвалидов. Тогда то я и понял, что никто даже и не собирался решать этот вопрос. От нас просто отмахнулись в максимально мягкой форме. И тогда мы твёрдо для себя решили, что раз никто не собирается решать эти проблемы - мы решим их самостоятельно.

Ворвавшись прямиком в эпицентр событий, мы разогнали всю сходку за две минуты. Закономерным итогом очередного представления цирка уродов стало то, что его организаторы собирали свои зубы по полу, а кто-то так и вообще лежал в нокауте, и тем же временем несколько девочек, хотя таких скорее у нас во дворах называют шкурами, охали и ахали, смотря на разбитые айфоны, которые стоили, как полугодовая зарплата мамы. И всё это происходило под обзором объективов камер десятков мобильных телефонов.

И началось. Как говорил наш тренер: потекло говно по трубам. Буквально на следующий день родители примерно половины учеников восьмого класса пришли к директору писать на нас жалобы. С того момента и пошла жара: многочисленные разговоры с директором, психологами и даже полицией. Посыл у всего этого пустого трёпа был один: насилие не выход, нельзя никого избивать, ведь как же так, ведь мы же цивилизованные люди! Ага, цивилизованные люди. Что-то не припомню, чтобы цивилизованные люди устраивали бои между инвалидами. А мы один раз провели воспитательную работу - и сразу агрессоры!

В один момент я не выдержал, и прямо задал директору вопрос, почему наши жалобы изначально были проигнорированы, и почему никто не попытался ничего сделать. Тогда то всё и выяснилось. Оказывается, отец главного зачинщика - какой-то крупный бизнесмен и по совместительству владелец благотворительного фонда, предоставляющего помощь украинским беженцам совместно с западными НКО, и под его крылом находится районное управление полиции. И он не намерен терпеть то, что какой-то сброд посмел воспитывать его выкормыша. По итогу всего этого Мерлезонского балета нам был выставлен почти что прямой ультиматум: извиниться перед всем классом, на весь оставшийся срок обучения навесить на себя клеймо агрессоров и вечно ловить на себе презрительные и даже брезгливые взгляды, или же не подчиниться и готовиться к ещё большим проблемам.

И тогда, детально обдумав всю историю, мы с Серёгой пришли к выводу о том, что сдаваться мы не намерены. Эта история на тот момент обрела слишком широкую огласку. О ней, без преувеличения, говорили по всему району, из-за чего репутация главы благотворительного фонда резко пошатнулась. Ведь забавно выходит, да? Пока отец мечется по конференциям со сказами о том, что все люди братья и все мы должны сохранять человечность и помогать ближнему, его сынишка в школе стравливает инвалидов на потеху публике. Именно поэтому нас с Серёгой и пытались сломить любыми способами. Однако, нам уже поздно было отступать назад. Между позором и культурой отмены мы лучше выберем отмену, но сохраним свою честь. Но мы даже не подозревали, о каких последствиях идёт речь.

И понял я только тогда, когда отцу позвонили из отделения неотложной помощи и сообщили, что маму зарезали, когда она зимой, поздно вечером, возвращалась домой. До больницы она не дожила.

Я не мог поверить в это. Это выглядело и звучало, как бред, как сценарий какого-нибудь фильма. Я попросту не мог поверить в то, что такое может быть наяву! Это же сюрреализм! И мне даже не дали посмотреть на неё в последний раз...

Нас не просто переиграли, нас уничтожили. Показали, где находится наше место, и что с нами будет, если мы будем возникать. Я был морально опустошён. Ведь не было сомнений, что смерть мамы и вся круговерть событий в моей школьной жизни взаимосвязаны между собой. И от того на душе становилось ещё хуже. Выходит, маму убили из-за меня?

Естественно, полиция тут же завела уголовное дело, однако, несложно догадаться, что оно было по-быстрому замято. Шли часы, дни и даже недели, а ответа всё не было. Сложно было поверить в то, что преступника, а вернее исполнителя, не могли найти. Уж точно не при таком уровне развития системы опознавания лиц и других игрушек, которые есть на руках у криминалистов. Не было сомнений - всё было схвачено, причём на самом высоком уровне.

И тогда в дело включился отец. Он и до этого в подробностях знал про мои проблемы в школе, и сам понимал, что маму убили не просто так, и что эти две истории взаимосвязаны. Однако звание полковника национальной армии и все сопутствующие регалии не позволяли ему делать резких движений, если он не хотел для себя увольнения из армии с позором, а в худшем случае ещё и с уголовными делами по нарушениям, которых пусть и не было, но если надо, то СИБ запросто смогла бы их разглядеть. Но когда дело по убийству замяли, он терпеть не стал и воспользовался имевшимися у него связями. Когда спецназ Fulger ворвался в главное управление полиции Чекан с обыском и арестовал главу районного управления по подозрению в получении взяток в особо крупных размерах, дело было оперативно восстановлено. Исполнителей нашли через два дня, и очень быстро заставили говорить, ибо теперь дело было взято под контроль отдельными неравнодушными людьми из СИБ. А с помощью данных, полученных при допросе исполнителей, и небольшого анализа предшествовавших событий было нетрудно найти и заказчиков.

Тогда это стало настоящим фурором, ибо, мало того, что впервые с 2018 года на молдавских олигархов завели реальные уголовные дела, повлекшие за собой наказание в виде многих лет лишения свободы как для заказчиков, так и для исполнителей, так ещё и речь шла про основателя крупнейшего в стране благотворительного фонда, сотрудничавшего с USAID по вопросам ликвидации гуманитарной катастрофы на Украине. Особенно сказочно всё это выглядело в условиях того, что начиная с 2022 года правительство республики Молдова даже не скрывало свой антироссийский политический курс. И если поначалу довольно-таки большому проценту граждан позиция молдавских властей казалась вполне логичной, то ближе к концу 2024 года, когда ни одно выступление президента или членов правительства и парламента перед народом не обходилось без обвинений России в геноциде народа Украины, угрозе национальной безопасности Молдовы, да и вообще, во всех смертных грехах, такая позиция становилась скорее клоунадой. Ведь удобно же открестится от всех внутренних проблем: от разрушения экономики, вертикализации власти, перехода от ценностей демократии и либерализма к построению полицейского авторитарного государства, в котором репрессиям подвергаются не только пророссийские СМИ и блогеры, но даже и молдавские, которые провинились лишь тем, что посмели критиковать действующую власть. Забавно, как те, кто обвиняли Россию в отсутствие свободы и диктатуре по итогу и пришли к этой самой диктатуре и отсутствию свободы, только уже в своих странах.

История начала принимать неожиданные обороты, ставшие невыгодными уже правящим элитам, ибо лавочка потихоньку начала прикрываться. Те, кто проворачивал теневые схемы на территориях бывшей Украины, ставших одним огромным пепелищем, прикрываясь гуманитарными миссиями, начинали получать по заслугам.

В правящих кругах быстро поняли, что дело пахнет керосином. За историей публичного противостояния силовиков и олигархов наблюдала вся страна, и если бы были обнародованы результаты расследований относительно многочисленных молдавских благотворительных фондов и компаний-однодневок, а так же местных филиалов USAID, то разъярённый народ, уставший от того, что собственное правительство не даёт им спокойно жить, лишь бы выслужиться перед западными хозяевами, через два дня сам посадил бы президента Майю Санду на вилы, как это произошло с крупными помещиками в последствии октябрьских событий 1917 года в России.

А потому, власть пошла по пути наименьшего сопротивления. Она позволила силовикам посадить бизнесмена Павла Гросу, владельца благотворительного фонда Pace Liberă, однако не допустила, чтобы они перешли к расследованию деятельности непосредственно благотворительного фонда, дабы не вскрылись некоторые деликатные детали деятельности фонда.

Таким образом, градус общественного волнения снизился. Получив желанную справедливость, хоть и в небольшой дозе, народ выпустил пар и успокоился. А через пару месяцев, когда информационный шум окончательно стих, а интерес населения иссяк, министры по-тихому, без всякой огласки, провели кадровые перестановки в СИБ - Службе безопасности Республики Молдова.

Отца трогать не стали, ибо было крайне сложно, если вообще возможно, доказать его причастность к повторному возбуждению уголовного дела и приданию огласки этой ситуации.

И вроде как мы победили, ведь да? Насколько это вообще было возможно, мы отомстили тем, кто убил маму. Но этого недостаточно. Её было уже не вернуть, и даже 10 лет тюрьмы не были бы достаточным наказанием за этот бесчеловечный поступок. Но у всей этой истории была и обратная сторона.

Я был морально разбит и опустошён. Впервые в жизни я увидел всю жестокость и безжалостность системы, в которой мы живём. Я всё понял. Понял, что сама система не допустит, чтобы мы были едины. Понял, что её спонсоры и основоположники сделают всё, что могут, заплатят любую цену, дабы подавить праведников и тех, кто пытается сделать хоть что-то на благо людей. Единство народа, взаимопомощь и безразличие смертельно опасны для неё, эмпатия и человеческие чувства неприемлемы, а честь и совесть порицаемы. Нам с самого детства пытаются навязать, что нет ничего важнее нас самих и нашего благополучия, на протяжении всей жизни нам доказывают, что помощь другим людям в трудной ситуации наказуема и непременно влечёт за собой проблемы и что руководствоваться необходимо только своей выгодой. Это и есть основополагающая проблема индивидуалистического капитализма, существующего в рамках огромной неоколониальной империи. Это опухоль на теле человечества, паразит, питающийся нашей разрозненностью и нашими междоусобицами. Ему хорошо там, где всем плохо, и выгодно то, что невыгодно никому. И что самое печальное, всего лишь за несколько десятков лет мы убедили себя в том, что давать этой опухоли паразитировать на себе и распускать свои метастазы по всему телу - единственный возможный вариант выжить. Мы отказались от совести, отказались от единства ради призрачной выгоды, которой на самом деле и нет. Вместо обещанной нам свободной жизни мы, как крысы, прячемся по углам, боясь лишний раз подать голос, чтобы не заиметь лишних проблем на свою голову. Мы слишком легко согласились с тем, что человечность не просто не приветствуется, а ещё и наказуема.

Да, в этот раз мы сплотились, добились своего, отомстили за смерть ни в чём неповинного человека. Но что с того? Это всего лишь одна история, коих в год происходит десятки, если не сотни. Эти истории не получили огласку и были очень быстро забыты. Да, мы впервые одержали победу над несправедливостью системы, мы дали народу надежду и смогли, хоть и ненадолго, но растопить лёд в сердцах людей, давно потерявших надежду на справедливость. Но толку от этого, если беспощадная государственная машина, построенная на безразличии, равнодушии и бесчеловечности даже не дрогнула от фурора, созданного тюремным заключением Павла Гросу? Мало того, что она продолжила своё существование, в добавок к этому она ещё сильнее укрепила свои позиции, найдя повод для очередных кадровых зачисток.

Выходит, мы не смогли раскачать систему. Мы лишь дали ей повод начать решать свои проблемы ещё жестче и ещё более радикально.

Я помню, что тогда я на месяц пропал из общества. Я не появлялся ни в школе, ни на тренировках - это была инициатива отца. Я угасал буквально на глазах, и из-за этого он не хотел, чтобы излишнее внимание со стороны окружающих давило на меня ещё сильнее, ибо, в конце концов, я никогда ни от кого не скрывал, кем работают мои родители. А потому, когда дело об убийстве Надежды Белозёровой обсуждала вся страна, у моего круга общения не возникало ни толики сомнений о том, о какой именно Надежде Белозёровой идёт речь.

Я винил себя. Винил в том, что именно из-за меня маму убили. Из-за моего юношеского максимализма, из-за моего воспалённого чувства справедливости. В конце концов из-за того, что чувство гордости, воспарившее внутри меня, не позволило мне пойти на уступки влиятельным людям. И за своё упрямство я заплатил высочайшую цену. Даже выше, чем я мог себе позволить.

Пожалуй, я так бы и продолжил обвинять себя в случившемся, изнутри разрушая себя рефлексиями и самобичеванием, если бы не роковой разговор с отцом, окончательно поставивший точку в этой истории и ставший для меня переходом на новый жизненный этап с чётко поставленными жизненными ориентирами.

- Андрей... - ему начало разговора давалось ещё сложнее, чем мне, ибо важно было подобрать правильные слова, - я понимаю, тебе нелегко, и ты винишь себя в том, что случилось с мамой. Но поверь мне, твоей вины здесь нет.

- Но ведь если бы я тогда не упёрся, и не отказался бы от раскаяния, то она была бы жива. - полным печали голосом сказал я, а на глаза вновь навернулись слёзы.

- И твой поступок не был ошибкой. - добавил отец. - Видишь ли, Андрюша...жизнь, она несправедлива, и это нужно просто принять, как факт. Всегда у кого-то будет больше власти, а у кого-то меньше, кто-то будет сильнее, а кто-то слабее, кто-то богаче, а кто-то беднее. Но, будучи ослеплёнными мнимым превосходством над другими, самоназванная элита попросту забыла про то, что все мы, в первую очередь люди! Да, мы во многом отличаемся друг от друга, но тем не менее мы все одинаковы. Но система всегда будет защищать свою элиту, ибо о чём, о чём, а свои деньги капиталисты защищают сильнее, чем что-либо другое. И дабы защитить источник этих самых денег и влияния в лице элитарной прослойки общества, они подстраивают законы так, чтобы мы боялись лишний раз поднять голову, чтобы мы не смели защищать ближнего, боясь наказания.

Отец остановился на пару секунд, чтобы прокашляться, после чего продолжил:

- Ты - первый, кто посмел на самом высоком уровне усомниться в этих правилах, пошёл против навязанных нам установок. Ты показал, что ты готов защитить тех, кто нуждается в этом, даже если ради этого придётся чем-то жертвовать. Они попытались сломать нас, попытались пригрозить нам, показав, что с нами будет, если мы не подчинимся! Но мы не сдались, и мы победили! Мы показали, что дух в нас ещё жив, что мы не готовы встать на колени просто потому, что нам велено так сделать. Да, мы не победили вирус безразличия. Но наша ситуация - это первый лейкоцит в кровяном потоке, первый очаг сопротивления. И поддержка, которую на протяжении месяцев нам оказывал народ - наглядный показатель того, что нас миллионы, и мы готовы поднять головы и биться за свободу!

Впервые за всё время диалога я взглянул ему в глаза. В них блестели слёзы, однако отец, стараясь сохранять самообладание, продолжал свою пламенную речь. Мне уже не было понятно, кого он пытается приободрить: меня или себя самого.

- Мы слишком поздно поняли, насколько ядовитую змею мы к себе подпустили. Мы позволили закабалить себя в рабство искусственных рамок, не имеющих ничего общего с принципами и с человечностью. Мы убедили себя в том, что быть алчным эгоистом - это хорошо. Часы нашего поколения сочтены...И я верю, что вы, молодые, были рождены, чтобы изменить этот мир. Избавить его ото всех болезней человечества и вместе двигаться к светлому будущему. А потому, Андрей, никогда не сомневайся в себе. Поступай так, как совесть тебе велит, чтобы в будущем не жалеть о том, что ты вовремя не выступил против и не жалеть, что ты не помог тем, кто нуждался в этой помощи как никогда. Считай, что это приказ! Приказ поступать по совести!

По речи отца можно было без труда понять, что он военный, так ещё и командир, ибо толкать пламенные речи он был мастак. Но, тогда, признаться честно, у меня внутри что-то щёлкнуло, словно выключатель, от которого зажглась лампочка. Я впервые взглянул на ситуацию без обвинения себя самого во всех смертных грехах, и тогда я всё понял. Перенеся самую горькую в своей жизни утрату, я ступил на новый жизненный путь. Путь чести, совести и человечности.