Препод от бога

Глава 6 Начало работы

На первом курсе факультета Нежизни оказалось двенадцать ребят. Самому старшему из них исполнилось четырнадцать, самой младшей была моя старая знакомая Аня Монт, в которой я подозревал восьмилетку. Плюс все эти дети происходили из разных социальных слоев и имели разный уровень начальных знаний. Закачаешься.

Впрочем, на первой же планерке — а они тут тоже имелись, назывались «совещанием факультета», и отличались от привычных мне только тем, что проходили не в учительской и не в кабинете завуча, а в отдельном «зале для совещаний» с роскошными люстрами, высокими стрельчатыми окнами и обтянутой сукном мебелью — мне обозначили мою программу-максимум, и она была на удивление скромной.

— Значит, смотрите, чего мы от вас ждем, — сказал мне заместитель декана: сухой, немного сутулый тип с очень загорелым и каким-то слегка изможденным лицом, будто он все время на лечебном голодании. Таким тощим мужикам положено природой быть высокими, как каланчи, но он отличался скромным ростом — больше чем на голову меня ниже! Звали его мессир Антонио Вилья. — Мы ждем, что естественная убыль учеников к концу первого года обучения не превысит одного-двух студентов. Для этого вам не возбраняется посещать их сны, проверяя их психологическое состояние, а в случае необходимости даже перехватывать контроль над нервной системой. Но все такие случаи просьба протоколировать, чтобы мы потом могли аргументированно отвечать опекунам детей или им самим по достижению возраста совершеннолетия, в случае отсутствия таковых опекунов.

Я кивнул. М-да, ну, со снами, в случае чего, можно Рагну попросить, а вот без «перехвата контроля над нервной системой» я как-нибудь обойдусь — тем более, не представляю даже, как к делу подошел бы реальный некромант! Я знаю, что при необходимости определенные нервы можно отключать, а не убивать, как бы шокировать Нежизнью на время. Но чтобы именно перехватывать? Или имеется в виду как раз временное отключение?

— Что касается успеваемости, то она на первом курсе вторична, — столь же неожиданно огорошил меня Вилья. — Однако процент правильных ответов в итоговом опроснике не должен быть ниже пятидесяти, не то вам же придется остаться в Академии на летние каникулы и подтягивать отстающих. Это по непрофильным предметам. По профильным — к концу первого года младшие дети не должны случайно ранить Нежизнью себя и окружающих, от старших ожидаем умения анимировать насекомых и моллюсков.

И тут он замолчал.

— Это все? — осторожно спросил я.

— Все, — кивнул Вилья. — Разумеется, если кто-то из детей будет демонстрировать выдающиеся способности, с ним или с ней придется заниматься отдельно или же ходатайствовать о переводе на более высокие курсы, в зависимости от наличия фоновых знаний.

М-да, ни фига себе у них низкая планка! Как же из этого заведения выходят специалисты уровня Рагны? Или она как раз из редких уникумов, которые самостоятельно до всего дошли?

Кроме меня преподавателей на факультете Нежизни оказалось немного: большое облегчение! Я, признаться, опасался, как-то сложатся отношения с коллегами. Леу, конечно, сказала, что после моих недавних выступлений она верит в мою способность договориться вообще с кем угодно о чем угодно — но я только головой покачал.

«И с тем подонком, который пленил Мириэль? Ты думаешь, я стал бы с ним о чем-то договариваться?»

Леу тут же замолчала.

А я добавил еще, что, конечно, уверенность в своих силах — это хорошо, но самоуверенность — ее темная сторона. И парочка пятисотлетних опытных некромантов, которые меня по какой-то причине невзлюбят, — это веская причина немедленно смотать удочки, уволиться и начать посещать ту же библиотеку в маскировке.

Однако мне повезло. Кроме декана, ее зама и меня имелось всего лишь два преподавателя-некроманта, ведущие на старших курсах профильные дисциплины и математику, которую некроманты учили в значительном объеме вплоть до конца курса (почему — я уже понял по штудиям Рагны с талисманами и графическими печатями). Одна — довольно симпатичная дама, дежурно мне улыбнувшаяся и тут же потерявшая всякий интерес, другой — мечтательного вида господин с длинной седой бородой при молодом лице. Не тот ли это препод, который преподает здесь с момента основания Академии? Рагна, помнится, рассказывала, что был здесь такой и что он советовал молодым некромантам создавать филактерий сразу же, как только они поймут принцип. Как бы то ни было, с ними мы не должны были часто пересекаться. Кроме того имелся еще маг Природы, который вел у всех годов анатомию и медицину. Он был маленький, кругленький, ужасно жизнерадостный и с ходу огорошил меня описанием лучших окрестных трактиров с краткой аналитикой по поводу меню, поваров, цен и тому подобного. Ну и невыразительный господин с Ядром Воды, которого все называли не мессир, а «мэтр»: преподаватель алхимии, фармацевтики и лингвистики.

Вот, собственно, и все.

Я вспомнил, что мне рассказывала Рагна по этому поводу не далее как прошлой ночью. Я еще удивлялся, как это меня так легко взяли без всякой проверки, и моя жена сказала: «Ну так если у них один новый препод сбежал перед самым началом учебного года, они действительно в безвыходном положении! Некромантов адски мало, ты сам знаешь. Заработать ученому некроманту очень легко, притом весьма кругленькие суммы. А в Академии хоть и щедрая плата, но не настолько, чтобы она оправдала потерю свободы и не самые легкие обязанности. Тут задерживаются либо фанаты своего дела, либо карьеристы, либо чистые исследователи. И то довольно высокая текучка. Да что там, даже меня, при всей моей асоциальности, звали преподавать — и десяти лет с моего выпуска не прошло! Я, конечно, отказалась. Ну а ты явился с четырьмя отлично настроенными скелетами, да еще иномирной женой — значит, ходил порталом, значит, много зарабатывал. Плюс детей живыми довез. Этого, в общем, более чем достаточно для формирования первоначального кредита доверия!»

Ну, что тут можно сказать. Если двенадцать человек для них — большой набор, и они ожидают, что до второго курса доживут лишь десятеро, то, в общем, можно понять, почему так.

Правда, четверка юных некромантов не доставила мне больших хлопот, и я не заметил, чтобы кто-то из них был близок к мрачным мыслям и депрессии, которые для юного некроманта равносильны самоубийству. Но, может быть, просто повезло. Насчет остальных восьми ребятишек я пока такой уверенности не испытывал.

Мое первое знакомство с группой произошло в тот же первый рабочий день — еще до начала учебного года.

Все юные некроманты проживали в общежитии: таково было правило. На других факультетах ситуация была иная — Леу и Лиихне никто и слова не сказал, когда они заявили, что сами разберутся со своей жилищной ситуацией. Но я уже понял, что некроманты в Академии одновременно и существа привилегированные, и несколько на отшибе, что ли. У них все особое, куда ни кинь.

И вот тут проявилось первое явное сходство с Хогвартсом (а я, конечно, не мог не сравнивать Академию с книжками о сами-знаете-ком — как студент педагогического в конце девяностых и начале двухтысячных, я просто не имел шанса от них увернуться!). В смысле, детей расселили по смежным комнатам на одном этаже, с общей факультетской гостиной. В комнатах жили по четыре человека, и моему курсу полагалось бы занять три — однако в силу того, что девочек было всего трое, а мальчиков девять, комнат получилось четыре, и учеников распределили в них по трое. К старшекурсникам, слава богам, их подселять не стали.

Я уже знал, что перекос неслучаен: женщин-некромантов в принципе меньше! Обычно не вдвое меньше, чем мужчин, но существенно. И это связано с тем, что у девочек Ядро чаще проявляется в юном возрасте, когда мрачные мысли и сильные негативные эмоции с большей вероятностью приводят к гибели. Бывает даже — мне это Рагна рассказала, и тут я содрогнулся от ужаса и от души пожелал, чтобы нашу семью это не коснулось — что Ядро Нежизни проявляется у младенца, и тот погибает, едва родившись. Точнее, в процессе родов, которые так-то для малыша достаточно дискомфортные. И ничего с этим не сделаешь, никак не спасешь — ни некромантией, ни другими чарами: ребенок еще слишком мал, чтобы на него как-то психологически повлиять! У девочек такой синдром раннего Ядра встречается чаще, чем у мальчиков.

Кстати говоря, обратное правило: девочек с Ядром Природы больше именно из-за этого! Здесь ранняя манифестация Ядра, наоборот, дает им больше шансов избежать всяких младенческих и детских хворей. Так что факультет Природы по праву считается в Академии цветником и лучшим местом отыскать жену.

Так вот, а «моих» девочек оказалось всего три штуки. Одной по анкете было тринадцать лет, но выглядела она на все шестнадцать, если не на двадцать! Вот не знал, что в местных условиях возможна такая акселерация. Высокая девица, чуть ли не с Мириэль ростом, со вполне развитой фигурой, и даже лицо уже не совсем детское — то есть надо приглядываться, чтобы понять, что перед тобой именно ребенок. Звали ее Маргарита Бангер-Кнейт, и по двойному имени я заключил, что передо мной дворянка — так и оказалось. Так-то дети уже все переоделись в черно-фиолетовую форму некромантского факультета, и по одежде понять, кто есть кто, было затруднительно. Разве только по прическам и сопутствующим аксессуарам (Аня, например, сохранила свой чепец, который выдавал в ней девочку из нижних слоев общества). И последняя, по имени Мелисса Картер, на фоне Маргариты и Ани не выделялась: темные волосы, темные глаза, средне-симпатичное личико, выглядит на честные двенадцать, речь правильная, без явных диалектизмов и деревенского говора.

Шестерых мальчишек, помимо тех, кого я сопроводил в Академию, звали Симон Аруано, Питер Эдвардс, Гийом Жувар, Альбрехт Ретс, Финн Эверетт и Роже Дюпен. Сильнее всех из них выделялся Питер Эдвардс: мало того, что самый старший, он еще вдобавок оказался из какой-то явно непростой семьи, хоть и не дворянской, потому что шпагу или меч он не носил. Зато вместе со школьной формой мальчишка нацепил на себя несколько дорогих колец, браслет, да еще и положенный мальчикам шейной платок заколол драгоценной булавкой. Глядел он на всех несколько свысока, сидел в кресле развалясь. Над верхней губой уже пробивались усики.

«С ним будут проблемы», — тут же решил я.

Тринадцатилетний Симон Аруано, как мне показалось, уже решил идти в подпевалы к Джексону и даже заключил с ним какое-то соглашение: во всяком случае, сидел он рядом и вел себя как подхалим: пытался повторять его реакции в режиме «труба пониже и дым пожиже», смеялся его шуткам. Гийом и Финн показались мне совсем детьми: при официальном возрасте одиннадцать лет они выглядели лет на десять, если не младше. Но Финн сидел рядом с Мелиссой и они вроде бы общались, а Гийом казался особенно бледным, грустным и одиноким. «Обратить внимание в первую очередь», — решил я.

Альбрехт и Роже показались мне, по выражению Лиихны, «нормальным хулиганьем»: в смысле, обычные такие непоседливые мальчишки, вроде Эдвина Олиса. Кстати, с ним эти двое уже успели спеться: сидели вместе, Жан Ренье тоже вроде при них, но чуть в стороне. Я сделал себе мысленную пометку, что надо попытаться Жана «прикрепить» к этой компашке, пусть на них положительно влияет. Если, конечно, они не станут тянуть мальчика назад.

Ну и д’Артаньян, ожидаемо, держался сам по себе, но без демонстративного «нагибания» окружающих, которым страдал Питер. Еще один ученик, с которым наверняка получится непросто.

— Здравствуйте, — господа, — сказал я детям, рассевшимся по диванам и креслам в небольшой общей зоне выделенной нам секции общежития. Других курсов в этой секции не проживало, хотя имелись две пустовавшие запертые комнаты. — Меня зовут Андрей Вяз, я новый преподаватель факультета Нежизни и ваш куратор. Буду вести у вас несколько непрофильных предметов и основы некромантии. Со всеми вопросами обращайтесь также ко мне. Для начала — давайте знакомиться. По списку. Я называю фамилию, человек называет себя и говорит о себе несколько слов. Начну я. Как я уже сказал, меня зовут Андрей Вяз. Я женат, у меня есть маленький сын, мое любимое блюдо — мясной пирог по рецепту бабушки моей жены. Жан Ренье, прошу.

По одному ребята выдавливали о себе несколько слов — в основном, явно стесняясь и не зная, что сказать. Я недаром начал с любимого блюда: это дало детям шаблон, которому большинство и последовало — и тоже, кстати, в основном называли разнообразные пироги! Аня только отличилась:

— Я люблю белый хлебушек, — сказала она мечтательно. — С коровьим маслом! И еще печенье, которым угощал меня господин учитель Вяз!

И произнесла это таким тоном, будто ничего более вкусного даже представить себе не могла.

Я подспудно ждал от Питера или от двух наших дворян какого-нибудь сюрприза уже на этапе знакомства, но нет, ничего.

— Ладно, — сказал я. — Раз с этим покончено, идемте на наше первое занятие.

— Разве сегодня должны быть занятия? — тут же вылез Питер.

— Это трудовое воспитание, — сказал я. — Будем драить подвал, чтобы сделать там мастерскую.

Об этом я уже договорился с Эйбрахтом: подвал некромантского общежития никак сейчас не использовался, так что Хранитель ключей не возражал, если мы его займем.

— Мы? Сами? — поразилась Маргарита крайне удивленным тоном. — А тут разве нет служащих? Или скелетов-уборщиков?

— Есть, — сказал я, — но не про вашу честь. Если сумеете сами анимировать скелет — он будет вам помогать. Правда, сначала его нужно найти… Возможно, пару крыс в подвале убьете. Давайте-давайте. Встаем, закатываем рукава. Ведра, тряпки и щетки я вам уже подготовил.

Ага, я собирался быть жестким преподавателем. А вы что подумали? Перефразируя одного персонажа из едва ли не единственной хорошей книжки о магических академиях, что я читал, «если у меня ребенок во время занятия будет вставать, ходить по кабинету и делать, что вздумается, я попрошу отставки». Но для того, чтобы дети слушались, нужен авторитет. Есть несколько методов, как авторитет может заработать учитель-предметник. Например, захватить интерес и любопытство с первого урока. Типовой прием — кстати, описанный в той же книжке! — даже в педе на филфаке преподают. По крайней мере, у нас преподавали. Выходишь к доске, рисуешь на ней китайский иероглиф «учиться»: ребенок под крышей и сверху когти. (На самом деле там, конечно, ключ «руки», а не «когти».) И говоришь что-то типа: вот, древние китайцы правильно понимали суть процесса! Все, аудитория ошарашена и твоя.

Учителю-классруку подобные способы не годятся, потому что нужно завоевывать не интерес, а уважение — а для этого сразу верно себя поставить. Тот же Макаренко, например, при всей своей гениальности, в какой-то момент хватал пистолет и грозил воспитанникам самоубийством — до такого лучше все-таки не доводить. У мэтра российской педагогики, конечно, обстоятельства были исключительные. Но если перед тобой не колония малолетних преступников, а сам ты не перебиваешься с хлеба на воду в отсутствии всяких ресурсов, лучше все же с самого начала показать себя мужиком (ну или теткой) без нервов, у которого не забалуешь. То, для чего в английском языке есть отличное прилагательное «no-nonsense».

Так что специально для дворников я добавил:

— Давайте-давайте, работа руками — необходима для включения в некромантию! Трупы вскрывать-то не магией будете, а вот этими вот белыми пальчиками, — я для наглядности пошевелил пятерней. — Так что уборка в подвале — самое то, чтобы натренировать брезгливость… для тех, у кого она есть.

Я ожидал, что с Маргаритой-дворянкой будут проблемы, однако девочка на удивление, хоть и морщила носик, пошла в подвал без дальнейших споров и работала… ну, не ловко, но, по крайней мере, старательно. Кажется, ей это все действительно даже показалось интересным! Или, по крайней мере, новым. Аня, разумеется, тоже не возразила. А вот «средняя» девочка, Мелисса, которую я сперва счел беспроблемной, тут же начала:

— Господин учитель, а эта швабра тяжелая…

Я прикинул размер, положил швабру на лавку, стоявшую в подвале, и рубанул ребром ладони — одно из упражнений на резкий выпад энергии, которым учила меня Ханна. И чуть ли не единственное, которое я за два года успел отработать так, чтобы каждый раз получалось без осечек. Вот и теперь получилось: примерно треть черенка швабры послушно отлетела в сторону.

Дети уставились на это с ошарашенными выражениями на лицах.

Я протянул усекновенную швабру Мелиссе.

— На. Владей. До конца года это твой личный инструмент.

— Ой, а можно мне так же? — обрадовалась Аня. — А то у меня тоже тяжелая!

Пришлось повторить на бис.

Мальчики пошушукались, потом Жан спросил:

— Господин учитель, это какая-то магия?

— Всего лишь сила рук, — пожал я плечами. — Кстати, некроманту тоже полезно. Где сила — там и выносливость. Где выносливость — там мощные заклятья. Еще физические упражнения дают хорошее настроение, а некромантам это особенно важно. Так что с завтрашнего дня мы с вами и зарядку делать начнем.

Мальчишки после этого убирались в подвале вообще без звука, а вот на Мелиссу, кажется, фокус впечатления не произвел. Она еще несколько раз подходила ко мне с похожим нытьем:

— Господин учитель, а эта тряпка не отжимается…

— Господин учитель, а я занозу посадила…

— Господин учитель, а мне холодно…

Ответы у меня были короткие:

— Отжимай сильнее.

— Занозу вытащу, когда закончим.

— Никому не холодно, а тебе холодно. Потому что ты не работаешь, а ноешь. Давай-ка энергичнее. Или хочешь сказать, что ты успеешь сделать меньше, чем маленькая Анна?

Сработало! Мелисса, надувшись, отстала и работала вместе со всеми, больше не требуя для себя особого отношения. Да и группа вся стала сплоченнее. Я работал вместе со всеми, но так, чтобы не сделать львиную долю, успевая поглядывать за ребятами, отряжать их на совместные задания («Финн, Эдвин, ну-ка вынесете вот этот старый стол в коридор… Нет, не на помойку, он нам еще пригодится! Роже, Гийом, поглядите, тут что-то присохло… Держите стамеску, отчищайте — по очереди, чтобы руки не сильно устали».) Питер пару раз потерял свои кольца в ведре с водой, на что я насмешливо сказал:

— Рановато ты пока столько нацепил. Кольца на мужчине — признак, что ему можно не работать руками. А тебе еще восемь лет предстоит трудиться.

— Восемь? — возмутился Питер. — Я за пять планирую закончить!

— Если получится, — ухмыльнулся я.

В общем, упахался я за час (а больше мы не провозились) в этом подвале так, будто сутки на стройке кирпичи таскал. Вернулся в нашу квартиру усталый, еле держась на ногах, сразу прошел в спальню и упал на кровать плашмя.

К счастью, по ночам за детьми приглядывали старосты из числа старшекурсников, живущие в том же общежитии (или предполагалось, что они приглядывают), так что мне дежурить не требовалось.

— Бедный ты бедный! — воскликнула Леу. — Ну, как все прошло?

— Нормально, — я перевернулся на спину, поглядел на нее. — Вроде бы. Дети при мне не передрались, никого не поубивали, никто с собой не покончил… Двое мальчиков мне не нравятся, выглядят еще хуже, чем Аня. Надо проверить, что там у них со здоровьем такое. У настоящего мага, я имею в виду. Остальные вроде ничего… проблемная девочка нашлась, маленькая интриганка — причем не та, на кого я думал! Проблемный мальчик, кроме этих двух, в другом роде. А у тебя как и что?

— Ой, прикольно! Мне страшно повезло! — воскликнула Леу, словно позабыв, что вчера ей Академия не нравилась. — Куратор нашей группы — как раз тот мужик, который метаморф! И я ему сразу выложила свою проблему: что я, мол, замуж вышла, а перевоплощаться не научилась, и мне надо срочно научиться, а то родители заругают, что я безответственная! Он посмеялся, но сказал, что ладно, раз так, то будет со мной заниматься дополнительно! Представляешь?

— За отдельную плату, небось? — спросил я.

— Не, бесплатно, но я должна буду ему с исследованиями по его научной работе помочь — он, оказывается, как раз драконов изучает!

У меня неожиданно тренькнул звоночек. Я вдруг вспомнил, что этот метаморф как раз-таки умеет превращаться в дракона!

— Как изучает? — подозрительно уточнил я.

Леу расхохоталась.

— Приревновал! Надо же! Андрей, да ты влюбился в меня, что ли?

— Конечно! — удивленно сказал я. — А ты думала, я тебя не люблю?

— Ого! — Леу прыгнула на меня, все еще лежащего на кровати, оседлав мою грудь — между прочим, довольно приличным весом! Юбка ее длинного платья задралась, обнажив крепкие колени. Леу сказала неожиданно тихим тоном, который не очень вязался с этим энергичным движением. — Нет! Я знала, что ты меня любишь — что ты нас всех любишь. Но все-таки… Мне кажется, вот есть Ханна, Рагна, Мириэль — а есть я… Немножко отдельно.

— Какая ты все-таки глупышка, — вздохнул я, хватая ее за плечи и переворачивая нас, чтобы нависнуть сверху. — Сущая глупышка!

После чего куснул в шею — изо всех сил, потому что только так Леу в принципе это чувствовала. Она выгнулась, снова обхватила меня руками и хвостом.

— Никогда настолько не устаешь, значит? — промурлыкала моя жена.

— Никогда! — подтвердил я.

Для этого сна мы выбрали мой кабинет в нашем маноре — будто я не уезжал никуда. Вот только пока еще не было такого, чтобы Ханна и Рагна сидели в креслах возле моего монументального стола в своем человеческом виде. «Не было, но обязательно будет!» — пообещал я себе.

Я же сидел не за столом, а на полу у ног Ханны, положив голову ей на колени, чтобы она могла перебирать мне волосы — еще одно тактильное ощущение, по которому она скучала (случайно выяснилось, когда меня так стала гладить Мириэль, держа Ханну в руке, и та ахнула: «Андрей, у тебя, оказывается, такие мягкие волосы!»). На моем же рабочем месте сидела Рагна, проглядывая план первой лекции.

— Очень толково, — сказала она. — Даже поправить нечего.

— Подозрительно, — лениво заметил я, потому что мягкие движения Ханны действовали усыпляюще (можно ли заснуть во сне? еще как можно!).

— Я очень тщательно проверила! — успокоила моя самая ученая жена. — Просто ты действительно хорош, Рей.

— А что там с этим перехватом нервной системы? — уточнил я. — Частичное отключение или что?

— Да, шок Нежизнью, именно то, что ты подумал. Это единственный способ, который может помочь некроманту, если ты подозреваешь, что он вот сейчас сам себя упокоит из-за недостатка самоконтроля.

Я вздохнул.

— Будем надеяться, это не понадобится. А то получится, что я подвел детей. Если бы не влез, рядом с ними был бы нормальный некромант…

— Если бы ты не влез, рядом с ними никого бы не было, — довольно резко сказала Ханна. — А ты — это много лучше, чем никто.

— Вот, кстати, — сказал я. — Ханна, ты можешь сейчас показать Рагне часть моих воспоминаний про этих ребятишек? Там есть пара мальчиков… Какие-то они худенькие и бледные очень. Один из сиротского приюта, наверное, просто недокормленный. Другой в семье рос, и я подозреваю, что там может быть ползучее отравление Нежизнью. Ну, как Рагна рассказывала — когда у ребенка депрессивные мысли, но он не сразу себя убивает Нежизнью, а постепенно.

— Давай погляжу, — сказала Рагна, — но чтобы точно сказать, это надо с магическим зрением… А у тебя его нет.

— Сейчас сделаю, — согласилась Ханна. Ее руки на миг замерли в моих волосах. — Смотри!

Кабинет вокруг исчез и на миг возник подвал, дети, двигающиеся вокруг с тряпками и щетками…

— Вот, — сказал я. — Черненький лопоухий — Финн. И тот, у которого нос с горбинкой, Гийом.

— Да, вижу, — сказала Рагна. — Они и правда из мальчиков самые слабые… — Ее голос изменился. — Андрей! Но… послушай, я же вижу их Ядра! И воздействие Нежизни на Финне!

— На Финне? — удивился я. — Не на Гийоме?

— Да, на Финне, ползучее отравление, как ты и думал… Но Андрей! Ты не понял! Я вижу их так, как будто у тебя есть магическое зрение! Как это вообще возможно⁈

Рагна казалась по-настоящему шокированной.

— Наверное, твой амулет в работе? — предположил я. — Видно, он получился лучше, чем ты задумывала! Возможно, от его воздействия у меня какой-то намек на магическое зрение проявляется. Отлично же.

— Возможно… — пробормотала Рагна. — Возможно! Но это очень, очень странно!

— Ничего странного не вижу, — твердо сказала Ханна. — Просто вы с Андреем оба — большие молодцы!

Пришлось нам пока удовлетвориться этим объяснением.