Препод от бога

Глава 3 Путь в Академию

Пол-утра я потратил на то, чтобы разыскать в Авлоне хорошую телегу. Ну а что? Не в карете же везти ребятню! Да, безусловно, карета больше подходила бы богатому владетельному барону, но карета стоила слишком солидных денег — а кроме того, нафиг не была мне нужна. Тогда как телегу, как я рассудил, всегда можно будет перевести в манор, привязав к лошадиной клетке (Леу лишний раз заверила меня, что тяжесть — не проблема), и использовать там.

В общем, в итоге я сторговал хорошую старую телегу с очень высокими бортами — как раз такую, в какой передвигались торговцы между городами — и даже за отдельную плату еще прикупил к ней тент, который можно было на ночь между этими бортами натянуть. Не пятизвездочный отель, но если придется ночевать вне городов, четверо ребятишек как-нибудь улягутся! Мы с Леу и Лиихной собирались, по нашему старому обычаю, ночевать, греясь возле Ночки.

Точнее, это был наш старый с Леу обычай, но орчанка вполне могла разместиться с другого бока.

Я заранее был готов, что д’Артаньян опять начнет возмущаться — мол, не положено дворянину ехать на телеге! Но он без возражений полез внутрь на лавку, даже не начал требовать, чтобы его вместо Леу или Лиихны посадили на лошадей.

И мы двинулись в путь.

В телегу запрягли Ночку, потому что ей было все равно, какой вес тянуть, и дети на первом же привале завалили меня вопросами о големе — мол, ой, какая красивая, а можно погладить, а откуда такая?

Мне не хотелось рекламировать, что это именно моя жена — а то они запросто могли припомнить «Балладу об Избраннике Любви»!

Так что я сказал, специально для маленькой девочки, которую звали Анна Монт — и подмигнув парням постарше:

— Это не голем, а заколдованная принцесса. Злая мачеха превратила ее в страшную-престрашную каменную статую, а потом она приняла форму лошади, чтобы ее не так боялись. В магической Академии я надеюсь найти способ ее расколдовать и сделать снова прекрасной девушкой.

— Ой! — на глаза Анны снова навернулись слезы. — Бедненькая! — она начала всерьез всхлипывать.

Да уж, маленькая некромантша реально плакала по любому поводу! Ее спутники-мальчишки уже даже не реагировали — похоже, привыкли за столько дней.

Возможно, у девочки не все в порядке с кукушечкой. Интересно, в Академии есть маги, которые это лечат?

Кстати… а не помогут ли эти маги и Ночке тоже? Что если у нее не только магическая какая-то беда, но и обычная человеческая депрессия — просто очень глубокая? Еще хуже той, что была у Миры? Ночка-то провела в виде голема точно больше сотни лет — минимум двести, по информации Мишеля.

— А если серьезно? — спросил более богато одетый мальчик, Эдвин Олис.

— А если серьезно, то это тайна, — спокойно сказал я. — Причем не моя.

То, что это тайна в том числе и от меня, я говорить не стал.

Первой ночью нам пришлось остановиться на ночевку у костра: я рассчитывал все время ночевать под крышей, но телега просто не могла ехать даже по хорошей «королевской» дороге с той же скоростью, что и ненагруженная лошадь. А наши лошади шли налегке: Сливку с Лиихниной Грушей мы от поклажи освободили, прагматично перегрузив все на Ночку — да и не так уж много было той поклажи. Еще имелись скелетики, но скелеты способны бежать со скоростью лошадиной рыси, если их правильно запрограммировать, а Рагна — хороший программист.

Так что в пути нас задерживала именно телега. Ну ничего, я выехал с запасом и рассчитывал все равно уложиться в срок.

Леу вечером сразу же заявила, что побежит в лес «размять ноги» — и действительно убежала, но, по моей просьбе, не в виде крохотули-ящерицы, а в более устрашающем двухметровом виде. Оставшись со мной почти наедине — Лиихна по-прежнему изображала стоически немногословную орчанку-наемницу — дети тут же завалили меня вопросами. Как ни странно, они касались не моей жены-оборотня, а, в основном, их последующей учебы:

— А как там, в Академии?

— А учиться сложно?

— А где мы там будем жить? А как там кормят? А учителя строгие?

На некоторые вопросы я знал ответы благодаря Рагне и переписке с Академией, на какие-то — благодаря своему собственному опыту. Да, учиться сложно, жить будете в общежитии, кормят сносно, если подлизаться к поварам, можно получить добавку (последнее — универсальное правило, оно везде так).

А потом вдруг мальчик в поношенной одежде, Жан Ренье, тринадцать лет (вопреки моему первому впечатлению, он оказался самым старшим — Эдвину и д’Артаньяну было по двенадцать) вздохнул и сказал:

— Меня, наверное, сразу отчислят… Я даже читаю до сих пор с трудом!

— Ты что, даже в бесплатную школу не ходил? — удивился Эдвин.

— Ходил… Но надо было мамке по хозяйству помогать, так что я пропускал часто. У меня же восемь младших братьев и сестер! Или, может, уже девять…

— Ого! — оценил я. — Так ты, выходит, третий взрослый член семьи получаешься… И как они там все без тебя?

— Не говорите, — по-взрослому вздохнул Жан, — сам не знаю. Но мамка с папкой сказали, что точно надо учиться! Я как некромант кучу денег заработаю и всем помогу.

— Да ладно, ты правила Академии нормально прочел, — сказал Эдвин. — И дальше как-нибудь справишься! Анна вот совсем читать не умеет.

— Я умею! — воскликнула Анна. — Я знаю алфавит! А, бе… — она запнулась, покраснела и снова тихонько заплакала.

Я вздохнул.

— Знаете, ребята? Давайте я вас немного проэкзаменую, чтобы вы так не боялись перед Академией. Ну и позанимаемся заодно. У меня совершенно случайно с собой и Устав, и Правила внутреннего распорядка, и даже пара конспектов…

Да, я захватил с собой конспекты големовода и еще пухлый конспект по основам некромантии для Рагны: она специально подготовила для меня что-то вроде справочника, чтобы легче было ориентироваться в более продвинутой литературе. Ну, вот теперь и пригодится.

Так что я попросил Ночку сделать гриву поярче — она могла светить ровнее, чем костер — и начал при этом свете проверять знания своих подопечных.

И меня ждали сюрпризы!

Во-первых, Жан на самом деле читал и считал совсем неплохо — проблемы у него были именно с беглостью чтения, он вдумывался в каждую строчку, если не в каждое слово. Писал тоже с большим трудом, но неожиданно грамотно и даже каллиграфическим почерком. Только металлическое перо держал странно.

— Я очень старался, на песке палочкой отрабатывал, — пояснил он.

А вот Эдвин, несмотря на свое бахвальство, хоть читал и бегло, писал с большими ошибками, а считал еще хуже — еле-еле таблицу умножения до пяти знал! Жан, для сравнения, знал наизусть таблицу до двадцати. Опять же, «я старался, учил наизусть, когда отцу помогал».

У Д’Артаньяна не было проблем ни с чтением, ни со счетом, хотя отвечал он мне через губу и всем своим видом показывая, что не очень-то я ему нравлюсь, он меня терпит только чтобы до Академии добраться. Он даже мог решать уравнения с неизвестными и вообще показался мне крайне неглупым парнем, хотя и не таким умником, как Жан — частенько отвечал с ошибками. А вот Жан, кажется, ошибок не делал вообще: если он чего-то не знал, то говорил, что не знает, а если уж брался отвечать на вопрос, то давал только правильный ответ.

Ну и наконец Анна, или Аня, как я ее быстро стал называть. Когда девочка кое-как высушила слезы, выяснилось, что она отлично справляется с четырьмя арифметическими действиями в пределах сотни и даже знает, что такое процент. Но не умеет читать и ничего не знает об окружающем мире! Точнее, искренне уверена, что вокруг во множестве бегают демоны, драконы, заколдованные принцессы, темные маги и так далее. Она даже Академию представляла весьма смутно и очень удивилась, когда ей сказали, что там придется постоянно читать и считать.

— А ты как думала? — спросил я. — Что над тобой взмахнут волшебным посохом — и ты сразу станешь ученой некромантшей?

— А разве нет?

— Нет.

Я приготовился к потоку слез, но она вместо этого, кажется, задумалась.

— Где же ты росла такая? — воскликнул Эдвин. — В темном чулане? Одни сказки слушала и мешки с зерном считала, как Золушка?

Я слегка удивился, что он до сих пор не знает, но задним числом понял: похоже, Аня столько плакала, что они даже не смогли ее расспросить о ее прошлом!

— Да… — тихо сказала девочка. — Все так. Только мешки считала не я, а господин младший управляющий, а я училась. А потом он увидел, как я играю с трупиком крысы, и написал в Академию…

Вот это поворот, что называется.

— А в этом чулане еще кто-то жил, кроме тебя? — спросил я.

— Ну конечно! Все дети, которые работали на кухне! И младшие поварихи.

— Это они сказки рассказывали?

— Ага!

У меня возникло еще одно подозрение:

— Слушай, а вот… про твой возраст именно этот управляющий сказал?

— Да, он отписал в Академию, что мне одиннадцать, и страницу из храмовой книги с регистрацией приложил! — быстро-быстро затараторила Анна. — Мне одиннадцать, просто я такая маленькая и худенькая, вот и выгляжу моложе!

Из глаз у нее снова закапали слезы.

Так. Тут тоже, похоже, ясно. Очень вряд ли ей действительно одиннадцать!

В результате несколькими расспросами я вытянул из Ани ее историю.

Она понятия не имела, кто были ее родители — ни отца, ни матери не помнила. Росла с малых лет при кухне в большом поместье, выполняла всякую работу, которая была ей по силам. Самое раннее, что помнила — вытирала насухо тряпкой большие металлические тазы, потому что к глиняной и стеклянной посуде ее не подпускали. Ночевала в чулане с зерном, где в углу стояли топчаны для самой младшей прислуги, которая работала почти или совсем бесплатно, за еду, и которой некуда было пойти.

— И ты всегда так много плакала? — спросил я ее.

— Всегда! — шмыгнула носом девочка. — Когда все время плачешь, меньше работы дают! И сразу бить перестают! И даже хлеба лишнего могут дать! Но только если по-настоящему плачешь, а не так, как Милли — ее просто били, и все. Так что я по-настоящему плачу, вы не думайте! — и она снова заплакала.

Ясно с ней все.

— С нами можешь не плакать, — мягко сказал я. — Просто попросить, если хочешь еще поесть или, скажем, теплую шаль.

— А можно? — ахнула девочка, аж слезы прекратились. — Тогда, если у вас есть, дайте мне что-нибудь теплое, пожалуйста, а то зябко! И хлебушка еще, если можно, а то я не наелась…

— Ну дела! — воскликнул Эдвин. — Чего только не бывает на свете!

— Бедняга какая, — покачал головой Жан. — Надо было догадаться, что она не просто так ревет все время!

Дворянчик же ничего не сказал, просто сидел со сложным выражением лица.

Я же про себя подумал: а девочка-то встряла. Видимо, обучение оплачивает хозяин того самого поместья, в котором она жила все эти годы — и, скорее всего, на каких-то кабальных условиях, раз он даже не стал ждать, пока девочка хоть немного подрастет, а выпроводил ее как есть. Станет взрослой — ей отрабатывать и отрабатывать, небось.

Впрочем, когда она станет взрослой (если выживет), то посмотрел бы я на того помещика, пусть даже титулованного, кто станет задирать кого-то вроде Рагны! Где сядет, там и слезет. Хотя, может, ее поэтому и отправили так рано? С расчетом, что когда выучится, будет еще наивным ребенком… Ну-ну. Она и сейчас вполне себе манипулятивная кроха, несмотря на общую наивность и тяжелую жизнь, какой еще вырастет?

(Кстати, здесь сходство с Рагной кончалось: та, насколько я понял по воспоминаниям Ханны и ее собственным, в детстве демонстрировала чуть ли не край аутического спектра — а Анна успела уже отлично разобраться в том, что такое люди!)

В общем, Аня получила и шаль (Лиихна, слышавшая наш разговор, принесла, — а то я думал свой шарф дать), и домашнее печенье от Мириэль и сидела теперь у костра с блаженным, осоловелым выражением лица.

Истории остальных были проще и не такие душещипательные. Отец и мать Жана были поденными рабочими, копили деньги, чтобы открыть свою прачечную — и почти уже скопили, но тут вдруг выяснилось, что у Жана есть Ядро, и на эти деньги собрали его в дорогу в Нент (там кроме оплаты самого обучения предстояло еще много расходов). А само обучение в Академии ему оплатил город. Эдвин происходил из зажиточной семьи мастера-сапожника, был младшим сыном, и учебу оплачивал Цех отца — с тем, что часть денег выплатит его отец, часть Эдвин потом отработает. А д’Артаньян удивил меня своей прямотой. Я-то думал, он вообще ничего о себе рассказывать не захочет из высокомерия, но он сказал:

— Я сын нетитулованного дворянина, мой отец проигрался в карты, заложил и перезаложил поместье. Деньги на учебу в первый год мне подарила родня, потом надеюсь выиграть стипендию или заключить договор с королевским двором.

И смотрел так хмуро, мол, попробуйте только что-то сказать.

Похвальная искренность… если это искренность, конечно. Ох, о чем-то он умалчивает!

— Ну ладно, — сказал я, стараясь говорить максимально уверенно. — В общем, ребята, не все так плохо. Вам в этом смысле повезло с факультетом. С юными магами природы, например, никто не церемонится — не умеешь, значит, учись сам, никто разжевывать не будет! А таких, как вы, стараются подтянуть. Так что даже Ане с Эдвином отчаиваться не стоит, если будете стараться, постепенно всему научитесь. А у Ротимера и Жана вообще все в порядке, особенно у Жана — зря ты волновался.

Парнишка из бедной семьи аж просиял.

— Как это у меня все плохо? — ахнул Эдвин. — Я ж нормально учился!

— Видно, ваш учитель сквозь пальцы смотрел на свои обязанности, — пожал плечами я. — В Академии нужен совсем другой уровень.

— Господин учитель! — тут же воскликнула Аня. — А не могли бы вы меня поучить… немножко, пока мы едем? Я буду очень-очень стараться! Как Жан!

— И меня! — с беспокойством на лице добавил Эдвин. — Мне никак нельзя вылетать из Академии, мне папаня такую жизнь веселую устроит!..

— Посмотрим, — туманно сказал я. — Если будет возможность. Сейчас, например, никакой учебы: вам всем уже спать пора!

Ну что ж, надеюсь, я не наврал, что с неучами-некромантами возятся! Рагна как-то мне вскользь говорила, что на некромантском факультете, с одной стороны, очень жестко следят за дисциплиной и практикуют довольно суровые наказания учеников (временное отключение нервов в руках, например, чтобы не писал ошибок — как вам?), но при этом нужно очень сильно постараться… или, скорее, совсем, минимально не стараться, чтобы тебя отчислили — ну или иметь влиятельных родственников, которые, например, заберут девушку «замуж», не дав закончить обучение. Видимо, с недоброй памяти Эльсбетой Прен именно это и случилось.

В общем, я отправил детишек в повозку, а сам отправился к Ночке, устраиваться на ночлег. И — не нашел Леу. Где-то она все еще бродила… Вроде и нечего переживать за двухметровую драконицу с когтями, крыльями, клыками и Ядром Природы, но я поймал себя на том, что сердце у меня не на месте.

Дети постепенно успокоились в телеге, костер прогорал — а Леу все не шла.

— Ваша милость, хотите, идите в лес, позовите ее, — вдруг сказала Лиихна, вышивавшая что-то при свете костра (трюк, для которого нужны орочьи глаза!). — Я же вижу, вам хочется. Я за детьми послежу.

— А ты не против? — уточнил я. — Они не твоя ответственность.

— Так и не ваша тоже, — фыркнула орчанка. — Ничего, нормальное такое хулиганье. Если бы я замуж вышла, когда положено, у меня б свои уже такие подрастали.

— Еще выйдешь, — пообещал я.

— Вряд ли, — сухо сказала Лиихна.

— Что так?

— Я второй раз не предлагаю.

Я молчал, не зная, что на это ответить.

— Я знаю, что вы знаете, — спокойным тоном добавила орчанка. — Тот разговор с Габриэлем. Я потом вас в траве заметила.

И что мне теперь, сказать: «Да найдешь кого-нибудь другого»? Лиихна упрямица, каких поискать. Если уж влюбилась — или решила, что влюбилась, а в ее случае это плюс-минус одно и то же — точно просто так не разлюбит.

— Он еще передумает.

Лиихна хмыкнула.

— Может, и передумает. Только тогда ему придется постараться! Я себя тоже недешево ценю.

Как у некоторых людей все сложно… И у орков тоже, конечно же.

Но я воспользовался своевременным предложением Лиихны, рассудив, что детишки, во-первых, не московские школьники на выездной экскурсии: вряд ли будут шариться по ночным кустам в поисках удобной точки для распития спиртного, чтобы учитель не видел. Поостерегутся нечисти. Да и вообще, скорее всего, не проснутся, умотавшись за день. Так что на Лиихну присмотр вполне можно оставить: раз пообещала, она их, если что, плоской стороной топора в телегу обратно загонит.

Поэтому я осторожно углубился в лес, сжимая на боку рукоять сабли Мириной бабушки. В этот момент я особенно остро почувствовал, как мне не хватает Ханны — тем более, что прошлой ночью я так упахался (во всех смыслах!), что спал как убитый и никаких наведенных снов не видел.

Впрочем, в самом центре королевства наткнуться на нечисть или диких зверей шансов было мало, а от того, что на меня выскочит, я надеялся отмахаться без особого труда.

…Ну или вовсе не собирался отмахиваться.

— Ну наконец-то! — проговорил хищный, но в то же время ласковый голос. Впереди в чаще вспыхнули желтые, с мраморными серыми разводами глаза. — А я жду-жду… А моя дичь где-то гуляет.

— Извини, детишек укладывал, — я отцепил меч и бросил его на траву. — Ну что, мне от тебя побегать? Или сразу нападешь?

— Ох, нападу! Терпения уже нет бегать!

После чего Леу действительно напала.

— … На самом деле девочка может быть не такой манипулятивной, как ты думаешь, — задумчиво проговорила Рагна, подкидывая в костер веточку. Она снова была одета, будто девушка с моей родины: в джинсы и простую белую футболку. Это очень ей шло: изящная аккуратная фигурка, небольшая, но ладная грудь смотрелись невероятно выгодно! Только две длинные черные косы, свисающие почти до земли, выбивались из образа: в моем мире мало кто отращивает и заплетает такие.

— Да я не думаю, что она какая-то юная серая кардинальша, — усмехнулся я, чуть приобнимая жену за талию. — Просто старалась использовать те скудные карты, которые были у нее на руках. И, возможно, заработала себе на этом расстройство психики… ну да поглядим.

— Вот я и говорю, может быть, это жажда жизни так проявляется, — качнула головой моя супруга. — Мне бы, конечно, самой на нее посмотреть, а не в твоих воспоминаниях… Но я видела такое. Не у себя — у меня Ядро поздно проявилось, уже лет в тринадцать, это верхняя граница обычно. В этом возрасте я достаточно умела владеть собой. Но был у нас в группе мальчик, там тоже… эмоции без конца и края. Родом из какого-то достаточно глухого угла, у него Ядро манифестировалось совсем рано, похоже, лет в шесть или семь — точно не понять было, потому что он впервые попался на глаза человеку с магическим зрением только в двенадцать. Обычно для юного некроманта это приговор. Но тут… Нам потом наш куратор объяснял: именно благодаря тому, что Тони такой несдержанный, что его мотыляет из гнева в радость и обратно, он сумел дожить до своего возраста. Видимо, он достаточно рано заметил, что когда начинает злиться на себя или приходить в отчаяние, то ему становится плохо — физически. И нашел из этого единственный выход: начал немедленно сбрасывать весь негатив на окружающих! Подсознательно нашел, заметь, сам не понимал, что делает. В результате как раз к двенадцати годам родители потащили его к целителю…

— И что с ним потом стало? — спросил я.

— Понятия не имею, — дернула плечом Рагна. — Академию он закончил в один год со мной, но контакт я с ним потеряла. Вроде, он под конец, наоборот, помешался на самоконтроле: тот еще закомплексованный тип стал! Я же с ним близко не сходилась… как и ни с кем в принципе.

— Ничего, — жизнерадостно, но не очень разборчиво — не успела прожевать мясо — заметила Ханна. — Главное, сейчас с Андреем сошлась! А тут он еще расшифрует твой способ вернуть тебе тело — вообще отлично будет!

Мечница сидела по другую сторону костра, тоже в одежде из моего мира — походные брюки-хаки и спортивная майка с открытыми плечами, которая выгодно эти самые плечи подчеркивала. Ханна, когда увидела себя в таком наряде, сказала, что впервые кто-то нашел фасон, который ей действительно идет — я аж возгордился!

Она пользовалась нашим общим сновидением, уписывая с вертела поджаренных куропаток по рецепту Мишеля, вкус которых почерпнула в моей памяти. Ибо секс — одно из самых приятных плотских удовольствий, но далеко не единственное!

— А в целом как? — спросил я. — Я с ними все правильно делал?

— Ну, я не знаю, насколько правильно, что ты взвалил на себя ответственность на группу незнакомых детишек, но, зная тебя, ты, наверное, иначе не мог, — улыбнулась мне Рагна. — А по некромантской части все правильно рассказывал. Я даже удивилась. То есть я знаю, что ты очень умный и легко учишься, но понятия не имела, что настолько!

— Просто ты — очень хороший учитель, — улыбнулся я. — Как Ханна! Она меня с мечом гоняла, а ты рассказывала всякое. А я, видишь, внимал каждому слову.

— Льстец, — фыркнула Рагна. — В Ханниной-то области твой прогресс был виден! А в своей… я даже не знала, что ты так хорошо все это запоминал!

— Да я сам не знал, — пожал я плечами. — Просто вылезла… учительская привычка. Говори уверенно, следуй логике процесса — и проканает.

— Так ты все-таки учитель, как твоя мама! — Что ни говори, смех у Ханны дивный, особенно в такие моменты, как сейчас, когда она счастлива и довольна. — А что не признавался?

— Да как-то… Я в свое время в педагогический пошел по таким… не очень правильным причинам, — я решил замять этот вопрос, потому что перед Ханной мне было стыдно признаваться, что косил от армии. Пусть даже на дворе стояли «лихие девяностые». — И по специальности проработал всего ничего. Ту страну, где я жил, тогда лихорадило, учительская профессия стала очень… непрестижной. Плохо оплачиваемой, учителей не уважали совсем. А я женился как раз — на Алине, я вам рассказывал. И стал искать, где бы побольше заработать. Семью ведь надо было содержать. Ну и нашел, конечно. Пошел в торговцы, если по-здешнему. Или, скорее, в торговые приказчики.

— И, конечно, преуспел, — кивнула Рагна. — Хотя немного жаль. Похоже, учитель — это твое призвание.

— Мое призвание — быть с вами. Все остальное не так существенно.

— Даже сложно представить, как это: учитель — и непрестижно! — Покачала Ханна головой. — Но я тебе верю, конечно. Каких только чудес не бывает!

— Как дома? — спросил я. — Как Мира, как Саша?

— Все здоровы, — сказала Рагна.

— У Саши зубик режется! — добавила Ханна. — Представляешь? Уже!

— Не может быть!

Так мы обменивались новостями — а их накопилось на удивление много, хотя всего два дня не виделись. Наконец я вспомнил, что еще хотел спросить у Рагны.

— Слушай, а как так получилось, что дети не насторожились? Они должны были почувствовать, что талисман, — я коснулся груди, — не Ядро Нежизни, как ты и говорила! Но при этом меня посчитали преподом с некромантского факультета…

— Так там не только некроманты преподают, — вскинула брови Рагна.

— Но они-то этого не знают! Они вообще ничего об Академии не знают. И… — я вспомнил одну фразу д’Артаньяна. — Этот дворянчик, Ротимер, со мной так говорил, будто я некромант.

— Хм… Да, пожалуй, странное что-то. И ведь не спросишь… Ладно, может, они просто мелкие совсем, не разобрались пока? — предположила некромантша. — В Академии тебя точно насквозь увидят, так что не пытайся и там изображать преподавателя!

— Да ты что, — засмеялся я, — и в мыслях не было! Они-то знают, что я у них не работаю! Там я скажу честно: мол, мне было по пути, пожалел детишек. Это сейчас я не откровенничаю, чтобы ребята доверия не потеряли. Не казнят же меня за это тамошние профессора?

— Не казнят, ты ведь прямо нигде не назывался ученым магом, — качнула головой Рагна. — Но на благодарственную грамоту тоже не рассчитывай!

— И в мыслях не было.

— Знаем, что у тебя в мыслях, — фыркнула Ханна. — Леу молодец. Ты уверен, что она в этом теле точно от тебя не понесет?

— Не уверен, но мне все равно, — пожал плечами я.

— Не понесет, — сказала Рагна. — Ей нечем. Она так и не разобралась в нашей системе размножения, так, внешнее подобие слепила… А вот если метаморфирует по-настоящему — то да, сидеть ей на яйцах, как она говорит!

— На яйцах? — удивился я.

— Ну да, она же будет в своей истинной форме рожать, а как ты хотел? — в свою очередь удивилась Рагна. — И детки — у них обычно сразу несколько зародышей — тоже вместе с ней перекинутся, автоматически. Так что имей это в виду. Будешь ты отцом драконов, если у вас все получится.

Я фыркнул.

— А звучит!