Субботу в столице мы с Леу тоже провели плодотворно: сходили в банк, пополнили счет Рагны, чтобы там хватало средств на оплату налога за землю, — и открыли еще два счета, на имя меня и Леу. Чисто для того, чтобы не хранить все деньги в одной корзинке… то есть Ночке. Мало ли. Пригодится. Правда, полностью на банки полагаться я тоже не хотел: даже при условии, что выбранный Рагной банкпросуществовал уже больше сотни лет, это не значило, что он не лопнет в ближайшие годы. А тут государственного страхования вкладов нет: если банк накроется, то мы все деньги потеряем. Ну и в общем при околонулевом местном уровне инфляции — я не спец в экономике, но я так понял, это во многом следствие того, что золото и серебро добывались только Королевским казначейством, и оно тщательно регулировало их приток — вклад в банке был не особо надежнее, чем сундучок с монетами в подвале. Я бы даже сказал, менее надежен. Так что эти средства были нужны, скорее, затем, чтобы в случае нужды мы могли через векселя получить деньги в любом банке королевства. Мало ли, куда нас вдруг занесет — и без средств!
А векселя тут, к счастью, были уже в ходу.
Остаток субботы мы отлично провели в компании Хелены и Миша: отправились на конную прогулку по центру столицы (у наших друзей нашлись запасные лошади), поиграли с маленьким Мишем, еще поболтали о всякой всячине. Я, между прочим, рассказал Мишелю о казусе с амулетом и о том, что во мне все видят Ядро Нежизни.
Он очень удивился.
— Впервые слышу о таких амулетах, которые могут создать впечатление ядра… но не удивлен: познания Рагны внушают уважение, а я знаю из этой сферы только то, что мне нужно непосредственно по работе! Но давай-ка я посмотрю на тебя истинным зрением…
Он слегка сощурился, удивленно разглядывал меня минуты две и сказал:
— Да, это выглядит так, как будто ты обзавелся Ядром Нежизни! Не мог бы ты снять амулет? Хочу убедиться.
Я послушно разделся до пояса, снял «сбрую», Мишель обозрел меня еще раз.
— Человек как человек, — заметил он. — Никаких особых способностей не вижу, если не считать печати богини Любви.
— О, так у меня есть такая печать? — удивился я.
— Разумеется, а как бы мы еще тебя проверили? Она не сразу проступила, в первые дни после переноса сюда не было, поэтому мы тебя на той дороге и не сразу узнали. Но это нормально для божественного благословения. К концу первого месяца в этом мире у тебя уже эта печать была.
— А маги ее тоже видят?
— Не уверен. Ядро дает магическое зрение, которое позволяет видеть магию, но не божественное… Истинное зрение видит все сразу. Ладно, это тонкости. Давай теперь амулет отдельно осмотрю.
В амулете отдельно от меня Миш диагностировал Ядро Воды — как и полагалось бы.
— Чудеса, — только и сказал он. — Я бы на твоем месте как раз в Академии и проконсультировался на этот счет. Но ты же не хочешь там всем давать знать, что Ядра у тебя нет?
— Не хочу, — сказал я. — Ладно, вот приеду домой на каникулы — с Рагной поэкспериментируем.
А в воскресенье мы с Леу уже с утра полетели назад в Академию. Дома я бросил вещи, осведомился у Лиихны, как у нее дела, — ожидаемо, нормально, отлично провела субботу, отправившись с подружками на речную прогулку, — после чего пошел к своим некромантятам. И на меня чуть ли не на пороге общей гостиной налетела плачущая Аня!
— Господин учитель! Господин учитель! Там объявили ко-о-онкурс… А я не смо-о-гу… Я еле пишу-у… А там сочинение!
— Так, давай разбираться, — я подхватил девочку на руки — наверное, не стоило бы, но уж больно Аня была крошечной, рефлекс сработал, — потом сгрузил в кресло и уже привычно протянул носовой платок. Оглянулся на остальных ребят в гостиной.
— Ну-ка, рассказывайте, в чем дело, пока Аня ревет.
— Объявили конкурс, — неохотно как-то произнес д’Артаньян. — Первый приз — двадцать золотых. Среди всех студентов некромантского факультета.
— Там нужно на вопросы ответить по разным дисциплинам, — добавил Роже, в каждой бочке затычка. — И сочинение написать. Я уже поговорил со старшекурсниками, вопросы обычно не очень сложные, но они для всех одинаковые, для всех курсов! Нужно хорошо всякую математику-логику-риторику знать, чтобы ответить! А сочинение — вообще закачаешься.
— У нас нет шансов, — спокойно сказала Маргарита, дочь из довольно состоятельной семьи, чьи родители полностью оплачивали ее обучение и которая потому не видела смысла напрягаться.
— Совсем не-ет, — заныла Аня. — А двадцать золотых — я бы девятнадцать золотых отложила, а на один столько сладостей бы накупила! На целый год бы хватило!
— Ты ведь всегда ешь десерт в столовой, — поддразнил ее я.
— Десерт только к ужину дают, и он не всегда вкусный, а я хочу каждый раз, и чтобы вкусный! А чтобы каждый раз, нужно покупать, а у меня денег нет!
Я вздохнул. Предлагать карманные деньги ученику из своего класса — это совершенно неподобающий поступок для учителя, и ничего подобного я делать не собирался, но девочку было очень жалко. Правда, Аня смастерила несколько неплохих кукольных кроваток и комодиков, а также пошила очень симпатичные кукольные платья и самих мягких кукол. Если удастся их продать на зимней ярмарке, свою мелочишку на сладости она получит. Уж я постараюсь, чтобы конкретно ее вещи продались.
Кстати, насчет невкусного десерта надо повыяснять: Леу вон тоже жаловалась на столовскую еду. Возможно, кто-то там сильно заворовался.
— Ладно, давайте вернемся к этому конкурсу, — сказал я. — Когда он пройдет?
Выяснилось, что в середине декабря, а результаты огласят уже после каникул. Ну или прямо на каникулах для тех, кто остается в школе. А такая возможность для юных некромантов предусматривалась: деканат отлично знал, что большинство просто не успеет добраться до дома и обратно за две недели. Более того, они могли жить здесь даже во время летних каникул — но за это начислялась отдельная плата в счет их долга Академии, поэтому некоторые спонсоры предпочитали забирать на лето детей к себе. Так, я знал, что на зимние каникулы почти все «мои» дети остаются в школе, кроме Питера и Маргариты — их родители были достаточно богаты, чтобы лишние транспортные расходы их не пугали. А вот на летние разъедется куда больше народа. Даже Жан поедет: его городок находился всего в дне пути от города Эдвина, так что он рассчитывал большую часть пути проделать с родителями приятеля, которые обещали приехать за сыном, а остаток самостоятельно. Родители Альбрехта и Роже жили не так уж далеко от столицы и они могли доехать в почтовых каретах, за Мелиссой и Симоном родители тоже собирались кого-то прислать. По сути, в школе на каникулах должны были остаться только Финн, Гийом и Аня — самые мелкие, слабенькие и плохо обученные мои некроманты. По этому поводу у меня начал складываться план, но я решил, что погожу его высказывать и обсужу сначала с моими женами.
— Ребята, вы зря сразу ставите на этом крест, — сказал я. — Сочинение не обязательно должно быть написано сложным языком. Наоборот, если вы напишите максимально просто, но у вас будут правильные и глубокие мысли, экзаменаторы могут оценить это гораздо выше.
— И какие же мысли вы считаете правильными и глубокими? — с ехидцей поинтересовался Питер.
— Любые, которые адекватно описывают мир вокруг нас и помогают принимать верные решения в сложных ситуациях, — сказал я. — Или, если верных решений нет, хотя бы такие, из-за которых потом будет меньше больно.
— Например? — так же с ехидцей сказал Симон.
У меня перед глазами сразу же встали Мишель и Кэтрин, но я прогнал этот образ. Потом так же машинально подумал о Рагне и ее преследовании бессмертия… блин, ложная аналогия — она собиралась действовать совершенно правильно, этично, но ее подвело чужое преступление! И единственное, в чем она оказалась виновата в итоге — это в трусости, что не созналась Ханне во всем и заставила ту сто лет мучиться неизвестностью и злиться.
— А это ты приведи мне пример, — сказал я. — Какая глубокая мысль поможет удержаться от неправильного поступка?
Симон фыркнул.
— Мои родители торговцы, это все знают! — он поглядел на Маргариту и Ротимера с легким вызовом. — Глубокая мысль: они всегда чтут законы Королевства, потому что знают — если нарушить их, то потом придется заплатить еще больше денег, чтобы прикрыть последствия, чем выиграешь на нарушении!
Я кивнул. Что-то мне было сомнительно, что его родители действительно так уж скрупулезно честны — но тут ведь надо знать, какие законы нарушить.
— Хороший пример, — сказал я. — То же самое можно легко приложить к работе некромантов: мы не нарушаем правила, потому что их нарушения чреваты для нас же самих… Мы не убиваем души, не создаем личей, не заключаем души в артефакты или големы без их согласия и так далее. А если поднимаем мертвеца, то выбираем либо того, у кого нет родни, либо заручившись согласием родни, либо получив от самого покойного согласие еще при жизни — желательно в письменном виде. Это ясно. Но не советую вам рассуждать в сочинении в таком духе.
— В смысле? — обиделся Питер. — Почему?
— Потому что вы сами еще не проверили это на опыте, — сказал я. — Вы ни разу серьезно не нарушали правила, не получали воздаяние за содеянное и не убеждались на опыте, что лучше сразу не грешить, чем расхлебывать последствия…
— Ну, почему, — вдруг сказала Маргарита совершенно обычным, спокойным тоном. — Я, когда была маленькая, воровала у матушки сахар из буфета со специями. Когда узнали, побили мою служанку Люси. Не очень сильно побили, но она почему-то все равно заболела и умерла. Матушка сказала, что, наверное, она уже и так была больная. Я больше с тех пор ничего не воровала.
После этого у меня как-то пропало красноречие.
Я вздохнул и сказал.
— Ладно, желающие поработать над своей грамотностью и гладкостью изложения мысли — будем заниматься с вами именно этим на уроках грамматики. Все равно надо.
Все-таки педагогическая работа непредсказуема! Только ты решил, что поймал бога за бороду и справишься с чем угодно — как детишки подкидывают тебе такой вызов, что теряешь дар речи. И, кажется, я еще заочно начинаю ненавидеть родителей Маргариты…
Мои библиотечные штудии продвигались совсем неплохо: я методично прорабатывал составленный Рагной список, вел конспекты и, кажется, начинал понимать, на какую мысль она пыталась меня навести. Правда, эта мысль мне очень не нравилась. Рагна не соврала, сказав, что способ, позволяющий облечь кости лича плотью, не требовал человеческих жертв — но он был долгим, нестабильным и… затратным!
«Блин, если я верно понимаю, какой чистоты должны быть материалы, — мрачно думал я, выписывая кое-что в конспект, — то одни ингредиенты будут стоить целое состояние! И это само по себе не проблема — деньги мы зарабатываем, а можно заработать и больше. Да вот хоть сама Рагна заработает. Плюс мое учительское жалование в ту же кубышку… Но все, что так дорого стоит, по моему опыту жизни в этом мире, заодно и долго делается! Да еще и сам способ займет несколько лет минимум — ведь речь идет, как-никак, о буквальном выращивании живой плоти в чем-то типа автоклава или гибернационной капсулы! Которую сначала нужно построить…»
Впрочем, может быть, меня навели на этот путь размышлений ложные аналогии из моего мира? Сразу представились капсулы с клонированными девушками в подземелье, вот это все. А Рагна на самом деле имела в виду что-то совсем другое! Так что я продолжал прилежно читать и делать выписки.
С другой стороны, пусть даже способ долгий, муторный, затратный — но работающий… Как знать, нельзя ли его переиначить не для лича, а для филактерия? Может быть, и филактерий Ханны можно поместить в такое же искусственное тело? Если так, то ура — я нашел способ оживить сразу двух своих жен вместо одной! И одновременно с «ура» — «ох». Потому что повторять вот эту вот муторную канитель, которую я предвидел впереди, дважды…
По моим прикидкам, выращивание даже одного такого тела должно было занять лет десять. Может, чуть больше, с учетом, что у нас есть свой маг Природы, способный ускорить рост. Но в любом случае — это что же, получается, только через двадцать лет (при условии, что для Ханны способ тоже подходит, а я пока не был в этом уверен) мы сможем зажить всей семьей? Да уж, перспективочка… Мне, если я верно интерпретировал то, что я вижу в зеркале, будет к тому моменту уже за сорок биологических лет.
С другой стороны, богиня пообещала мне в благословении «здоровье и долголетие». Думаю, с учетом реалий мира лет на сто тут я могу рассчитывать точно. Да еще и некромантское исцеление и омоложение есть… Нет, принимая во внимания все обстоятельства, двадцать лет — не так уж и много!
Как раз над чем-то таким я и раздумывал, когда услышал удивленный возглас:
— Кого я вижу! Рей Вяз, ты что ли?
Голос был незнакомый: ломкий юношеский басок. А интонации — вполне узнаваемые.
Я обернулся — и, ожидаемо, увидел тощего долговязого подростка, богато одетого, в берете с пером и с улыбкой до ушей. Колин Старый собственной персоной! Его никак нельзя было перепутать сейчас с д’Артаньяном или с принцем Бэзилом: он выглядел старше их обоих и, потеряв детскую пухлость, заодно потерял и приятную внешность! Бывает такое: некоторые очаровательные дети становятся очень некрасивыми подростками, а потом, если повезет, вполне симпатичными взрослыми — но Колин до последней стадии еще не дошел! У него торчали уши, выпирали скулы, кадык неловко дергался на длинной шее, а веснушки так и пылали. Впрочем, обаяние в широкой улыбке омоложенного мага никуда не делось.
— Рей, точно! Ни фига себе!
Колин полез обниматься, я ответил. Неформального соревнования «кто крепче», как с Мишелем, не получилось, но я отметил, что мой бывший соратник тоже физическими упражнениями не пренебрегал — не только магией занимался! По сложению он выглядел лет на пятнадцать — такие пятнадцать лет, которые ближе к взрослому, чем к ребенку. Да и ростом вытянулся уже почти с меня.
— Ну охренеть вообще! — Колин понизил голос. — Откуда у тебя Ядро взялось⁈ Я еще сначала подумал — нет, не он, просто похож… А потом ты этак вздохнул и потянулся — ну точно ты. И я обалдел совсем. Это что такое, тоже дар богини Любви? Боги разве так могут?
— Нет, не могут, — так же тихо отвечал я. — Ну или могут, но это не дар богини. Это маскировка от Рагны, один интересный артефакт с Ядром животного в центре. Пришлось вот так схитрить, чтобы проникнуть в библиотеку… Не выдашь?
— Ты что, нет, конечно, скорее, помогу! — Колин оседлал стул рядом со мной. — Слушай, может, тебе какие-нибудь редкие книги нужно получить? Могу записку от преподавателя сообразить.
— Да я сам преподаватель… — вздохнул я, уже понимая, что с шансами моему инкогнито пришел конец.
— Ого! — Колин сделал большие глаза. — Это как тебя угораздило⁈ И как они тебя взяли без диплома? Что, факультет Нежити уже реально на все согласен?
Я усмехнулся, отметив еще одно прозвище некромантского факультета. При мне нас называли Неживыми, Мертвяками и даже Неженками (конкретно первокуров), а вот Нежить — это я слышал впервые.
— Почти. Но на самом деле они меня просто перепутали с одним из кандидатов на вакансию, а диплома просто не спросили — видно, по запаре. У них как раз секретарь в декрет ушла, на ее месте новенькая…
— Куда ушла?
— Отпуск взяла в связи с родами.
— А! Ну да, ну да… — Колин покивал. — Ва-абще! Обалдеть! Ну ты крут, мужик! — Он сдавленно захихикал, прикрывая рот рукой. — А Ковен еще меня называет авантюристом! Ну да посмотрим, что они теперь Амалии скажут! — И он захихикал еще сильнее. — Слушай, а ты что, выходит, с этим артефактом и колдовать можешь?
— Не, не могу, — отперся я. — Но первокурсникам пока моих знаний хватает. Выкручиваюсь. Не знаю, что буду делать, когда в следующем семестре практические занятия пойдут… Ну, пару раз, наверное, попрошу одного мальчика ассистировать, он у нас уже собаку как-то поднял. А так понятия не имею.
Колин снова захихикал.
— Спорим, ты выкрутишься? Я в тебя верю!
— А сам ты как? — Сменил я тему. — В каком качестве здесь? Вроде в библиотеку все еще никого, кроме работников Академии не пускают…
— Так именно в этом качестве! — Колин приосанился. — Я теперь преподаватель!
— Недавно заступил? — Удивился я. — Под конец семестра?
— Почему? Я тут с конца августа, как все…
— А почему я тебя не видел?
— Не знаю, я, вообще-то, тебя видел, но был уверен, что просто чувак похожего роста и сложения — Ядро-то в глаза первым бросается… А! — Тут Колин просиял. — Ты меня тоже видел, но не узнал! Ты насчет моей фамилии-то в курсе?
— Нет.
— Колин Эрроу меня целиком зовут! Профессор алхимии Эрроу с факультета Воды — это я!
Да, кажется, я пару раз мельком видел этого профессора в столовой и в коридорах…
— Но он же такой старенький, седой, с палочкой ходит… — Начал я.
— Ну так! — Колин обрадовался еще сильнее, потом выхватил из кармана накладную бороду, как-то приладил ее к лицу и…
И вместо мальчишки в накладной бороде на меня вдруг посмотрел умудренный старец с коричневым морщинистым лицом и пушистыми белыми бровями, действительно с длинной бородой — которая выглядела абсолютно естественная, будто настоящая!
— Ты тоже крут, — с уважением сказал я. — Ничего себе фокус. Это материальная иллюзия, как у Рагны?
— Ага, у нее прием подрезал… Ну, тут смесь материального и нематериального, если времени побольше, я еще кожу одним хитрым алхимическим составом обрабатываю… — с этими словами он снял бороду, тут же превратившись обратно в подростка, и убрал ее в карман. — Модулятор голоса тоже по ее образцу сделал, она любезно прислала мне спецификации! В общем, пока никто не расколол. И отлично, а то студенты меня как пацана иначе не воспринимают…
— Ну, студенты, может, и восприняли бы, — весело сказал я, — зато сняв маскировку, как удобно по девичьим спальням лазать!
Колин густо-густо порозовел. Особенно малиновыми стали оттопыренные уши.
— Все-то ты знаешь!
Настала моя очередь хихикать.
— Да ладно тебе, — махнул рукой Колин. — Я наконец-то в возраст вошел, когда надо мной не смеются! То есть смеются, конечно, еще как, но сразу не посылают. А потом уж мне обычно удается доказать, что мастерство-то не пропьешь! — Он подвигал бровями. — Так что отыгрываюсь за столько лет воздержания…
— Ну давай, смотри, из Академии не вылети со скандалом, — весело сказал я.
— Смотри сам не вылети! — фыркнул он в ответ. А потом вдруг неожиданно для меня спросил: — Слушай, а ты о Кэтрин что-нибудь знаешь?
Вот тут я не на шутку удивился.
— Почему ты меня-то спрашиваешь? Вы же с ней целый год вместе путешествовали…
— Ну, чуть меньше года на самом деле, — поморщился Колин. — А с тех пор, как расстались, от нее ни слуху, ни духу… Вот я подумал — может, Ханна с ней списывалась?
— Нет, — покачал я головой. — Я помогал Ханне написать ей несколько писем, да и сам от себя писал. Но она ни разу не ответила.
— Эх… — Колин вздохнул.
Я ощутил, как меня охватывает нехорошее предчувствие.
— А как вы с ней расстались-то? Не поссорились?
— Да нет, не ссорились, обычно расстались! Мне знакомый прислал письмо, просил в столицу вернуться, был хороший денежный заказ, ну и приятеля бы заодно выручил. Я собрался ехать, а Кэтрин говорит — нет, мне столица надоела, я, пожалуй, в приграничную стражу наймусь.
— Ого, — сказал я.
От Ханны я уже знал, что приграничная стража — это аналог городской стражи, но если последняя патрулирует улицы ночных городов и ловит, в основном, мелких воришек, а также разнимает пьяные драки (нет, случается всякое, кто-то, может, и поднимается до высот Сэма Ваймса, но Ханне и Габриэлю такие не попадались), то приграничники охраняют крепости на самой кромке цивилизованных земель, там, где нет никаких баронств или герцогств — или, иногда, даже на границах герцогств, если соответствующий герцог отстегнул королю бабла за защиту. Они сражаются с лесной нечистью, патрулируют дороги, выбивая бандитов, и тому подобное. Куда более тяжелая и опасная работа — а плата не так чтобы сильно больше! По сравнению со столичной стражей, даже намного меньше.
— Чего это она? — удивленно спросил я. — Нет, Ханна, так послужив, потом сравнительно легко прошла отбор в королевские рыцари…
— Вот я тоже у Кэт спросил — ты что, в королевские рыцари настроилась попасть? — поддержал меня Колин. — О карьере задумалась? Она посмеялась и говорит, нет, мол, просто надоело бродить по дорогам, а замужество и семья не интересуют, сам знаешь. Хочу что-нибудь новенькое попробовать.
— И она не сказала тебе, куда именно будет вербоваться? — уточнил я.
— Не сказала, — мотнул головой Колин. — Да пограничники и сами не знают, их распределяют по форпостам иной раз далеко от вербовочного пункта. И, выходит, так с тех пор и пропала?
— Выходит… — пробормотал я.
Почему-то зрело у меня нехорошее предчувствие, что Кэтрин умудрилась влипнуть в какую-то историю!
— А у нее же вроде после Темного властелина должно было немало денег на руках остаться, — вдруг дошло до меня. — Она их что, все растратила?
— Не знаю. При мне золотом не швырялась.
Предчувствие только усилилось. Ладно, в любом случае Кэтрин — взрослый человек. Ей лет сорок, если я правильно помню; а мне и моих подопечных хватает, чтобы о них заботиться!
Хотя ощущение, что проблемы наемницы рано или поздно станут проблемами моими и моей семьи, упорно не отпускало.