Предел Адаптации

Глава 3

Прошло два года с того дня, как семнадцатилетний Артём, только что закончивший одиннадцатый класс, приехал в Белоярск и впервые открыл дверь своей комнаты в общаге.

Теперь ему девятнадцать. Он учится на втором курсе, знает по именам половину своего факультета, половину общаги и половину ближайшего магазина. И каждое утро у него начинается с одного и того же.

С чужого матюка из коридора.

— Да кто опять полотенце в душ утащил?!

Артём открыл глаза. Потолок, знакомая трещина в виде кривой молнии, соседний кровать, на которой уже ползком сползал к краю Данила, пытаясь нащупать тапочки.

— Это твой боевой клич? — хрипло спросил Артём, потянувшись.

— Это мой крик отчаяния, — Данила нащупал тапки, натянул. — Вставай, герой. Иначе горячей воды мы сегодня не увидим. А я хочу верить, что она существует.

— Она существует минут пятнадцать, — напомнил Артём. — С восьми ноль три до восьми восемнадцати.

— Вот именно, — Данила поднялся. — А сейчас как раз восемь ноль две.

— Супер, — пробормотал Артём, вскакивая. — Бежим, пока умывальники не оккупировали.

Коридор уже жил своей утренней жизнью. Кто-то шаркал в душ, кто-то стоял босиком в трусах, чистя зубы и параллельно споря о том, какой препод хуже. Кто-то только приходил — опухший, с вонью дешёвого алкоголя, прижимая к груди бутылку с минералкой.

— Как будто я в муравейнике, — пробормотал Артём, протискиваясь мимо.

— Ты — большой муравей, — Данила ухмыльнулся. — Муравей-контролёр. Следишь, чтобы мелкие не вымерли.

— Я слежу, чтобы раковина была свободна, — отрезал Артём, занимая умывальник. — Остальные проблемы решим позже.

Минут через десять, озябшие, но более-менее проснувшиеся, они вернулись в комнату. Данила включил чайник, отчаянно жужжащий на старой розетке.

— Так, — сказал он, рывком открывая шкаф. — Что у нас по утреннему меню? А, ну конечно. Лапша. Как оригинально.

— У тебя же есть овсянка, — напомнил Артём, застёгивая рубашку. — Мать тебе полкило присылала.

— Овсянка — это когда жизнь совсем плоха, — возмущённо сказал Данила. — Овсянка — это край. После неё только смерть.

— Скажешь тоже, — фыркнул Артём. — Давай так: сегодня едим лапшу, завтра — овсянку, послезавтра — что-нибудь из нормальной еды, если до этого доживём.

— Ты оптимист, — сосед вздохнул. — Ладно. Жри свою лапшу. Я потом к Ильдару на кашу напросюсь.

Пока они завтракали, Артём одним глазом смотрел на телефон — в чате группы уже неслись сообщения.

«Ребята, у нас первая пара по теормеху отменяется?»

«Кто-то сказал, что да. Кто-то сказал, что нет. Кто-то сказал, что мы всё равно тупые».

«Я видела расписание: у нас её перенесли. Но не знаю, на когда».

«Артём, ты жив? Ты вообще уже в универе?»

Он вздохнул, набрал: «Жив. Иду. Если препод придёт — спасайте мои вещи».

— Опять что-то перенесли? — Данила наклонился к экрану.

— Как всегда, — ответил Артём. — Теормех временно переехал в параллельную реальность. Нас туда не пригласили.

— А жаль, — Данила взял кружку с чаем. — Там наверняка тепло и нет долгов.

Университет утром встречал привычным гулом. В главном корпусе, как всегда, застряла толпа у расписания. Люди тыкали пальцами в листы, фотографировали, спорили.

— Смотри, — Данила ткнул в один из листков. — Наш любимый профессор по матану теперь будет мучить нас не во вторник, а в четверг. С утра.

— Чтоб я так жил, — мрачно сказал Артём. — Четверг утром — это же святотатство. Ещё бы в понедельник на восемь поставили.

— Не говори громко, — Данила оглянулся. — А то услышат и сделают.

Они поднялись на третий этаж. Аудитория уже была наполовину полна. На одной стороне — тихие, аккуратно раскладывающие тетради студенты. На другой — те, кто ещё выживал после вчерашнего, зевая и пытаясь прикрыть глаза ладонями.

У кафедры уже стоял преподаватель по сопромату, Петрович. Тот самый, с которого, по слухам, когда-то начинали все легенды о провалах и пересдачах.

— Тише, тише, — сказал он, хотя в аудитории и так было не то чтобы шумно. — Я понимаю, что вы все хотите обсуждать какие-нибудь сериалы или мемы, но у нас, на минуточку, механика.

— Механика нашего морального падения, — прошептал Данила.

— Тихо, — усмехнулся Артём.

Петрович посмотрел на аудиторию поверх очков.

— Записываем тему, — сказал он. — И да, любителям записывать только дату и название: я вас вижу.

Пошёл обычный университетский ритуал: доска, мел, формулы, тетради. Артём слушал, записывал, иногда задавал вопросы. Рядом Данила пытался одновременно конспектировать и рисовать в уголке тетради карикатуру на Петровича в виде танка.

— Зачем ты это делаешь, — прошептал Артём во время паузы.

— Искусство, — так же шёпотом ответил Данила. — Я так лучше запоминаю. Смотри: вот это — сила, вот это — опора, — он ткнул в нарисованные колёса, — а это мы под ней.

— По-моему, это мы в ней, — заметил Артём.

Петрович в какой-то момент обернулся, подозрительно оглядел ряд, где они сидели. Рука Данилы молниеносно накрыла рисунок.

— Панфёров, — протянул препод. — Вы, я вижу, в полном сосредоточении. Поделитесь с нами, о чём думаете.

— О равновесии, — не моргнув, сказал Данила. — О сумме моментов.

Аудитория тихо захихикала.

— Вот вы сейчас шутите, — Петрович вздохнул. — А потом будете приходить ко мне с большими глазами и говорить: «мы не знали». Знали. Просто не слушали.

После пары народ повалил в коридор. Кто-то сразу побежал курить, кто-то — в буфет, кто-то — искать препода, чтобы «подмазаться» по зачётке.

Артём и Данила спустились на первый этаж, к автоматам с едой. Рядом уже маячил Ильдар, вцепившийся в картонный стаканчик с кофе.

— Ну, как вы? — спросил он. — Живы?

— Мы — да, — ответил Данила. — Моя вера в высшую математику — не очень.

— У тебя её и не было, — заметил Ильдар.

— Я верю во что-то более понятное, — Данила поднял батончик. — В еду.

— Еда — это святое, — согласился Артём. — Кстати, парни, у вас завтра лабораторная по электронике?

— Ага, — Ильдар поморщился. — И наш любимый дядечка с вечно недовольным лицом. Который если видит, что ты всё сделал правильно, пишет «удовлетворительно».

— Это он так мотивирует, — улыбнулся Артём. — Типа, чтобы мы не расслаблялись.

— Лично я от этого хочу расслабиться и уйти, — буркнул Данила. — В другую вселенную.

Учебные будни тянулись своим ритмом: пары, лабораторные, конспекты, ночи перед зачётами, когда вся общага превращалась в тихий шепчущий улей. Днём — лекции, практики, вечное «кто-нибудь делал третью задачу?» и «дай списать хотя бы схему». Вечером — общага с её правилами, нарушениями и разговорами до ночи.

— Ты чего не спишь? — как-то спросил однажды Данила, повернувшись на скрипучей кровати.

Было около часа ночи. Лампа на столе уже давно выключена, но у Артёма на коленях всё ещё лежал учебник, освещённый экраном телефона.

— Завтра контрольная, — ответил он. — Надо повторить.

— Ты уже третий день повторяешь, — буркнул Данила. — Скоро повторишь до дыр. Закрой. Твой мозг не резиновый.

— Это ты от лица своего мозга говоришь, — усмехнулся Артём. — Я ещё не на пределе.

— Ты просто мазохист, — заключил сосед. — Ладно. Делай, как хочешь. Но если завтра свалишься, я тебя поднимать не буду.

— Поднимешь, — спокойно сказал Артём. — Ты добрый.

— Не называй меня добрым, — возмутился Данила. — У меня репутация.

Иногда вечер превращался в маленькую войну этажей.

Однажды в субботу, когда часть общаги решила, что учёба может подождать, кто-то на шестом этаже включил колонки на полную, и по дому понеслись удары баса.

— Я их убью, — заявил Ильдар, вваливаясь к ним в комнату с подушкой в руках. — Я устану, но убью.

— Ты можешь просто прийти и вежливо попросить, — предложил Артём.

— Я уже три раза просил, — мрачно сказал Ильдар. — Первый раз меня послали. Второй раз сделали вид, что меня не слышат. Третий раз сказали: «расслабься, брат». Я не умею расслабляться под их эту… как её… — он мотнул рукой, пытаясь вспомнить название. — В общем, под это.

— Под дабстеп, — подсказал Данила. — Или что-то, во что он мутировал.

— Вот, — Ильдар задышал чаще. — Я сейчас пойду и выдерну вилку из розетки.

— Я с тобой, — сказал Артём, вставая. — А то ты выдернешь не ту вилку, зная тебя.

— Вы заодно и подерётесь, — предположил Данила. — Возьмите меня посмотреть.

— Сиди, — отрезал Артём. — Если что — свидетелем будешь.

Они поднялись на этаж выше. Музыка реально гремела так, что вибрировали стены. Дверь комнаты была приоткрыта. Внутри трое парней что-то обсуждали, перекрикивая музыку, один подпрыгивал, как на концерте.

— Парни, — громче необходимого сказал Артём, стуча кулаком в косяк.

Музыка на секунду сбавилась. Один из жильцов повернул голову.

— Чего?

— Давайте сделаем чуть тише, — сказал Артём. — Люди тоже живут вокруг.

— Мы тихо, — ухмыльнулся тот. — Это ты громко.

Ильдар уже открывал рот, чтобы выдать свежее, но весьма жёсткое выражение, но Артём чуть коснулся его плеча.

— Смотри, — тихо сказал он. — Сейчас не время.

Он вновь обратился к соседям:

— Ребят, серьёзно. Я понимаю, суббота, всё такое. Но не все отдыхают. Кто-то учится, кто-то спит, кто-то… — он пожал плечами. — Если вы охоту раздавать всем по нервам не закончили, то потом не удивляйтесь, когда вам кто-нибудь что-нибудь сделает. Вода в чайник, майонез в тапки, крышку унитаза наверх…

Парни переглянулись. Один из них, тот, что подпрыгивал, фыркнул.

— Ты нам угрожаешь?

— Я вам предупреждение озвучиваю, — спокойно сказал Артём. — Общажное. Мы все в одной лодке. Можно либо вместе в ней сидеть, либо дружно утонуть.

Удивительно, но сработало. Один из парней чуть скривился, но подошёл к колонке и убавил громкость. Бас ушёл в пол, музыка стала терпимой.

— Норм? — спросил он.

— Уже лучше, — кивнул Артём. — Спасибо.

Когда они спускались обратно, Ильдар бурчал:

— Я бы им так сказал, что они бы эту колонку на помойку сами вынесли.

— Ты бы начал, а потом мы вытаскивали бы тебя из драки, — заметил Артём. — А так всё мирно.

— Ты слишком умный, — вздохнул Ильдар. — Ненавижу. Но пользуюсь.

Помимо учёбы и общаги, в жизнь плотно вошла работа. Стипендия была смешной, родители тянули всё, что могли, но Артём понимал: им тяжело.

Однажды вечером он сидел на подоконнике в коридоре, глядя на тёмный двор. Телефон вибрнул — сообщение от матери: фотка старого дома в Лесном, под которой она написала: «Сосед дом продаёт, цены растут, времена непонятные». Потом ещё: «У нас на пилораме опять сокращения. Отца пока не трогают, но…»

Он долго смотрел на экран, потом написал: «Мам, я устроился подработать. Буду помогать».

Подработка нашлась на складе крупного магазина: разгрузка и погрузка. По вечерам, несколько дней в неделю. Платили немного, но хоть что-то.

— Ты уверен, что не сдохнешь? — спрашивал Данила, глядя, как Артём натягивает рабочую куртку.

— Вполне, — отвечал тот. — Я же не стеклянный.

— Стеклянный — не стеклянный, а человек ты один, — ворчал Ильдар. — Ладно, если что, будем по очереди тебя будить на пары.

Склад оказался отдельным миром: паллеты, коробки, крики кладовщиков, шум погрузчиков.

— Новенький? — спросил начальник смены, крепкий мужик с пивным животом и громким голосом. — Как звать?

— Артём.

— Ладно, Артём, — мужик кивнул. — Тут всё просто. Не роняй, не ломай, не спи. Будет тяжело — говори. Кто молчит, тот потом валяется. Понял?

— Понял.

Тяжело было. После двух пар, лабораторной, а иногда и пары по физике, идти тягать коробки было ещё тем удовольствием. Но к концу смены, когда он смотрел на часы и считал, сколько часов отработал, в голове становилось чуть легче: это его вклад. Его возможность сказать родителям «не переживайте, я справляюсь».

— Ты ненормальный, — говорил Данила, когда тот поздно вечером заваливался в комнату, пахнущий пылью, картоном и чем-то ещё непонятным. — Но я уважаю.

— Напиши это на стене, — усмехался Артём, сбрасывая кроссовки. — Чтобы все знали.

— Напишу, — Данила потянулся за ручкой. — «Здесь живёт идиот, который учится, работает и ещё иногда нас спасает на экзаменах».

— Я не спасатель, — возражал Артём. — Я просто не хочу, чтобы меня отчислили.

— О, — Данила хлопал себя по лбу. — Мы нашли общую цель.

За два года общага стала почти домом. У каждого в ней была своя роль.

Ильдар — вечный аналитик, который мог из ничего сделать лекцию. Ваня — мастер экономии, умеющий из пакета макарон и половинки сосиски сделать «ужин бедного гения». Рома — хохмач, который даже деканат умудрялся зашеймить анекдотом. Девчонки с пятого — те, у кого всегда был чай и кто всегда знали последние новости про всех.

И, конечно, конфликты никуда не пропали. Но они стали частью фона, как шум, который можно убавить.

Однажды, в середине зимы, ночью прорвало трубу в душевой. Вода хлынула сразу на два этажа.

— Мы тонем! — закричал кто-то в коридоре.

Артём выскочил из комнаты в штанах и футболке, ноги сразу оказались в ледяной воде. По коридору бегали люди, кто-то ставил ведра, кто-то пытался что-то подпереть.

— Паника — потом, — скомандовал Данила, выскакивая следом. — Сначала перекрыть.

— А ты знаешь, где? — крикнул кто-то.

— Нет, но мы найдём, — Данила махнул рукой. — Идём вниз. В подвале по-любому что-то есть.

Артём побежал с ним вниз, перепрыгивая через ступени. В подвале действительно оказалась ржавая железная коробка с вентилями. Они вдвоём, матерясь и с трудом, перекрыли один за другим, пока шум воды наверху не начал стихать.

Когда вернулись, коридор выглядел как после шторма: мокрый, кое-где плавали тапки, кто-то выжимал шторы, кто-то шлёпал по луже, неся швабру.

— Я это ненавижу, — заявил Рома, держа таз. — Но я всё равно здесь живу.

— Это и есть любовь, — вздохнул Ваня. — Знаешь все минусы, но не уходишь.

В ту ночь они ещё долго вытирали воду, сушили коридор, ругались, шутили. К утру все были вымотаны, но в странном, почти праздничном состоянии. Как будто вместе пережили что-то, что станет отдельной историей.

Артём всё чаще ловил себя на том, что думает о Лесном не только с ностальгией, но и с тревогой. Мать всё чаще писала, что людей в селе становится меньше, работы тоже, молодёжь уезжает.

Разговоры по телефону стали длиннее.

— Как вы там? — спрашивал он, сидя на подоконнике общаги.

— Да нормально, — отвечала Ольга, но голосом, в котором чувствовалась усталость. — Работаю, как всегда. Люди болеют, дети болеют. Фельдшер нужен всегда.

— Пилорама? — спрашивал он.

— Пилорама… — мать вздыхала. — То работает, то нет. Отца пока держат, но зарплата… Сами понимаете.

— Папа как?

— Папа держится, — голос её становился мягче. — Ты же его знаешь. Молчит, но видно, что устал.

Марина звонила отдельно.

— Я всё думаю, — говорила она, — что им там делать? Мама с её квалификацией могла бы устроиться в городе. Папа тоже. Егор… ему там вообще нечего делать. Честно, если бы не ты и не я, они бы так и остались в Лесном до пенсии.

— Они привыкли, — отвечал Артём. — Дом, огород, соседи.

— Привычка — это не аргумент, — упиралась Марина. — Слушай. Ты с ними поговори. Я тоже поговорю. Надо вытаскивать их оттуда. Пока можно.

Сначала Артём осторожно забрасывал тему.

— Мам, — говорил он во время очередного звонка. — Вы бы… ну… не думали переехать ближе к нам? В город.

— В какой? — удивлялась Ольга. — В твой? Ты там где живёшь вообще? В комнате с мальчиками.

— Не ко мне в комнату, — он вздыхал. — Снять квартиру. Или комнату. Ты могла бы устроиться в больницу. Папа… найдет что-то по ремонту. Здесь работы больше.

— И коммуналка больше, — вставлял в трубку отец. Слышно было, что он сидит рядом. — И цены. И народ. Я уже не молодой, чтобы по городам бегать.

— Ты не старый, — возмущался Артём. — И вообще, вы оба ещё относительно молодые.

— Ты нам комплименты не делай, — Ольга тяжело вздыхала. — Мы вон только ипотеку не взяли — и то чудо. Куда нам теперь город.

— Мам, — мягко говорил он. — Там в селе всё равно всё крутится и разваливается. Ты сама говорила. Здесь хотя бы перспективы есть.

— Перспективы, — перехватил отец. — Расскажешь мне потом про свои перспективы, когда институт закончишь.

Диалог возвращался к учёбе, к его подработке, к Егору, который опять получил тройку, к Марине, которая прислала новые рисунки.

Но мысль уже поселилась. В их головах, и в его тоже.

Однажды вечером, после особенно тяжёлой смены на складе, Артём сидел за столом в комнате, допивая остывший чай. Данила, сидя напротив, перебирал что-то в телефоне.

— Ты о чём такой? — спросил сосед.

— О доме, — честно признался он.

— Ностальгия? — усмехнулся Данила.

— Не только, — Артём покрутил кружку в руках. — Там им сейчас тяжело. А мы с Мариной думаем, как их вытащить.

— Ты хочешь родителей сюда, в Белоярск? — уточнил Данила.

— Да, — кивнул он. — Не прямо ко мне в общагу, конечно. Но в город.

— Ну, — Данила почесал затылок. — В принципе, идея хорошая. Тут работы больше. Мать твоя могла бы в поликлинику или больницу. Отец — на СТО, в ремонт, на склад. У меня двоюродный так же переехал. Ты квартирки смотрел?

— Пока нет, — Артём вздохнул. — Даже не знаю, с чего начать.

— С объявлений, — сказал Данила. — С чего ещё. Завтра зайдём к доске на остановке, глянем, что по аренде. Может, найдём что-то недорогое. Дальше уже увещевать родителей.

— Они упираются, — признался Артём. — Особенно отец. Ему это всё… как другой мир.

— Мой батя тоже долго рогом упирался, — сказал Данила. — А потом, когда переехали, сказал: «я дурак, что раньше не сделал». Люди такие. Боятся.

— А я боюсь, что мы не успеем, — тихо сказал Артём.

Данила посмотрел на него внимательно.

— Тогда двигаем, пока можешь, — сказал он. — Пока они могут. Пока ты можешь им помочь. Ты же не один тут.

Он не был один. Это Артём почувствовал особо остро, когда на следующий день они с Данилой, Ильдаром и даже Ваней стояли у огромной доски объявлений рядом с остановкой.

Бумажки слоились, перекрывали друг друга. «Сдам комнату», «Сдам квартиру», «Сдам угол», «Недорого», «Очень недорого» (что обычно означало «тёмная дыра в подвале»).

— О, — Данила чуть пригладил лист, — вот это. Однокомнатная. Район не самый адский. Цена терпимая. Пишут: «семье, без животных и пьющих».

— Мы-то не пьющие, — заметил Ваня. — Животные, правда, есть, но они человеческого вида.

— Родителям, — поправил его Артём. — Не мне. Я всё равно в общаге.

— Тем более, — вмешался Ильдар. — Будешь к ним ходить в гости, есть нормальную еду. И мы с тобой.

— Ага, — Данила кивнул. — Ты думаешь не стратегически, Лазарев. Наличие квартиры родителей в городе — это огромный бонус.

Артём усмехнулся, сорвал листок с номером телефона.

— Не будем забегать вперёд, — сказал он. — Сначала спросим, потом посмотрим.

Позвонить он решился спустя пару дней. Долго ходил по коридору, держа телефон в руках, набирая и стирая номер.

— Я тебя сейчас сам наберу, — не выдержал Данила. — Давай сюда.

— Я сам, — сказал Артём, всё-таки нажимая на вызов.

С первой попытки никто не ответил. Со второй — трубку взяла женщина.

— Алло.

— Добрый день, — сказал он. — По поводу квартиры. Объявление на остановке. Вы ещё сдаёте?

— Сдаём, — голос был усталый, но не злой. — Кто интересуется?

— Молодой человек, — мысленно поморщился Артём собственной формулировке. — Родители из области хотят переехать. Оба работают. Мать — фельдшер, отец — слесарь. Без животных. Не пьющие.

— Это вы так говорите, — хмыкнула женщина. — А потом…

— Нет, — перебил он мягко. — Правда. Могу познакомить, когда приедут.

Пара минут переговоров, уточнения района, этажа, условий. Цена была на грани, но посильной, если скинутся он, Марина и родители. И если Артём продолжит работать.

— Ладно, — наконец сказала хозяйка квартиры. — Приезжайте смотреть. Завтра к пяти устроит?

— Устроит, — ответил он.

Когда положил трубку, в комнате воцарилась тишина. Все смотрели на него.

— Ну? — не выдержал Данила.

— Завтра идём смотреть, — сказал Артём. — Если всё нормально — буду ломать родительский консерватизм.

Уговорить родителей снова оказалось отдельным квестом.

— Квартиру? — Ольга звучала так, будто он предложил купить космический корабль. — На какие шиши?

— Не сразу, — объяснял он. — Сначала снимем. Я работаю, Марина подрабатывает. Вы тоже будете работать. Скинемся. Не дворец, но жить можно.

— Я не хочу, чтобы ты на себе всё тянул, — говорила она. — Ты учишься. У тебя своё.

— Я уже тяну, — мягко отвечал он. — И ничего. А вы… мам, ну серьёзно. Там же нечего делать скоро будет. Ты сама говорила.

— Я говорила, — Ольга вздыхала. — Но одно дело говорить, другое — снимать дом и куда-то ехать.

В разговор включался Николай.

— Допустим, — говорил он. — Допустим, я соглашусь. Что нам там? Снимать, таскаться. Работа… Я не мальчик.

— Пап, — говорил Артём. — Ты не мальчик. Но и не старик. И работа здесь есть. И для тебя, и для мамы. Я поспрашивал.

— Поспрашивал, — Николай усмехался. — Молодёжь всегда всё знает.

Марина действовала по-своему.

— Мам, — говорила она по видеосвязи. — Я уже почти год в городе живу. Не умерла, не пропала. Тут больницы нормальные, магазины, куда не стыдно зайти, кино, работа. И ты со своим опытом можешь устроиться без проблем. Егор тоже — тут колледж есть. Там что, дальше в Лесном? Сидеть и ждать, пока свет вырубят?

— Ты прямо как политический деятель, — вздыхала мать. — Все вы нас убеждаете, а жизнь всё равно по-своему.

Егор подключился, конечно, по-своему.

— Ма, — говорил он, — ну я серьёзно. Я тут уже просто задыхаюсь, честно. Интернет глючит, людей мало, перспектив — ноль. В городе я могу пойти куда-то учиться нормально, потом… работать, развиваться. Я не хочу до сорока лет в Лесном торчать и рассказывать, что «когда-то был интернет». Давай, а?

Все эти разговоры, давление с разных сторон, плюс реальные проблемы в селе в итоге сделали своё.

Однажды вечером Ольга позвонила первой.

— Ну что, парень, — сказала она, без привычной преамбулы. — Поговорили мы с твоим отцом. Посоветовались. Решили… попробовать.

— В смысле — попробовать? — переспросил он, замирая.

— Переехать, — ответила она. — Сначала на время. Снимем, как ты говоришь, квартиру. Если совсем не пойдёт — вернёмся. Но… — голос её дрогнул, — мне самой уже иногда страшно там. Скорая не всегда доезжает, лекарства не всегда привозят. Да и… — она помолчала. — Ну, ты понимаешь.

Он понимал. Скорее чувствовал, чем понимал.

— Я рад, — сказал он. — Очень рад.

— Не радуйся раньше времени, — буркнул в трубке Николай. — Сначала доберёмся, устроимся, а там посмотрим. Хоть билеты не такие дорогие.

Егор громко где-то на фоне завопил:

— Ура! Мы выбрались! Я в цивилизацию!

— Вот кому больше всех, — хмыкнула мать. — Сразу видно. Ладно. Мы начнём собираться. Ты там… — голос её вернулся к обычному тону, — не рви жилы. Мы тебе вешаться на шею не собираемся.

День, когда они должны были приехать, выдался серым и сырым. Низкое небо, мелкий дождь, лужи, которые не высыхали уже неделю. Артём стоял на перроне, перетаптываясь с ноги на ногу. Рядом — Данила.

— Я до сих пор не верю, — говорил сосед. — Что твои реально решились.

— Я тоже, — признался Артём. — Но, похоже, да.

Поезд подошёл с протяжным скрипом. Народ вывалился из вагонов: с сумками, коробками, детьми, тележками. Среди них он увидел знакомые лица.

Мать — с той же сумкой, что и всегда, только взгляд уставший, но светлый. Отец — с двумя пакетами в каждой руке и чемоданом, который он тащил так, как будто тот ничего не весит. Егор — с рюкзаком и тем самым выражением лица «я один всё понимаю». В конце появилась Марина, которая примчалась на вокзал из своей общаги, запыхавшись.

— Ну здравствуй, Белоярск, — сказала Ольга, оглядевшись. — Надеюсь, ты нас не выкинешь.

— Это я тебя спросить должен, — обнял её Артём. — Как дорога?

— Нормально, — ответил Николай. — Поезд как поезд. Главное, что доехали.

Егор выскочил вперёд.

— Я реально в городе, — заявил он. — Официально. С этого момента я городской житель. Запомните это.

— Я тебя запомню, — сказала Марина, вздыхаю. — Когда через неделю ты скажешь, что хочешь обратно, потому что тут людей слишком много.

— Не скажу, — упёрся Егор.

Они погрузились в автобус, доехали до нового района. Дом, в котором была квартира, оказался типичной панельной девятиэтажкой: подъезд, плитка, домофон.

— Ну, — сказал Николай, глядя вверх. — Панельное чудо.

— Ничего, — сказала Ольга. — Главное — крыша есть.

Квартира была маленькой, но светлой. Комната, кухня, маленький коридор, совмещённый санузел. Окна выходили во двор, где стояли деревья и детская площадка. Обоев немного ободрано, мебель старенькая, но крепкая.

Хозяйка — та самая усталая женщина, с которой говорил Артём, — встретила их, показала всё, объяснила правила.

— К соседям, — сказала она, — не шуметь. Курить в квартире нельзя. С животными не ко мне. Платёж вовремя.

— Понимаем, — кивнула Ольга.

Когда хозяйка ушла, оставив им ключи, они остались вчетвером — и Марина, которая заранее прибежала помочь.

— Ну, — тихо сказала мать. — Вот и всё. Новый дом.

— Временный, — уточнил Николай.

— Любой дом сначала временный, — вмешалась Марина. — А потом как-то незаметно становится постоянным. Я по себе знаю.

Егор уже метался по комнате.

— Вот здесь будет мой угол, — он ткнул в один из углов. — Тут комп. Тут полка. Тут я буду гений.

— Сначала давай вынесем чемоданы, гений, — попросил Артём. — А то вы сейчас тут всё задушите вещами.

Они носили сумки, раскладывали вещи, спорили, где лучше поставить кровать, где стол. Артём ловил себя на том, что винтики в груди потихоньку отпускают: они здесь. В двух автобусных остановках от его общаги. В одном городе.

Вечером, уже после того, как они все вместе поели первый ужин в новой квартире — простую гречку с тушёнкой и салат из помидоров, — мать села на табуретку у окна.

— Знаешь, — сказала она, глядя на улицу, — это странно. Я сорок с лишним лет в одном месте прожила. Вроде как всё понятно было. А сейчас… — она пожала плечами. — Страшно немного. И в то же время легко.

— Потому что ты наконец-то оттуда выехала, — пожал плечами Марина. — Иногда место тоже держит.

— А ты что молчишь? — Ольга повернулась к Артёму.

Он сидел на краю кровати, опираясь руками о колени. Внутри было столько всего, что слова разбегались.

— Я… рад, — сказал он. — И одновременно переживаю. Потому что теперь вы здесь, и я буду волноваться, как вы тут. И буду ещё больше работать. Но… — он посмотрел на них, — мне легче, когда вы ближе.

— Работа — это мы решим, — сказала Ольга. — Я завтра же пойду в поликлинику узнавать. Не будешь один всё на себе тащить.

— И я, — кивнул Николай. — Я уже и по рекламе глядел, пока ехали. Тут на каждом столбе — «требуется». Пойду посмотрю.

Егор мечтательно смотрел в окно, на огни двора.

— Я реально в городе, — повторил он. — Тут… тут люди ходят. Магазин под боком. Я могу вечером выйти и пойти… куда-нибудь.

— Ты можешь вечером выйти и пойти в магазин за хлебом, — уточнила мать. — По одному. Никуда дальше.

— Мама, — возмутился он. — Мне уже шестнадцать.

— Вот и отлично, — сказала Ольга. — Хороший возраст, чтобы носить хлеб.

Они смеялись, спорили, обсуждали планы. Артём смотрел на них и понимал: да, сейчас будет сложно. Деньги, работа, учёба, заботы. Но он не один. Теперь они все в этом городе. И это было началом чего-то большего, чем просто «двух лет в общаге».

Когда он уходил вечером обратно в общагу, Николай проводил его до двери.

— Слушай, — сказал он, притормозив в коридоре. — Спасибо тебе.

— За что? — удивился Артём.

— За то, что пнул нас, — отец чуть усмехнулся. — Мы бы сами не решились. Я упрямый, ты знаешь. Мама — тоже. Но иногда нужно, чтобы кто-то молодой пришёл и сказал: «хватит сидеть». Вот ты и сказал.

Артём пожал плечами.

— Я просто не хотел, чтобы вы там закисли, — ответил он. — И чтобы мы виделись только по телефону.

— Вот, — Николай хлопнул его по плечу. — Это и называется «дождались своих детей». Иди уже. А то мать будет думать, что с тобой что-то случилось по пути.

На улице было всё тот же влажный ветер и серое небо. Но город вдруг казался другим. Не чужим, не временным. Своим. С домами, в одном из которых теперь жили его родители и брат. С общагой, где его ждал Данила с вечными шутками. С универом, в котором утром опять Петрович будет ворчать про механики и формулы.

Артём шёл по тротуару, пряча руки в карманы куртки, и чувствовал, как внутри складывается новый мир: уже не только Лесное и общага, а всё вместе. Село, которое было прошлым. Город, который становился настоящим.