Повестки прилетели, как это обычно бывает с плохими новостями: неожиданно, одновременно и в самый неподходящий момент.
Утро начиналось вполне терпимо.
Будильник, как всегда, завёл свой утренний концерт ровно в семь. Артём, уже привыкший к этому издевательству, потянулся к телефону почти без промаха и одним движением заглушил ор.
— Если ты когда-нибудь поставишь его на шесть, — глухо сообщил из-под одеяла Данила, — я выпилю тебе эту кнопку из пальца. Вместе с пальцем.
— Шесть — это уже не утро, а личная месть, — согласился Артём. — Вставай, спортсмен. Нас ждут железяки.
— Пусть они меня подождут, — проворчал тот. — Может, передумают.
Общажная комната встретила привычным набором: шторы, всё ещё не выстиранные после последней вечеринки; стопка тетрадей, которые уже никому не нужны; две кружки с засохшим чаем; гантель под кроватью, которую никто не использовал по назначению, кроме Артёма.
Он сел, потянулся — позвоночник приятно хрустнул. Тело после недели регулярных утренних тренировок чувствовало себя не то чтобы бодрым, но собранным. Баланс и контроль, которые они с Эйдой подтягивали, уже успели стать невидимыми, но полезными привычками.
Только он потянулся за штанами, как телефон в руке коротко вибрировал. Раз, второй. Не будильник и не обычное сообщение — характерное, сдержанно-важное уведомление, к которому уже приучили всех последних лет.
Он глянул на экран.
Верхняя строка: Госуслуги.
Под ней — короткий текст, от которого желудок ушёл куда-то вниз:
«Вам сформирована повестка. Ознакомьтесь в личном кабинете».
Секунду он просто смотрел на эти слова. Потом — на время. Семь ноль три.
— Отлично, — сухо подумал он. — С добрым утром, Родина.
Внутри мягко шевельнулась Эйда:
Резкий скачок пульса. Дыхание участилось. Это ожидаемо.
«Заткнись пока, — мысленно отозвался он. — Дай хотя бы открыть».
Он провёл пальцем, разблокировал экран. Приложение Госуслуги загрузилось быстрее, чем обычно, — или так показалось от нервов.
На главной странице горел красный значок: новое уведомление.
Повестка.
Кнопка «Ознакомиться».
Он нажал.
На белом фоне появилась стандартная формулировка, от которой веяло канцеляритом и холодом:
«Уважаемый Артём Николаевич Лазарев! В соответствии с… вы подлежите призыву на военную службу… обязаны явиться… такого-то числа, к такому-то часу, в такой-то военный комиссариат…»
Дата стояла через десять дней. Время — девять ноль ноль.
Ни печати, ни живой подписи — только QR-код и жирная надпись, что «ознакомление через портал Госуслуги приравнивается к вручению повестки».
— Ну вот и всё, — тихо сказал он сам себе.
Рядом коротко завибрировал второй телефон. Такой же звук, знакомый до боли. Через секунду третий — чьё-то уведомление в коридоре.
Но второй был важен.
Данила, который только что собирался повернуться на другой бок и забыть о существовании мира, на автомате потянулся к прикроватной тумбочке, схватил свой смартфон.
— Если это опять кредитная карта с мгновенным одобрением, я, честно, поеду искать этих людей, — пробурчал он, глядя на экран. — Так… Госуслуги…
Повисла странная тишина.
— Ну, — сказал Артём, — добро пожаловать в клуб.
— Подожди, — Данила сел, волосы торчат, глаза ещё недопробужённые, но в них уже пробивалась тревога. — Это… это что, оно?
Он поднял телефон, показал. На экране — точно такая же формулировка, только фамилия друга: Панфёров Данил Сергеевич. И та же дата. И то же время. И тот же военкомат.
— Комбо-выпуск, — попытался хмыкнуть Артём, но вышло криво. — Нас решили брать оптом.
— Ты прикалываешься? — Данила провёл рукой по лицу. — Я думал, меня хотя бы до осени помурыжат, попугают… А тут… десять дней? Серьёзно?
— У меня тоже десять, — кивнул Артём, снова глянув на свой экран. — Как в рекламе: «успейте воспользоваться».
— Охренеть, — честно сказал Данила. — То есть… мы… вместе?
— До военкомата — точно, — ответил он. — Что будет дальше — посмотрим.
Внутри Эйда уже раскладывала это по своим полочкам:
Новая точка ветвления. Сопровождающий объект «Данила» переходит в схожую среду. Это может повлиять на поведение носителя.
«Сопровождающий объект, — мысленно поморщился он. — Это мой друг, если что. Учитывай».
Друг — корректировка, — спокойно приняла она. — Степень влияния на эмоциональное состояние — высокая.
Данила тем временем пытался найти в этом хоть какую-то шутку.
— Слушай, — сказал он, уткнувшись в экран, — а можно нажать кнопку «отклонить приглашение»? Как в календаре? Типа «в это время я занят, у меня запланирована жизнь»?
— Можно, — ответил Артём. — Только потом придут другие люди и нажмут за тебя «принять». С последствиями.
— Да я понимаю, — вздохнул он. — Просто, знаешь… повестка на телефон — это как какое-то уведомление «вам обновление системы доступно». Только ты понимаешь, что после этого не факт, что система вообще нормально включится.
— Не то слово, — сказал Артём.
Он на секунду прикрыл лицо ладонью, заставляя себя дышать ровнее.
— Что делать будешь? — спросил Данила.
— Сначала — домой, — ответил он. — Мать уже, скорее всего, увидела в личном кабинете или смс. Она в больнице от телефона далеко не ходит.
— Ага, — кивнул Данила. — Моя тоже. Ей это не понравится. Скажет, что государство не спросило, удобно ли мне.
— Это оно никогда не спрашивает, — заметил Артём. — Ладно. Я к своим. Ты?
— Я… — он помедлил, — сначала позвоню. Если сейчас туда приприду без предупреждения, мать решит, что меня уже забирают с вещами. Пусть хоть зубы успеет почистить от нервов.
— Позвони, — кивнул Артём. — И… Данил.
— Чё? — тот поднял взгляд.
— Мы справимся, — сказал он. — Как-то. Сначала там. Потом обратно.
— Это ты мне или себе? — спросил Данила.
— Обоим, — ответил он.
Не успел он выйти из комнаты, как телефон снова завибрировал.
Мать.
— Да, мам, — сказал он, даже не удивляясь синхронности.
— Ты видел? — без прелюдий спросила Ольга. Голос — ровный, но в нём слышались сразу усталость и тревога. — У тебя в Госуслугах.
— Видел, — подтвердил он. — Только что.
— Приходи домой, — сказала она. — Как можно скорее. Я, конечно, могла бы прочитать всё сама, но я хочу, чтобы ты это увидел не в коридоре общаги.
— Я уже собирался, — ответил он. — Через час буду у вас.
— Без «через час», — отрезала она. — Сейчас выходишь — и к нам. Зал подождёт.
— Ладно, — сдался он. — Уже выхожу.
— И… — она сделала паузу, — не накручивай себя по дороге. Понимаю, что это сейчас примерно как «не думай про белую обезьяну», но всё же.
— Я постараюсь думать только про серую, — сказал он. — До встречи.
Дорога до родительского дома в этот раз показалась странно ясной.
Он видел всё: трещинки на асфальте, старика с собачкой, школьников с рюкзаками, женщину, которая пыталась тащить две огромные сумки одновременно. Слышал — басы из проезжающей машины, чьё-то «да не ори ты» из окна, стук колёс с коляской по плитке.
Мир продолжал жить, как ни в чём не бывало. Только у него внутри что-то сместилось, как в механизме, в котором шестерёнку переставили на новый зуб.
— Не перегружаешься? — тихо спросила Эйда.
«Пока нет, — ответил он. — Просто фиксирую. Наверное, пытаюсь запомнить это всё таким, как есть».
Это поможет. При резкой смене среды воспоминания о «мирных» состояниях стабилизируют психику.
«Супер», — подумал он. — «У меня теперь в голове встроенный психолог».
Я не психолог, — мягко возразила она. — Но мне важно, чтобы носитель продолжал функционировать.
Дома его ждали у двери.
Ольга открыла ещё до того, как он достал ключ, — видимо, стояла в прихожей, уставившись в глазок.
— Заходи, — сказала она, оглядывая его так, будто он мог успеть сломаться по дороге.
Николай сидел за столом, карта госуслуг была уже открыта на ноутбуке. Егор стоял рядом, заглядывая через плечо.
— Ну здравствуй, солдат будущего, — сказал отец. — Садись. Будем официально признавать, что государство тебя нашло.
— Оно нашло нас, когда мы в роддоме были, — буркнул Егор. — Просто раньше делало вид, что не помнит.
— Давай без философии, — оборвала его Ольга. — Артём, садись. Посмотрим вместе.
Он достал телефон, положил на стол. Экран всё ещё светился повесткой.
Николай перевёл взгляд с ноутбука на этот же текст, кивнул — совпадает.
— Так, — сказал он. — Вот оно. Десять дней. Военкомат… — он назвал адрес, который Артём уже успел выучить наизусть. — Девять утра.
— Медкомиссию ты уже прошёл, — напомнила Ольга, будто проверяла, действительно ли это так. — Значит, это… не «посмотреть», это «забрать».
— Да, мам, — подтвердил он. — Это уже конкретно.
Ольга вздохнула, задрала голову, посмотрела в потолок, будто там был кто-то, с кем можно было поспорить. Не нашла, опустила взгляд обратно.
— Я понимаю, что это неизбежно, — сказала она. — Я просто… — она развела руками, — не успела. Всегда кажется, что ты ещё маленький. Что у тебя ещё куча времени до этого.
— У меня есть десять дней, — попытался смягчить он. — Не «прямо сейчас».
— Десять дней — это когда по больнице уже везут, — помрачнела она. — Вроде ещё не операционная, но уже и не палата.
— Тебе бы не работать в медицине, — заметил Егор. — У тебя все аналогии из серии «нам тут очень весело, но рядом морг».
— Зато честные, — отрезала она.
Николай, не вмешиваясь, допил чай и поставил кружку.
— Ладно, — сказал он. — Констатируем факт: через десять дней наш сын временно станет государственной собственностью. Сейчас у нас есть время, чтобы сделать ровно две вещи: не сойти с ума и не свести его с ума.
— Ещё три, — добавил Егор. — Составить ему нормальный плейлист.
— Плейлист у тебя всегда на первом месте, — вздохнула Ольга. — Музыка ему, конечно, пригодится. Но я больше думаю о том, чтобы его туда не отправили с температурой, сломанной ногой и невыясненным диагнозом.
— Мам, — сказал Артём, — я неделю назад прошёл осмотр. Я здоров, как конь.
— Я не люблю коней, — отрезала она. — Они тоже иногда падают. Я хочу, чтобы ты сходил ещё раз. Ко врачу, которого я знаю. Не в эти ваши комиссионные будки, где терапевт за час сорок человек подписывает, а к нормальному человеку.
— Опять? — он поморщился. — Мам, мне скоро начнёт казаться, что я торгую своим здоровьем по кругу.
— Ты торгуешь своим временем, — поправила она. — Здоровьем тут торгует государство, не путай.
Николай усмехнулся:
— Поздравляю, ты слышишь самую честную формулировку дня.
Внутри Эйда тихо отметила:
Мать носителя демонстрирует высокий уровень защиты. Это полезно для его выживания и вашей мотивации.
«Спасибо, капитан очевидность», — подумал он.
— Я схожу, — сказал он вслух. — Один раз. Чтобы тебе было спокойнее.
— Уже спокойнее, — кивнула она, хотя по голосу это было не похоже. — Я позвоню своей. Она тебя примет без очереди. Это не прихоть. Это моя профессиональная паранойя.
— Профессиональная паранойя — это полезнее непрофессиональной, — резонно заметил Николай.
Марина вышла с ним на связь ближе к обеду.
На экране телефона — её кухня, знакомый облезлый кафель, на заднем плане — кто-то пытался вывести из чайника душу путём кипячения.
— Я, значит, спокойно сижу, пью кофе, — начала она без приветствия, — и тут мне приходит сообщение от мамы: «у твоего брата повестка пришла». Ты понимаешь, что это не то, под что приятно пить кофе.
— Могла бы перейти на чай, — попытался усмехнуться он.
— Не начинай, — ткнула в камеру пальцем Марина. — Ну что, официально?
— Официально, — кивнул он, показывая ей экран с Госуслугами.
— Через десять дней, — прочитала она. — Ну… хоть не завтра. Есть время купить тебе бронежилет из картона.
— Спасибо, успокоила, — сказал он.
— Слушай, — она вдруг посерьёзнела. — Мне Данила сейчас написал.
— Уже? — удивился он. — Быстро.
— Он скинул скрин: у него такая же фигня, — сказала она. — Та же дата, тот же военкомат. Вы что, там пакетный набор?
— Похоже на то, — ответил он. — Мы начали вместе учиться, вместе жить в общаге. Решили, видимо, что и в армейскую шутку тоже должны влететь вместе.
— С одной стороны — хорошо, — задумчиво кивнула она. — Не так стрёмно идти туда, если рядом кто-то свой. С другой — плохо. Вы же там можете начать вместе творить свои героические глупости.
— Мы будем осторожно глупыми, — пообещал он.
— Меня это не успокаивает, — честно сказала она. — Ладно. Я тут подумаю, что можно сделать за десять дней полезного. Возможно, нарисовать тебе ещё один талисман. Или памятку «как не превратиться в дебила в условиях казармы».
— Я думал, ты уже нарисовала, — напомнил он.
— То был постер мотивационный, — отмахнулась она. — А я хочу сделать тебе что-то, что можно положить в карман и вытаскивать, когда захочешь кого-нибудь убить.
— У меня для этого есть кулаки, — сказал он.
— Кулаки — это плохой способ, — отрезала она. — Ты у нас теперь носитель мозга, а не просто мышцы.
Внутри Эйда одобряюще пискнула:
Сестра носителя демонстрирует ценную систему приоритетов.
«Запиши её в любимчики», — подумал он.
Визит к врачихе прошёл примерно так же, как он и ожидал.
— А, это тот самый, — сказала она, когда Ольга завела сына в кабинет. — Которого вы уже раз двадцать виртуально осмотрели. Давайте теперь по-настоящему.
— Не раз двадцать, — буркнула Ольга. — Только два. Но я хочу увидеть всё своими глазами.
— Матери имеют на это право, — кивнула врач. — Ложись, герой.
Она проверила всё, что можно было проверить без разрезания: сердце, лёгкие, давление, рефлексы.
В те моменты, когда она говорила «дышите глубже», Эйда чуть подстраивала дыхание и сердечный ритм, не делая из него идеальный учебник, но сглаживая лишние скачки.
— Давление великолепное, — вынесла вердикт врач. — Пульс, как у человека, которому нечего бояться.
— У него просто пока нет времени бояться, — вставила Ольга.
— Вот когда будет, — сказала врач, — пусть делает вот так, — она показала вдох-выдох, — и вспоминает, что не всё зависит от него. И, — посмотрела на Артёма, — если там увидишь, что творится полный идиотизм, который не спасает никого, а только ломает — сначала подумай, а уже потом ломись грудью вперёд. Ладно?
— Ладно, — кивнул он.
— Медицински ты годен, — подвела итог она. — Психологически… — чуть усмехнулась, — тоже. А остальное — уже как карточная игра: какие карты лягут.
— Я не люблю карты, — пробормотал он.
— Тогда думай об этом как о плохом экзамене, — пожала плечами врач. — Но ты экзамены сдаёшь хорошо, вроде.
— С недавних пор, — сказала Ольга.
— Значит, и этот сдаст, — заключила она. — Всё, свободны. И, — добавила, обращаясь к Ольге, — не устраивайте ему дома палату интенсивной терапии. Ему нужна не кислородная подушка, а ощущение, что он не уходит как на похороны.
— Я постараюсь, — вздохнула Ольга.
Внутри Эйда тихо отметила:
Полезная рекомендация. Я поддерживаю.
Следующие дни действительно были похожи не на траур, а на странную, немного дерганую подготовку к чему-то неизбежному.
Они с Данилой продолжали утренние тренировки.
— Понимаешь, — говорил как-то Данила, бьющийся с гантелями, — есть плюс: мы с тобой будем заходить туда не в формате «две амёбы», а как минимум «две напуганные, но физически подготовленные амёбы».
— Комплимент, как всегда, вдохновляет, — сказал Артём.
— Я реалист, — возразил тот. — Но всё равно лучше, чем ничего.
Иногда, между подходами, они обсуждали, что будет дальше.
— Думаешь, нас в одну часть загонят? — спросил как-то Данила.
— Не знаю, — честно ответил Артём. — На повестках один военкомат — это только старт. Дальше — сборный пункт, распределение.
— Вот там и увидим, кто из нас больше везучий, — вздохнул тот. — Слушай, если тебя запихнут куда-нибудь в ракетчики, а меня — в стройбат, я буду тебя ненавидеть. Но издалека.
— Скорее наоборот, — усмехнулся Артём. — С моими оценками по физре меня быстрее в пехоту кинут.
— Надеюсь, тебя кинут в часть, где хотя бы кормят, — сказал Данила. — Я в это верю как в Бога.
За день до отправки они решили устроить маленькое «прощальное» гуляние компанией.
Собрались семь человек: их общажная компашка, плюс две девчонки с соседнего этажа. Посидели в тихом кафе, без дешёвого алкоголя, с дешёвыми пирожными.
— Короче, — подытожил один из однокурсников, взмахнув вилкой, — у нас есть шанс через год собраться и устроить сходку: «как мы выжили».
— А у нас — шанс через год не собраться, потому что вы будете заняты женами, детьми, ипотеками и кредитами, — заметила одна из девчонок.
— Сначала бы из казармы выйти, — отозвался Данила. — Потом уже про ипотеку говорить.
Говорили много, смеялись нервно. Фоткались. Дразнили будущих «воинов».
Артём ловил на себе взгляды: кто-то смотрел с уважением, кто-то с облегчением — мол, хорошо, что это не я.
— Тебе не кажется, — тихо спросил его Данила, когда они шли обратно к общаге, — что они уже немного относятся к нам как к людям, которых из списка друзей можно выделить в отдельную группу «с риском не вернуться»?
— Немного, — признал он. — Но в этом нет злого умысла. Им страшно думать о том, что это может быть с ними. Проще сделать вид, что мы «особенные».
— Я не хочу быть особенным, — сказал Данила. — Я хочу быть человеком, который просто сидит дома и играет в игры.
— Игры будут, — попытался улыбнуться Артём. — Только правила странные.
Ночь перед отправкой была короткой.
Он снова почти не спал. Паковал сумку, разобирал, паковал снова.
Ольга проверяла всё три раза, а потом заставила его всё вытащить и переложить так, чтобы тяжёлое было внизу, мягкое — сверху.
— Они там тебе всё равно всё перетрясут, — сказал Николай. — Но пока вещи у нас, будем делать вид, что всё под контролем.
Егор сидел за ноутбуком и делал музыку.
— Вот, — сказал он, скидывая флешку, — тут у тебя три папки: «чтоб не сдохнуть», «чтоб не убить никого» и «чтоб поплакать, если что».
— Креативное деление, — отметил Артём.
— Спасибо, я старался, — гордо ответил тот.
Марина отдала ему тубус с рисунком и блокнот, как и обещала.
— Не буду повторяться, — сказала она, обнимая его. — Всё, что надо, я уже сказала. Остальное — допишешь сам.
— Допишу, — кивнул он.
Утро сборов началось с очередного уведомления на телефон.
Госуслуги прислали напоминание: «Вам необходимо сегодня явиться в военный комиссариат…» — словно он мог это забыть.
— Иногда мне кажется, что если бы я не пришёл, они бы сами начали меня скачивать через интернет, — сказал он, глядя на экран.
— Не давай им идей, — отрезала Марина.
У военкомата уже стояло два автобуса. Люди толпились: парни с сумками, родители, девушки, иногда дедушки с теми самыми глазами «я своё уже отвоевал, а теперь вот вы».
В толпе он быстро нашёл Данилу.
Тот стоял с рюкзаком и спортивной сумкой, обнятый сразу двумя женщинами: мама и, судя по внешности, младшая сестра. Мама всхлипывала и что-то быстро говорила, сестра старалась держаться, но тоже выглядела не лучшим образом.
Заметив Артёма, Данила отлепился от родственниц и махнул ему.
— Ну что, — сказал он, когда тот подошёл, — отмены не было ночью?
— Госуслуги молчат, как партизан, — ответил Артём. — Всё по плану.
— Был бы сбой сервера — я бы впервые в жизни порадовался, — мрачно заметил Данила. — Но нет. Всё работает. Когда не надо.
Они переглянулись — оба в форме гражданских, но уже как будто отмеченные невидимой галочкой: «забрать».
К ним подошли родители Артёма. Переплетение семей получилось немного сумбурным: два отца, две матери, Егор, Марина, сестра Данилы.
— Так, — сказала мама Данилы, вытирая глаза, — я очень надеюсь, что вы там будете держаться друг за друга. Но если вы будете вместе вляпываться во все неприятности, я лично напишу письмо министру, чтобы вас рассадили по разным концам страны.
— Вас никто не посмеет не слушать, — серьёзно сказал Данила.
— Твои шутки меня не успокаивают, — вздохнула она, но улыбнулась.
— Мы будем нормальными, — сказал Артём. — Как минимум постараемся.
— Постараемся — это ваше любимое слово, — проворчала Ольга. — Ладно. Пойдём уже отмечаться.
Военный у двери автобуса листал список на планшете, а не на бумаге. Современность добралась и сюда.
— Лазарев, — сказал Артём, когда очередь дошла.
— Панфёров, — добавил Данила.
— Оба есть, — кивнул тот, отмечая на экране. — Первый автобус.
— Романтика, — пробормотал Данила. — Нас даже в один автобус посадят.
— Не ной, — отозвался Артём. — Хуже было бы, если бы нас отправили в разные сборные.
— Есть такое, — признал он.
— Две минуты на прощание, — крикнул военный. — Без истерик. Потом всех загоню силой.
Он говорил так, будто произносил это уже в тысячный раз.
Прощание получилось одновременно коротким и бесконечным.
Ольга обняла его так, будто хотела запечатлеть в себе каждый сантиметр.
— Возвращайся, — сказала она в плечо. — Всё остальное меня интересует потом.
— Вернусь, — ответил он. — Обещаю.
Николай пожал руку, затем неожиданно тоже обнял, крепко, по-мужски.
— Не делай глупостей, которые уже сделали до тебя тысячи, — тихо сказал он. — Делай только свои, уникальные. Но по минимуму.
— Попробую, — усмехнулся Артём.
Егор ударил кулаком в кулак.
— Слушай, — сказал он, — я понимаю, что я младший и должен говорить что-нибудь типа «я буду тебя ждать». Но я скажу так: ты там живи. Не выживай, а именно живи. И если кто-то будет объяснять, что ты «расходный материал», — посылай его мысленно в жопу. Даже если он старше по званию.
— Мысленно — обязательно, — кивнул Артём. — Вслух — по обстоятельствам.
Марина только быстро прижалась, шепнув:
— Помни, что ты не только «рядовой Лазарев». Ты ещё и Артём, которого я рисовала. Не теряй этого.
— Постараюсь, — сказал он.
С мамой и сестрой попрощался Данила. В какой-то момент его мать, всхлипывая, вдруг повернулась к Артёму:
— Смотри за ним там, ладно? Он у меня… — она мотнула головой на сына, — язык впереди мозгов.
— Я знаю, — кивнул он. — Буду бдить.
— Эй, я вообще-то тут стою, — возмутился Данила. — Между прочим, вы сейчас обсуждаете мою судьбу, как будто меня уже не существует.
— Ты существуешь, — сказала его сестра. — Пока. Так что давай, существуй дальше. И не пропадай оттуда.
— Понял, командир, — вздохнул он.
Военный снова рявкнул:
— Закончили обниматься! Все в автобус!
Артём вскинул сумку на плечо. Тело автоматически подстроилось: центр тяжести ушёл чуть ниже, ноги сами чуть шире поставились. Баланс, прокачанный недавно, работал, как тихая страховка.
«Готовность к изменению среды, — отметила Эйда. — Физические параметры в норме. Психологическое напряжение — повышено, но функционально».
«Ну хоть не «критично», — подумал он. — Пошли, напарница».
Он поднялся по ступенькам. Данила, конечно, сел рядом — как будто кто-то мог его оттащить.
— Ну что, — сказал тот, когда автобус дёрнулся, — вот оно. Наше совместное DLC.
— Не самое желанное дополнение, — ответил Артём. — Но зато бесплатное.
— Это как вирусное обновление, — вздохнул Данила. — Скачалось — и всё, живи теперь с этим.
За окном медленно поплыли лица. Родители, сестра, брат, Марина.
Ольга держала себя в руках, но глаза её блестели. Николай стоял рядом, вытянувшись, как на каком-то внутреннем построении. Мама Данилы махала обеими руками, как будто это могло остановить автобус. Сестра Данилы снимала на телефон — и вряд ли потом сможет спокойно пересматривать.
— Не смотри долго, — сказал Данила. — А то захочешь выпрыгнуть.
— Я смотрю не чтобы выпрыгнуть, — ответил он. — А чтобы запомнить.
Внутри было всё разом: страх, грусть, злость, неожиданная твердь.
Где-то там, на уровне, который отслеживала Эйда, пульс, давление, гормоны расходились по схемам.
Но поверх этих схем упрямо стояла простая, человеческая мысль:
«Я вернусь. Назло всем вероятностям. Назло статистике. Назло даже этой умной железяке, если она решит, что проще меня где-нибудь списать».
«Учту, — тихо сказала Эйда. — Я предпочитаю носителя в активном состоянии».
Автобус набирал скорость. Город, такой привычный, медленно уходил назад, превращаясь сначала в отдельные дома, потом в зелёные кляксы, а потом, позже, — в воспоминание.
Два друга сидели рядом, каждый со своей головой, со своим страхом, со своим модулем — явным или скрытым.
И мир, пока ещё не совсем треснувший по швам, делал очередной вдох перед тем, как начать всерьёз сжимать их обоих.