Предел Адаптации

Глава 12

К этому утру они уже умели вставать по крику Старшего, ещё до того, как мозг поймёт, кто они, где они и зачем живут.

Тело Артёма вставало первым.

Голова догоняла где-то на этапе застёгивания ремня.

Он проснулся с ощущением, что сон оборвали на середине важной мысли. Секунда дезориентации, взгляд в потолок, шорох одеял по казарме, и голос Старшего рванул по воздуху:

— Рота, подъём! Считаю до десяти, потом добиваю выживших!

Кто-то застонал.

Кто-то ругнулся.

Где-то в углу кто-то умудрился упасть с верхней койки и обещал убить того, кто придумал двухъярусные конструкции.

Эйда отметилась мягким прикосновением где-то в глубине головы:

Пульс. Давление. Сон фрагментарный, но восстановление мышечных тканей удовлетворительное. Рекомендую не падать при вставании.

Благодарю за ценные советы, — мысленно буркнул он, соскальзывая с койки на пол.

Панфёров Данил Сергеевич, известный в узком кругу как главный заводила этой казармы, свесился сверху, растрёпанный и злой:

— Объясни мне, Артём Николаевич, какой идиот решил, что человек должен вставать до рассвета?

— Тот же, который написал устав, — ответил Артём, нащупывая сапоги. — И, кажется, он ещё жив.

— Надо бы уточнить, — пробормотал Данил. — Вдруг уже нет. Тогда мы тут по инерции мучаемся.

— Панфёров, — рявкнул Старший с прохода, будто услышал через стенку. — Встань сначала. Потом будешь мучиться.

— Есть мучиться после вставания, товарищ старший сержант, — отозвался Данил чисто автоматически.

Кто-то фыркнул, стараясь спрятать смех в воротнике.

Сегодня утро было странным уже на построении.

Обычно всё просто:

зарядка, строевая, короткий инструктаж, поехали дальше.

Но сейчас на плацу, помимо привычной роты, выстроили ещё людей из соседней казармы. Командиры суетились чуть больше обычного. Стрелецкий стоял в стороне, с кем-то разговаривал, периодически кивая.

— Мне это не нравится, — тихо сказал Данил, пока они дышали морозным воздухом. — Слишком много начальства. В моём опыте это либо большие неприятности, либо большие работы.

— А третьего не дано? — спросил Артём.

— Третье — это увольнение, — ответил тот. — Но это уже сказки для детей.

Старший прошёлся вдоль строя, оценивая, кто способен стоять ровно, а кто превращается в кучу одежды на двух ногах.

— Так, бойцы, — сказал он, отходя чуть в сторону. — Сейчас для вас выступит капитан Стрелецкий. Можете не хлопать, он не артист. Слушать придётся внимательно. То, что он скажет, повлияет на то, как вы будете тут служить дальше. А может, и на то, будете ли вообще.

Он кивнул капитану и отошёл.

Стрелецкий шагнул вперёд.

— Вольно, — сказал он. — Но не расслабляться.

Рота немного вздохнула, плечи разошлись, но строя никто не рушил.

— Вы прошли первый этап, — сказал капитан. — Не скажу, что блестяще, но живы, стоите, более-менее умеете идти в одну сторону в одно время. Для начала неплохо.

Он обвёл их взглядом.

— Теперь начинается серьёзная часть, — продолжил он. — И у вас, в отличие от некоторых, есть выбор.

Это уже было незнакомо. Выбор и армия обычно в одном предложении не существовали.

— Слушаем внимательно, — сказал капитан. — Государству нужны не только солдаты «от звонка до звонка», как вы любите говорить. Ему нужны люди, которые смогут работать с тяжёлыми задачами: сложные операции, новая техника, там, где обычная часть начинает захлёбываться. Для этого есть программы специальной подготовки.

Он сделал паузу.

— Суть простая, — сказал Стрелецкий. — Каждый из вас может пойти по одной из двух дорожек.

Он поднял один палец.

— Первая. Стандартная срочная служба. Учебка, распределение в обычную часть, год без особых чудес, по возможности подальше от самых горячих точек. Меньше риска. Меньше ответственности. Меньше головной боли. Отслужил, получил военный билет, поехал домой, рассказывать друзьям, как было тяжело вставать в пять утра.

Поднял второй палец.

— Вторая. Специальная подготовка. Усиленный режим, отдельные курсы, участие в отработке новых методик и тактики. Это больше работы, больше нагрузки, жёстче отбор. И да, выше вероятность, что в случае обострения ситуации окажетесь не в тылу, а на передовой. Но и отдача другая.

Кто-то двинулся в строю.

Капитан продолжал, не глядя на отдельные лица.

— Отдача — это не только красивые слова, — сказал он. — Повышенные выплаты контрактникам, если останетесь и дальше. Приоритет на определённые должности. Плюс, по линии государства, социальные льготы: жильё, обучение, медицинские программы. Всё то, о чём вы обычно узнаёте из рекламы и думаете, что это для кого-то другого.

Он посмотрел прямо.

— Но это не бесплатно. И не романтика. Это работа. Часто неприятная. Местами страшная.

Рота молчала. Кто-то из задних сглотнул так, что было слышно.

— Решение принимать вам, — сказал Стрелецкий. — Принуждать никто не будет. Но если выбрали обычную срочку — едете в другую часть, попроще. Если выбрали специальную — остаётесь здесь. Дальше отбор, и уже отсюда по профилям. Пехота, связь, операторы и прочее.

Он перевёл дух.

— Вопросы есть? — спросил он.

Рука поднялась где-то справа.

Высокий худой парень, которого все звали просто Сашей, но у него наверняка имелись фамилия и отчество.

— Товарищ капитан, — сказал он. — А если выбрал спецподготовку, но потом понял, что не тяну?

— Тогда будешь тянуть, — спокойно ответил Стрелецкий. — Это не развлекательный кружок. Но если по медпоказаниям вылетишь — отправят по остаточному принципу. Только там тоже никто обниматься не будет.

Рука поднялась с другой стороны.

— А если выбрал обычную, а потом передумал? — спросил кто-то из задних.

— У нас много желающих туда попасть, где тяжело, — сухо сказал капитан. — За вас в очереди вряд ли кто-то стоять будет. Поэтому думайте головой сразу.

Он перевёл взгляд по строю ещё раз.

— В течение дня с вами поработают офицеры, всё расскажут по полочкам, — заключил он. — После обеда будет приём решений. Каждый из вас лично распишется под тем, что выбрал. Без «я не знал» и «я передумал». На этом всё.

— Рота, равняйсь! — заорал Старший.

Радостное утро закончилось.

Столовая гудела, как улей.

Железные миски, алюминиевые ложки, запах каши и котлет, которые были похожи на котлеты только по названию.

Люди жевали, спорили, тихо лаялись.

Артём сидел с Данилом, по правую руку от него устроился коренастый парень с короткой шеей, по фамилии Пахомов, которого все звали Пахом. Слева — худой темноволосый Илья Полянский, вечный скептик и человек-комментарий.

— Ну всё, — Пахом отодвинул миску. — Выбор века. Туда идти — страшно. Сюда идти — стыдно.

— Стыдно? — переспросил Илья. — А чего стыдно? Человек хочет просто отслужить и свалить. Нормальное желание.

— Нормальное, — согласился Пахом. — Только потом будут сидеть на кухне и рассказывать, как могли бы. Я таких у нас в посёлке видел. «Вот, если бы я тогда пошёл…»

— А что, если пойдёшь, а потом останешься без ног? — спокойно сказал Илья. — На кухне рассказывать будешь уже про другое.

Он ковырял котлету с вниманием хирурга на операции.

— Да вы все, главное, не думайте, — вмешался Данил. — А то голова устанет. Я лично не собираюсь подставляться под все возможные приключения, только потому что какой-то человек наверху решил, что ему нужны «особо мотивированные». Я хочу год отмучиться и домой.

— Ты уже отмучился две недели, — заметил Илья. — И ещё не умер.

— Это потому что Старший меня любит, — сказал Данил. — Но я не хочу испытывать его чувства дальше. Стандартная подготовка, спокойная часть, полгода в нарядах, полгода на автоматизме, и всё. Зато живой, и потом можно спокойно получать свои ипотечные и прочие радости.

Он повернулся к Артёму.

— Ты же со мной, а? — спросил он. — У нас с тобой ещё планы. Дом родителям, нормальная жизнь. Ты не тот человек, который мечтал попасть в мясорубку добровольно.

Вот тут как раз и начиналась проблема.

Артём отложил ложку, посмотрел на свои ладони. Кожа чуть грубее, чем ещё месяц назад. На костяшках — старые следы от драк и новые мозоли от оружия.

Внутри тихо шевельнулось.

Рекомендую обсудить параметры, сказала Эйда.

«Слушаю», — подумал он, прикрывая глаза на секунду так, будто просто моргает от усталости.

Специальная подготовка: повышенный риск боевого применения. Нагрузки, угроза жизни. Но — высочайшая плотность адаптационного опыта. Доступ к расширенным сценариям, к другим типам нагрузки. Возможность улучшить параметры быстрее и дальше.

Обычная срочка?

Минимальный риск прямых боевых столкновений в краткосрочной перспективе. Низкий уровень стимулов для адаптации. Медленный рост. В случае эскалации — низкая подготовка при попадании в зону конфликта.

Он тихо вдохнул.

— Мне нравилось, когда мир был проще, — тихо сказал он про себя. — Если бы не ты, я бы, наверное, даже не думал.

Пауза.

Ты можешь пытаться минимизировать участие. Но события вокруг развиваются по траектории, не зависящей от твоих желаний. Чем больше у тебя ресурсов, тем выше шанс защитить тех, кто останется.

Ну и льготы весьма щедрые обещали вместе с жильём. Но после службы, чтобы получить льготы и жилье, нужно обязательно устроиться работать на государственную службу. Но это будет очень весомая помощь семье. Помощь, конечно, можно оказать и другим способом — просто работая по специальности. Но чтобы купить жилье, на это уйдёт минимум 10 лет.

С семьей он так и не связался с момента отъезда, так как связаться было трудно, но события дома он ещё узнает позже.

— Артём, — повторил Данил, уже настороженно. — Ты чего задумался? Скажи, что не будешь лезть в эту специальную мясорубку. Скажи, и я успокоюсь.

Артём посмотрел на него.

Данил — не герой, не псих, не фанат адреналина. Живой, нормальный человек, который хотел диплом, нормальную зарплату и чтобы проблема войны касалась его как можно меньше.

И вот сидит здесь, с обритой головой, алюминиевой ложкой в руке и бесконечным сарказмом вместо брони.

— Я не хочу умирать, — честно сказал Артём. — Я хочу помочь семье. И не хочу, чтобы кто-то из наших умер. — Артем вздохнул. — Но в мире накаляется обстановка.

Он поискал слова.

— Если всё дальше будет только хуже, — произнёс он, — мне нужна возможность что-то делать. А не просто быть ещё одним «отслужил и ушёл».

— Ты был нормальным пацаном, — мрачно заметил Данил. — А сейчас звучишь как человек, который собирается подписать себе смертный приговор.

— Обычная срочка не даёт иммунитета, — сказал Артём. — Ты же сам слышал. Если начнётся по-крупному, зацепит всех. Просто одни будут готовы чуть лучше, другие — чуть хуже. Мне… хочется быть в первом списке.

Пахом кивнул, молча.

Илья скривился.

— Герой, — сказал Данил. — Спаситель человечества. Нашёлся.

Он стукнул ложкой по миске.

— Я, между прочим, тоже жить хочу. И не хочу, чтобы где-то под дурацким городком лежала моя форма с пустым шевроном. Я за тех, кто переждёт, а потом будет смотреть, как другие страдают.

— Но ты же меня терпеть не можешь, — сказал Артём. — А если мы разделимся, кому ты будешь портить жизнь?

— Точно, — тихо вставил Пахом. — Без него тебе придётся по новой искать человека, которого можно будет доставать с утра до вечера.

— Не помогайте, — поморщился Данил.

— Я не герой, Дань, — сказал Артём, уже без шуток. — Я просто понимаю, что всё равно втянут. Мы уже тут. Обратно нам никто билет не выдаст. Если придёт серьёзное дерьмо, оно не спросит, кого из нас «отправлять посерьёзнее». Оно накроет всех.

Он пожал плечами.

— Я выбираю вариант, где у меня хотя бы будут инструменты.

Данил смотрел на него так, будто впервые видит.

— Ненавижу тебя, — сказал он наконец. — От души.

И тут же добавил:

— Если ты попрёшь в эту спецподготовку, я за тобой пойду. Потому что я ещё больше ненавижу идею, что ты будешь где-то там, а я — в какой-то другой дыре, где от меня ничего не зависит. И если ты умрёшь, я хотя бы тоже буду в списке. Чтобы не мучиться.

— Логика на грани гениальности, — заметил Илья. — Но это уже наша классика.

— А вы что? — спросил Артём, глядя на Пахома и Илью.

— Я? — Пахом почесал затылок. — Я ещё подумаю. У меня дома мать. Я ей обещал вернуться. Но если здесь правда можно чему-то научиться, что потом пригодится… Надо считать.

— А я, — сказал Илья, — хочу пожить. Но и хочу, чтобы если вдруг начнутся совсем плохие времена, я не был тем самым «лишним». Так что, скорее всего, тоже останусь тут. Просто буду ныть громче вас.

Данил тяжело вздохнул, встал и утащил миску к мойке.

— Ненавижу людей, которые усложняют мне жизнь такими разговорами, — бросил он через плечо.

После обеда строй выглядел уже иначе.

Кто-то ходил, сжав губы.

Кто-то, наоборот, смеялся слишком громко.

Кто-то пристально рассматривал плац, словно пытаясь запомнить каждую трещину — на случай, если завтра будет в другом месте.

Их выстроили по отделениям.

Перед каждым столом — папка, списки.

Стрелецкий стоял рядом, лицо у него было по-прежнему спокойное.

— Подходите по одному, — сказал он. — Вписываете данные, расписываетесь в том, что ознакомлены и выбрали. Без театра. Взрослые люди.

Слева уже шли первые.

Кто-то, не дойдя до стола, разворачивался и уходил к группе, которая формировалась справа — туда, где собирали тех, кто выбрал обычную срочку.

Артём шёл в середине очереди.

Когда очередь дошла до него, он наверное за всю жизнь ещё ни разу так ясно не ощущал вес ручки в пальцах.

На листе была стандартная бумажная мантра: ознакомлен с условиями, предупреждён о рисках, претензий не имею, выбираю такой-то вид подготовки.

Он посмотрел на строки.

В голове тихо и отчётливо прозвучало:

Риск — высокий. Потенциал — выше среднего. Принятое решение будет определять маршруты дальнейшего развития.

«Да знаю я», — отозвался он мысленно и поставил подпись напротив пункта «специальная подготовка».

— Определился? — спросил Стрелецкий, мельком глянув.

— Так точно, товарищ капитан, — сказал Артём.

— Ну, — капитан слегка кивнул. — Посмотрим, как ты будешь думать о своём выборе через месяц.

Сзади к столу подошёл Данил.

Пальцы у него дрожали едва заметно.

— Панфёров Данил Сергеевич, — озвучил офицер, проверяя данные. — Выбор?

Данил метнул на Артёма взгляд — убийственный и отчаянный одновременно.

— Специальная, — выдохнул он. — Чёрт бы её побрал.

— Подпись, — спокойно сказал капитан.

Данил расписался так, будто ставит крест на собственной жизни.

— Поздравляю, — заметил Стрелецкий. — Вы только что вступили в кружок любителей осложнять себе судьбу.

— Спасибо, товарищ капитан, — буркнул Данил. — Всегда мечтал.

Половина роты всё-таки выбрала обычную службу.

Их отвели в сторону, позже началась суета с вещами.

Автобус, к которому они привыкли, теперь увозил уже не всех, а только часть.

Кто-то махал рукой.

Кто-то стоял с каменным лицом.

Кто-то пытался шутить, но получалось кисло.

Когда автобус тронулся, казарма стала визуально меньше, но воздух в ней стал плотнее.

Те, кто остались, теперь смотрели друг на друга иначе.

Кто-то — с уважением.

Кто-то — с осторожностью.

Кто-то — с раздражением: мол, «нашлись особенные».

Среди последних был Климов — широкоплечий, с тяжёлой челюстью, тот самый, что уже один раз возмущался жизнью в сушилке.

— Смотрите-ка, — усмехнулся он, проходя мимо, — элита тут нарисовалась. Сами, значит, решили стать особенными. Надеюсь, вам за это медали сразу выдадут.

— Если выдадут, — спокойно ответил Артём, — я тебе покажу, как они смотрятся на челюсти.

Данил фыркнул.

Климов прищурился, но промолчал.

Пока.

Вечером их опять собрали, но теперь в другом помещении — небольшом актовом зале, где на стене висел экран.

На этот раз, кроме Старшего и Стрелецкого, был ещё один офицер. Лет тридцать пять, сухой, жилистый, с цепким взглядом. На груди — нашивки, немного больше, чем просто «понадели для вида».

— Майор Рубцов, — представился он. — Для тех, кто не знает, это значит, что я отвечаю за то, чтобы из вас сделать хоть что-то пригодное для того, что нам предстоит.

Он прошёлся взглядом по рядам.

— Вы выбрали специальную программу, — сказал он. — Это не значит, что вы уже кто-то. Это значит, что вы добровольно подписали бумажку, что готовы работать больше остальных. Нам нужны не супермены, а люди, у которых есть голова и чуть больше стержня, чем у среднестатистического «отслужил и забыл».

Он сжал пальцы в кулак и разжал.

— Суть программы такая. Вас условно делят на несколько профилей. Первые — штурм. Те, кто ногами ходит там, где неприятно, и руками делает то, от чего другим хочется спрятаться под кровать. Вторые — операторы. Те, кто головой и глазами работают не хуже рук и ног. Управление, координация, связь. Со временем — узкие специализации.

Он ткнул пальцем в экран, и на нём появились схемы.

— Мы живём не в сказке, где один герой с автоматом всех побеждает, — сказал Рубцов. — Боец сам по себе — это одна штука. Боец, за которым стоит нормальный оператор, грамотная координация, — это уже другая. Связка «живой боец + оператор» — это то, на чём сейчас строится половина нормальных операций.

Он посмотрел на них.

— Для этого у нас есть тренировки, — продолжил он. — В том числе с экзоскелетами и виртуальными симуляторами. Да, вы не ослышались. Не в кино, а здесь. Но не надо строить из себя детей, которым дали новую игрушку. Всё это — инструмент. Как автомат. Как сапёрная лопатка. Умный человек использует, чтобы выжить. Дурак — чтобы сделать ещё одну глупость.

Он усмехнулся безрадостно.

— Завтра начнём вводные, — сказал майор. — Сегодня можете порадоваться, что вы ещё этого не видели. Завтра будете радоваться меньше.

— Товарищ майор, — поднял руку Илья. — А уже известно, кого куда?

— Примерно, — ответил Рубцов. — Кто-то физически крепче, у кого-то результаты по тестам выше. Но окончательно определим по результатам первых занятий. Иногда те, кто бегают как кони, в штурме ломаются, а те, кто в школе сидел на задней парте, оказываются отличными операторами. Жизнь любит сюрпризы.

Он перевёл взгляд по залу.

— Вопросы? — спросил он.

— А если, к примеру, — осторожно начал Пахом, — я не хочу идти туда, где… э-э… совсем плохо, но хочу научиться чему-то нужному?

— Тогда привет, ты в правильном месте, — отрезал майор. — Здесь ты не выбираешь точку, где окажешься завтра. Здесь ты выбираешь, будешь ли ты там в состоянии хоть что-то сделать или нет. Всё.

Он махнул рукой.

— Всё, свободны. Готовьтесь морально.

Утро следующего дня началось, как обычно, с матов и зарядки. Закончилась эта привычность на двери тренировочного корпуса.

Когда их туда завели, у Артёма возникло чувство, что он случайно зашёл на выставку будущего из рекламы, только без улыбок и приглушённой музыки.

Большой зал был разделён на две части.

В первой — нечто вроде обвешанных ремнями металлокаркасов, стоящих на платформах.

Над ними висели тросы и крепления. Рядом — стойки с шлемами и ремнями.

Во второй — ряд стоек с мониторами, столы с пультами, кресла, похожие на офисные, только с дополнительными креплениями для рук и головы.

— Ох ты ж… — выдохнул Данил. — Вот оно где всё пряталось.

— Добро пожаловать, бойцы, — снова появился майор Рубцов. — Здесь у нас проходят тренировки по программе «экзоскелет + оператор». В народе — экзы и те, кто на них смотрит.

Он прошёлся между каркасами.

— Это — легкие экзоскелеты, — сказал он. — Не те монстры, которые таскают по сто килограммов железа, а облегчённые модели для пехоты. Ноги, спина, немного руки. Усиливают, поддерживают, стабилизируют. Дают шанс, что вы после тяжёлого выхода вернётесь своими ногами, а не чьими-то руками.

Он кивнул в сторону стоек с пультами.

— Там — рабочие места операторов. Люди, которые не лезут в грязь и кровь лично, но держат картину целиком. Оценка обстановки, координация групп, связь, иногда — управление техникой.

Он улыбнулся без тени веселья.

— Идеальная картина мира выглядит так, — сказал он. — В поле работает связка: боец в экзе, который видит перед собой конкретную улицу, и оператор, который видит весь квартал. Если они доверяют друг другу и умеют слушать, отсюда мы отправляем больше людей живыми. Если нет — отправляем больше тел.

Он повернулся к ним.

— Ваша задача — научиться быть одной из частей этой связки, — заключил майор. — Не важно, кем. Хороший оператор ценится так же, как хороший стрелок. Без одного второго не бывает.

Старший устроил их в две шеренги.

— Сейчас проведём первичную оценку, — сказал Рубцов. — Двоих добровольцев — в экзы, двоих — за пульты. Остальные смотрят и молчат.

Ему даже не пришлось долго ждать.

— Лазарев, Панфёров, — неожиданно сказал Старший, словно примеряя их фамилии на каркасы. — Раз вы уже везде успели отличиться, отличайтесь дальше. Лазарев — экзоскелет. Панфёров — оператор.

— Почему я оператор? — возмутился Данил. — Я тоже хочу железо на ногах.

— Потому что ты слишком любишь крутить кнопки, — ответил Старший. — И потому что если я дам тебе экзу, ты расхреначишь её о первую же стену. Дискуссия окончена.

— Я подумаю, — проворчал Данил, но уже шёл за инструктором к рабочему месту.

Артём, наоборот, подошёл к ближайшему каркасу, к которому его подводил сержант-инструктор — бледный, с короткой стрижкой и тонкими пальцами.

— Не бойся, кусаться он не будет, — сказал тот. — Хоть и железный.

— Я уже привык к тому, что всё, что не кусается, всё равно ранит, — заметил Артём.

Инструктор хмыкнул.

— Сначала — пояс, — объяснил он, показывая. — Крепим на таз, затягиваем. Здесь — крепления на бедре, на голени. Нога — сюда. Не дёргайся, пока не скажу.

Он терпеливо застёгивал на нём металлические дуги и ремни.

Эйда проявилась лёгким зудом под кожей:

Новые внешние нагрузки. Механическая поддержка по оси ноги. Не вмешиваюсь, пока не будет угрозы.

«Заметай», — ответил он, чувствуя, как экзоскелет подхватывает вес ног.

Его буквально вплели в каркас.

Спина — подставка, на плечах — лёгкая рама. Металл не давил, но присутствие ощущалось.

— Теперь попробуй шагнуть, — сказал инструктор.

Первый шаг был странным.

Как будто в ноги добавили пружины, которые ещё не подружились с мышцами.

Он сделал второй, третий, прислушиваясь к тому, как ноги отвечают. Экзоскелет слегка подталкивал при сгибании колена, будто помогая разогнать тело вперёд.

— Нормально, — кивнул инструктор. — Не валишься. Значит, мозг не совсем из табуретки.

— А если из табуретки, что тогда? — спросил Артём.

— Тогда мы узнаем об этом раньше, чем тебя куда-то отправим, — пожал плечами тот.

Тем временем Данил усаживался за пульт.

Рабочее место оператора оказалось не таким уж впечатляющим: стол, кресло, монитор, джойстик, пара дополнительных клавиш и гарнитура.

— Всё это, — объяснял офицер связи, высокий, сухой, — простая штука. Монитор — то, что ты видишь глазами систем наблюдения и датчиков, на учениях — камеры, датчики, иногда макеты. Джойстик — чтобы что-то переключать. Голова — чтобы понимать, что ты видишь. Понимать будешь — жить будут. Нет — ну… значит, будем искать другого.

— От ваших педагогических подходов мне так спокойно, — вздохнул Данил, надевая гарнитуру. — Прямо как дома.

— Дома тебя за ошибку максимум отец по шее даст, — сказал офицер. — Здесь за ошибку могут прилететь похоронки. Поэтому учимся без романтики.

Он включил мониторы.

На экране вспыхнуло изображение тренировочного полигона:

макеты домов, коридоры, коридорчики, подвалы, переходы.

— Сейчас попробуем простую штуку, — сказал офицер. — Лазарев идёт по маршруту. Ты следишь за ним по камерам, даёшь команды. Твоя задача — провести его из точки А в точку Б живым, не давая ему вляпаться в условный огонь. Его задача — слушать тебя и не строить из себя героя.

— Он уже подписал бумажку, что он герой, — мрачно заметил Данил. — Хорошо. Попробуем.

Артёма подвели к входу в лабиринт из щитов и перегородок.

— На затылок, — сказал инструктор, протягивая ему гарнитуру, — надеваем. Это — связь с оператором. Если голос в ухе говорит «стоп» — значит стоп. Если голос говорит «левая» — значит левая. И не надо спорить.

— А если голос говорит «прыгай в яму»? — уточнил он.

— Тогда сначала спроси, трезв ли оператор, — усмехнулся инструктор. — Но в целом да — слушай.

Гарнитура шевельнула ухом, отозвалась лёгким шумом.

Связь установлена, отметила Эйда. Новый канал. Внешний голос. Учту.

— Тём, ты меня слышишь? — раздалось в ухе знакомое.

— Слышу, Панфёров, — сказал он. — Всё, теперь тебе официально разрешено мной командовать. Пользуйся моментом.

— Пользоваться буду аккуратно, — отозвался Данил. — Значит так. Вперёд два шага. Там порог, не навернись.

Голос у него был неожиданно собранный. Без обычной размазанной ленивости.

Артём сделал шаги. Экзоскелет подстраивался. Вес распределялся как-то странно — часть брали на себя дуги на ногах.

— Теперь прямо до первой развилки, — продолжал Данил. — У тебя справа щит с дырой, не лезь к нему близко, там потенциальный «стрелок». Это пока макеты, но давай не будем тренировать привычку подставляться.

Он двигался, слушая голос, слыша, как дыхание Данила чуть учащается, когда на экране происходило что-то.

Стены лабиринта давили.

Запах фанеры и пыли, свет сверху.

— Стоп, — резко сказал Данил. — Замри.

Он замер.

Слева, за одним из щитов, кто-то коротко выстрелил очередью холостых. Пули ударили в край стены.

— Поздравляю, — сказал в ухе офицер связи. — Первый раз ты спас ему жизнь. Условно. Не расслабляйся.

— Дальше, — скомандовал Данил. — Тём, назад на шаг, затем вправо, там коридор, по нему до конца. И не пытайся сам угадывать. Ты у нас сегодня не герой-одиночка, а подопытный.

— Нравится мне, как ты меня называешь, — сказал Артём, но послушно сделал, как сказано.

В экзоскелете было непривычно, но тело постепенно ловило баланс. Мышцы и железо учились работать вместе.

В какой-то момент он почувствовал, как в левую ногу идёт лишнее напряжение — как будто каркас чуть перетягивает.

Эйда отозвалась тут же:

Исправляю алгоритм движения. Перераспределяю усилие. Старайся шагать короче на любом повороте.

Он подсознательно подстроился, и двигаться стало легче.

— Левее, — сказал Данил. — Там минус условный, не наступай. Молодец. Прямо.

Пробежали ещё пара коридоров, несколько «засад» с холостыми.

Один раз Артём всё-таки «поймал» условную пулю — датчик на груди коротко пискнул и загорелся красным.

— Поздравляю, — объявил голос из динамика в зале. — Одно ранение в область грудной клетки. Жить будешь, но недолго.

— Что за оператор, — тут же вознёс голос Данил. — Я всё правильно его вёл, это он сам лезет, куда не надо.

— А вы не ссорьтесь, — сказал офицер. — Для первого раза нормальный результат. Главное — понять, как вообще работает связка.

После нескольких заходов поменяли роли.

Теперь кто-то другой шёл по лабиринту, а Данил и ещё двое сидели за пультами, плюс выключили «помощь» инструкторов.

Илья получил в наушники бойца, который паниковал.

— Стоп, стоп, стоп, куда ты попёр? — говорил Илья, глядя на монитор. — Я же сказал — вправо… Нет, не туда… Ну всё, считай, тебя нет.

Датчик пискнул.

Офицер связи вздохнул.

— Паника — плохо, — сказал он. — Это смотрится красиво только в фильме, где потом герой всё равно выживает, потому что так написано. В жизни паника — это дырки там, где их могло не быть.

Когда Артёма посадили за пульт, он почувствовал себя странно. Как будто вместо ног ему выдали чужие глаза.

На экран выводилась картинка с камеры, закреплённой над входом лабиринта, плюс карта, плюс условные значки.

— Лазарев, — офицер наклонился. — Смотри не только на того, кому ты командуешь. Смотри на всё поле. Кто где, откуда могут выйти. Оператор, который видит только своего бойца, — слепой.

В наушниках зазвучал голос:

молодой, немного нервный.

— Рядовой Багров на связи, — сказал он. — Готов.

— Слышишь меня? — спросил Артём.

— Так точно, — ответил Багров.

— Дыши, — сказал он. — Это не страшнее, чем строевая. Только стен больше.

— Не уверен, — признался тот.

— Ладно, слушай меня внимательно, — сказал Артём. — Вперёд три шага, потом левее.

Он вёл его так, как недавно вели его самого.

Отметил на карте возможные точки засад, учитывал, откуда в прошлый раз любили стрелять инструкторы.

Внутри Эйда вдруг отозвалась:

Могу помочь с прогнозированием позиций противника на основе предыдущих сценариев.

«Давай», — подумал он.

В голову словно легла прозрачная сетка: вероятности, траектории.

Он видел на карте не просто коридоры, а места, где логично было бы поставить «стрелка».

— Стоп, — сказал он. — Не выходи на перекрёсток, не заходя за щит. Сначала выгляни с правой стороны.

Багров высунулся — в этот момент с другой стороны щита действительно раздалась очередь холостых.

— Жив, — выдохнул тот.

— Привыкай, — сказал Артём. — Дальше правее, там чисто.

Потом — ещё развилка, еще одна, один условный «подрыв» на «минке» у другого отделения.

— Ты, случайно, не занимался этим раньше? — спросил офицер, наблюдая за его работой.

— Нет, — честно ответил Артём. — Просто понравилось, когда мной командовали, теперь хочу отыграться.

Багров дошёл до выхода с одной условной царапиной на руке.

— Неплохо, — произнёс офицер. — Для первого раза. Запомните, бойцы. Ни один из вас по отдельности не сделает того, что вы делаете вместе. Даже если вам кажется, что вы супергерои…

Он посмотрел на Данила.

— …особенно тем, кому это кажется чаще остальных.

— Я молчу, товарищ капитан, — поспешил сказать Данил. — Я сегодня скромность прокачиваю.

К обеду ноги у всех гудели, головы гудели ещё сильнее.

Экзы утягивали энергию, даже если вы в них просто учились ходить.

Пульты и мониторы выжимали мозг, как тряпку.

За столом стоял гул.

— Никогда не думал, — признался Пахом, жуя, — что можно так устать, ничего толком не пробежав.

— Это потому что ты сегодня головой работал, — сказал Илья. — Вот организм и в шоке.

— Ты сам-то как? — Данил ткнул локтем Артёма. — Экзочеловек, мать его. Впечатления?

— Как будто на ноги навесили ещё по человеку, — сказал тот. — Но человек этот помогает, а не мешает. Если не тупишь.

— Это, по-моему, про всё, — заметил Илья. — Если не тупишь — многое помогает.

Климов сел за соседний стол, шумно поставил миску.

— Смотрю, вам все нравится, — сказал он громко. — В железках побегали, в игрушечки поиграли. Понабирают сейчас себе любимчиков, а потом вы будете нам рассказывать, как вы в «экзах» в бой ходили.

— Климов, — устало сказал Пахом. — А ты чего кипятишься? Тебя же никто не держал. Мог уехать вместе с теми, кто решил не лезть.

— Я выбрал спецподготовку, потому что у меня мозги есть, — сказал Климов. — А не потому, что хочу геройствовать. А тут половина уже сидит, как будто им медали пообещали.

— Если ты о медалях мечтаешь, — отозвался Данил, — лучше сразу попросись в оркестр. Там чаще выдают.

Климов глянул на него недобро.

— Смейся-смейся, — сказал он. — Посмотрим, как ты будешь шутить, когда тебя в реальный замес отправят.

— Я буду шутить до последнего, — сказал Данил. — Это мой способ всё портить.

Артём вмешался, пока разговор не ушёл туда, куда потом придётся вытаскивать.

— Успокойся, Климов, — сказал он. — Мы все в одной лодке. Утонем — вместе. Выплывем — тоже вместе. Если начнёшь ссориться сейчас, потом будет сложнее прикрывать друг другу спину.

Климов какое-то время молча смотрел на него, потом отодвинул миску.

— Я тебе не друг, Лазарев, — сказал он. — Но пока ты не делаешь откровенных глупостей, я тебя трогать не буду.

— На том и постоим, — ответил он.

Вечером занятия продолжились, только теперь без показательных «первых разов».

Их начали гонять по парам: боец и оператор.

Артём несколько раз шёл в экзе под руководством Данила.

Потом — под руководством Ильи.

Потом — под управлением невозмутимого сержанта, который командовал так, как будто диктовал рецепт супа.

Разница ощущалась буквально телом.

С Данилом было шумно, нервно, полно комментариев и шуток, но при этом он быстро учился. Ошибся раз — второй такой же не допускал.

— Стоп, стоп, стоп! — в какой-то момент заорал он в наушник. — Там снизу щель, не вижу толком, но по логике там любители пострелять. Не лезь!

Через секунду из той самой щели треснула очередь.

— Видишь? — сказал Данил. — У меня есть талант видеть, где мне могут прострелить знак бесконечности на лбу.

С Ильёй было по-другому.

— Вперёд, — говорил он спокойно. — Теперь левее. Стоп. Здесь есть два варианта. Первый — ты идёшь напролом и надеешься, что повезёт. Второй — ты делаешь шаг назад и заходишь с другой стороны. Я за второй.

— Кто бы сомневался, — ответил Артём.

Когда же командовал сержант, всё превращалось в короткий, рубленый набор приказов:

— Вперёд. Право. Стоп. Низко. Бегом. Назад. Левее. Не думай — делай.

После каждого захода Эйда аккуратно подводила итоги:

Нагрузка на опорно-двигательный аппарат — повышенная. Координация в связке с внешним управлением улучшается. Адаптационный опыт в области распределения внимания и работы с голосовыми командами получен.

«Смотри, как звучит: "опыт получен"», — усмехнулся он мысленно. — «Как достижение в игре».

Это и есть достижение, ответила она. Только стоимость ошибки выше.

К вечеру он чувствовал, как внутри накапливается какой-то внутренний жар.

Ноги ноют, спина ломит, голова тяжёлая, но при этом — странное чувство: он всё больше понимает, как двигается тело в экзе, как звучит голос оператора, как считывать даже паузу в его команде.

Когда они, наконец, вернулись в казарму, большинство упало на койки, даже не переодевшись как следует.

Данил выдохнул, плюхнувшись на свой верхний этаж:

— Если так дальше пойдёт, я ещё заскучаю по обычной строевой, — сказал он. — Там хотя бы всё понятно: шагайте, кричите, сворачивайте голову вправо.

— Тут тоже понятно, — ответил Артём. — Шагай, кричи, слушай, куда тебе говорят. Просто цена выше.

— Я до сих пор думаю, что я идиот, что подписался на это, — сказал Данил. — Но если уж я идиот, то хотя бы не один.

— Спасибо, греет, — хмыкнул он.

Эйда тихо вмешалась:

Накопленный ресурс достаточен для небольшого улучшения параметров. Рекомендую распределить часть в раздел «Реакция» и «Боевой анализ». Это улучшит работу в условиях ограниченного времени и большого количества входящих сигналов.

«Сейчас?» — мысленно спросил он.

Сейчас — оптимально. Организм разогрет, системы в активном состоянии. Но будет больно.

«Как всегда, — подумал он. — Давай».

Он устроился поудобнее, закрыл глаза.

Сначала это было похоже просто на сильную усталость.

Потом голову словно стянуло обручем.

В глубине черепа забурлил горячий песок.

Пульс участился. Мышцы чуть подрагивали.

Изнутри шёл тихий, монотонный шум — как будто кто-то перебирает невидимые провода в мозгу, перенастраивает затёртые контакты.

Он кусал губу, чтобы не застонать — если сейчас кто-то подойдёт и увидит, что ему так хреново, начнутся вопросы. Вопросы ему не нужны.

Сосед сверху тихо спросил:

— Тём, ты не сдох там?

— Пока нет, — выдавил он. — Просто думаю, почему я такой умный.

— Не думай, — посоветовал Данил. — Это вредно.

Судорога прошла второй волной, потом третьей… И вдруг отпустило.

Мир стал… немного другим.

Не в том смысле, что цвета стали ярче или звуки громче — это всё из дешёвых романов. Просто внутренний шум стих, а всё, что происходило вокруг, казалось сразу чётче.

Где-то в конце казармы кто-то тихо ругнулся — он понял по интонации, что тот споткнулся. Вздох справа — Пахом, у которого болела спина. Шорох одеяла слева — Илья перевёрнулся, мёрзнут ноги.

Поток информации стал более упорядоченным.

Параметры обновлены, сказала Эйда. Реакция — плюс. Боевой анализ — плюс. Возросла способность обрабатывать несколько каналов информации одновременно.

«Надеюсь, потом это пригодится не только здесь», — подумал он.

Пригодится.

Утро следующего дня подтвердило: всё это не было сном.

На очередной тренировке в экзоскелете он неожиданно для себя успевал больше.

Когда Данил орал в ухо:

— Левее, быстро, там сейчас прилетит!

…он ещё до конца фразы уже смещался, ногами, корпусом, будто предугадывая.

Когда на экране загорелась новая камера, переключившаяся на второй сектор, он не терялся, не путал, кто где, а сразу врезался взглядом в нужный угол.

— Ты сегодня как заведённый, — сказал после первого захода офицер. — Пульс, конечно, скачет, но мозги работают.

— Просто вчера хорошо поспал, товарищ капитан, — ответил он.

— Вот и спи так всегда, — бросил тот. — Остальным советую брать пример. Только без лишних фанатизмов.

Тренировки продолжались.

Где-то кто-то падал.

Где-то кто-то забывал команду.

Где-то внешний голос и внутреннее упрямство бились друг с другом.

Один раз боец по фамилии Рыбин, разгорячённый, проигнорировал приказ оператора залечь.

— Да успею я! — заорал он, рванув вперёд.

Датчики тут же завизжали.

В ухо ему заорал инструктор.

— Молодец, — прохладно сказал потом Рубцов. — В симуляции ты только умер. В реальности вместе с тобой могли лечь ещё двое, которые пошли бы тебя вытаскивать. Учимся не играть в героев.

Рыбин сжал кулаки, но спорить не стал.

Вечером в душе, когда из разбалансированного душевого крана текла то горячая, то ледяная вода, Данил сказал:

— Знаешь, что самое страшное?

— Что воду выключат? — уточнил Артём.

— То, как быстро мы ко всему привыкаем, — сказал Данил. — Ещё месяц назад я думал, что казарма и зарядка — это ад. А сейчас я сижу за пультом, ору в чужие уши и решаю, кто у нас условно жив, а кто условно лежит. И это кажется… нормальным.

— Это и пугает, — согласился он. — Но, может быть, и спасёт.

— Если не поехала крыша, — добавил Илья, совмещая шампунь с философией. — А это ещё большой вопрос.

К концу недели они перестали воспринимать экзы и пульты как чудо.

Это были просто инструменты. Тяжёлые, неудобные, но свои.

У каждого уже начали вырисовываться склонности.

Пахом лучше всего проявлял себя в штурме: крепкий, живучий, не паникует.

Илья — на пульте: спокойно, без лишних эмоций, чётко.

Климов, к удивлению всех, оказался толковым на обоих местах, но с ним была проблема — он любил риск больше, чем требовалось, и его всё время приходилось притормаживать.

Данил…

— Вы, Панфёров, — сказал ему однажды Рубцов, — слишком много болтаете. Но, к сожалению, вы делаете это по делу. Из вас выйдет хороший оператор, если вы научитесь иногда жевать язык.

— Я буду стараться, товарищ майор, — ответил Данил. — Но не обещаю.

Артём оказался чем-то посередине. Он неплохо работал и в экзе, и за пультом. Но майор, перебирая их характеристики, остановился на другой мысли.

— Лазарев, — сказал он, глядя в список. — У вас неплохие данные и там, и там. Но я думаю, вам стоит упирать в штурм.

Он поднял глаза.

— Там вы будете нужнее.

— Есть, товарищ майор, — ответил он.

В глубине головы Эйда отреагировала почти с интересом:

Выбор профиля «штурм» предполагает повышенную плотность критических ситуаций. Это идеально для адаптации.

«Ну конечно, — подумал он. — Кто бы сомневался, что ты будешь рада».

Ночью, когда казарма уже почти затихла, где-то в глубине его сознания впервые прорезалась мысль, громче остальных:

Ты сам это выбрал.

Не капитан, не майор, не Старший.

Не какой-то человек в министерстве.

Он сам поставил подпись под программой, сам шагнул в экзоскелет, сам попросил Эйду усилить его так, чтобы он успевал больше.

Это одновременно пугало и успокаивало.

Если он сам выбрал — значит, у него есть хотя бы иллюзия контроля.

И если вдруг всё пойдёт к чертям, он хотя бы не будет врать себе, что «его заставили».

Он лежал, глядя в темноту.

Сверху тихо посапывал Данил.

Где-то в углу Пахом во сне ругался матерно, видимо, бегал по лабиринтам.

Илья, как всегда, спал тихо, как будто весь свой шум оставлял на языке днём.

— Решил стать особенным, Лазарев, — тихо сказал он себе. — Ну что ж… Посмотрим, хватит ли тебя.

Внутри шевельнулась Эйда.

Хватит, сказала она. Если будем работать вместе.

— Это мы ещё проверим, — выдохнул он.

Учебка стала другой.

Теперь это была не просто армейская «школа жизни».

Это было место, где он, связанный ремнями с железом, с чужим голосом в ухе и чужой системой в голове, учился быть частью чего-то большего, чем просто очередной номер в списке.

А где-то там, далеко за пределами плаца и лабиринтов, мир продолжал крутиться, наращивая напряжение, о котором они пока только слышали в обрывках новостей.

И Артём всё явственнее чувствовал: выбор, который он сделал здесь, — это не просто про его один год. Это про то, кем он вообще собирается быть, когда всё вокруг начнёт рушиться.