Предел Адаптации

Глава 20

Пять дней спустя госпиталь начал казаться Артёму не местом боли, а чем-то вроде странного санатория для людей, которых пытались убить космосом и бетонными плитами.

Кости больше не ныли при каждом вдохе. Металлический каркас на ногах стал не кандалами, а просто неудобной мебелью, которую скоро обещали снять. Дышать можно было без хрипов, голова не кружилась при каждой попытке приподняться.

И Эйда, конечно, не упустила момента.

— Состояние опорно-двигательного аппарата стабилизировалось, — сообщила она так буднично, будто озвучивала прогноз погоды. — Микротрещины закрыты, костная плотность закреплена. Могу рекомендовать продолжение физической ветки.

Артём сидел на кровати, опираясь руками по бокам, и смотрел на свои ноги. Чужие, в шрамах, с остатками желтоватых полос от йода. Но когда он шевелил пальцами, они слушались.

— Ты специально подгадываешь такие речи на момент, когда я только начал радоваться жизни? — пробормотал он. — Дай хоть сутки поваляться без апгрейдов.

— Эти пять дней ты валялся и так, — спокойно напомнила она. — При этом ты всё время думал о том, что без дополнительных улучшений снова окажешься под плитой в следующий раз.

Пауза.

— Я озвучиваю твои собственные выводы.

Он скривился.

— Ладно, умная. Что на меню?

Перед внутренним взором вспыхнули панели.

Физическая ветка — доступные улучшения:

Мышечная эффективность 1 → 2

Связки и сухожилия 0 → 1

Описание, побочки, как всегда, честные и неприятные: боль, судороги, ещё немного боли, подозрительные результаты анализов.

— Если я соглашусь, — спросил он, — на сколько меня снова выкосит?

— При распределённой схеме — примерно сутки выраженного дискомфорта, — ответила она. — Ещё двое суток — остаточные явления.

Пауза.

— В обмен на рост силы и координации до уровня подготовленного спортсмена при сохранении текущей выносливости.

— Спортсмена, который привык, что по нему бьют из орбитального лазера, — хмыкнул он. — Ладно. Давай. Пока меня врачи не запутали в проводах окончательно.

Подтверждение. Запускаю усиление мышечной эффективности и связочного аппарата. Рекомендую принять удобное положение, в котором ты не свернёшь себе шею, если начнутся судороги.

Он аккуратно лёг, подтянул одеяло к груди и выдохнул.

Боль пришла не сразу.

Сначала — ощущение внутреннего жара. Как будто под кожей начали медленно разворачивать тонкие провода и подключать их к уже существующим.

Потом мышцы будто набухли изнутри, тяжелея. Не так, чтобы он стал огромным раздутым качком, а как если бы по каждой волокнистой ниточке кто-то прошёлся наждачкой, снял старый слой и поставил новый, более плотный.

Связки отозвались тонкими, мерзкими уколами где-то глубоко в суставах.

Колени жгло, локти ныло, плечи ломило так, будто он только что отжался от пола тысячу раз, а потом побежал кросс километров на десять.

Он стиснул зубы.

— Если кто-то решит, что я тут умираю, — выдавил он, — скажи им, что это плановая качалка. — Попытался пошутить Артём.

— Им это ничего не скажет, — заметила Эйда. — Но, если хочешь, я могу стабилизировать вегетативные реакции, чтобы тебя не окружили с капельницами.

— Стабилизируй, — прохрипел он. — А то ещё реанимацию вызовут, а я просто лежу, качаюсь.

Судороги всё-таки накрыли.

Не такие, как при агрессивной регенерации после удара, но достаточно, чтобы пару раз свести ноги и пальцы. Он чувствовал, как мускулы дрожат под кожей, будто в них прогнали слабый разряд.

Мышечная эффективность: 1,2… 1,4… 1,7…

Связки и сухожилия: 0,4… 0,8… 1,0.

— Фаза один завершена, — отчиталась Эйда через вечность, хотя прошло не больше часа. — Дальнейшее укрепление — фоновое, в течение суток. Постарайся не устраивать внезапных забегов по коридорам.

— Я сейчас и до туалета-то ползу как древний дед, — буркнул он. — Какие забеги, ты о чём.

На самом деле уже через пару часов он понял, что всё идёт чуть быстрее, чем обещала.

Тело отошло от пика боли, остался глухой, тянущий фон.

Он сидел, осторожно сгибая и разгибая руки.

Мышцы отзывались не ватой, а плотной, упругой тяжестью.

Движения стали чуть более точными, как будто кто-то по-новому натянул систему тросов.

На следующий день эффект проявился в полную силу.

Его снова повели по коридору, но не на каталке, а под свои ноги.

Медбот ехал рядом, страхуя, манипулятор нависал возле локтя, готовый схватить, если что.

— Пациент 12, не ускоряйтесь, — вежливо советовал он. — Реабилитационный протокол не предполагает марш-броски по отделению.

— Я даже не разогнался, — возмутился Артём. — Просто иду.

Он действительно шёл чуть быстрее, чем положено пациенту с недавними множественными травмами.

Не потому что хотел. Просто организм перестал воспринимать эту скорость как нагрузку.

В кабинете ЛФК его заставили присесть, лечь, встать, сделать несколько шагов по дорожке.

Пульс на мониторе поднимался, но не зашкаливал.

— Подтягиваться не будем? — спросил он с иронией, глядя на турник в углу.

Доктор-реабилитолог, сухой мужик лет сорока, посмотрел на него так, будто тот предложил залезть на крышу и станцевать там.

— Для начала мы убедимся, что вы вообще не развалитесь, когда идёте, — строго ответил он. — А турник подождёт.

Он ткнул стилусом в планшет.

— Параметры хорошие. Слишком хорошие, если честно.

Доктор прищурился.

— У вас, рядовой, раньше спорт был? Лёгкая атлетика, борьба, что-нибудь серьёзное?

— В селе в футбол играли, — пожал плечами Артём. — В городе зал немного, бегал, подтягивался. Но чтобы прям серьёзный спорт…

— Ага, — недоверчиво протянул тот. — Тогда я не знаю, что вы там едите на передовой, но нашим олимпийцам бы это не помешало.

На следующее утро его позвали на комиссию.

Два врача, психиатр Яшин, медофицер части.

На столе — стопка снимков, анализы, распечатки с кучей цифр.

— Лазарев, — начал главный, пожилой полковник-врач с седыми бровями, — вы в курсе, что по показаниям вы у нас кандидат в учебник?

— В плохом смысле или в хорошем? — уточнил Артём.

— В странном, — честно сказал тот. — После такого обвала на вас должна быть как минимум ещё одна конструкция. И прогнозы — месяцами. А у вас…

Он ткнул пальцем в снимок.

— Сращение идёт так, будто у вас кости у подростка и регенерация на стероидах. Мышцы…

Он перелистнул.

— По силовым показателям ближе к разряду, чем к среднему срочнику. Сердце…

Врач чуть поморщился.

— В сердце я вообще лезть не хочу, там половину ваших значений можно списать разве что на особенности.

Он откинулся на спинку стула.

— Если бы не записи реаниматологов и хирургов, я бы решил, что вы нам тут просто подсунули другого человека.

— Так может, подсунули, — тихо вставил Данил из угла. Его, как ближайшего, притащили на комиссию тоже — вроде как свидетеля, а по факту морального подпорья. — Мы тут вообще все слегка перепутанные.

Доктор бросил на него взгляд, но промолчал.

— Суть в чём, Лазарев, — продолжил он. — По состоянию вы, с одной стороны, готовы к дальнейшей службе. С другой — после такого события есть риск скрытых повреждений, которые мы просто ещё не увидели.

Он постучал пальцем по папке.

— Поэтому медицинский совет считает разумным оставить вас у нас ещё минимум на две недели. Под наблюдением.

Он посмотрел поверх папки.

— А там уже, возможно, и комиссия по дальнейшему назначению. Возможно, и перевод в другую структуру. Учитывая ваши показатели, многие будут рады вас у себя увидеть.

Артём почувствовал, как внутри него что-то сжалось.

Две недели в безопасном, тёплом госпитале.

Звучало как неплохой приз, если забыть, что пока он сидит здесь, другие будут там.

Эйда не вмешивалась, но он ощущал, как она вспоминает десятки сценариев.

Проценты, вероятности, потенциальные исходы.

— С уважением ко всем вашим регалиям, — сказал он, подбирая слова, — но я здесь не для того, чтобы побить рекорды по лечению.

Он перевёл взгляд на медофицера.

— Товарищ капитан, часть сейчас не в тылу сидит. Там людей не хватает. Если вы меня оставите тут на две недели просто потому, что моя физиология выглядит красиво на бумаге, а не потому, что я реально небоеспособен…

Он пожал плечами.

— Я офигенно благодарен за ремонт, правда. Но моя совесть и так уже скрипит.

В кабинете повисла пауза.

Яшин, психиатр, внимательнее присмотрелся.

— Вы в состоянии осознавать риски возвращения в строй? — спокойно спросил он. — Без героического тумана?

— Более чем, — ответил Артём. — Я знаю, как это — когда на тебя сверху падает три тонны перекрытий. Я знаю, как это — вытаскивать людей и считать, сколько ещё не вытащишь.

Он вздохнул.

— И да. Я знаю, что могу туда вернуться и не выйти. Но вот сидеть здесь и смотреть, как другие туда идут вместо меня, когда я могу работать… Это для меня хуже.

Психиатр на секунду прикрыл глаза, явно слушая не только слова, но и то, что за ними.

— Нейрообработка, устойчивость, — тихо пробормотал он, глядя в свои записи. — Действительно… интересно.

Полковник-врач ругнулся себе под нос.

— Ладно, — сказал он наконец. — Официально: по состоянию здоровья Лазарев может быть признан годным с незначительными ограничениями.

Он посмотрел на медофицера.

— Рекомендация: дозированная нагрузка, не бросать сразу под орбитальные удары, не таскать броню за троих.

— Приму к сведению, — сухо ответил капитан. — Но обещать ничего не буду. У нас сейчас не та фаза войны, чтобы выбирать идеальные условия.

— Я понял, — кивнул Артём.

Яшин снова заговорил:

— В таком случае, я фиксирую: по психическому состоянию устойчив, к стрессу адаптируется, признаков острого расстройства нет. Поэтому выписка уже не за горами

Он слегка улыбнулся краешком губ.

Через двое суток его выписали.

Не с песнями и оркестром.

Пара подписей, пара печатей, сухое:

— Годен. Ограничения по бегу на длинные дистанции ближайший месяц. Силовые — под контролем.

Медбот, который последние дни возил его по коридорам, на прощание выдал:

— Пациент 12, желаю вам не возвращаться ко мне слишком быстро.

— Это было почти трогательно, — сказал Артём. — Если я слишком быстро вернусь, это значит, что вы плохо работали.

— Моя эффективность зависит от многих внешних факторов, — обиделся бот. — Включая вашу способность избегать попадания под орбитальный огонь.

— Буду стараться, — пообещал он.

Часть встретила его без пафоса.

На плацу дул привычный мерзкий ветер, небо было низким, серым.

Бойцы куда-то торопились, техника ревела, робо-мулы везли ящики.

У ворот медроты его подхватил уже знакомый силуэт.

— Гляньте-ка, кого строители вернули, — протянул Горелов, поднимая бровь. — Наш личный талисман кирпичного дождя.

— Ты когда научишься просто говорить «привет», как нормальные люди? — спросил Артём, сжимая протянутую руку.

Сжал — и почувствовал, как легко, почти без усилий, удерживает массивного сержанта.

Тот тоже почувствовал, прищурился.

— Ты чего меня, как котёнка, тянешь, а? — подозрительно спросил он. — Тебе там в госпитале что, протезы из титана вставили?

— Кости подшаманили, — отмахнулся Артём. — И немного мышцы. Полезное побочное действие выживания.

Чуть позади стоял Данил, придя вместе с Артёмом, в полевой форме, но с лёгким налётом штабной усталости.

— Здорово, терминатор, — ухмыльнулся он. — Я уже думал, что тебя там или разбирают на органы, или переквалифицируют в экспонат.

— Не дождёшься, — ответил Артём. — Хотя органы они там прощупали основательно, да.

Он внимательно посмотрел на друга.

У того под глазами залегли тени, плечи опали, но взгляд был живой, цепкий.

— Ты как? — спросил он.

— Я? — Данил пожал плечами. — Учусь. Нас после всей этой космической дискотеки посадили в маленький уютный зал и начали дрессировать по полной.

Он махнул рукой в сторону здания, у которого торчали антенны и кабели, как у ёжика иголки.

— Узел управления, мать его. VR-сектора, новые связки с лазерами, с роем. Я теперь официально оператор-специалист, а не просто парень, который с джойстиком дружит.

— То есть ты всё больше человек-кресло, — уточнил Артём.

— Кресло с доступом к орбитальным системам, — с гордостью сказал Данил. — Так что ты, если что, под ними аккуратней бегай. Я могу случайно промазать.

— Вы оба будете аккуратней, — раздался позади знакомый голос.

Стрелецкий.

В форме, с новой нашивкой, с тем самым неизменным прищуром человека, который считает бойцов ресурсом, но не расходником.

— Лазарев, — капитан кивнул. — Рад видеть живым.

— Взаимно, товарищ капитан, — ответил Артём. — Как тут?

— Тут весело, — мрачно сказал тот. — Нам выдали новый игрушечный городок — узел ПВО. И сказали: беречь как зеницу ока.

Он махнул рукой, предлагая идти.

— Пойдём, покажу, где ты теперь будешь уставать.

Узел ПВО выглядел как скрещенный бункер с заводом и научным центром.

Земляные валы, бетон, позиции с зенитными установками и ракетами.

Дальше — купола радиолокационных станций, обшитые светлыми панелями.

Ещё дальше — две башни со странными цилиндрами наверху, похожими на телескопы.

— Это что за новый собор? — пробормотал Артём.

— Лазерные направляющие, — пояснил Стрелецкий. — Оптические каналы для связи с орбитальным комплексом. По умному называются тоже красиво, но суть в том, что через них стучатся к нашим верхним громовержцам.

Он кивнул на бетонный холм в центре.

— Под ним — мозг всего этого цирка. Пункт управления, каналы связи, вычислители. Если его сложат, всё остальное станет просто дорогим металлоломом.

По периметру ходили дежурные, где-то гудели генераторы.

По площадке лениво прокатывались робо-мулы, таская ящики с аппаратурой и боекомплектом.

— Наша задача здесь? — уточнил Артём.

— По документам — усиление охраны, — сказал Стрелецкий. — На практике — быть теми, кто побежит затыкать любую дыру, когда по нам прилетит.

Он хмыкнул.

— А прилетит почти наверняка. Такие штуки враг на карте видит лучше, чем ты родной дом на навигаторе.

Внутри узла было ещё более плотно.

Комната операторов VR — ряд кабин, похожих на вертикальные капсулы.

Комната связи — стойки, экраны, люди с наушниками.

Зал управления ПВО — большая панель с множеством прямоугольников, линий, цифр.

— Данил, это твоя вотчина, — капитан кивнул на VR-кабины. — Будешь здесь сидеть, глаза ломать.

— Уже ломаю, — отозвался тот. — Если ещё один преподаватель скажет мне слово про VR, я его этим шлемом придушу.

— Артём… — Стрелецкий посмотрел на него. — У тебя профиль теперь интересный. И ногами успеваешь, и головой работаешь. Так что ты у нас будешь универсальным солдатом: и на земле, и как связной между живыми и теми, кто в железках.

Он помолчал.

— Не обольщайся. Это больше работы.

— Я уже привык, — сказал Артём.

Первые двое суток прошли относительно спокойно.

Учебные тревоги, тренировки по эвакуации, отработка сценариев.

Данил сидел в VR, подключаясь к имитации лазерных каналов и наземного огня.

— Оно, конечно, красиво, — рассказывал он вечером, валяясь на койке в новой казарме. — Ты сидишь, а у тебя в голове сразу: небо, отметки целей, курс, скорость. Жмёшь — и вверху кто-то нажимает гораздо более тяжёлую кнопку.

Он скривился.

— Только вот надо ещё научиться отличать реальную цель от того, что тебе по сети подсунули. А то можно один раз красиво бахнуть не туда, и потом отмываться будешь не ты.

— Как ты там вообще нервную систему не выжигаешь? — спросил Горелов, застёгивая разгрузку. — Я бы через пять минут с ума сошёл от этих картинок.

— Я, может, уже сошёл, — пожал плечами Данил. — Просто никто не заметил.

Артём слушал их, проверяя свои ощущения.

Тело стало другим.

Когда он поднимал ящик с патронами, мышцы включались мягко, без рывков.

Когда он спрыгивал с брони на землю, кости не отдавали гулом, суставы пружинили.

Он пробовал подтянуться на перекладине, когда никто не видел.

Десять раз, двадцать, двадцать пять — плечи горели, но не рвались.

Дыхание сбивалось, но восстанавливалось быстро.

— Ты, если будешь так, — заметил однажды Кудрявцев, проходя мимо, — нас, инвалидов, в комплексы вгонишь. Давай, хоть иногда притворяйся, что тебе тяжело.

— Мне и правда тяжело, — отозвался Артём, спрыгивая. — Просто по другой шкале.

Психика тоже держалась иначе.

Когда по общей сети приходили сводки о новых ударах по городам, сердце неприятно сжималось, но не падало в пропасть.

Голос семьи, застрявший в памяти после недавнего звонка, не давал раствориться в статистике.

И в этом состоянии он встретил очередную тревогу.

Тревога подняла узел ПВО ночью.

Сирена не просто завыла — она протиснулась под кожу, как игла.

Красный свет мигнул в коридоре, по сети побежали короткие сообщения.

— Воздушная, — бросил кто-то. — Нам несут гостей.

— Не гости, а клиенты, — поправил другой.

Стрелецкий ворвался в казарму, под свет аварийных ламп.

— Подъём! Боевой! — рявкнул он. — Две минуты на то, чтобы превратиться из кучки мяса в подразделение!

Артём уже вставал, застёгивая разгрузку. Тело работало слаженно, без задержек, как машина.

— Что там? — спросил он, когда они выбегали в коридор.

— По верхним каналам прошла информация: возможный комбинированный удар по узлу, — коротко ответил капитан. — Ракеты, дроны, может, даже что-то ещё.

Он кивнул в сторону VR-зала.

— Операторы, — в капсулы. Быстро. Торчать будете там, пока не скажут вылезать или пока тебя не вырубят.

— Всегда мечтал провести ночь в консервной банке, — проворчал Данил, но побежал.

— Лазарев, — Стрелецкий повернулся к нему. — Ты идёшь в группу быстрого реагирования. Связь с VR, связь с наземными. Если где-то провалится пехота, ты там. Если где-то начнут ломать оборудование — ты там. Из всего этого постарайся быть живым.

— Понял, — сказал Артём.

На улице уже гудели радары.

На панелях в зале ПВО появлялись первые отметки.

— Высота большая, — говорил один из операторов. — Похоже на разведку.

— Смотри ниже, — отрезал старший. — Сейчас основная волна полезет.

По открытому каналу связи шёл обмен с другими узлами.

Голоса, координаты, проценты.

— Курс цели сорок пять, скорость…

— Беру на сопровождение.

— Орбита, готовность по плану два?

Где-то наверху, в тёмном небе, уже вращался Перун, нацеливая свои невидимые каналы.

Артём стоял у входа в зал, слушая всё сразу: команды, гул техники, собственное сердце.

Резерв — 80 %.

Эйда была спокойна, собранна.

— Не забывай, — сказала она, — что твоя задача не в том, чтобы показать максимум цифр, а в том, чтобы выжить и выполнить задачу.

— Я помню, — ответил он. — Но иногда эти две цели как-то плохо сочетаются.

— Тогда будем искать точку баланса, — спокойно сказала она.

Первый удар пришёл не сверху, а изнутри.

В углу зала связи внезапно мигнул экран, потом погас.

На соседних побежали странные символы.

— Что за… — оператор вскочил. — У меня канал завис.

— Резервный включай, не тормози! — рявкнул офицер.

Но уже через секунду ещё один терминал начал выдавать какую-то чушь.

На общей панели рядом с ними вспыхнула надпись: НАРУШЕНИЕ ЦЕЛОСТНОСТИ СЕТИ.

— Это что, они нас так кибером гладят? — пробурчал кто-то.

— Похоже, да, — ответил старший связист. — Отключаем внешние, уходим на локалку.

Камера, показывающая внешний периметр, кратко дёрнулась и выдала вместо картинки серый шум. Потом — снова обычный вид: бетон, снег, тьма.

— Отключения на пять секунд, — пробормотал один из техников. — Не люблю, когда мне кто-то перезагружает глаза.

По связи пробился голос из VR-сектора:

— Узел, приём. Это Панфёров. У меня часть пакетов с орбиты идёт с задержкой. Проверяйте свои.

— Принято, оператор тринадцатый, — ответил дежурный. — Сеть штурмуют, отбиваем.

За стеклом зала Артём видел, как Данила в капсуле VR стоит, привязанный ремнями, с шлемом на голове.

Тело неподвижное, пальцы по плечевому управлению дёргаются.

Атака сверху началась через минуту после того, как они отрубили лишние каналы.

— Цели на высоте тридцать тысяч, — докладывал оператор ПВО. — Ориентировочно носители.

— Ниже? — спросил Стрелецкий.

— Пошли вторые, средние, — ответили ему. — Возможно, блокируемая волна.

— Хрен они блокируют, — пробормотал Горелов у Артёма за спиной. — Сейчас будут нас забивать количеством.

И действительно.

На общей панели зажглись новые отметки.

Много. Слишком много.

— Рой, — коротко сказал один из офицеров. — Мелочь. Дроны.

На внешних камерах появились крошечные точки, летящие нестройной стаей.

Часть из них уже подсвечивалась как потенциально опасные.

— Работает ближний контур, — сообщил кто-то. — Зенитки, наземные лазеры, готовность.

Артёму прилетела команда по внутренней сети.

— Группа быстрого, на выход. Прикройте южный сектор. Слухи о диверсантах я люблю меньше, чем честный ракетный удар.

— Есть, — коротко ответил он.

На улице всё стало другим.

Небо над узлом уже пересекали тонкие, еле заметные линии — орбитальные лучи. Они были почти невидимы, но иногда воздух на их пути чуть дрожал, как на жаре.

Вдалеке вспыхивал огонь — там, где крупные цели пытались прорваться и встречались с верхним ударом.

Ближе к земле уже работали свои.

Трассеры, вспышки, писк автоматических турелей.

Робо-мулы, ещё часа два назад мирно катавшие ящики, теперь спрятались в укрытия или стояли в защитном режиме, их сенсоры переведены в пассивный.

— Лазарев, — к нему подбежал младший лейтенант из охранного взвода. — Пошли. Юг, сектор три. Там датчики шумят, как будто кто-то проползти пытается.

Он проверил автомат, сторону, дыхание.

Тело ответило чётко, без привычного раньше шороха ноющих травм.

— Ведёшь, — коротко сказал он.

Они бежали по траншее, освещённой рыжим светом.

Под ногами хлюпала грязь, где-то рядом бухала артиллерия.

В воздухе было много звуков: гул, писк, крики, металлический лязг.

Резерв — 70 %.

Эйда держала его на коротком поводке.

— Не взлетай раньше времени, — сказала она. — Пока что нагрузка в норме.

Южный сектор узла оказался не самым весёлым.

Забор, за ним — узкая полоса леса, дальше — тёмная степь, по которой можно было ползти часами.

На экранах планшетов у бойцов мигали точки.

— Здесь, — лейтенант ткнул. — Датчики движения. Либо нам стаю собак подсунули, либо кто-то шевелится.

— Собак в зоне военных действий не так много, — заметил Артём. — Их ещё раньше съели.

Они рассредоточились по укрытиям.

— Тепловизор? — спросил сержант.

— Пытаюсь, — ответил специалист, ковыряясь в приборе. — Но помехи. Нас сверху мнут, сигналы скачут.

Эйда тихо подтолкнула:

Смещение травы на два часа, дальность около сорока метров. Серия малых объектов.

Артём прищурился, переводя взгляд.

В лунном свете было почти ничего не видно, но он заметил лёгкий перелив — как будто что-то металлическое прошлось по траве.

— Там, — показал он. — Низко. Не человек.

— Дроны-ползунки? — предположил кто-то.

Ответ пришёл быстрее, чем они успели договорить.

Из травы вырвался сноп искр и чуть слышный свист.

Крошечный объект метнулся к забору, взорвался, высекая в бетоне язвину.

— Миньоны, мать их, — выругался сержант. — Заряды на ножках.

— По ним работать сложно, — сказал оператор. — Маленькие, быстро двигаются, помеха по сетке.

— Сложно — не значит невозможно, — отрезал лейтенант. — Огонь по секторам, не даём им подойти к линии.

Артём вскинул автомат.

Мир чуть замедлился.

Не полностью, как в лесу тогда, но достаточно, чтобы он увидел траекторию следующего ползущего.

Мышцы отозвались мягко, без рывка.

Кости держали отдачу, будто её не было.

Он выжал очередь коротко, как учил инструктор, — не вываливая магазин.

Маленький тёмный комок дёрнулся, взорвался в стороне от забора.

— Есть, — бросил кто-то рядом. — Держим.

Следующие минуты превратились в странную игру: они ловили тени, вспышки, шевеления и вырезали их огнём, пока те пытались подползти.

Резерв — 60 %.

Часть ресурсов уходила не на мышцы, а на глаз, на мозг.

Эйда выкручивала восприятие, вычленяя важное из хаоса.

На фоне вспыхивали более крупные взрывы — там, где уже работал Перун и батареи ПВО.

— Самое весёлое начнётся, когда по нам чем-нибудь потяжелее вжарят, — пробормотал Горелов в ухо по связи. — Держитесь там.

— Мы тут и так веселимся, — ответил Артём, перезаряжая.

Тяжёлое вжарило через пять минут.

Сначала — глубокий, низкий гул, будто в небе прошёл поезд.

Потом — вспышка высокой яркости на панели, которую держал офицер ПВО.

— Есть прорыв, — услышал Артём по общему каналу. — Одна цель уходит, орбита не успевает.

— Траектория? — жёстко спросил кто-то.

— Прямо на нас, — сухо ответил оператор.

Секунды растянулись.

— Всем укрытие! — рявкнул Стрелецкий по сети.

Артём бросился к ближайшей складке грунта, заталкивая туда рядом бойца, который замешкался.

Земля вспучилась, воздух взвыл.

Удар пришёл не прямой — куда-то в сторону, но достаточно близко, чтобы мир превратился в белый шум.

Волна шарахнула, как кулаком.

Его кинуло об стенку траншеи, в грудь будто прицелом врезали.

Кости выдержали.

Без треска, без того знакомого мерзкого хруста.

Эйда среагировала мгновенно.

Перераспределение давления. Амортизация. Резерв — минус 20 %.

Он кашлянул, проглатывая вкус железа.

— Целы? — услышал рядом.

— Нормально, — отозвался он, хотя звенело в ушах.

Соскользнул вниз по откосу, проверил тело.

Руки двигаются, ноги слушаются.

Там, где раньше его бы просто сложило, теперь он был в состоянии подняться.

— У кого что? — спросил по локальному каналу.

— Один контузия, один рассечён, — отозвался лейтенант. — Без смертельных. Повезло, что не прямое.

Он выругался.

— Если так дальше пойдёт, от узла останется кучка ям и один твой бронелоб, Лазарев.

— Постараюсь быть не самым последним рельефом, — сказал тот.

Удар не был последним.

Дальше всё смешалось:

серии мелких взрывов, очереди, сообщения по сети, команды.

В какой-то момент по внутреннему каналу Стрелецкий рявкнул:

— Быстрая группа, на центральный вход! Есть информация, что в районе резервного генератора засветились чужие. Возможно, диверсанты под шумок лезут.

— Принял, — ответил Артём, уже выбираясь из траншеи.

Генераторный блок был тем местом, куда никому не хотелось пускать чужих.

Без него весь узел превращался в красивую, но бессмысленную декорацию.

Они бежали по внутреннему периметру.

Здесь шумело меньше, зато пахло озоном и металлом.

Резерв — 40 %.

Каждый шаг отдавался тягой, но мышцы держали.

Связки не хрустели, сердце било ровно.

У входа в блок уже стояли двое своих, нервно поводя стволами.

— Внутри датчик движения показывает присутствие, — сказал один. — Наши все доложились, что снаружи. Значит, либо кто-то забыл сказать, что зашёл, либо…

Он не договорил.

— Проверяем, — коротко сказал Артём.

Он кивнул двум бойцам.

— Вход первый — я. Второй — за мной, страхуешь. Остальные — периметр. Если что пойдёт не так, ломаем всё и зовём артиллерию.

— Артём, — тихо подал голос Данил по внутренней связи. — У меня по твоему маячку сердцебиение подскочило. Не дохни там, ладно?

— Ты лучше смотри, кому там сверху светишь, — ответил тот. — Если увидишь в генераторной вспышку, знай: это был я, красивый.

Он сделал вдох.

Эйда чуть приглушила шум снаружи, выделяя ближайшее.

— Внутри три источника тепла, — сказала она. — Один у двери справа, два дальше. Оружие потенциально есть. Рекомендуется быстрый вход, работа по поражению, без переговоров.

— Понял, — прошептал он.

Дверь открылась рывком.

Внутри пахло маслом, озоном и потом.

В тусклом свете аварийных ламп шевельнулись фигуры.

Первый справа только начал поднимать автомат, когда пуля врезалась ему в грудь.

Кровь всплеснула на панель.

Двое дальше были уже готовы.

Один нажал на спуск, стреляя по силуэту, второй бросился к какому-то блоку у стены, где мигал зелёный индикатор.

Артём почувствовал, как время вновь вытянулось.

Тело само подался в сторону, уходя из линии огня.

Мышцы работали мощно, но точно, как новая система тросов.

Он вскинул автомат, ударил короткими очередями.

Один диверсант рухнул назад, ударившись головой о металлический шкаф так, что послышался влажный звук.

Второй успел дотянуться до панели и ткнуть что-то.

Панель пискнула, индикатор сменил цвет.

— Он активировал что-то, — крикнул один из бойцов сзади.

— Лежать! — рявкнул Артём.

Он бросился вперёд, к панели.

Эйда уже анализировала схемы.

Несанкционированный доступ к системе энергосброса. Таймер отложенного отключения. Деактивация лазерных каналов.

— У нас есть несколько секунд, — быстро сказала она. — Либо ты переведёшь систему в ручной режим, либо вырубишь её физически. Оба варианта опасны.

На панели мигали цифры.

Пять… четыре… три…

— Ручной режим, — бросил он. — Подсказывай.

Пальцы сами нашли кнопки.

Он не знал этих схем, но она знала.

Эйда вываливала в сознание нужные последовательности, он просто следовал.

Два…

Щелчок.

Индикатор дернулся, сменил цвет на жёлтый, потом стабилизировался.

— Перевод завершён, — сказала она. — Система не упала. Но теперь часть контроля перераспределена локально. Человеческий фактор вырос.

— Всегда мечтал, чтобы от моего человеческого фактора зависела стабильность орбитальных лазеров, — выдохнул он.

Он обернулся.

Один из диверсантов ещё дёргался, зажимая простреленное плечо.

Лицо чужое, молодое, глаза злые и напуганные.

На шевроне — не их флаг. Другой.

— Живой, — сказал один из бойцов. — Что делаем?

— Вяжем, — ответил Артём. — Если не накроет вторым заходом, пусть расскажет, кто их сюда провёл.

Резерв — 20 %.

Он почувствовал, как руки начали мелко дрожать, когда адреналин отступил.

— Ты выжрал Резерв почти до нуля, — спокойно констатировала Эйда. — Я не рекомендую сейчас участвовать в ещё одном штурме.

— Я тоже не рекомендую, — буркнул он. — С собой согласен.

Снаружи узел всё ещё жил в аду.

Дроны падали, как сбитые птицы, оставляя чёрные дыры на снегу.

Над горизонтом вспыхивали остатки тех, кого не успел снять Перун.

Но главный удар, похоже, они пережили.

Через какое-то время общая сеть стала выдавать не только крики и команды, но и отчёты.

— Основная волна отбита.

— Потери среди инфраструктуры…

— ПВО узла продолжает работу.

— Личный состав…

Последняя строчка была более болезненной.

Кто-то не отвечал по вызову.

Кого-то уже тащили на медпункт.

Артём сидел на ступеньках у входа в генераторный блок, прислонившись спиной к холодному бетону.

Руки гудели, ноги налились свинцом.

Резерв — 5 %.

Интерфейс перед глазами дрожал, как картинка старого телевизора.

— Я временно отключу часть функций, — сказала Эйда. — Иначе ты просто вырубишься посреди коридора.

— Давай, — согласился он. — Всё равно сейчас от меня пользы мало.

Он чувствовал странную смесь.

С одной стороны — облегчение: узел стоял, небо ещё было закрыто.

С другой — тяжесть: цена.

Рядом стоял Горелов, куря, несмотря на все запреты.

— Ты у нас сегодня герой генераторной, — сказал он, выпуская дым. — Ещё немного, и нас бы отсюда просто выключили, как старую лампочку.

— Я просто ненавижу сидеть в темноте, — ответил Артём. — Особенно когда сверху орбита.

Данил подошёл чуть позже, бледный, со следами от шлема на лице.

— Я там видал, как по нам шло, — сказал он, присаживаясь рядом. — Если бы они довели свою схему до конца, Перун бы пару минут просто молчал. А за пару минут сюда прилетело бы всякое.

Он посмотрел на него.

— Ты как?

— Как человек, которого сначала ударили космосом, а потом заставили играть электрика, — ответил Артём. — Живой. Уставший.

Он усмехнулся.

— И с очень сильным желанием сделать пару дней вид, что война — это плохой сон.

— Не выйдет, — хмыкнул Данил. — Но мы хотя бы сегодня поспим не под сирену.

Стрелецкий подошёл позже.

— Работали, — Узел стоит. В отчётах напишут, что система в целом отработала по плану.

Он глянул на Артёма.

— Про то, что какой-то рядовой вовремя перевёл генератор в ручной режим, там будет одна строка. Если вообще будет.

— Я не за строки, товарищ капитан, — тихо ответил тот. — Я за то, чтобы здесь сверху ничего не рухнуло.

Капитан кивнул.

— И это правильно, — сказал он. — Потому что строки со временем стираются. А вот узлы ПВО, как ни странно, иногда стоят дольше.

Он оглядел ребят.

— Ладно, живые. Отдыхайте, пока вам дают такую роскошь.

Он ушёл, оставив их под серым небом.

Артём закрыл глаза и на секунду представил, что этого всего нет.

Ни свечения орбитальных каналов, ни лязга робо-мулов, ни запаха горелого металла.

Только Белоярск вечером, балкон, чай, голос брата.

Только Марина, ругающая его за очередную драку.

Только мать, отчитывающая за ссадины, и отец, который тихо говорит: сначала выживи, потом разбирайся.

Он открыл глаза обратно в реальность.

— Ещё один уровень пройден, — сказала Эйда спокойно. — Но ты должен понимать: каждое такое использование Резерва и каждая новая прокачка отдаляют тебя от того, кем ты был.

Она помолчала.

— То, как ты берегёшь свою голову и людей вокруг, пока удерживает баланс. Но граница есть.

— Я знаю, — сказал он. — И буду держаться за эту границу, пока могу.

Он посмотрел на небо, где уже гасли отголоски только что прошедшего ада.