Повелитель Теней. Том 3

Глава 10

Выскользнув из-под одеяла, Марина прислушалась к своим ощущениям.

Лагерь спал, и даже оставшийся дежурить у нового костра раб по имени Слуга, и тот задремал, повесив голову на грудь.

Гарпия огляделась и не нашла никого, кто бы мог ее заметить.

Далеко за полночь закончилась разгрузка сломанного фургона и перетаскивание вещей отряда Практика в их повозку.

После чего, пожевав вяленное мясо и напившись водой из озера, высказав немного сумасшедшей магичке Корделии все, что о ней думают, люди и нелюди стали готовиться ко сну.

Она не стала исключением.

Но, в отличие от остальных, не засыпала, выжидая удобного момента.

И он настал.

Выбравшись за территорию лагеря, Марина, оглядевшись и убедившись в безопасности, тряхнула плечами, разминая мышцы.

Ей предстояло совершить стремительный полет в Мунназ, чтобы рассказать Посреднику все то, что она слышала.

И пусть сестры на нее могут обидеться, но лучше поругаться с ними, чем потерять жизнь.

Их воспитали в служении Посреднику, а не для того, чтобы они были свободны.

Служить, а не сидеть у костра, слушать смешные истории из другого мира и сдерживать тошноту от сальных шуточек Вестницы Смерти, разговоры о броне и оружии Паладина и вампирши, несвязный бред Корделии и морщиться от того, как Практик в очередной раз силится дотронуться до своей души.

Посредник отпустил их с ним, но не для того, чтобы быть преданным собственными слугами.

Марина — единственная, кому он мог доверять, а потому именно она должна сообщать ему обо всем, что происходит в дороге.

Сейчас же она услышала достаточно, чтобы ее господин приказал прикончить их всех.

Кроме сестер.

Они поймут, что она делала все это им во благо.

Посредник точно знал, что сумасшедшая Корделия, чьи мозги перестали работать после того, как он сломил гордую и острую на язык магичку, а так же древняя вампирша предадут его, если будет такой шанс.

Они уже пытались.

И Магус явно отправил их с этим Практиком для того, чтобы испытать верность своих слуг.

Что ж, она расскажет что к чему.

И спасет сестер.

Девушка начала трансформацию, чувствуя, как начинается изменение ее скелета, растяжение мышц…

Без звука и обострения чувства опасности, характерного для гарпий-убийц, она почувствовала, как вокруг ее шеи стянулась петля, а процесс изменения тела не просто замер, а обратился вспять.

Девушка захрипела, попыталась подпрыгнуть, чтобы взлететь, но все тщетно — магия придавила ее к земле.

Невидимая хватка держала ее за горло, как это делал Посредник, когда юные гарпии не слушались хозяина.

Вот только следом не пришла боль.

Зато появилась высокая фигура женщина, закованной в чешуйчатый доспех.

В лучах лунного светила броня драконессы переливалась всеми цветами радуги, а ее глаза…

Глаза горели огнем.

— Собралась куда-то, крошка? — поинтересовался у нее за спиной голос человека, которого она хотела бы разорвать лично.

Крепкая рука перевернула Марину на спину, и она увидела, как рядом с ней стоит не только Практик, опустившийся на корточки и с любопытством рассматривающий ее потусторонним светом своих глаз.

Здесь были все.

Сестры, раб, оборотень, Паладин, эльфийская лучница, Вестница Смерти, магичка, даже вампирша — все они смотрели на нее.

Даже обычно не замолкающая Корделия — и у той в глазах было осуждение.

— Жаль, конечно, — сказал Практик, — что я оказался прав. Не люблю крыс. Даже если они дети по своей сути.

Марина хотело было лягнуть его ногой, или ударить кинжалом, но ее тело словно налилось свинцом и будто приросло к земле.

— Сожги ее, Эллибероут, — Практик поднялся на ноги, чтобы пойти прочь, отвернувшись от мычащей и пытающейся дергаться Марины.

— Глеб, — дорогу ему заслонила Милена. — Я прошу. Ради меня. Сохрани ей жизнь!

— Дорогуша, если бы она улетела или иллюзия нашей уважаемой драконессы не сработала бы, то, думается, в скором времени мы бы все здесь уже полегли. Рисковать второй раз я не намерен.

— Давайте я ей просто голову отрублю? — предложила Вестница Смерти. — Хотя, намного проще будет, если Глеб ее проткнет своим мечом… Нет, Корделия, не открывай рот. Я про «Пожиратель Душ».

— И то верно, — хмыкнул Практик, направляя в горло Марине острие своего клинка. — И магия, какая-никакая, и вместо гарпии — лишь горка пепла…

— Я тебя заклинаю! — голос Милены дрогнул, а она впилась в руку Практика так, что ногти начали трансформироваться в когти. — Пощади!

— Она — сестра, — загалдели Марика и Милана, подступив к мужчине с другой стороны. — Нельзя убивать. Мы присмотрим за ней!

— Она больше не сделает ничего плохого, — заверяла Милена, силясь отвести руку с мечом от тела сестры. — Я клянусь тебе!

— Мне от ваших клятв ни холодно, ни жарко, — поморщился человек. — Когда она нас сдаст, а она сдаст — посмотри на ее лицо — уже плевать мне будет на ваши клятвы. Проще убить…

— Нет! — взвизгнула Милена, переходя на звуковую атаку, но стоящая подле нее вампирша одним движением закрыла гарпии рот, а после попыток освободиться, так и вовсе схватила за шиворот и подвесила в воздухе, как продаваемую на базаре зверюшку.

— Еще одна потенциальная стукачка, — вздохнул Практик. — Да что ж мне с вами делать-то?

— А есть идея, — нарушила молчание эльфийка. — Не идеальное, но на некоторое время хватит.

— Лаврушка… А знаешь, жги!

— Рабское заклинание, — коротко ответила та. — Ни я, ни Лео не могли даже попытаться тебя предать — это сразу нас душило, стоило только подумать о причинении тебе вреда или помыслить об убийстве. Чем плохо применить их на гарпиях?

— Какое дельное предложение, — хмыкнул Практик, посмотрев по очереди своим зеленым взглядом на каждую из гарпий.

Потом проделал тоже самое с вампиршей и Корделией.

— Интересно… Рабских заклинаний я на вас не вижу. Неужто Магус настолько в себе уверен?

— Он не умеет их плести, — сказала Люция. — Он всегда либо шантажирует, либо держит на другом крючке. Рабские печати за него ставил Офилис, маг, которого ты сжег, когда встретился с малявками у себя в доме.

— Все интереснее и интереснее… — на лице Практика появилась полуулыбка, а Марина что есть сил попыталась сделать хоть что-то. — Милена, дитятко ты мое хвостато-сладкоежное, я не прикончу твою сестренку, но в обмен на ее жизнь, ты и твои сестры будете носить мои рабские печати. Согласна?

— А можно и мне одну? — загорелась Корделия, но ее, без лишних церемоний подхватила и закинула на плечи Вестница Смерти, унося прочь. — Ну пожа-а-а-алуйста! Ай! Кусаться вздумала?! Кусни еще! Сильней! Да что ты как не родная-то, а?! Делай кусь! Что значит не знаешь? Спроси у оборотня как!

— Кхэм, — Практик кашлянул в кулак. — Ну так что? Мочим или в рабство?

Милена посмотрела на свою младшую сестру взглядом, который мог бы сказать предельно многое.

А после этого старшая сестра, а за ней и чуть поколебавшиеся средние преклонили перед этим человеком колено, наклоняя головы в знак смирения со своей судьбой.

— Чудненько, — хмыкнул демон в человеческом обличье, сверкая зеленью своих глаз поднося к лицу Марины ладонь, покрытую зеленоватыми линиями хорошо знакомого плетения.

Вот только у Офилиса цвет заклятья был другой…

Внутри девушки все сжалось…

Но боли почему-то не было.

Лишь прохлада.

И ощущение застегнувшегося за шее ошейника.

Это как так?

Можно подчинить без боли?

Или это какая-то уловка!?

Ох, зря ее освободили! Сейчас она ему горло-то вскро…

Кха-кха-кха… Работает!?

О, огни преисподней, да как так-то?

— Мы едем-едем-едем, в далекие края…

И нечего стесняться, что нет слуха у меня.

Впереди двигалась верхом Люция, позади нашего фургона — Фратер и Слуга, к заднему борту привязаны теперь уже четыре лошади…

А внутри нашего единственного уцелевшего транспортного средства разумных набилось, как селедок в бочке.

Четыре гарпии, один дракон, один эльфийский рейнджер, один бездушный мазахист-убийца, один оборотень, которому маловато места, да рыжая зараза, из-за которой мы и оказались в этой ситуации…

Со стороны, конечно, выглядим как какие-то фентезийные цыгане, у которых снаружи навешано тюков, как будто переселяется целая деревня.

Часть, конечно, перекинули на оставшихся без дела рабочих лошадок, но… места внутри фургона все равно маловато будет.

Чего только стоит тот факт, что Эллибероут бесцеремонно легла поперек повозки, вытянув ноги и продолжает спать.

Остальным же приходится ютиться вдоль бортов…

— Все, хватит, — взмолилась Ликардия. — Сидеть в тесноте, в душной повозке я не нанималась. Седлайте мне коня.

— Все ручками, мадам, ручками, — промурлыкал я, пожевывая травинку и довольно щурясь от припекающего полуденного солнышка. — У нас слуг нет. Мы скромные путники.

— А как же Слуга? — послышался писк кого-то из гарпий.

Кажется Милана.

Кстати, единственная из всех четверки, которая обладает вот прям очень длинным волосом.

Чуть ниже попы.

У Марины — так вообще детские косички, а Марика и Милена обладают довольно таки пышными гривами до середины спины.

Я их пока по длине волос и отличаю.

Ну, можно еще по размерам… нельзя по размерам.

И по одежде тоже не стоит опознавать.

По маскам, с которыми они прям не расстаются, да по волосам и остается.

— А Слуга — это боевой товарищ, — заявил я. — Стройбат, хозчасть, пищеблок и цех по ремонту одежды в одном лице. Но это не точно.

— Сладенький, — дохнула мне в шею Ликардия теплотой своего дыхания. — Я тебя прошу. Можно хотя бы гарпий убью, а?

— А ты мне что?

— Ну… — даже оглядываться не пришлось, чтобы понять какое у нее сейчас мечтательное выражение лица. — Ты когда-нибудь душил свою желанную партнершу во время…

— Захлопнись, — опередил я ее предложение, продолжая верить в то, что солнышко делает день лучше.

— Глеб, серьезно, у меня уже скоро будет боязнь женщин, — взмолилась Вестница Смерти. — Давай кого-нибудь из них убьем? Я всю вину возьму на себя. Олегус не даст солгать — я в прошлой жизни еще той кровавой сучкой была. Ух, сколько деревень в крови утопила…

— И радуйся, что господин запретил тебе отрывать ноги, — буркнул медведь. — Кровавая графиня!

— Медвежонок, а тебе обидно, что прозвища нет? — промурлыкала Ликардия. — Ну, хочешь я тебе кое-что отрежу и придумаю?

— Какие же вы тут все доброжелательные друг к другу, — раздраженно прошипела Марина.

— Да мы прям одна большая семья, — радостно произнесла Лаурель. — И даже четыре дочурки есть… Кстати, а кто мамочка, кто папочка?

— Поддерживаю предложение поубивать половину, — сонным голосом произнесла Эллибероут. — Даже две-трети.

— Отклоняется, — весело сказал я. — Мое имущество — не трогать.

Зря что ли я вчера на гарпий поставил рабские заклинания?

— Господин Практик — под руку, совсем не обращая внимания на жесткость драконьего доспеха, пролезла рыжая шевелюра. — А можно я сегодня буду вашей вещью? Пожа-а-а-алуйста. Моя попочка просит продолжения порочки…

— Рыжая! — позвала ее Ликардия. — Я вообще-то первой мазохисткой в отряде заделалась.

— Тетенька, — захлопала глазами Корделия, просунув голову так, чтобы она оказалась у меня на колене. — Вы старенькая. Вас нельзя связывать. Ручки-ножки затекут, совсем песочек посыплется. Дорогу молодым попочкам!

Отвесив рыжей извращенке щелбана, легонько стегнул лошадей, попав при этом локтем Корделии по уху.

— Да! — вырвался у нее из глубин души восторженный возглас. — Ломайте меня полностью, господин! А потом я излечусь, и ломайте меня снова! А хотите сорок раз меня девственности лишить за пять минут?

— Сладенький, — шепнула в ухо Ликардия. — Давай я ее быстро прирежу, а? Нет, это не ревность, но малолетка явно не даст тебе того, что могу я, твой верный меч и очень шаловливые пальчики…

Вздохнув, открыл глаза, схватил одной рукой за волосы Корделию и запихнул обратно под тент, что сопровождалось громким падением и восклицанием в стиле: «Ох! Он бросил меня! Он бросил меня! Теперь навеки я его!» и шумом связывания невменько и одаривания ее кляпом.

— А девчушки-то явно опытные в этом деле, — хмыкнула Ликардия, прижавшись всем телом. — Разрешишь мне поиграться с ними в веревочки?

— Лика, — посмотрел я на Вестницу Смерти. — Они — дети.

— Какой ты скучный, — лицо мазохистки тут же утратило все наигранное веселье. — Они на тебя такие взгляды бросают, что впору по очереди в палатку таскать и спину срывать. Молодые, ненасытные…

— Дети.

— Да что ты заладил-то! — возмутилась Вестница. — Мы тут из трусиков выпрыгиваем, чтобы тебя растормошить из этой твоей улыбчивой флегматичности, а он сидит, правит фургон и улыбается как идиот. Практик, ты идиот?

— Да хрен его знает, — я приобнял Вестницу. — Может я просто хочу пожить немного в таком дурдоме, пока меня не прикончит какая-нибудь встречная дрянь, вроде Магуса или муженька нашей дракоши…

«Глеб, фривольностей я не люблю».

— Нашей чопорной драконессы, — поправился я.

— Она опять в твоей голове? — уточнила Ликардия.

— Ты там тоже лазишь как у себя дома, — зевнул я. — Не пересекаетесь случаем, кофе не пьете в моей черепушке?

— Я глубоко не лезу, — Вестница положила мне голову на плечо. — Там… много странного.

— Например?

— Жизнь твоя, — покусав губы, заявила Ликардия. — Я… Я смотрю на то, что проходит через меня… Попойки, балы, разврат… А ведь это очень похоже на меня в прошлом.

— Нравится?

Вестница молчала.

— Не очень.

— Вот и я дошел до ручки и едва выполз из такой трясины, — настроение куда-то улетучилось. — А сейчас вот, еду по заданию одного мудака, чтобы обмануть этого мудака, чтобы стать сильнее…

Шлепок.

— Напомни мне, рабская печать же тебе не для красоты нанесена? — уточнил я, потирая свой затылок.

— Хватит расклеиваться, — совершенно серьезно посмотрела на меня Ликардия. — Глеб, могут пройти столетия, прежде чем ты его найдешь. Или отпадет сама возможность с Аггелом встречаться. Живи сегодняшним днем.

— А я и живу, — натянуто улыбаюсь. — Видишь, таксистом в мире меча и магии работаю? Маршрутка моя полна пассажиров, а за проезд никто не передает… И выбросить кого-то из вас на остановке не хочу. Даже как-то… хорошо с вами, хоть половина из вас ненормальные.

Вестница Смерти секунду смотрела на меня с отсутствием понимания, после чего неожиданно тепло улыбнулась и приблизилась ко мне.

Ее губы коснулись моих, но бездушная девушка тут же сместила их в сторону и поцеловала меня в щеку.

— Все мы от чего-то бежим, — она вернула мне такую же вымученную улыбку и обняла. — Главное — не раскисай. Просто…Будь. Иначе и мы сломаемся. Нельзя давать надежду, а потом хиреть на глазах. Просто нельзя. Лучше, — она наигранно повеселела, — лучше сорвись, выпусти пар, что угодно. Только не сдавайся. Если буду нужна — я всегда рядом. Для чего угодно.

— Тебе реально необходимо все это дерьмо, чтобы почувствовать себя снова человеком? — скривился я.

Хотя… о какой человечности может спрашивать тот, кто поработил четырех девушек-убийц с внутренним миром любознательного ребенка?

Ликардия провела мне по щеке своей ладонью, после чего снова поцеловала.

Вот только на этот раз в губы.

И это не было чем-то жадным, плотоядным, как можно было бы ожидать при ее поведении.

Скорее что-то более невинное.

Почти дружеское.

— Не забивай голову чепухой, — посоветовала она, озорно блеснув глазами. — Лучше почаще практикуйся с мечом, сладенький. Я скучаю по новым душам, Глебушка.

Ну да, как же я мог забыть.

— Кому тут хлебушка? — высунулась из под полога тента рыжая шевелюра с протянутым куском краюхи.

— Ну вас нахрен, — махнул рукой я, понимая, что блаженное утро потонуло в глубинах бабского коллективного психоза. — Привал, пмсницы! Эллибероут, как насчет того, чтобы помахать мечами?

Двуручник со свистом рассекает воздух над моей макушкой, а я едва успеваю пригнуться.

— Совсем из ума выжила? — округлил глаза я. — Ты мне чуть голову не снесла!

Драконесса одной рукой закрутила тяжеленное оружие вокруг запястья, словно это какой-то перочиный ножичек.

Зачем ей вообще меч-то нужен?

— Думаешь легко скрываться меж людей, когда ты женщина и каждый потный свинопас думает, что может тебя облапать? — поинтересовалась моя партнерша по фехтованию.

— Дикие времена, — хмыкнул я, непроизвольно оценив фигуру драконессы. — Не в обиду будет сказано, но упомянутых тобой свинопасов я понимаю.

— Главное — не раздели их судьбу, — посоветовала Эллибероут.

— А что с ними случилось-то?

— Я разорвала их на куски.

Еще от одного рубящего выпада я уклонился.

Укол в корпус сумел отвести клинком.

Но меня потянуло в сторону, поэтому, когда двуручник влетел мне плашмя в спину, я кувырком ушел к речному берегу.

Сплюнув траву и песок изо рта, наклонился и попил водички, очистив уже основательно.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты машина смерти? — хрустнув спиной, я получил легкое касание мечом по макушке и неспешно перекатился с живота, усмехнулся тому, как у меня болят мышцы за те два часа, что мы с ней «разминались» с мечами.

Ну да, драконьи доспехи я на этот бой снял.

Собственно как и сама Эллибероут, оставшись в черном приталенном жилете, избавилась от брони.

Кроме того, что она стала еще быстрее, так еще и подчеркнула свою красоту, демонстрируя смуглые плечи, тонкие, совершенно немускулистые руки, в которых этот двуручник казался просто игрушкой.

Драконесса задумалась, после чего отрицательно покачала головой.

— Они не доживали до подобных изречений. Обычно меня хвалили за красоту, — без малейшего стеснения произнесла она.

— Ну… Тут я с ними согласен, — разведя руками, я одну подал ей.

Нет, решительно в ней есть что-то магнетическое.

Какая-то приковывающая красота, которой нет у других моих спутниц.

Что-то такое… по-хорошему звериное.

У четверки-гарпий тоже что-то такое… экзотичное есть во внешности, но после всего увиденного и узнанного не могу к ним относиться кроме как к подросткам.

Да, тела сформированные, красивые, вон, даже Слуга пару раз томные взгляды бросал, но… они же психически дети.

Нельзя с ними так.

А вот драконесса…

Сложно сказать.

Это не страсть, это…

Восхищение?

Эллибероут без каких-то усилий помогла мне подняться.

Отряхнулся от травы, которая на мне налипла за то время, что драконица меня валяла по берегу под смешки нашей «бронированной парочки» — Фратера и Люции — которые все это время комментировали мои ошибки в сражении, словно футбольный матч обсуждали.

— Еще полчаса, — сообщила Лаурель, когда мы приблизились к зоне готовки. — Зайцы не пропеклись.

— Я могу и сырыми их есть, — равнодушно сказала драконица.

— Твоя проблема, — не поднимая на нее глаз, Лаурель разламывала в большую миску тушку первого сготовившегося зайца.

— Могу помочь быстрее их запечь, — снова предложила свою помощь Эллибероут.

Я и Лаврик почти синхронно посмотрели в сторону, где под кустом валялись десять обугленных тушек, в которых едва ли можно разобрать наших первых зайцев, готовность которых было решено ускорить с помощью драконьего пламени.

Вышло…

Короче, барбекю пока рановато с дыханием дракона устраивать.

Но определенный прогресс есть.

Хорошо еще я не так давно обзавелся четырьмя гарпиями, которые довольно ловко прошерстили ближайший подлесок и притащили замену.

Правда, обдирать шкуру и потрошить они тоже не умели.

Корделию благоразумно вообще не подпускали к имуществу.

Люция периодически прикладывалась к собственному зайцу, потягивая из животинки кровушку.

И, самое, сука, удивительное, что от такого пейзажа, наш Паладин-душнила не воротил нос.

А артефактные доспехи ему, видите ли, неудобные!

— Я могу помочь, — настаивала драконесса.

Лаурель замотала головой.

— Н-н-не надо, — девушка захлопала обожженными ресницами и рефлекторно пригладила чуть обгоревшую челку.

Да, когда Элли решила помочь в прошлый раз, Лаврушке не повезло наклониться над тушками, чтобы приправ на них кинуть…

Хорошо еще успел ее дернуть от кострища, пока сама не сгорела.

Но драконессу пока решено было к готовке не подпускать.

— Как насчет занятий с магией? — а вот переориентировать ее на другие мысли все же нужно.

— Знаешь, — задумчиво сказала она, посмотрев на лучницу, боевым кинжалом разделывающую очередную тушку, — а давай.

Мы проходили мимо сидящих полукругом гарпий, которые…

— Марика! — строго окрикнул я девчушку в артефактном топике. — Быстро выплюнь!

— Куфать хофифа! — с набитым ртом сказала одна из сестер.

Три другие, сообразив, что я на них внимания не обратил, синхронно сглотнули.

— Тьфу, гадость какая, — поморщился я. — Хватит жрать сырую животинку! Скоро зайцы будут готовы! Милена! Твой хвост! Выплюнь мышь!

Потратив пять минут на то, чтобы напомнить четырем трудным подросткам, что жрать сырое и еще живое, даже если оно ими же поймано — плохо, с чувством выполненного долга плюхнулся на траву рядом с драконессой, которая лежала на спине, закинув за голову руки и наслаждаясь полуденным небом.

Какая-то у нее прям нездоровая тяга к созерцанию…

Или тоскует о том, что сейчас не может летать?

— Просто полежим? — уточнил я.

— Нет, это помогает концентрироваться и расслабляться, — сказала драконесса, когда я прилег рядом, скопировав ее позу.

— Не получается у тебя простым путем, поэтому я решила, что мы сегодня попробуем кое-что новенькое.

— Эксперименты? — не удержался я. — Мы вроде бы не так хорошо знакомы, чтобы с места в карьер… Не боишься, что наши спутники все увидят? И, давай сразу договоримся — никаких огненных сквиртов…

Эллибероут тяжело вздохнула.

— Я убивала смертных и за меньшее, Глеб, — сказала она, неожиданно схватив меня за левую руку и стиснув ее своими пальцами. — Видит создатель, я об этом пожалею, но тебя как того осла нужно мотивировать.

— Это… жестковатая прелюдия… — выдавил я из себя, чувствую, как трещат кости, когда драконица потащила меня вперед, к себе.

А потом прижала.

К мягонькому.

Упругому.

Большому.

Едва могу закрыть ладонью, а они у меня не маленькие.

— Эм… — Даже как-то… Неловко. — Я…

— Просто. Очисть. Разум, — Элибероут лежала, закрыв глаза, пока моя рука покоилась на ее груди.

Прекрасной, мать ее, груди двухтысячелетней драконицы!

Да что ж я за монстрофил какой-то!?

Нахрен-нахрен-нахрен все это!

Где моя душа? Сюда иди, что там с тобой не так, что еще за поиски экзотики на грани самоубийства?

Огляделся.

Не понял.

А где лагерь и… вообще все.

Что за чернота?

Я опять сдох, что ли?!

Вот так и знал, что жамкать втихаря не стоило!