До конца дня мы гнали лошадей почти без остановок. Чуть не загнали бедняжек, но зато далеко ушли от того места, где довелось сразиться с наёмниками. Особой необходимости в этом не было: мы ведь не от погони уходили. Вряд ли кто-то, обнаруживши в лесу тела пятерых вооружённых мужчин, решил бы гнаться за их убийцами. Но раз уж нам всё равно нужно было ехать на север, так почему бы и не ускориться, чтобы максимально отдалиться от места, где мы наследили?
Лишь когда солнце уже почти зашло, мы, уставшие и голодные, решили, что пора устраиваться на ночлег. К тому же лес как раз стал довольно густым — чтобы разжечь костёр и остаться незаметными, достаточно было на пару сотен метров отойти от дороги. Что мы и сделали: ушли в чащу, нашли подходящую полянку, и Горек, уже давно выпросивший у меня огниво, принялся разводить огонь. К дикому ужасу Вадима.
Но надо отдать должное беглому жениху, он быстро освоился и перестал паниковать при виде «дикого» огня. Намного быстрее, чем Ясна в своё время. Вадим даже подсел к костру. Руки протянуть к огню отказался, но подогретую на костре пищу ел без проблем. Хотя выбор у него был — мог съесть холодную.
Вообще, теперь, когда я узнал, как и почему люди в этом мире перестали пользоваться обычным огнём и перешли на магический, мне стало многое понятно. Теперь я понимал, что у здешних людей не было и быть не могло глубокого, генетического страха перед огнём, ведь меньше тысячи лет назад — мелочь по историческим меркам — они вовсю им пользовались. А страшилки, навязанные огневиками, преодолеть было не так уж и сложно при благоприятных условиях.
Глядя на Вадима, задумчиво смотрящего в огонь и не спеша жующего кусок жареной свинины, я не удержался и спросил:
— А за что твой отец тебя так не любит, раз заставляет некрасивую девушку в жёны брать?
— Посадник обещал перед князем слово замолвить, чтобы отца назначили княжим медовщиком, — ответил Вадим. — У нас сейчас восемь больших пасек, ни у кого столько нет. А когда отец станет княжим медовщиком, он ещё будет старшим над всеми бортниками в княжестве.
— То есть, твой батя решил стать монополистом по мёду?
— Нет, — отрицательно завертел головой парнишка. — Не мапаполитом, а княжим медовщиком.
— А невеста вот прям такая уж страшная?
— Очень. К ночи даже вспоминать не хочу.
— А чего посаднику так приспичило её замуж выдать?
— Так она старшая. А младшая у него красивая получилась. На младшей, может, и сын князя нашего женится. Но пока старшую не выдали, не положено для младшей жениха искать.
— Старшая страшная, что ты аж спать не можешь, а младшая — красавица. Что-то не верится мне в такой расклад. Может, не такая уж и страшная?
— Да какая разница? Я просто не хочу жениться.
— А чего ты хочешь? — спросил я.
— Странствовать, — не задумываясь, ответил Вадим. — Стать великим воином, чтобы про меня былины складывали. А вместо этого отец хочет, чтобы я за юбку держался и ему должность обеспечил.
— Ну чтобы былины складывали, нужно совсем уж великим стать.
— Ну я буду стараться. А если что, я и сам могу былину про себя сложить, я умею. Хотите песню спою? Я сам сочинил.
— Нет, — отрезал я. — В другой раз.
Слушать песни местного барда мне категорически не хотелось, да и времени на это не было — нужно было обсудить с Гореком ситуацию и решить, что делать дальше в свете новости о том, что нас ищут и в этом княжестве. И как только Вадим, Ясна и Добран закончили ужинать и улеглись вокруг костра, чтобы отойти ко сну, я предложил королевичу немного прогуляться и поговорить.
— Что думаешь? — спросил я Горека, когда мы отошли от костра метров на двадцать и уселись на здоровенный плоский валун. — Есть у нас шанс дойти по земле златичей до границы моего княжества?
— Шанс есть всегда, — ответил королевич. — Но вот какую цену мы за него заплатим?
— Хотелось бы минимальную.
— Тогда надо идти на север.
— В земли Владыки Севера? — удивился я.
— Почти. Вдоль границы с Землями Севера идёт старая дорога. Сейчас по ней почти никто не ездит — все боятся чёрных братьев, а вот раньше, когда Девятикняжье состояло из девяти княжеств, а не восьми, это был главный путь из Треславля в Велиград. После того как Владыка Севера захватил Треславльское княжество и присоединил его к своим землям, эту дорогу забросили. Но она есть и проходит по самой границе с Северными землями. Думаю, огневики меньше всего ждут, что мы пойдём там.
— Откуда ты всё это знаешь?
— Я любопытный. В детстве мечтал, что, когда вырасту, буду странствовать, может, даже доберусь до Синих гор, вот и готовился: читал много книг, изучал карты.
— Ты поэтому с нами пошёл? — спросил я.
— Отчасти и поэтому, — ответил королевич.
— А ещё почему?
— Скучно мне дома, и я там ощущаю себя чужим, непохожим на остальных: люблю веселиться, не ем мясо. Если бы не королевская кровь, меня бы уже давно перевоспитали, но кто посмеет сказать что-то сыну короля?
— А сам король?
— Отец меня любит. Но я вижу, что не соответствую его ожиданиям, и ему неловко из-за меня перед другими горанами. Вот Рудек — совсем другое дело. Он настоящий будущий король. Мы все им гордимся, — Горек вздохнул, выдержал небольшую паузу и добавил: — Я давно хотел уйти, но всё никак не мог решиться, а тут такой повод.
После этих слов я понял, что Горек собрался идти с нами до самого Велиграда. В принципе, я не был против — умный, сильный и храбрый воин ещё никому в походе не мешал. Но в целом команда у меня подобралась интересная: сбежавшая от мужа юная княгиня, за которой охотятся дружинники двух княжеств; таинственный малолетний огневест, которого ловит могущественный магический орден; горан-вегетарианец, мечтающий о приключениях, и беглец-жених, желающий стать воином и воспевать в былинах свои подвиги.
И во главе этой дикой команды я — попаданец из другого мира в теле юного княжича. Я невольно усмехнулся, посмотрев немного со стороны на нашу разношёрстную компанию, в которой четверо из пяти находились в бегах.
— Да, знаю, что это смешно, — сказал Горек, приняв мою усмешку на свой счёт. — Но мне иногда даже имя другое взять хочется, чтобы хоть что-то изменить в моей скучной жизни.
— Ну, так возьми, если хочется. В чём проблема?
— К этому привык.
— Ты можешь немного поменять.
— Это как?
— С Горека, скажем, на Гарика. У меня друга так звали в прошлой… — я чуть было не ляпнул «жизни», но вовремя спохватился. — В прошлом был друг у меня с таким именем.
— Га-рик, — по слогам проговорил королевич. — А это звучит. От слова гарь. Гарик Испепеляющий!
— Гарик Горелый, — не удержался я от шутки.
— Горелый мне не нравится, — на полном серьёзе ответил Горек. — Испепеляющий лучше. А ещё лучше — Странствующий!
— Ну ты не спеши, подумай, как следует, что лучше, а пока я буду называть тебя просто Гариком.
— А я тебя — Владеком, как горана, потому что ты мне теперь как брат, — заявил королевич. — А Добрана — Добреком, потому что он тоже мне уже почти как родной.
— А почему у горанов все имена на «-ек» оканчиваются? — спросил я.
— Потому что в нашем языке такое окончание означает, что имя мужское, — пояснил Горек-Гарик. — Мы уже давно полностью перешли на язык людей. Язык горанов только некоторые ведуны знают, да, говорят, он в ходу у жителей Белогорья. И имена у нас теперь на ваши похожи, только вот окончание своё прибавили.
— А у женщин какое окончание? — спросил я, осознав, что мне за всё время пребывания в Дрекборе не представили ни одну горанку по имени.
— У них разные, у наших женщин обычные человеческие имена.
— А почему вы вяли имена людей, а не чаровников?
— И как бы мы это сделали, если трлаги сами ваш язык переняли и имена взяли, чтобы не выделяться среди людей и полукровок.
— Интересно, много их — тех, которые чистые чаровники? — спросил я.
— А кто их знает? — пожав плечами, ответил королевич. — Это надо пройти по всему Девятикняжью и на каждого жителя посмотреть.
— А ещё интересно, как много их среди князей.
— Тоже надо смотреть на каждого. Вон ты вообще не похож ни на чаровника, ни на пустышку, ни на полукровку.
— Ну, может, я всё же полукровка, просто необычная, — предположил я.
— Может, и так, — согласился горан. — Но я однозначно чувствую, что у тебя есть способности к чаровничеству. Как и у Добрека. Но с ним всё ясно, он обычная полукровка, хоть и с большой долей чаровнической крови. А Ясна — пустышка, хоть и княжьих кровей.
— С чего ты это взял? — спросил я, удивившись тому, что Горек вычислил Крепинскую княгиню.
— Да видно же по ней. По поведению, по манерам, — ответил королевич. — А ещё по ней видно, что она в тебя влюблена.
Горек расхохотался, а я немного смутился — не ожидал, что разговор перепрыгнет на эту тему.
— А ты на неё внимания не обращаешь, как на женщину, — продолжил рассуждать Горек. — Её это сильно печалит. И если ты хочешь знать моё мнение…
— На этот счёт не хочу, — перебил я королевича.
— Но даже если ты его не хочешь знать, я всё равно скажу: бери Ясну в жёны, не пожалеешь!
— Ты как старая цыганка, всё видишь, всё знаешь: кто в кого влюблён и кому на ком жениться надо.
— Цыганка? — переспросил Горек. — Кто это?
— Да так, — отмахнулся я. — Неважно.
— Ну неважно, так неважно.
Какое-то время мы сидели молча, глядя на звёзды и слушая ночной лес, а затем я задал вопрос, который интересовал меня уже давно:
— Гарик, а сколько тебе лет?
— Пятнадцать, — ответил королевич.
Этот ответ меня, мягко говоря, удивил. По Гореку было видно, что он довольно молод, но вот чтобы настолько. Названный возраст никак не увязывался с рассуждениями горана о жизни и его боевыми навыками. Да и в Дрекборе его все воспринимали как довольно взрослого. Несерьёзного, но взрослого.
— Ты сейчас не пошутил? — спросил я. — Не очень-то ты похож на пятнадцатилетнего.
— Гораны растут не так, как люди, — ответил королевич. — Вначале мы развиваемся очень быстро. Годовалый горан по физическому и умственному развитию равен трёхлетнему ребёнку человека. Двухлетний горан — шести-семилетнему человеку. А потом всё замедляется. Четырёхлетний горан как восьмилетний человек, и дальше мы так и идём вровень с четырёхлетней разницей.
— То есть, тебе сейчас по человеческим меркам девятнадцать лет? — уточнил я.
— Да, где-то так, — ответил королевич.
Теперь всё встало на свои места — как раз на такой возраст Горек и тянул.
— А у альвов вообще до двадцати лет дети несмышлёные, — продолжил делиться со мной информацией королевич. — Они лишь ближе к сорока выходят на уровень ваших восемнадцати — двадцати.
— Но при таком темпе взросления они и жить должны дольше, — заметил я.
— Так и есть, — согласился Горек. — Они лет до двухсот дотягивают. Но далеко не все. И поэтому они не любят воевать, что им в два раза больше времени нужно, чтобы в случае поражения восстановить потери и заново вырастить и обучить боеспособную армию.
Я хотел задать ещё несколько вопросов про загадочных альвов, но королевич потянулся, зевнул и сказал:
— Пойдём спать, Владек, поздно уже, а нам рано в дорогу.
— Пойдём, Гарик, — ответил я.
Мы вернулись к костру. Я постелил на землю тёплое шерстяное одеяло, улёгся на него и попытался уснуть. Но сон не шёл. Я думал о том, как нам добраться до Велиграда, и о том, что делать после этого. С Гореком всё было просто — он был никому не нужен и мог делать всё что угодно. Вадим меня тоже не беспокоил — я уже понял, что никуда он от нас через пару-тройку дней, как обещал, не уйдёт, но парню особо ничего не грозило, поэтому за него я не переживал.
С Ясной было посложнее — за ней, как и за мной, охотился князь Станислав, но на территории Велиградского княжества ни ей, ни мне опасность не грозила. Огневикам мы были не нужны, а чермяне переставали быть нашей проблемой сразу после пересечения границы моего родного княжества.
Проблема была в Добране — загадочном огневесте, за которым охотилось, похоже, всё Братство Истинного огня. Я не хотел отдавать мальчишку чаровникам, но уверенности, что смогу ему помочь, прибыв в Велиград, у меня не было. Я просто не знал, как на это отреагирует мой отец. Но я знал, что в любом случае надо до Велиграда дойти и всё отцу рассказать. А там уже вместе с ним нужно думать, что делать дальше. И я очень надеялся, что отец мне поможет, как минимум советом. Но сначала надо было дойти до дома.
Велиградский князь Борислав Владимирович сидел в кресле во главе стола, смотрел, как горит в камине магическое пламя, и думал о предстоящем походе на Крепинск. Решение идти войной на князя чермян Борислав Владимирович принял давно, но лишь теперь, после того, как из Златояра прилетел лазурник с письмом от Златоярского князя, Велиградский князь знал, что руки его развязаны, и он может выступать в поход.
Потихоньку, почти неслышно отворилась дверь, и в каминный зал вошли брат князя — Видогост Владимирович, княжий воевода Миронег и тысяцкий Лесьяр. Князь кивнул посетителям, давая понять: они могут пройти и сесть за стол, что те сразу же и сделали.
— Прилетел лазурник из Златояра, — начал с главной новости князь, едва все расселись. — Станимир не возражает против нашего похода. Он ещё раз принёс извинения за то, что не смог обеспечить безопасность аманата, и подтвердил, что мы имеем право отомстить за Владимира. За то, как с ним обращались.
— Это хорошая новость, брат, — произнёс Видогост. — Когда ты хочешь выдвигаться?
— Чем раньше, тем лучше. С каждым днём всё больше Крепинцев и остальных бряговичей свыкается, что Станислав теперь их господин. И чем позже мы начнём, тем меньше у нас останется союзников в Крепинске.
— А как же верный Чеславу люди?
— Их не так уж и много. Намного больше тех, что присоединится к нам во время штурма Крепинска.
— Если они увидят, что за нами сила, то присоединятся, — вступил в разговор воевода.
— Они должны увидеть, что за нами правда, — сказал князь. — Именно поэтому мы выступаем как поддержка и союзники Чеслава. Дружины на штурм Крепинска поведёт он, как законный претендент на крепинский престол.
— Ты прав, брат, — произнёс Видогост. — Медлить нельзя.
Князь кивнул, одобряя высказывание брата, и обратился к воеводе:
— Миронег, готовь дружину. Выходим послезавтра. А ты, брат, проследи, чтобы отправили лазурника к Чеславу с этой новостью.
— Всё будет сделано, брат, — ответил Видогост.
— Но полностью доверять Станимиру мы не должны, он не раз доказывал свою подлость и вполне может напасть на нас, когда основная дружина выйдет на Крепинск, — сказал Борислав. — Поэтому в Велиграде должно остаться достаточно воинов, чтобы отбить возможное нападение златичей. Лесьяр, на тебя мы оставим нашу столицу.
После этих слов князь посмотрел на тысяцкого, но тот на это никак не отреагировал: он смотрел словно сквозь своего господина, и в его взгляде не было ни покорности, ни вежливости, ни каких-либо других эмоций. В нём была несвойственная тысяцкому отстранённость.
— Лесьяр, ты меня слышишь? — спросил Борислав Владимирович. — Что с тобой?
Ответа не последовало. Тысяцкий лишь сфокусировал взгляд на князе. А потом резко встал и, не успев даже выпрямиться до конца, шагнул к Бориславу. Блеснуло лезвие кинжала, и Лесьяр вонзил клинок князю прямо в грудь, чуть левее середины. Правитель Велиграда не успел даже вскрикнуть или дёрнуться. Изобразить на своём лице искреннюю гримасу разочарования — это всё, что он успел, прежде чем завалиться набок и упасть с кресла.
— Не-е-ет! — выкрикнул в отчаянии Видогост и вскочил с места.
Брат князя выхватил меч и в одно движение нанёс удар. Лезвие вошло в шею Лесьяра, и тысяцкий, не успев даже повернуть голову, рухнул на каменный пол. Его тело дёрнулось и застыло. А воевода тем временем уже бросился к князю, он упал на колени, прижал ладони к ране, чтобы остановить кровь, но всё это было бесполезно — удар кинжалом прямо в сердце оказался фатальным.
— Держись, князь, — прорычал Миронег, понимая при этом, что его уже никто не слышит.
Видогост подошёл к телу Лесьяра и несколько раз со злости пнул его, после чего грязно выругался и воткнул меч в живот тысяцкому. Это был жест отчаяния и злобы, так как толку от него уже не было никакого — Лесьяру вполне хватило первого удара мечом по шее.
— Предатель, — прошипел Видогост и ещё раз пнул тело тысяцкого, затем он выдернул меч, вытер его об одежду убитого, вложил обратно в ножны и добавил: — Пригрел брат змею.
— Я не могу поверить, что Лесьяр это сделал, — растерянно произнёс Миронег и, наклонившись над телом тысяцкого, принялся его обыскивать. — Здесь что-то не так, он не мог.
Примерно через минуту воевода извлёк из потайного поясного мешка два пустых стеклянных пузырька. Он протянул из Видогосту и сказал:
— Смотри!
— Здесь было зелье, — произнёс брат князя, разглядывая пузырьки. — Надо отдать их чаровникам, чтобы проверили, но и без всякой проверки понятно, что это оно лишило воли Лесьяра и заставило его убить Борислава.
— Зелье не может заставить убить, — возразил Миронег. — Оно может подавить волю. Но кто-то должен был отдать приказ. Без приказа Лесьяр ничего бы не сделал. И этот кто-то сейчас находится в замке либо совсем недавно его покинул.
— С чего ты это взял?
— С того, что я с самого начала совета заметил: Лесьяр ведёт себя странно, но не придал этому значения. А примерно полчаса назад мы с ним разговаривали, и он был нормальным. Кто-то отдал ему приказ совсем недавно. И дал зелье.
Воевода безо всякой надежды наклонился над телом тысяцкого, пощупал артерию у того на шее и, ожидаемо не обнаружив пульса, произнёс:
— Его стоило допросить.
— Это упрёк? — мрачно спросил Видогост. — Я не знал, что брат погибнет от первого удара, я старался не допустить второго.
— Я всё понимаю, — вздохнув, произнёс воевода. — Но теперь мы не узнаем, кто отдал Лесьяру этот приказ.
Видогост на это ничего не ответил, он оттащил тело брата в сторону от стола, уложил его на спину, сложил ему руки на груди, после чего накрыл с головой сорванным со стены стягом и сказал:
— Надо сообщить эту ужасную новость Радмиле.
— Я могу, — предложил воевода.
— Нет, я должен это сделать сам.
Видогост Владимирович покачал головой, словно не мог поверить в произошедшее, и произнёс:
— Я найду тех, кто это организовал. Я отомщу за тебя, брат!
— А что теперь с Крепинском? — поинтересовался Миронег.
— Теперь нам не до Крепинска, — ответил Видогост. — Отменим поход.
— Отменим или отложим? — уточнил воевода.
— Отменим!
— А как же Чеслав? Ведь Борислав Владимирович обещал ему помочь. И отомстить за Владимира хотел.
— Борислава больше нет! — отрезал Видогост. — Поход отменяется. Чеславу не повезло.
— А Владимир?
— Я не думаю, что он жив. А если жив, то рано или поздно он доберётся до дома. У нас сейчас голова должна о другом болеть: брата убили не просто так. За этим шагом последует другой, и мы должны выяснить, какой именно, и подготовиться.