Повелитель огня III

Глава 19

Проснулся я от ударов в дверь. Не от стука, а именно от ударов. Я почти всю ночь думал о предстоящей поездке в Златояр, и о том, как мне вообще жить дальше, поэтому уснул лишь под утро. Зато крепко, так, что слуге пришлось колотить кулаками по двери, чтобы меня разбудить.

Когда я сонный дотащился до порога и открыл дверь, слуга сообщил мне, что Владыка Севера приглашает меня к утренней трапезе, и любезно предложил проводить. Я попросил немного подождать, быстро умылся холодной водой из кувшина, оделся, и через пару минут мы уже тащились длинными коридорами замка Владыки в его малую трапезную — так назывался зал, где Николай предпочитал завтракать.

Сама по себе эта малая трапезная была немногим меньше обеденной залы, но стол в ней стоял поменьше — всего лишь на шесть — восемь человек, отчего эта трапезная казалась более уютной. Когда я пришёл, хозяин уже сидел за столом. Перед ним стояли блюда с горячим хлебом, сливочным маслом, мясными деликатесами и копчёной рыбой. Он жевал здоровенный бутерброд с бужениной, запивая его травяным чаем. Кивнул мне, приветствуя.

— Доброго утра тебе, Владыка! — произнёс я официально, так как слуга ещё не ушёл и всё слышал. — Благодарю за приглашение к столу. Это большая честь для меня.

Владыка Севера ещё раз кивнул и рукой указал на место напротив него. В этот момент дверь за слугой уже закрывалась, поэтому я мог плюхнуться на стул без особых соблюдений этикета. Что я и сделал, после чего сказал:

— Ну и приятного аппетита заодно.

— Ага, и тебе тоже, — ответил Николай. — Чаю себе сам налей, я слугам велел уйти, чтобы уши не грели.

Я налил себе ароматного, пахнущего чабрецом и ещё какими-то травами чаю из кувшина, сделал такой же бутерброд, как у Владыки — с бужениной и откусил от него.

— Вкусно, — не мог я не поделиться мнением, так как буженина действительно была просто волшебная

Повара при дворе Владыки Севера готовили великолепно. Да и продукты в этом мире были все экологически чистые, что тоже имело значение.

— Да, недурственно, — согласился Николай и, усмехнувшись, заметил: — Я гляжу, ты тоже бутерброд сделал.

— А как иначе? — удивился я.

— А то ты не видел, как здесь все едят?

Он был прав. В этом мире все ели вприкуску. Отдельно откусывали от хлеба, отдельно от сыра или мясных продуктов. Бутербродов в нашем понимании никто не делал.

— Но так же вкуснее, — заметил я и, вспомнив великий мультфильм, добавил: — Особенно если есть бутерброд правильно и класть его колбасой на язык.

Николай усмехнулся, узнав отсылку, и сказал:

— Согласен, но местным это не докажешь. Хотя я и не пытался, если честно.

— А ещё мне иногда хочется бутерброд жирным майонезиком намазать, — признался я. — И чтобы непременно был с докторской колбаской.

— Ну майонез сделать вообще не проблема: растительного масла, яиц и остальных ингредиентов — завались. А вот с докторской посложнее будет, там технологию надо соблюдать. Но при желании попробовать можно.

— Да хотя бы майонез. На Новый год оливье замучу.

Николай рассмеялся.

— Я не поклонник оливье, — сказал он. — Для меня Новый год — это холодец и селёдка под шубой.

— А как же мандарины и шампанское?

— Ты ещё Деда Мороза вспомни. Мы же вроде про салаты говорили.

Владыка Севера усмехнулся, а потом как-то вдруг загрустил — видимо, опять накатили воспоминания.

— Да я даже Нового года ждать не буду, — сказал он. — Один хрен его здесь никто не отмечает. Да и границы месяцев здесь другие. Надо дать команду моим поварам, пусть научаться делать и майонез, и селёдку под шубой. Ну и оливье для тебя.

— Это будет здорово, — согласился я. — Но ничто не мешает нам зимой ещё и Новый год отметить. День высчитать нетрудно по зимнему солнцестоянию. Откроем твой коньячок под оливье и селёдочку.

— План хороший, — согласился Николай. — но до Нового года, Вовка, ещё дожить надо. А селёдку под шубой я хочу уже сейчас. Так что сегодня же дам задание поварам. А на Новый год ещё раз сделаем.

— Кстати, насчёт планов. Они не меняются? Мы едем сегодня к чаровникам? — спросил я.

— Сейчас поедим и почти сразу выдвигаемся, — ответил Николай. — А друзья твои ещё до рассвета с Богданом на охоту упылили. Очень расстроились, что ты с ними не поехал.

— Ничего страшного, я уверен, они и без меня справятся.

Признаться, я был очень рад, что охота выпала на один день с нашей поездкой к чаровникам. Таскаться по лесу с рассвета до заката — сомнительное удовольствие для того, кто не понимает прелестей такого времяпрепровождения. В прошлой жизни я любителем охоты не был, в этой — тем более. Мне хватало того, что приходилось по необходимости с разным зверьём сражаться в дороге. Делать это в охотку — увольте. Ну а мелочь разную убивать жалко.

— Ты только к мальчишке своему зайди сам, — сказал Николай. — Объясни ему, что нужно съездить. Пусть не волнуется, это не опасно.

— Хорошо, — ответил я. — Зайду.

Я дожевал бутерброд, допил чай, поставил чашку и задал вопрос, который уже давно меня волновал:

— Николай, скажи, а почему ты не даёшь мне видеться с Ясной и Гариком?

Тот дожевал и, ни капли не смутившись от такого вопроса, ответил:

— Нелишним было нагнать на них страху и неопределённости. Чтобы до конца не понимали свой и твой статус во дворце Владыки Севера. Это иногда полезно.

Но теперь, после вчерашнего обеда, когда вы все сидели со мной за одним столом, и я пообещал освободить тебя и твою девчонку от обязательств, можно ослабить давление. Ты в любой момент можешь позвать слугу, и он отведёт тебя к Ясне или Гарику.

— Спасибо, — сказал я.

— Да не за что, — ответил Николай и вернулся к завтраку.

Я тоже не стал терять времени, раз уж надо было скоро выезжать. Быстро сделал ещё один бутерброд — с солёным лососем, сжевал его, съел два куска пирога с мясом, выпил ещё чаю да отправился к Добрану. За дверями трапезной меня поджидал слуга, тот самый, что разбудил. Он же меня к мальчишке и повёл.

Добрана поселили в большой, светлой горнице, но он там лишь ночевал да ел. Всё своё время мальчишка проводил на псарне или со своим гусаком. Поэтому с псарни я поиски и начал. И не ошибся — Добран был там. Он сидел на низкой лавке, прислонившись к стене, и смотрел, как Желток не спеша жуёт овёс, насыпанный в большое деревянное корыто.

— Ну здравствуй, юный натуралист, — поприветствовал я мальчишку, подходя к нему.

Тот тут же вскочил и бросился ко мне. И крепко меня обнял, будто мы год не виделись. В этот миг особенно остро почувствовалось: несмотря на всё, что он пережил, несмотря на уже довольно взрослый взгляд на жизнь, он всё ещё ребёнок. И ему очень была нужна поддержка взрослых. А из всех взрослых в этом новом мире ближе всех ему теперь был я.

— Позавтракал? — спросил я, потрепав Добрана по макушке.

— Я — да, а Желток заканчивает, — ответил пацан.

— Это хорошо, — сказал я. — Потому что сейчас нам надо будет съездить в одно место.

— В какое?

— Мы с Владыкой хотим показать тебя сильным чаровникам. Надо же понять, что с тобой такое и почему за тобой так охотятся огневики.

Мальчишка кивнул и ответил:

— Раз надо, значит, поедем.

Я отметил про себя, как по-взрослому и спокойно он это произнёс. И как мне показалось, с чувством некоторой обречённости.

— Не переживай, — сказал я. — Это безопасно.

— Когда я с тобой, я вообще не переживаю. Только за Желтка немного страшно было в горах, когда его съесть хотели.

— Да кто бы его съел⁈ Он нас столько раз уже выручил, что стал полноправным членов команды. А своих мы не едим.

Добран улыбнулся и кивнул, соглашаясь со мной.

— Как ты тут вообще? — спросил я. — Чем занимался эти дни?

— Гуляю с Желтком, — ответил мальчишка. — Общаюсь с собаками.

— Общаешься? И что они тебе рассказали? — спросил я в шутку.

— Им грустно, — совершенно серьёзно сказал Добран. — Они сидят в клетках, а бегать им почти не дают. Вот сегодня некоторых забрали на охоту, а остальные ещё сильнее расстроились. Им плохо, что их не взяли.

— И как ты это понимаешь?

— Чувствую. Им очень плохо, и они слишком громко думают об этом.

«Громко думают» — интересное выражение, и, похоже, оно идеально объясняло способ, каким Добран общался с животными.

— А далеко мы сейчас поедем? — спросил мальчишка.

— Не знаю, — ответил я. — Надо будет спросить у Владыки. А что?

— Хочу поехать на Желтке. Ему скучно в загоне. Я каждый день вывожу его гулять, разговариваю с ним, но нормально побегать нам не дают.

— Это потому что Владыка и я заботимся о твоей безопасности, — объяснил я. — Ты же помнишь, как огневики пытались тебя заполучить? Не исключено, что здесь, на Севере, есть их люди, шпионы, которые могут попытаться тебя похитить. Надо быть начеку.

— Помню, — вздохнул Добран. — Но Желтка жалко. Ему хочется много бегать. Он скучает по большим прогулкам.

— Как ты это понял? Он тоже стал грустить? Тоже громко думал об этом?

— Он мне это сказал.

— Но как? — уточнил я. — Вслух?

Добран покачал головой и улыбнулся.

— Нет. Он же не умеет говорить, как мы.

— Но тогда как?

— Когда я смотрю ему в глаза, я просто чувствую, что он мне это говорит.

— А ты ему?

— Я ему тоже говорю. Желток умный, он всё понимает. И собаки умные. Жалко их, — сказал Добран, тихо вздохнул и опустил взгляд.

Похоже, у мальчишки даже способы общения с разными животными были разные: с собаками один, с ящером другой. Или с Желтком он общался, а собак лишь слушал? Как-то это всё было слишком странно, чтобы воспринимать всерьёз. Впрочем, я теперь находился в мире, наполненном магией, здесь все странности стоило воспринимать всерьёз. Недооценка чего-либо могла слишком дорого обойтись.

Пока я об этом всём рассуждал, к нам подошёл слуга, слегка приклонил голову и произнёс:

— Владыка велел вам следовать за мной.

— Ну что ж, раз велел, значит, надо следовать, — сказал я.

Добран сразу посмотрел на меня, словно спрашивая, можно ли.

— Можно, — ответил я на немой вопрос. — Бери своего Желтка, думаю, Владыка будет не против.

Мальчишка тут же расплылся в счастливой улыбке, подошёл к ящеру, погладил его по шее и сказал:

— Пойдём, Желток, побегаем.

Как я и предполагал, Николай возражать против того, чтобы Добран поехал на гусаке, не стал. Наоборот, он очень даже обрадовался, потому как мы могли теперь ехать в повозке вдвоём и нормально общаться, без лишних ушей.

А мальчишка был в восторге и, кажется, решил, что гусаку непременно нужно догнать каждую птицу, что мелькала над дорогой. Они то уносились далеко вперёд, то возвращались, нарезая широкие круги вокруг повозки. В общем, загонял пацан несчастного ящера, и к концу пути Желток, похоже, выполнил недельную норму шагов.

До места, где жили огневики-отступники, мы добирались примерно полтора часа. По пути Николай мне много чего рассказал о своих чаровниках, о тех, кто однажды по той или иной причине покинул Братство Истинного огня и ушёл на Север.

— За это верхушка ордена — Старшие братья меня люто ненавидят, — сказал Владыка и, усмехнувшись, добавил: — Да и не только за это.

Ещё он рассказал о том, как устроено поселение чаровников, как живут и чем занимаются бывшие огненные братья. Я слушал в основном молча, лишь иногда задавал вопросы.

— А почему они живут так далеко? — спросил я, когда дорога пошла под уклон и далеко внизу показались первые тёмные силуэты построек.

— Это место выбрано не просто так, — ответил Николай. — Там располагается очень мощное место силы. Любые заклятия там даются легче, и эффект от них сильнее. Некоторые чары в других местах вообще не работают. Например, те же запасы где попало не сделать.

— Запасы? — уточнил я. — Эти чаровники и запасы там для тебя делают?

— Запасы делают там, но не чаровники, им такое недоступно. Это работа рыжих.

— И ты тоже охотишься за этими бедолагами?

Владыка тихо рассмеялся, покачал головой и ответил:

— Нет, рыжие сами ко мне идут.

Я посмотрел на него с лёгким сомнением, а он, уловив мой взгляд, сказал:

— Не веришь? Ничего, скоро сам всё увидишь. Мы обязательно зайдём к рыжим. Тогда поймёшь.

Место силы, как назвал его Николай, оказалось обнесено высоким частоколом — добрых два метра, не меньше. Брёвна стояли вплотную, толстые, тёмные, с заострёнными верхушками, укреплённые металлическими скобами. Между ними не было ни единой щели.

— Такой серьёзный частокол — это чтобы никто не проник внутрь или чтобы никто не убежал? — поинтересовался я.

— Не делай из меня совсем уж чудовище, — ответил Николай. — Место стратегическое, важное. Поэтому охранять его нужно серьёзно.

Мы подъехали к массивным дубовым воротам, с крупными коваными петлями. Их створки были обиты пластинами из серого металла с выгравированными рунами. У ворот стояли два серых брата в серых, естественно, плащах с капюшонами. За спиной у каждого был лук, на поясе — меч. Увидев Владыку Севера, серые братья поклонились, один из них постучал по створке ворот и громко крикнул:

— Открывай! Владыка приехал!

За воротами глухо загудел механизм, потом раздался скрип железа, и створки начали расходиться. Повозка тронулась и медленно въехала внутрь, на территорию режимного объекта, как я его уже про себя прозвал.

Первое, что бросалось в глаза — идеальный порядок. Территория походила на смесь крепости и закрытого военного объекта. Ровная дорога была выложена серыми каменными плитами; по обе стороны стояли одинаковые деревянные дома, все как под копирку: чистые, аккуратные, с низким крыльцом, резными ставнями и дверями, окрашенными в один и тот же тёмно-синий цвет. И это были явно жилые дома.

Иногда попадались большие избы с высокими трубами и широкими окнами. Там, судя по звукам и запахам, явно кипела работа: где-то звенел металл, где-то глухо гудели кузнечные мехи, от некоторых доносился резкий запах горелой смолы и трав. Возле одного из домов стояли несколько человек в длинных плащах. Все обернулись, когда проезжала повозка Владыки, все поклонились.

Постепенно дорога пошла вверх, по небольшому склону. Наверху среди сосен показалось красивое здание, похожее на миниатюрный дворец: каменное, светлое, с вытянутыми окнами и резными наличниками, да тонкими башенками с декоративными шпилями по углам. Чёрная крыша блестела на солнце, будто полированная. У входа стоял слуга в тёмной форме: прямо, неподвижно, будто ждал нас.

Повозка остановилась прямо у входа в это здание. Мы с Николаем вышли. Слуга сразу же поклонился в пояс, после чего произнёс:

— Славься, Владыка!

Николай слегка поднял руку, отвечая на приветствие. Добран спрыгнул с Желтка, посмотрел на меня, затем на Владыку Севера и спросил:

— А можно Желтку попастись на травке?

Николай кивнул и показал рукой в сторону аккуратного поля, расположенного неподалёку, похожего больше на огромный ухоженный газон, чем на пастбище.

— Пусть пасётся там, — сказал он.

— Благодарю, Владыка, — произнёс Добран и тут же повернулся к своему ящеру и обратился уже к нему: — Иди, Желток, поешь травки.

После чего он похлопал гусака по шее и показал, куда идти. Ящер довольно фыркнул, расправил крылья и неторопливо направился к полю, важно ступая по траве. А мы с Николаем переглянулись. Оба отметили, как легко мальчишка управляется со зверем.

Отправив Желтка пастись, мы зашли на крыльцо. Слуга сразу же распахнул дверь настежь и ещё раз низко поклонился, пропуская нас внутрь. Мы вошли.

Внутри всё напоминало, что мы пришли в пристанище магов. Воздух здесь был тёплый, плотный, с довольно сильным ароматом трав, благовоний и чего-то непонятного, но очень резкого. Вокруг царил полумрак: свет лился откуда-то сверху, но вот откуда — непонятно. Мягкий, без теней, казалось, будто стены сами источают его.

Высокие потолки опирались на резные балки, стены были отделаны светлым камнем, а на полу лежала гладкая мозаика из зелёных и серых плит. На стенах висели карты, схемы, на которых были изображены то ли звёздные диаграммы, то ли какие-то магические круги.

Мы пошли по длинному и очень широкому коридору, больше похожему на огромную странную прихожую. По обе стороны этого коридора стояли высокие шкафы с застеклёнными дверцами: внутри — книги, склянки, кристаллы, инструменты, пергаменты. Мы дошли до конца этого странного помещения и остановился у массивной двери. Владыка толкнул её ладонью, и та легко поддалась.

Комната, в которую мы попали, оказалась очень просторной. В центре её стоял огромный тяжёлый стол из чёрного дерева, гладкий, будто лакированный. На нём были разложены пергаменты, толстенные книги, склянки с разными жидкостями, кристаллы, кусочки меди, серебра и золота, разные металлические инструменты, напоминавшие хирургические или лабораторные. А над всем этим клубился слабый аромат озона и дыма.

На полу лежал мягкий, густой ковёр, в углу стояло массивное кресло с изогнутой спинкой. Вдоль стен стояли высокие стеллажи со всевозможными аккуратно сложенными артефактами. Часть из них была обуглена, видимо, они когда-то были оружием, и их использовали в бою.

А за столом сидел мужчина лет пятидесяти, средней комплекции с густыми, чуть тронутыми сединой волосами, загорелым лицом, внимательными живыми глазами и чуть усталым взглядом. Он был одет в тёмно-синюю мантию с золотыми швами и каким-то хитрым знаком на груди. Это явно был один из тех огневиков-отступников, о которых говорил Николай. Всё в нём выдавало опытного мага, привыкшего много работать. Впрочем, к другому мы бы и не поехали.

И явно это был далеко не рядовой чаровник, а один из старших здесь, а может, вообще глава местных чаровников. Едва мы вошли, он поднялся из-за стола, поклонился и произнёс:

— Славься, Владыка! Рад видеть тебя. Твой визит — большая честь для нас.

— И я рад видеть тебя, достопочтенный Згал, — ответил Николай и, показав на меня и Добрана, добавил: — Это княжич Владимир и Добран — тот самый мальчик, о котором я тебе рассказывал.

Чаровник взглянул на Добрана, и глаза его сразу засветились живым интересом.

— Огневест? — уточнил он.

— Вот ты нам и скажи, — ответил Николай, — огневест он или нет.

Чаровник подошёл к Добрану почти вплотную, внимательно осмотрел его с головы до ног, будто считывал с него что-то невидимое. Кивал, качал головой, вглядывался, то отступая, то снова приближаясь. В итоге на его лице появилось искреннее, неподдельное восхищение, почти детское.

— Так что? — нетерпеливо спросил Николай. — Огневест?

— Сейчас, сейчас… — пробормотал Згал.

Он медленно поднял руки и поднёс их к Добрану, держа на расстоянии ладонь от ладони, словно между ними было что-то хрупкое. На лице чаровника появилось выражение крайней сосредоточенности. Он стоял так около минуты, пытаясь, что-то уловить, какие-то лишь ему известные сигналы, затем выдохнул, опустил руки и сказал:

— Очень похоже на то, что этот мальчик — огневест. По крайней мере, сила от него такая исходит, что мне аж не по себе.

Згал повернулся к нам, жестом указал на одну из полок и добавил:

— Да вот, смотрите!

Я перевёл взгляд туда, куда он показывал, и заметил три амулета на полке: один был выполнен в форме капли из прозрачного кристалла, оплетённый тонкой медной проволокой; второй — бронзовый диск с выгравированным солнцем и спиралью внутри; третий — маленький чернёный диск с трещинами, исписанный рунами.

Все они были разными, но объединяло их одно: они светились, не особо ярко, но достаточно, чтобы понять, что это не отражённый свет, что он исходит изнутри артефактов.

— Эти амулеты реагируют на мальчика, — сказал чаровник. — Подойди к ним поближе, Добран.

Мальчишка послушно подошёл к полке, и амулеты вспыхнули один за другим. Теперь они светились намного ярче.

— А теперь выйди на минуту из комнаты, — попросил Згал Добрана.

Тот послушно вышел за дверь, и свет на амулетах сразу же начал гаснуть. А буквально через несколько секунд они стали обычными безжизненными вещицами. Чаровник сам подошёл к полке, протянул руку к амулетам, и на них снова появилось свечение. Но очень слабое — едва заметное.

— Видите, какая слабая реакция? — спросил у нас чаровник. — И какая была у мальчишки. Попробуй ты, Владимир.

Я подошёл к полке, занёс руку над амулетами — они чуть дрогнули, но яркого свечения не произошло. Реакция была примерно такой же, как у самого Згала.

— Попробуй и ты, Владыка, — предложил чаровник.

Николай тоже поднёс руку к полке с амулетами. Те сразу ожили. Отреагировали на Владыку Севера они намного лучше, чем на меня и Згала, но до реакции на Добрана было далеко. Николай посмотрел на чаровника с лёгким недоумением.

— И что это значит? — спросил он. — Неужели у мальчишки сила мощнее, чем у меня?

Згал покачал головой и ответил:

— Нет, Владыка. Эти амулеты определяют не саму силу, а её дикую, неконтролируемую природу. По сути — потенциал.

— То есть, у него потенциал выше, чем у меня? — переспросил Николай.

— И это не совсем верно, — ответил чаровник. — Эти амулеты мы используем для поиска мест силы, зачарованных существ или предметов. Они реагируют на неуправляемые чары. У тебя, Владыка, сила куда мощнее, чем у мальчика, да и у княжича тоже. Но вы её контролируете, не разбрасываетесь. Вот, смотрите.

Згал ещё раз провёл рукой вдоль амулетов — те опять отреагировали, лишь едва заметно вспыхнув. Чаровник повторил движение, но во второй раз амулеты вспыхнули ослепительно, я аж невольно отвёл взгляд.

— Видите? — сказал Згал. — Первый раз я держал чары в себе. Второй — дал им волю. А от Добрана они исходят свободно и постоянно, сами по себе. В его возрасте иначе не бывает. После пятнадцати лет те, кто способны к чаровничеству, начинают учиться контролю. Примерно тогда же сила и просыпается в них в полной мере. Но у этого мальчика она уже есть. И много. Это нам и показали амулеты.

— То есть, к тому времени, как он научится держать силу в себе, её, возможно, станет ещё больше? — уточнил я.

— Не просто возможно, — ответил чаровник, — почти наверняка так и будет.

— А насколько можно доверять этим амулетам? — спросил Николай.

— Амулеты лишь наглядный пример, — улыбнувшись одними уголками губ, ответил Згал. — Они просто показывают, что всё серьёзно. А для полной уверенности я проверю мальчика сам.

Достопочтенный Згал позвал Добрана, указал ему на кресло и сказал:

— Сядь в кресло и закрой глаза. Не бойся и дыши ровно.

Добран послушно устроился в кресле, положил ладони на колени и прикрыл глаза. А чаровник подошёл к одному из шкафов, открыл дверцу и достал два амулета. Оба были крупные, почти с ладонь. Один — квадратный, медный, с впаянным в центр красным камнем, оплетённый по краям тонкой вязью рун. Второй — круглый, серебряный, с выгравированной надписью на незнакомом мне языке. Згал надел их оба себе на шею, и амулеты вспыхнули мягким светом: один красным, второй зеленоватым.

Чаровник подошёл к Добрану, сцепил пальцы в замок и прошептал несколько коротких заклятий, опять же на незнакомом мне языке. Воздух вокруг него и мальчишки заискрился, от стен потянуло теплом, будто они начали дышать. А с пола начал подниматься лёгкий пар, расстилаясь по плитам прозрачным туманом.

Згал опустился на одно колено перед креслом и провёл правой рукой в воздухе, прямо перед лицом Добрана — тонкая линия света повторила движение руки чаровника, затем сложилась в огненную руну, ярко вспыхнула и исчезла. Потом маг сделал то же самое левой рукой, получив тот же самый эффект, только руна появилась другая.

После этого Згал встал, выпрямился, глубоко вдохнул, будто сосредотачиваясь, и протянул руки к Добрану, не касаясь его. Пальцы чаровника двигались медленно перед лицом мальчишки, следуя невидимым линиям. Из кончиков его пальцев начали выходить тонкие нити едва различимого света, и эти нити потянулись к Добрану. Они оплели его, образовав вокруг мальчишки полупрозрачный светящийся кокон.

Добран чуть повёл плечом и слегка дёрнулся, будто что-то почувствовал, но на лице его не было ни страха, ни боли. Он сидел абсолютно спокойно. Згал тем временем начитал очередное заклинание, и кокон вокруг мальчишки стал настолько ярким, что на него стало уже неприятно смотреть. Добран задышал чаще, несколько раз довольно сильно дёрнулся, а в какой-то момент у него даже приподнялись волосы на затылке. Но лицо при этом было спокойным.

Свет вокруг амулетов Згала то разгорался, то почти полностью гас; чаровник несколько раз менял положение рук, то приближая ладони к голове Добрана, то опуская их к груди мальчишки, будто проверял, где сильнее отклик. Наконец, он опустил руки, и светящийся кокон вокруг Добрана сразу же развеялся.

— Всё, — сказал Згал негромко. — Можешь открыть глаза. И сходи подыши свежим воздухом, лишним не будет.

Добран послушно открыл глаза, несколько раз моргнул, затем встал и, оглянувшись на нас с Николаем, молча вышел. Когда за ним закрылась дверь, чаровник снял амулеты, положил их на стол и уверенно заявил:

— Сомнений больше нет. Мальчик действительно огневест. И ещё зверослов. Сильнейший из всех, кого я когда-либо встречал.

— Зверослов — это хорошо, но ведь это не главное для огневеста, — заметил Николай. — Должно же быть что-то ещё, какое-то уникальное умение.

— Дар зверослова вполне может быть основным, — сказал Згал. — И я думаю, что здесь именно такой случай.

— Это как-то несерьёзно. Ты уверен?

Чаровник сразу не ответил Владыке. Он посмотрел на него взглядом человека, который уверен в своём выводе и не собирается оправдываться. Но до пояснения он всё же снизошёл.

— Прошу не путать, Владыка, обычного зверослова и зверослова-огневеста, — спокойно сказал Згал. — Это совершенно разные уровни. Зверослов-огневест способен развить свой дар до такой степени, что сможет одним лишь намерением останавливать целые стада камнерогов и управлять ими. Или заставлять стаи шептокрылов лететь туда, куда ему нужно. И не заклинанием, а просто силой мысли. И это я не преувеличиваю, всё именно так.

В голосе чаровника чувствовалась твёрдость человека, уверенного в том, что знает, о чём говорит. Николай выслушал его, нахмурился и сказал:

— Но ведь огневест — это ещё и вестник чего-то. Вестник перемен, беды, радости, новой силы… чего угодно. Тогда скажи нам, вестником чего может быть зверослов?

Згал пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Это можно понять только при помощи книг пророчеств, а они все хранятся в Огненном Посаде, у Старших братьев.

— А если попробовать прикинуть хотя бы примерно? — не отставал Владыка. — Что это может значить?

— Если гадать, — ответил чаровник, — то вполне возможно, речь идёт о грядущем нашествии зверей. Или, может, откуда-то издалека из-за пределов Девятикняжья, придут орды диких существ, сметающих всё на своём пути. И чтобы их остановить, потребуется сильнейший зверослов. А может, придут вовсе и не звери, а нечто иное, хуже и страшнее. Вообще из другого мира. Тут гадать бесполезно, без книги пророчеств это всё пустые домыслы.

Я слушал, не перебивая, и невольно подумал, какого же ценного мальчишку мы перехватили у огневиков. Теперь становилось ясно, почему за ним шла такая охота. Николай же вздохнул, покачал головой и подвёл итог рассуждениям.

— Получается, — сказал он, — что Добран всё-таки и есть огневест. Хоть мы и не знаем, какую весть он нам всем в итоге принесёт или, может, уже принёс, но мы её просто не можем считать.

— В том, что он огневест, даже не сомневайся, Владыка, в этом я никак не мог ошибиться, — подтвердил Згал, а потом спокойно, будто речь шла о чём-то обыденном, добавил: — Советую вам убить мальчишку.

У меня от этих слов аж дыхание перехватило. Даже грозный Владыка Севера замер от неожиданности. Несколько секунд в комнате стояла полная тишина, а затем Николай всё же спросил:

— С чего вдруг такой категоричный совет?

— С того, — ответил Згал, — что если этот мальчик когда-нибудь сумеет раскрыть весь свой потенциал, он может принести Девятикняжью не только благо, но и великую беду, равную катастрофе, какой этот мир ещё не знал. За всю жизнь я не встречал ещё потенциал такого масштаба, но никто не ведает, что впоследствии перевесит в его душе — свет или тьма. Я бы на вашем месте не рисковал.

Згал говорил спокойно, сухо, как человек, привыкший рассуждать без эмоций и всё хорошо взвесивший. И от этого его слова казались ещё более жуткими, у меня даже неприятный холодок по спине от них пробежал.

И теперь всё окончательно встало на свои места. Теперь было ясно, почему огневики готовы на всё, чтобы заполучить Добрана. Похоже, в Огненном братстве давно поняли, кто он такой. Скорее всего, ещё в Гардове всё вычислили, но не подумали, что кто-то сумеет увести мальчишку у них из-под носа. Жёстко лопухнулись. Невероятное головотяпство и разгильдяйство.

— И какие же такие великие беды он может принести? — спросил Николай. — Что, зверей на людей натравит?

— Это не страшно, — спокойно ответил Згал.

— А что тогда страшно? — поинтересовался я.

Чаровник перевёл на меня взгляд и ответил без малейшей паузы:

— При определённом стечении обстоятельств, хорошем развитии дара и должной подготовке, такой зверослов сможет превращать людей в зверей.

— Это как? — уточнил я. — В прямом смысле превращать?

— Не совсем. Он не изменит тела людей, но он сможет вселять в них звериное сознание. Внешне они останутся людьми, но человеческий разум их покинет. Они станут вести себя, как дикие звери и будут полностью подчиняться зверослову — без воли, без страха, без мыслей.

Чаровник сделал паузу, будто давая нам время осознать сказанное, и продолжил:

— И я говорю не о единицах, над которыми нужно трудиться неделями. Нет! При удачном раскладе и хорошо натренированных навыках он сможет одним движением руки обратить целый отряд врагов в безумную орду, что растерзает саму себя. Люди будут рвать друг друга, как дикие звери, не понимая, что делают. Такой зверослов сможет войти в город и уничтожить его, обратив половину жителей в безумных тварей, которые нападут на остальных. Они будут набрасываться на своих ближних и убивать их. Такие чары невозможно остановить и очень трудно обернуть назад. Они подавляют разум полностью, люди не осознают, что делают. Они просто рвут, кромсают, убивают. Только сильнейшие чаровники или те, у кого есть мощные защитные амулеты, смогут устоять. Остальные — нет.

Мне стало не по себе от расписанных перспектив, и я просто не знал, что на это сказать. Грозный Владыка Севера тоже молчал. Впервые я видел его по-настоящему растерявшимся. Даже воздух в комнате будто стал тяжелее.

Пока мы обдумывали и пытались как-то осознать услышанное, достопочтенный Згал повторил свой совет:

— Убейте мальчика. Никакая потенциальная выгода от использования огневеста не перевесит того вреда, который он может нанести, если однажды у него помутнеет рассудок.

— А с чего вдруг он должен мутнеть? — возмутился я. — Добран — нормальный, адекватный мальчишка.

— Рассудок — слабое место у очень сильных чаровников, — спокойно ответил Згал. — Почти всё руководство Братства Истинного огня, все Старшие братья — безумцы. Каждый со своей формой помешательства, но нормальных среди них почти нет. А может, вообще нет. К тому же известен далеко не один случай, когда огневесты творили жуткие вещи, лишившись разума. Но огневест огневесту рознь. Иные просто в силу своего дара не обладают разрушительными или опасными навыками, а вот тронувшийся умом или просто озлобившийся по какой-то причине огневест-зверослов — это едва ли не самый жуткий и опасный тип чаровника-безумца, это худший из всех возможных вариантов.

Самое паршивое, что слова Згала звучали не как предостережение о возможных проблемах, а как точный диагноз, поставленный Добрану на основании многолетних наблюдений за огневестами и сильнейшими огневиками. И это пугало больше всего.

— Хорошо, — согласился я. — Тронуться умом в теории при таких нагрузках немудрено. Но я сказал, в теории, потому как, я уверен, что само окружение здесь играет большую роль. Но с чего вдруг он должен озлобиться? Добран исключительно добрый мальчик.

Згал пожал плечами и опять совершенно спокойно, без какого-либо негатива в голосе ответил:

— Да с чего угодно. На почве защиты животных, например. Увидит, что кто-то собаку ударил, и взбесится. Или какой-нибудь крестьянин крыс потравит в своём амбаре, а огневесту этих крыс жалко станет, и он решит отомстить — убьёт в ответ крестьянина. Причём со всей семьёй, ведь тот крыс тоже всех потравил — с крысятами. Или решит отомстить за заколотого кабанчика. Вариантов озлобиться у зверослова множество. Кстати, он у вас мясо ещё ест?

Чаровник посмотрел на меня, а я не знал, что ему ответить. Этот вопрос застал меня врасплох, но не потому, что звучал странно, а потому что… я не мог вспомнить.

— В горах совсем недавно ел. Потом вроде тоже. Но в последние дни мы питались раздельно, поэтому точно сказать не могу, — признался я.

Згал кивнул и сказал:

— Следите за этим, если решите сразу не убивать. Как прекратит есть мясо, это будет первый дурной знак.

И мне снова стало жутко — от мысли, что рацион Добрана теперь может стать индикатором судьбы Девятикняжья. Дичь какая-то, но с другой стороны, выглядело всё очень даже логично. И от этого ещё более страшно. Николай, судя по его озадаченному виду, тоже пока ещё не до конца смог принять услышанное и сформировать к этому своё отношение.

— Благодарю тебя, достопочтенный Згал и за помощь, и за откровенность, — сказал он. — Думаю, будет лишним говорить, что никто не должен знать о том, что ты смотрел мальчика. И уж тем более, о том, что ты увидел в нём.

— Конечно, Владыка, — ответил чаровник. — Никто не узнает о том, что здесь сегодня происходило. Можешь быть в этом уверен. И в свою очередь разреши поблагодарить тебя за то, что позволяешь мне и моим братьям заниматься любимым делом.

После этих слов достопочтенный Згал поклонился Владыке Севера в пояс и как будто, ещё раз прокрутив в уме весь риск и холодно взвесив возможные последствия, он тихо добавил:

— Убей мальчика, Владыка. Риск не оправдан. Что угодно может случиться, если такого уровня зверослов потеряет контроль над собой и своим разумом. Или, что намного хуже, если он попадёт в руки Старших братьев.

— Надеюсь, в руки Старших братьев он не попадёт, — сказал Николай. — Об этом я уж смогу позаботиться. Но над тем, что ты сказал, нам кончено, придётся задуматься.

— Нечего тут думать, Владыка, — уверенно произнёс чаровник. — Убей мальчика.

— Я подумаю над этим, — пообещал Николай, после чего мы попрощались с достопочтенным Згалом и ушли.

Выйдя на улицу, какое-то время мы просто молча стояли, переваривая полученную информацию. Всё, что сказал Згал, не укладывалось в голове. Убить Добрана? Убить мальчишку просто из-за того, что он когда-нибудь может стать опасным? Для меня, человека двадцать первого века, это была дикость, но в парадигме этого мира чаровник действовал вполне логично: зачем рисковать, если можно не рисковать?

Оставалось теперь понять, какого мира было больше в Николае: нашего с ним или уже этого? И похоже, от этого зависела судьба Добрана, как бы дико это ни звучало. Надо было обсудить с Николаем сложившуюся ситуацию, но я не знал, с чего начать разговор. И что вообще говорить? Какие доводы привести в пользу того, что не надо убивать Добрана, кроме того, что он ребёнок и Згал может ошибаться? Так себе доводы, если Владыка Севера уже мыслил категориями этого мира.

Разве что стоило сыграть на том, что такой сильный чаровник нужен самим. Особенно в свете возможной войны с чёрными альвами, вестником нашествия которых Добран вполне мог являться. А если он вестник нашествия этой жуткой орды из другого мира, то по логике он же должен стать и оружием против них. По крайней мере, можно было попробовать надавить на это.

Главное, чтобы Добран теперь не чудил и ничего экстраординарного не вытворял. И продолжал есть мясо. Я ещё раз попытался вспомнить, когда он ел его в последний раз, но вспомнить не смог. Зато в памяти тут же всплыли его утренние слова о грусти собак и жалобы на то, что с ними на псарне плохо обращаются. И недовольство, что Желтку не дают нормально побегать. Утром я вообще пропустил это всё мимо ушей, но теперь эти слова воспринимались иначе.

Да уж, показали, называется, мальчика специалисту, чтобы не переживать. Теперь придётся переживать в десять раз больше. Если не в сто. Но с другой стороны, лучше такие вещи знать. Хотя, конечно, пока не знал, было спокойнее. А теперь вот думай постоянно. И следи: не перестал ли Добран есть мясо.